Заключение

Как показало исследование российского институционального дизайна, формирование в парламенте партии большинства является рациональной стратегией правящей группы. В то же время эта стратегия естественно вытекает из особенностей генезиса и функционирования современной российской политической элиты. Проведенный анализ позволяет констатировать, что теоретически оправданная модель “партии власти” — это партия парламентского большинства, служащая опорой президента как в парламенте (в виде доминирующей фракции), так и в ходе выборов (в качестве его собственной электоральной машины). Перспективы сохранения конкретной “пар­тии власти” в качестве инструмента реализации стратегии правящей группы зависят от степени ее соответствия данному определению. Успех в формировании партии большинства в парламенте и на президентских выборах способствует тому, что партия и дальше будет использоваться для достижения этих целей. Несоответствие же вышеуказанным критериям, скорее всего, должно привести к отказу от дальнейшей поддержки подобной организации. Критическим здесь является вопрос о том, будут ли издержки по сохранению существующей организации выше, чем затраты на создание с нуля новой “партии власти”. Как представляется, отсутствие надежды на то, что неудачно выступившее образование будет в состоянии решить поставленные перед ним задачи на следующих выборах, делает более вероятным создание новой “партии власти”. Не вдаваясь в рассмотрение электоральных неудач “Выбора России” и НДР, можно констатировать, что оба движения были “выброшены за ненадобностью” их создателями и опекунами, причем такой исход был в решающей степени обусловлен неадекватностью институциональных стимулов к их формированию. Поддается ли российский институциональный дизайн реформированию, направленному на оптимизацию среды для “партии власти”?

Мы видели, что одно из основных препятствий к созданию эффективной “партии власти” связано с взаимной противоречивостью стимулов к партийному строительству, порождаемых двумя частями применяемой на парламентских выборах избирательной системы. Стало быть, простое институциональное решение проблемы состояло бы в реформе, заменяющей “смешан­ную” избирательную систему на “однородную”. Вопрос лишь в том, какую из частей сохранить. Уже при Б.Ельцине довольно широкое распространение получило мнение, что “помилования” заслуживает система большинства в одномандатных округах. Такую позицию в ходе кампании 1999 г. высказывали и лидеры “Единства”. Думается, однако, что отмена выборов по партийным спискам устранила бы важнейшее институциональное условие существования российских политических партий вообще, а значит — и “партии власти”. Обеспечив представительство местных нотаблей, система большинства оставила бы президента один на один с парламентом, озабоченным местными проблемами и решающим их на основе клиентелизма. Вряд ли такая мера способствовала бы консолидации власти в стране. Даже опыт самого “Единства” свидетельствует о том, что шансы “партии власти” на успех по списочной части выборов отнюдь не ниже, чем в одномандатных округах. Правда, выборы по партийным спискам требуют формирования четкого имиджа партии, а мы уже видели, что идеологическая идентичность “партии власти” по необходимости размыта. Однако этот недостаток можно компенсировать за счет харизматичности. Более того, в условиях сильной президентской власти подобный выбор становится естественным. Конечно, при этом возникает потребность в определенной адаптации дизайна президенциализма. Но способы такой адаптации вполне очевидны.

Во-первых, “партия власти” выиграла бы в случае отказа от мажоритарной системы в пользу системы простого большинства. Это снизило бы трансакционные издержки, неизбежные при формировании коалиций перед вторым туром выборов, и приблизило бы партийную систему к бинарному формату. Тогда выросла бы и потенциальная полезность “партии власти”. Во-вторых (и это, вероятно, еще важнее), эффективная “партия власти” в России станет реальной лишь при соответствующем электоральном расписании. Чтобы ориентирующаяся на президента партия могла занять видное место в Думе, последняя должна избираться либо одновременно с главой государства, либо сразу после него. В последнем случае вступает в действие так наз. эффект медового месяца, обеспечивающий особо благоприятные для президента результаты парламентских выборов. Своего рода симуляция такого эффекта имела место в ходе думской кампании 1999 г., когда именно “наследник”, а не действующий президент провел в Думу движение “Единство”. Надо заметить, что изменение электорального расписания как способ институциональной инженерии весьма выгодно уже потому, что не требует значительной ревизии существующего законодательства (чего нельзя сказать об изменении избирательной системы).

Таким образом, “партия власти” — стратегия не только рациональная, но и принципиально реализуемая. Но каковы возможные последствия осуществления этой стратегии? Несомненно, важнейшим условием российской демократизации выступает расширение политического участия граждан, а это, в свою очередь, требует развития партий совсем иного типа. Более того, можно утверждать, что “партии власти” серьезно препятствуют становлению массового демократического участия. Однако подобное утверждение имеет смысл лишь в контексте анализа, игнорирующего переходный характер российской государственности. Низкий уровень смены элит в ходе российской политической трансформации привел к появлению целого ряда феноменов, которые, не являясь демократическими по существу, служат средствами адаптации авторитарных элит к новым институциональным условиям. Наиболее яркий пример такого рода феноменов — комплекс явлений, связанных с так наз. российским федерализмом. Не секрет, что последний долго был прикрытием для самых архаичных, авторитарных элементов государственного уклада [см. Петров 2000]. Не исключено, что преодоление подобных элементов когда-нибудь приведет демократическую Россию к государственной централизации. Однако, на наш взгляд, допустим и другой вариант развития событий — постепенное наполнение демократической институциональной формы, каковой, собственно говоря, и является федерализм, адекватным ей содержанием. Сходным образом обстоит дело и с “партией власти”. Она может остаться прибежищем авторитарных тенденций или исчезнуть за ненадобностью, но возможна и ее эволюция в направлении “нормальной” партии, полностью адаптированной к условиям демократического общества. Такой путь представляется более органичным, если не более вероятным.