Особенности коммунального движения в различных городах средневековой Европы

Коммунальные движения проходили в различных странах по-разному, в зависимости от условий исторического развития, и приводили к различным результатам.

В Южной Франции горожане добились независимости без кровопролития (IX - XIII вв.). Графы Тулузы, Марселя, Монпелье и других городов Южной Франции, как и Фландрии, являлись не только городскими сеньорами, но государями целых областей. Они были заинтересованы в процветании местных городов, раздавали им муниципальные вольности, не препятствовали относительной самостоятельности. Однако они не желали, чтобы коммуны становились слишком мощными, получали полную независимость. Так произошло, например, с Марселем, который в течение столетий был независимой аристократической республикой. Но в конце XIII в. после 8-месячной осады граф Прованса Карл Анжуйский взял город, поставил во главе его своего наместника, стал присваивать городские доходы, дозируя средства для поддержки выгодных ему городских ремесел и торговли.1

Города Северной Франции (Амьен, Лан, Бове, Суассон и др.) и Фландрии (Гент, Брюгге Лилль) стали самоуправляющимися городами-коммунами в результате упорной, в основном вооруженной, борьбы. Горожане выбирали из своей среды совет, его главу - мэра и других должностных лиц, имели собственный суд, военное ополчение, финансы, самостоятельно устанавливали налоги. Эти города освобождались от ренты и сеньориальных повинностей. Взамен они уплачивали сеньору определенную небольшую денежную ренту, в случае войны выставляли небольшой военный отряд, нередко сами выступали как коллективный сеньор по отношению к крестьянам окрестных территорий.

Города Северной и Средней Италии (Венеция, Генуя, Сиена, Флоренция, Лукка, Равенна, Болонья и др.) стали коммунами в IX - XII вв. Одной из ярких и типичных страниц коммунальной борьбы в Италии была история Милана - центра ремесла и торговли, важного перевалочного пункта на путях в Германию. В ХI в. власть графа там сменилась властью архиепископа, который управлял при помощи представителей аристократических и клерикальных кругов. В течение всего ХI в. горожане вели борьбу с сеньором. Она сплотила все городские слои. С 50-х годов движение горожан вылилось в гражданскую войну против епископа. Она переплелась с мощным еретическим движением, охватившим тогда Италию, - с выступлениями вальденсов и особенно катаров. Повстанцы-горожане нападали на клириков, разрушали их дома. В события были втянуты государи. Наконец, в конце ХI в. город получил статус коммуны. Во главе его встал совет консулов из привилегированных граждан - представителей купеческо-феодальных кругов. Аристократический строй Миланской коммуны, конечно, не удовлетворял массу горожан, их борьба продолжалась и в последующее время.

В Германии в XII - XIII вв. появились так называемые имперские города - они формально подчинялись императору, но на деле были независимыми городскими республиками (Любек, Франкфурт - на Майне и др.). Они управлялись городскими советами, имели право самостоятельно объявлять войну, заключать мир и союзы, чеканить монету и т.д.

Но иногда освободительная борьба городов была очень длительной. Более 200 лет длилась борьба за независимость северофранцузского города Лана. Его сеньор (с 1106 г.) епископ Годри, любитель войны и охоты, установил в городе особенно тяжкий режим, вплоть до убийства горожан. Жители Лана сумели купить у епископа хартию, предоставляющую им определенные права (фиксированный налог, уничтожение права "мертвой руки"), заплатив и королю за ее утверждение. Но епископ вскоре нашел хартию для себя невыгодной и, дав взятку королю, добился ее отмены. Горожане восстали, разграбил дворы аристократов и епископский дворец, а самого Годри, спрятавшегося в пустой бочке, убили.

В одном из первых мемуарных произведений средневековой литературы, автобиографии Гвиберта Ножанского "Рассказ о собственной жизни", приводятся яркие свидетельства восстания горожан Ланской коммуны.

Гвиберт Ножанский (жил в XI - XII вв.) родился во французской рыцарской семье, стал монахом, получил в монастыре прекрасное для того времени литературное (частично философское) и богословское образование. Известен как богослов и историк. Особенно интересны его исторические произведения. Обладая талантом литератора, Гвиберт описывает события живо и красочно.

Защищая интересы церкви и стоя на страже феодального строя в целом, Гвиберт был враждебно настроен к восставшим горожанам. Но в то же время он открыто обнажает пороки и преступления отдельных представителей господствующего класса, с возмущением говорит о жадности феодалов и их бесчинствах.

Гвиберт Ножанский пишет: "Над этим городом издавна тяготило такое злополучие, что в нем никто не боялся ни бога, ни властей, а каждый, сообразуясь лишь со своими силами и со своими желаниями, производил в городе грабежи и убийства.

…Но что я скажу о положении простого народа? …Сеньоры и их слуги совершали открыто грабежи и разбои; ночью прохожий не пользовался безопасностью; быть задержанным, схваченным или убитым - вот единственное, что его ожидало.

Духовенство, архидиаконы и сеньоры… изыскивая всевозможные способы, чтобы вытянуть у простонародья денег, вступили в переговоры через их посредников, предлагая предоставить право, если они заплатят достаточную сумму, образовать коммуну.

…Сделавшись сговорчивее от золотого дождя, падавшего на них, они дали обещание народу, скрепив его присягой, точно соблюдать заключенный договор.

… Склоненный щедрыми дарами простолюдинов, король согласился утвердить этот договор и закрепить его присягой. Боже мой! Кто бы мог рассказать о той борьбе, которая разгорелась, когда после того, как были приняты подарки от народа, и дано было столько клятв, эти же самые люди стали пытаться разрушить то, что они клялись поддерживать, и пытались вернуть в прежнее состояние рабов, однажды освобожденных и избавленных от всей тягости ярма? Необузданная зависть к горожанам снедала, в самом деле, епископа и сеньоров…

…Нарушение договоров, создавших Ланскую коммуну, наполнило сердца горожан гневом и изумлением: все лица, занимавшие должности, прекратили исполнение своих обязанностей…

…не гнев, а ярость дикого зверя охватила людей низшего класса; они составили заговор, скрепленный взаимной клятвой, убить епископа и его единомышленников…

…Многочисленные толпы горожан, вооруженные шпагами, обоюдоострыми топорами, луками, секирами, дубинами и копьями, наполнили храм пресвятой девы и устремились во дворе епископа…

…Не будучи в силах, в конце концов, отразить смелые атаки народа, епископ оделся в платье одного из своих слуг, бежал в подвал под церковью, заперся там и спрятался в винной бочке, отверстие в которой заткнул один верный слуга. Годри думал, что хорошо укрылся.

…горожанам удалось найти свою жертву. Годри, хотя и грешник, однако же помазанник божий, был вытащен за волосы из бочки, осыпан множеством ударов и повлечен, среди бела дня, в узкий монастырский переулочек…Несчастный молил в самых жалких выражениях о милосердии, обещал принести клятву, что он никогда не будет их епископом, предлагал им большие суммы денег и обязался покинуть отечество, но все с ожесточением отвечали ему только оскорблениями; один из них, Бернар, подняв свою обоюдоострую секиру, свирепо раскроил этому хотя и грешному, но священному…человеку".

Приведенный документ рисует яркую картину борьбы горожан города Лана с сеньором-епископом Годри, типичным представителем своего класса. Из документа следует, что горожане Лана, обладая уже некоторой материальной силой, в юридическом отношении оставались в той же зависимости от своего феодала, что и раньше. Сеньор по-прежнему мог

грабить и притеснять их, издеваться над их достоинством. Поэтому в городе и вспыхивает восстание, в результате которого Ланская коммуна была уничтожена. Король Франции, Людовик VI, признавший коммуну, вероломно нарушил свое обещание.

Король вооруженной рукой восстановил в Лане старый порядок, но в 1129 г. горожане подняли новое восстание. Долгие годы шла затем борьба за коммунальную хартию с переменным успехом: то в пользу города, то в пользу короля. Лишь в 1331 г. король с помощью многих местных феодалов одержал окончательную победу. Управлять городом стали его судьи и чиновники.

Города, расположенные на королевской земле, в странах с относительно сильной центральной властью, не могли добиться полного самоуправления. Это было почти общим правилом для городов на королевской земле, в странах с относительно сильной центральной властью. Они пользовались, правда, рядом привилегий и вольностей, в том числе и правом избирать органы самоуправления. Однако эти учреждения обычно действовали под контролем чиновника короля или иного сеньора. Так было во многих городах Франции (Париж, Орлеан, Бурж, Лоррис, Нант, Шартр и т.д.) и Англии (Лондон, Линкольн, Оксфорд, Кембридж, Глостер и др.). Ограниченные муниципальные свободы городов были характерны для Скандинавских стран, многих городов Германии, Венгрии, и их вовсе не было в Византии.

Под властью сеньоров оставалось и большинство мелких городов, не обладавших необходимыми силами и денежными средствами для борьбы со своими сеньорами; особенно это было характерно для городов, принадлежавших духовным сеньорам.

Таким образом, коммунальные движения в различных странах проходили в разных формах, в зависимости от конкретно - исторических условий.

Некоторым городам удавалось за деньги получить вольности и привилегии. Другие завоёвывали эти вольности в длительной вооружённой борьбе.

Одни города стали самоуправляющимися городами - коммунами, но немало городов или не смогли добиться полного самоуправления, или целиком остались под властью сеньориальной администрации.

1. Социальная структура средневекового города.

При изучении средневекового города неиз­бежно возникает проблема социальной струк­туры его населения. Аспектов у этой проблемы много. Главный из них: кто же они, средне­вековые горожане, откуда взялось городское население, в чем его экономическая и со­циальная специфика? Затронуты и другие воп­росы: имущественная и социальная дифферен­циация в среде горожан и в то же время инте­грация различных элементов и групп в со­словие горожан, полноправие и неполноправие внутри городской массы и т. д [1]. Из кого же состояло городское население? Из разнородных элементов: из купцов, первоначально живших в обособленных поселениях, которые в Германии именовались «вик»; из ремесленников свобод­ных и несвободных, зависимых от феодала, сеньора города; из вассалов городского сеньора, из его слуг, выполнявших различные адми­нистративные обязанности - они вершили суд, собирали подати с населения, их называли ми-нистериалами [2]. Большинство горожан перво­начально составляли несвободные крестьяне, ремесленники, беглый сельский люд (бежавшие от своих прежних господ). Большая часть зе­мель, на которых работали крестьяне, к XI в. принадлежала феодалам. Крестьян, чья жизнь была особенно тяжела, называли во Франции -сервами, а в Англии - вилланами. Во время не­прерывных междоусобных войн крестьяне ис­кали защиты у соседнего сеньора или монастыря. Найдя могущественного покровителя, крестья­нин вынужден был признать свою зависимость от него, передать ему в собственность свой зе­мельный надел. Зависимый крестьянин продол­жал вести хозяйство на прежнем своем наделе, но за пользование им господин требовал ис­полнения барщины и уплаты оброков. Власть феодала над крестьянином проявлялось не только в том, что тот работал на барщине и платил оброк, он был лично подвластен фео­далу, землевладелец судил его в своем суде, крестьянин не имел право без позволения своего господина переселиться в другую мест­ность. Однако, несмотря на поземельную и личную зависимость от феодала, крестьянин не был абсолютно бесправен. Сеньор не мог каз­нить его, согнать с надела (если тот выполнял свои обязанности), продать или обменять без земли и отдельно от семьи. Огромную роль в жизни средневековых людей играл обычай, ко­торый соблюдали как крестьяне, так и сеньоры. Размеры оброка, виды и продолжительность барщинных работ не менялись из поколения в поколение. То, что было раз и навсегда уста­новлено, считалось разумным и справедливым. Сеньоры не могли по своей воле увеличить крестьянские повинности. Сеньоры и крестьяне были нужны друг другу: одни были «всеоб­щими кормильцами», от других трудовой люд ждал защиты и покровительства.

В средние века все население Европы дели­лось на три группы — три сословия (входящие в три сословия люди обладали разными пра­вами и обязанностями). Служители церкви (свя­щенники и монахи) составляли особый слой населения — духовенство, считалось, что оно руководит духовной жизнью людей — забо­тится о спасении душ христиан; рыцари защи­щают страну от чужеземцев; крестьяне и горо­жане занимаются сельским хозяйством и ре­меслом.

Тот факт, что на первом месте стояло духо­венство, вовсе не случаен, ведь главным для средневекового европейца были его отношения с Богом, необходимость спасения своей души после окончания земной жизни. Духовенство располагало своей собственной церковной иерар­хией и дисциплиной, а также суммой при­вилегий, резко отделивших его от светского мира. Служители церкви в целом были обра­зованнее рыцарей и, тем более, крестьян. Почти все ученые, писатели и поэты, художники и музыканты той эпохи были духовными лицами; они же часто занимали высшие государст­венные должности, оказывая влияние на своих королей. Духовенство делилось на белое и чер­ное, или монашество. Первые монастыри — общины монахов — появились в Европе уже после падения Западной империи. Монахами в основном становились глубоко верующие хрис­тиане, желавшие посвятить свою жизнь исклю­чительно служению Богу. Они давали обеты (обещания): отказаться от семьи, не жениться и не выходить замуж; отказаться от имущества, жить в бедности; беспрекословно подчиняться настоятелю монастыря аббату (в женских монастырях — аббатисе), молиться и трудиться. Многие монастыри владели обширными зем­лями, которые обрабатывали зависимые кре­стьяне. При монастырях часто возникали школы, мастерские по переписке книг, библиотеки; мо­нахи создавали исторические летописи (хро­ники). В средние века монастыри были центрами образования и культуры.

Второе сословие составляли светские фео­далы, или рыцарство. Важнейшими занятиями рыцарей были война и участие в военных со­стязаниях — турнирах; досуг рыцари прово­дили на охоте и на пирах. Обучение письму, чтению и математике не было обязательным. В средневековой литературе описаны правила достойного поведения, которым должен был следовать каждый рыцарь: быть беззаветно пре­данным Богу, верно служить своему сеньору, заботиться о слабых и беззащитных; соблюдать все обязательства и клятвы. В действитель­ности рыцари далеко не всегда следовали пра­вилам чести. Во время войн они часто творили всяческие бесчинства. Феодалы жили в крепких каменных замках (в одной только Франции их было около 40 тысяч). Замок окружал глубокий ров, проникнуть внутрь можно было только при опущенном подъемном мосте. Над стенами замка высились оборонительные башни, глав­ная — донжон, состояла из нескольких этажей. В донжоне находилось жилище феодала, пир­шественный зал, кухня, помещение, где хра­нились припасы на случай длительной осады. В замке, кроме феодала, жили его семья, воины и слуги.

Основную массу населения Европы в сред­ние века составляло крестьянство, проживав­шее в небольших деревнях по 10—15 дворов в каждой. Крестьяне пытались высвободиться от гнета феодалов путем участия в крестовых по­ходах, паломничества, бежали в леса, в воз­рождавшиеся и рождающиеся города. Они могли реально освободиться, лишь убежав в города [3]. Таким образом, большинство из них и освобождались от личной зависимости. В этом мы можем убедиться, читая статью 2 из го­родского права города Гослара, дарованного императором Фридрихом II в 1219 году: «Если же какой-либо чужак войдет в этот город для проживания и пребудет в нем год и день так, что никто не обвинит и не уличит его в сер­вильном состоянии, да возрадуется он свободе, являющейся общим достоянием других горо­жан, а после смерти никто да не посмеет предъявлять в отношении его претензии как к своему серву» [4]. Городской человек, ремес­ленник или купец, переставал быть крепост­ным, если ему удавалось прожить в городе определенный срок. Он уже не чувствовал над собою гнета помещичьего режима [5]. Го­родской воздух становился волшебным, и делал крепостного свободным. Только в городе, само­стоятельно занимаясь ремеслом или торговлей, крестьянин получал возможность развивать свою деятельность. Но эта свобода не была абсолютной свободой. Эта была свобода от феодально-поместного гнета. Городской сеньор все же облагал горожан, но это обложение, уже не могло поглотить всей массы прибавочного труда ремесленников и всей торговой прибыли купцов [6].

На экономической почве складывался и сплачивался новый, прежде феодализму неве­домый социальный слой - горожане. В рамках господствующего класса - сословия феодалов, в свою очередь, действовали более или менее крупные сословия, принадлежность к которым обеспечивала определенный социальный статус.

С.М. Стам указывает что горожане были очень неоднородным слоем. Но их объединяла общая заинтересованность в наибольшей сво­боде развития городского товарного производ­ства и обмена. Объективность данной социаль­ной общности реализовалась в коммунальной борьбе, в выработке городского права [7]. Го­родское право фиксируется в источниках как привилегия. Но, как могло быть иначе в об­ществе, где право составляло монополию феодального класса, а все прочие были бес­правны? Горожанам, естественно, приходи­лось отвоевывать свои права и фиксировать их, так сказать, в порядке исключения. Но это были не привилегий господ, а завоевание угне­тенных. Городское право впервые в феодаль­ном обществе нарушало юридическую монопо­лию феодалов и защищало интересы просто­людинов, давало им гражданское полнопра­вие [8].

Н.А. Хачатурян обращает внимание на го­родские корпорации и отмечает, чтобы реали­зовать свою способность трудиться, ремеслен­ник должен был войти в состав цеховой орга­низации, объединяющей ремесленников данной специальности и стремящейся к монополии на производство. Внутри цеха он был вынужден подчиняться цеховым установлениям с харак­терными для них эгалитарными тенденциями, которые можно рассматривать как своеобраз­ное проявление внеэкономического принужде­ния цеховой организации по отношению к своим членам.

Цех не единственный вид общинной орга­низации в городе. Наиболее близкой по при­роде к нему формой являлась купеческая гиль­дия - объединение купцов с определенной дис­циплиной, общим капиталом и общей собст­венностью в виде страхового фонда и склад­ских помещений. Даже союзы подмастерьев -организации, связанные уже с категорией сред­невекового труда, с общей кассой взаимопо­мощи, контролем за условиями труда и дис­циплиной, - отдали дань средневековой кор­поративности. Следует назвать, наконец, и саму городскую общину в целом, в рамках которой реализовалось единство мелких профессио­нальных корпораций (цехов, гильдий) или более крупных социальных групп (патрициата, бюргерства) и формировалась социальная общ­ность горожан.

История собственно городской общины, на­конец, которую можно наблюдать в смене веду­щих сил городской общины и форм управле­ния, а также изменениях в статусе полнопра­вия, ставшего постепенно достоянием весьма узкого круга лиц, не только владеющих не­движимостью, но и имеющих доступ к город­скому управлению, отразит глубинные сдвиги в усложняющейся по мере развития феодализма социальной структуре городского сословия [9].

Городская община скорее выглядит единой и сплоченной, когда речь заходит о ее на­сущных экономических, социальных и полити­ческих интересах. Главным противником, глав­ной опасностью был сеньор, все остальное отступало в тень и обнаруживалось редко [10]. В экономическом отношении новое сословие было более всего связано торгово-ремесленной деятельностью. Обычно городское сословие отождествляется с понятием «бюргерство». Словом «бюргер» в некоторых странах Европы первоначально обозначали всех городских жителей. Позднее «бюргер» стал применяться только для полноправных горожан.

Города нигде не играли в средние века такой громадной политической роли, как в Италии, и нигде размах их торговых сношений не был так велик, как именно в этой стране. К тому же не только возникновение, но и расцвет итальян­ских городов относился к более раннему вре­мени, чем в других западноевропейских стра­нах. Однако различные итальянские города сильно отличались друг от друга и по своей экономике, и по своей социальной структуре.

Одни из этих городов (Венеция, Генуя, Пиза) в течение всего средневековья играли главным образом роль крупнейших торговых центров и занимались преимущественно внешней торгов­лей. В то же время рост ремесленного произ­водства в городах Средней и Северной Италии увеличивал потребность в рабочих руках, занятых в городском ремесле, а следовательно, в притоке населения из деревни в город. Но это могло стать возможным лишь путём разрыва феодальных пут личной зависимости крестьян от феодалов. Между тем, хотя в XII — первой половине XIII в. среди крестьянства Северной и Средней Италии имелось большое число лично свободных держателей — либелляриев, значи­тельная часть крестьян продолжала ещё оста­ваться несвободной (сервы, маснадерии) [11].

Освобождение крестьян, которое в широких масштабах происходило во второй половине XIII в. в Средней Италии, выражалось в личном освобождении крестьян за выкуп, без земли. С конца XI в. группы лично свободного крестьян­ства начали создавать так называемые сельские коммуны, имевшие самоуправление и своих выборных должностных лиц. Эти сельские ком­муны возникли в тот период, когда города в своей борьбе против сеньоров поддерживали стремление крестьян к независимости от фео­далов. Но после победы над собственными сеньорами города стали подчинять себе сель­ские коммуны и отменять их самоуправление. Они захватывали общинные угодья сельских коммун, а богатые горожане скупали крестьян­ские наделы [12]. К концу XIII в. во Флоренции уже резко обозначились различные слои горо­жан с прямо противоположными интересами. Купцов, менял и ростовщиков, объединённых в семь «старших цехов» - называли «жирный народ». Члены младших цехов, их подмастерья и городское плебейство составляли большин­ство населения Флоренции, их называли - «то­щий народ».

Проблема социальной структуры города Южной Италии весьма сложна. Социальный и хозяйственный облик городов определялся мно­жеством тесно связанных между собой факторов, как общеевропейских, так и специфических для данного региона. Патрициат больших городов Адриатического побережья - Бари, Бриндизи, Трани - принимал даже в XII - начале XIII в. активное участие в торговле с Византией и дру­гими странами Средиземноморья. Другой сфе­рой деятельности, дававшей патрициату боль­шую прибыль, было кредитное дело. Нередко отдельные лица или компании совмещали мор­скую торговлю с судными операциями [13]. Другая часть патрициата была более тесно связана с королевской властью, чем торгово-ростовщическая: из этих семей выходили долж­ностные лица, игравшие ведущую роль во внутриполитической жизни города - баюлы, катепаны и многочисленные судьи. Рыцари имелись лишь в отдельных патрицианских родах, и это не меняло социального облика верхней страты. Норманны осели в городах в небольшом числе; между тем именно они со­ставляли до анжуйского завоевания основной костяк рыцарства. Городское же рыцарство отличалось своеобразием не только по своим занятиям.

Несколько иным был социальный строй боль­ших городов, расположенных на Тирренском побережье. Если исключить Амальфи (тор­говцы которого расселились по другим го­родам, образуя там целые колонии), купцы портов Салерно, Неаполя, Гаэты в XII в. мало участвовали во внешней торговле. Отчасти по этой причине нобилитет, был здесь более замкнутым. В XIII в. члены знатных городов начинают сравнительно широко использовать типично городские источники дохода: они владеют лавками и товарными складами, под­час сдают дома и торговые помещения в аренду. Прибыль, получаемая знатным лицом от лавок и домов, иногда служит объектом дарения церкви [14]. Основную часть среднего слоя городского населения составляли ремес­ленники. Увеличивавшееся в это время отста­вание ремесла Юга от Северной и Средней Италии в первую очередь объясняется хозяй­ственной политикой норманнских королей, и особенно Фридриха II, оказывавших покрови­тельства венецианским, генуэзским и пизан-ским купцам, которые доставляли сюда ремес­ленные изделия и вывозили зерно и другие сельскохозяйственные продукты. В городах Кампании - Неаполе, Салерно - ремесленники часто передавали профессию по наследству и были тесно связаны между собой, поселяясь на

Литература одной улице или вокруг одной церкви [15]. Даже в крупных городах жило немало мелких собственников, занимавшихся обработкой своих земель, которые были расположены недалеко от города. Многие из этих собственников по мере ослабления городского хозяйства и увели­чения фискального гнета беднели и вливались в гетерогенную пеструю массу городского плебса - чернорабочих, грузчиков, поденщиков. Как видим, это были люди разного общественного положения. Но со временем эти различия сгла­живаются, и создается, хотя и в имуществен­ном отношении разношерстное, но по-своему единое население, связанное общими правами и обязанностью взаимопомощи, подобно тому, как это было в сельской крестьянской общине[16].

Наконец, горожане использовали труд зави­симых людей, а также рабов в основном для домашних работ. Даже в XIII в. их было не мало, особенно в Бари - главном рынке рабов, захваченных на балканском полуострове. Рабов включали в состав приданого, передавали по завещанию наследникам, отдавали в залог при получении ссуды. В XIII в., когда сузилась возможность заниматься в городе ремеслом или найти выгодное занятие, приток сельских жите­лей в крупный город уменьшился. Исключение составил Неаполь, превращенный Карлом I в столицу королевства. После Анжуйского завое­вания множество мелких и средних городов было роздано в качестве феодов сподвижникам Карла I, что значительно повлияло на их даль­нейшую судьбу. Но и характер большого го­рода, положение отдельных слоев его населе­ния претерпели заметную трансформацию. На­чалась аграризация города, связанная с вступ­лением экономики Южной Италии в длитель­ную полосу упадка.

1. Маргиналы в средневековом городе

Понятие маргинальности служит для обозначения пограничности, периферийности или промежуточности по от­ношению к каким либо социальным общностям (национальным, классовым, куль­турным).

Маргинальный человек (от лат.Margo – край) – человек, находящийся на границе различных социальных групп, систем, культур и испытывающий влияние их противоречащих друг другу норм, ценностей и т.д.

Маргинал, просто говоря,— «промежуточный» человек. Главный признак маргинализации — разрыв социальных связей, причем в «классическом» случае последовательно рвутся экономические, социальные и духовные связи.

Различают индивидуальную и групповую маргинальность:

Индивидуальная маргинальность характеризуется неполным вхождением индивида в группу, которая его полностью не принимает, и его отчуждением от группы происхождения, которая его отторгает как отступника. Индивид оказывается «культурным гибридом», разделяющим жизнь и традиции двух и более различных групп.

Групповая маргинальность возникает в результате изменений социальной структуры общества, формирования новых функциональных групп в экономике и политике, вытесняющих старые группы, дестабилизирующих их социальное положение.

Говоря о средневековом городе, необходимо отметить, что не каждый житель города был бюргером. Чтоб стать полноправным гражданином города, нужно было изначально владеть земельным наделом, позднее - хотя бы частью дома. Наконец, нужно было уплатить специальную пошлину.
Вне бюргерства стояли бедняки и жившие подаянием нищие. К небюргерам относились и лица, находившиеся в услужении у бюргеров, а также подмастерья, приказчики, лица, состоявшие на городской службе и поденщики.
Бедность была преходящим состоянием, которое стремились преодолеть, а нищенство являлось профессией. Ею занимались продолжительное время. Местные нищие прочно входили в структуру городского общества.

Бродячие артисты. Одним из маргинальных слоев были бродячие артисты. Среди них и их предков были разорившиеся крестьяне, ремесленники, променявшие свои инструменты на виолу и арфу, безместные клирики, бродячие студенты и даже обедневшие выходцы из родовитых семей. Пешком или в седле они скитались по свету: зимой ночевали в придорожных кабачках и на фермах, расплачиваясь песнями за приют и скудную пищу, а в теплое время года устраивались где придется: на лесной опушке, у деревенской околицы или на рыночной площади города.
Представителей племени кочующих развлекателей презирали как опустившихся бродяг, что шатаются день и ночь и не особенно разборчивы в выборе средств к пропитанию. Проповедники громили бродячий пестрый люд за безнравственность и грозили отлучением от церкви; покаявшихся гистрионов не допускали к причастию, их отказывались хоронить в освященной земле.
Памятники германского законодательства объявляли актеров неправоспособными, хотя и не приравнивали их к ворам или разбойникам ("Саксонское зерцало" (XIII в.). Над ними могли учинить насилие без какого-либо возмещения. В "Саксонском зерцале" указана пеня для насмешки: "Актерам и всем тем, которые передают себя в собственность другого, служит в качестве возмещения тень человека", иначе говоря, они могут наказать лишь тень обидчика. Пренебрежительное отношение не исключало зависти к тем, кто при всем убожестве и неустроенности своего бытия, при всей зависимости от щедрости зрителей или знатного покровителя обладал "карнавальными" правами и вольностями.
Евреи. Проблема евреев в средневековой Европе - это, прежде всего, проблема чужих. Их проживание в христианских странах в глазах коренного населения не было чем-то, что само собой разумелось. Немногочисленные еврейские общины жили за счет торговли, что закрепилось за ними как наиболее яркая отличительная черта. Еврей ростовщик был необходим обществу как кредитор - ненавидимый, но полезный и незаменимый. Евреи и христиане особенно часто спорили по поводу Библии. Между священниками и раввинами не прекращались публичные и частные встречи. В конце ХI в. Гилберт Криспи, аббат Вестминстера, повествовал об успехе своего теологического спора с евреем, прибывшим из Майнца. Андрей Сен-Викторский, в середине ХII в. задавшийся целью восстановления библейской экзегетики, консультировался у раввинов
Палачи. Это было большое семейство, выполнявшее правосудие закона во всей его простоте, силе и величии. Старцы, мудрецы, священнослужители собирались, судили, присуждали, а весь народ выполнял приговор, который они выносили. Так как понятие о правосудии соединялось с именем Бога (Богов), то в их понятии - наказать виновного - это славить Создателя. Отказаться участвовать в наказании было не только постыдным, но даже считалось святотатством. Дом палача выкрашен красной краской и стоит в отдалении от прочих. Они весьма часто присоединяют свои благочестивые увещевания к увещеваниям священника, и когда казнь несчастного свершилась, то они умоляют о небесном прощении за то, что насильно разлучили человека с этим светом. Доходы палачей были весьма значительны. На каждом рынке они имели право требовать от каждого продавца дичи или живности стоимостью в два соля. Прежде они имели право получать дань яйцами от продавцов этого товара. В Испании палач носил куртку из коричневого сукна с красными отворотами (обшивками), желтый пояс и шляпу с широкими полями, на которой была выткана серебром или золотом лестница.

Повитухи. Родовспоможение в течение столетий было областью преимущественно женской деятельности. До периода Нового времени практически невозможно было представить, чтобы мужчины-врачи оказывали помощь при родах. Тем не менее, уже в период средневековья институты патриархального общества путем регламентации начали оказывать влияние на сферу акушерства. Рождение рассматривалось в рамках религиозной картины мира позднего средневековья как одно из судьбоносных, экзистенциальных событий, в котором особенно тесно переплеталось божественное и человеческое. Оно было не только чисто медицинским процессом, который нуждался в умелой ремесленной поддержке, но рассматривался как божественно детерминированное событие, как акт творения, и поэтому было овеяно ореолом страха и табу.
В этой сфере между божественным и мирским началом человеческого существования стояла повитуха. Используя различные травы, заклинания, молитвы и ритуальные действия, акушерки могли проводить легкие роды и принимать здорового ребенка или же, наоборот, они могли его проклясть и посвятить демонам или дьяволу. В те времена была широко распространена вера, что повитухи практикуют защитное и охранное колдовство,призванное оберегать мать и ребенка от демонического влияния, от сглаза и другого вреда ребенку. Именно эту цель преследовали такие ритуальные действия как, например, развязывание лент у передника, чулок и обуви, равно как и отпирание замков во всем доме. Церковные каталоги исповедей подтверждают, что эти магические ритуалы, уходящие корням в дохристианские времена, еще достаточно часто применялись в позднее средневековье.

Шуты. Психологический феномен средневековой культуры - «мудро безумствующий» шут-неотъемлемый персонаж праздника, его буффонный аккомпанемент. Фигура профессионального остроумца и сквернослова неотделима от площадной зрелищной стихии. Шуты и дураки были «постоянными, закрепленными в обычной (т. е. некарнавальной) жизни, носителями карнавального начала». Они полностью сживались со своеи комедийной «маской»; роль и бытие фигляра совпадали. В типе шута заключен универсальный комизм, распространяемый на асоциальность и невоздержанность самого плута (самопародия), на его одураченных жертв, высокие ритуалы и т. д. Появление городского или придворного шута возбуждало противоречивые чувства, колеблющиеся между живой радостью и благоговейным страхом: ведь дураков и юродивых (блаженных, одержимых безумием) наделяли даром ясновидения и ведовства.
Для людей средневековья шут (дурак) - не просто комическая фигура, но и носитель пророческого дара, например, в куртуазной романистике. Чуждый миру людей, он вступает в контакт с невидимым миром, с высшими силами (безумие - знак божественной одержимости).

Проститутки. Религиозный элемент имел определяющее влияние на раз витие половой этики средних веков, а вместе с тем на отношение государства и частных лиц к проституции и на ее организацию. Ибо подчинение религии и церкви, как на Востоке, так и на Западе, во обще было в то время равнозначно развитию жизни соответственно требованиям разума. Но жизнь развивалась в определенной соци альной среде, а Восток и Запад обнаруживают в этом отношении как сходные черты, так и своеобразные отличия. Эти последние обусловили отличные условия происхождения и различные формы проявления средневековой проституции, а также различные отно шения ее к так называемому «социальному вопросу», то есть к эко номической и общественной жизни (в самом широком смысле этого слова). Наиболее опороченными благодаря пьянству и развратной жизни студентов считались Париж, Падуя, Саламанка, Кельн, Лейпциг и Вена. Безбрачие как благоприятный момент для развития в средние века проституции уступает в своем значении весьма распространенным тогда во всех странах бесчин ствам так называемых «вредных» людей, то есть людей без определенных средств к жиз ни, существование которых было возможно только благодаря нищенству, всякого рода не позволительным уловкам, воровству и другим преступным актам, а также благодаря проституции.

1. Ранняя городская культура. Университеты. Пьер Абеляр.

Мещане, которые в своей жизни значительно отличались от других слоев средневекового общества, тоже создали собственную культуру. Городская культура имела светский характер и была тесно связана с народным творчеством. Среди жителей городов были популярны стихотворные басни, шутки, в которых рассказывается о находчивых жителей городов, находили выход из любых трудных ситуаций.

Яркое проявление городская культура имела в развитии литературы. Наиболее известным и любимым произведением жителей городов был французский "Роман о Лисе", в котором под видом животных представлены все слои средневекового общества - феодалы, короли, священники, мещане. Главный герой - Лис Ренар, сообразительный, жизнерадостный, способный найти выход из любой ситуации. Ренар является олицетворением богатого бюргера. Он постоянно водит за нос Волка Изегрина и его брата Примо (Олицетворяли образы рыцарей): то заставит Изегриналовить рыбу хвостом и того побьют крестьяне, то убедит Примо служить в церкви и тот едва спасется от разгневанных крестьян. Ноябрь обманывает Льва (короля), насмехается над нимало Осла (священника). Как настоящий Лис, он гоняется за зайцами, курами (Обычные люди), но из этого у него ничего не получается. Роман веселил всех. Один аббат жаловался, что его монахи с большей охотой читают роман чем Библию.

Не менее популярным был и "Роман о Розе", в котором воспевается природа и человеческий разум, утверждается равенство людей. Городская литература воспитывала чувство человечности. Она отражала самосознание горожан, которые ценили свою свободу и независимость.

Неотъемлемой частью городской культуры было творчество странствующих актеров, музыкантов, певцов, танцоров и акробатов, фокусников, которых называли жонглерами. Они были любимцами жителей городов. Путешествуя из города в город, они показывали свои спектакли на городских площадях под открытым небом.

Образованных людей в средние века было относительно немного. В раннем средневековье, как вы знаете, образованные люди жили в основном в монастырях.

Подъем Европы, началось в X веке, вызвало стремление к знаниям и потребность в образованных людях. Образование начала выходить за пределы монастырей.

В средневековой Европе можно выделить три уровня школ. Низшие школы существовали при церквях, монастырях, давая элементарные знания желающим посвятить себя служению Богу. Здесь изучали латинский язык, которым велось богослужения, молитвы и сам порядок богослужения. Средние школы зачастую образовывались у резиденций епископов. В них изучали семьи свободных наук "- грамматику, риторику, диалектику, арифметику, геометрию. Последняя содержала географию, астрологию, музыку. Первые три науки составляли "тривиум ", следующие четыре - "квадривиум ".

Начиная с XI в. в Европе зарождались высшие школы, которые впоследствии назвали университетами (от лат. universitas - совокупность). Такое название произошло от того, что первые университеты были общинами, которые объединяли учителей и учеников (ученики называли университет "альма матер " - Ласковая мать.) Такие объединения имели свои четкие правила поведения, свою структуру и претендовали на свою независимость от властей города, в котором они располагались.

Первые такие объединения возникли в итальянских городах Салернои Болоньи, где изучали медицину и римское право. На протяжении XII - XIII вв. количество университетов неуклонно возрастала. Самыми известными были Парижский (Сорбонна), Оксфордский и Кембриджский (в Англии), Саламанкский (В Испании) и т.д. В 1500 г. в Европе насчитывалось 65 университетов.

Образцом для университетов Европы стал Парижский университет. Он возник еще в первой половине XII в. и существовал как "свободная школа". В 1200 г. король Франции Филипп II Август предоставил "школе" специальные права. В университете было четыре факультета: артистический (Подготовительный, на котором изучались "семь свободных наук"), медицинский, юридический, богословский (философский).

Преподавание в университетах велось на латинском языке. Это давало возможность студентам начать обучение в одном, а заканчивать в другому. Четкого срока обучения в университетах не было, и поэтому некоторые студенты учились довольно долго. Студентов, которые путешествовали из одного университета в другой, называли вагантами (Бродягами). Основными формами обучения были лекции и диспуты между профессорами.

Абеляр Пьер Пале - французский философ, теолог, поэт. Развил учение, названное впоследствии концептуализмом. Разрабатывал схоластическую диалектику (сочинение "Да и нет"). Рационалистическая направленность Абеляра ("понимаю, чтобы верить") вызвала протест ортодоксальных церковных кругов: учение Абеляра было осуждено соборами 1121 и 1140 годов. Трагическая история любви Абеляра к Элоизе описана в автобиографии "История моих бедствий".

Родился в окрестностях Нанта в благородной семье. Избрав карьеру ученого, отказался от права первородства в пользу младшего брата.

Абеляр добрался до Парижа и стал там учеником католического богослова и философа Гильома из Шампо. Абеляр начал открыто и смело выступать против философской концепции своего учителя и вызвал этим большое недовольство с его стороны. Абеляр не только покинул кафедральную школу, но и решил открыть свою собственную.

Школа была открыта, и лекции нового магистра привлекли сразу же много учеников. В Париже, как и в других городах Северо-Восточной Франции, шла упорная борьба между представителями различных философских школ. В средневековой философии сложились два основных направления - реализм и номинализм. Родоначальником средневекового номинализма был Росцелин, учитель Абеляра, а современный Росцелину реализм представлял Ансельм, архиепископ Кентерберийский, ученый наставник богослова Ансельма Ланского, ближайшим учеником которого являлся философский враг Абеляра - Гильом из Шампо.

Доказывая "реальность" существования объектов веры, средневековый реализм отвечал интересам католической церкви и находил с ее стороны полную поддержку.

Учению реалистов номиналисты противопоставили учение о том, что все общие понятия и идеи (универсалии) - есть лишь наименования ("nomia" - "имена") вещей, существующих действительно и предшествующих понятиям. Отрицание номиналистами независимого существования общих понятий несомненно расчищало почву для стремления к эмпирическим знаниям.

Церковь сразу же усмотрела опасность в учении номиналистов и на одном из церковных соборов (в Суассоне, в 1092 году) предала их взгляды анафеме.

Возвратившись в 1113 году из Лана в Париж, Абеляр возобновил чтение лекции по философии..

В 1118 году он был приглашен учителем в частный дом, где стал любовником своей ученицы Элоизы. Абеляр перевез Элоизу в Бретань, где она родила сына. Затем она возвратилась в Париж и вступила в брак с Абеляром. Это событие, должно было оставаться в тайне. Фульбер - опекун дувушки стал повсюду рассказывать о заключенном браке и Абеляр вновь увез Элоизу в женский монастырь Аржантейль. Фульбер решил, что Абеляр насильно постриг Элоизу в монахини и, подкупив наемных людей, приказал оскопить Абеляра.

Философ поступил в монастырь Сен-Дени и возобновил преподавательскую деятельность.

Церковный собор созванный в 1121 году в Суассоне осудил взгляды Абеляра как еретические и принудил его публично предать свой богословский трактат сожжению. Возвратившись в монастырь Сен-Дени, Абеляр погрузился в чтение монастырских рукописей и провел за этим занятием несколько месяцев. В 1126 году, он получил известие из Бретани о том, что он избран аббатом монастыря Св. Гильдазия. Совершенно не подготовленный к роли руководителя, он быстро испортил отношения с монахами и бежал из монастыря Св. Гильдазия.

Возвратившись из Бретани в Париж, Абеляр вновь поселился на холме Св. Женевьевы. Как и раньше, лекции Абеляра посещало большое количество слушателей, и его школа вновь стала центром публичного обсуждения богословских проблем.

Немалую роль в особенной популярности Абеляра сыграла книга "История моих бедствий". Наибольшей известностью среди школяров и магистров "свободных искусств" в это время пользовались такие произведения Абеляра, как "Диалектика", "Введение в теологию", трактат "Познай самого себя" и "Да и Нет".

Основной принцип этической концепции Абеляра - утверждение полной моральной ответственности человека за свои поступки - как добродетельные, так и греховные. Деятельность человека определяется его намерениями. Сам по себе ни один поступок не является ни добрым, ни злым. Все зависит от намерений. В соответствии с этим Абеляр полагал, что язычники, которые преследовали Христа, не совершали никаких греховных действий, так как эти действия не находились в противоречии с их убеждениями. Не были греховны и античные философы, хотя и не являвшиеся сторонниками христианства, но действовавшие в соответствии со своими высокими моральн

ыми принципами. Общий дух учения Абеляра делал его в глазах церкви наихудшим из еретиков.

Инициатором нового церковного собора в 1140 году стал Бернар Клервоский. Наряду с представителями высшего духовенства на Сансский собор прибыли также король Франции Людовик VII.

Участники собора осудили сочинения Абеляра. Они просили у папы Иннокентия II осуждения еретического учения Абеляра, беспощадной расправы с последователями, запрещения Абеляру писать, преподавать и повсеместного уничтожения книг Абеляра.

Больной и надломленный, философ удаляется в монастырь Клюни.

В 1141-1142 годах Абеляр написал "Диалог между Философом, Иудеем и Христианином". Абеляр проповедует идею веротерпимости. Каждая религия содержит в себе зерно истины, поэтому христианство не может считать, что оно - единственно истинная религия.

Абеляр умер 21 апреля 1142 года. Элоиза перевезла прах Абеляра в Параклет и там предала его земле.

1. Творчество вагантов.

Вага́нты (от лат. clerici vagantes — странствующие клирики) — «бродячие люди» в средние века (XI—XIV века) в Западной Европе, способные к сочинительству и к исполнению песен или, реже, прозаических произведений.

В широком употреблении слова в понятие вагантов войдут такие социально разнородные и неопределённые группы, как французские жонглеры (jongleur, jogleor — от латинского joculator — «шутник»), немецкие шпильманы (Spielman), английские менестрели (minstral — от латинского ministerialis — «слуга») и т. д. Однако обычно слово ваганты употребляется в более узком смысле для обозначения бродячих поэтов, пользовавшихся в своём творчестве исключительно, или во всяким случае преимущественно, латинским языком — международным сословным языком духовенства. Первыми вагантами и были клирики, жившие вне своего прихода или вообще не занимавшие определённой церковной должности; со временем ваганты стали пополняться школьными студенческими товариществами, переходившими из одного университета в другой. Лишь позднее — уже в эпоху ослабления собственно поэзии вагантов — в эту группу начинают вливаться представители других сословий, в частности, городского.

Социальным составом этой группы определяются и формы и содержание поэзии вагантов. В формах своей лирической и дидактической поэзии ваганты тесно связаны с учёной латинской поэзией каролингской эпохи, в которой в разрозненном виде представлены все элементы вагантской формы (тоническое стихосложение, рифмы, лексика, образы и стилистические украшения), а через неё — с латинской поэзией раннего христианства и античного мира. Для любовной лирики вагантов особенно велико значение Овидия («Наука любви» и другие произведения).

Влияние античной поэзии сказывается не только в мифологических аксессуарах (Венера, амур, Купидоны, иногда даже нимфы и сатиры), которыми ваганты любили украшать свои произведения, и в именах действующих лиц (Флора, Филлида и т. п.), но и в концепции любви и образе возлюбленной, совершенно лишённых столь типичных для куртуазной лирики реминисценций феодальных отношений (куртуазное служение даме) и проникнутых чисто земной радостью плотского наслаждения; характерно, что описание нагого тела (интересна мотивировка в одной из песен — подсмотренное купанье) более свойственно вагантской поэзии, чем лирике трубадуров и миннезингеров (см. «Вальтер фон дер Фогельвейде»). Отголоском учёной поэзии является склонность вагантов к формам диалогического обсуждения казуистики любви (conflictus, certamen).

Можно установить реминисценции античной поэзии и в описаниях и символике природы у вагантов, которые по яркости красок часто превосходят весенние зачины куртуазной лирики; с другой стороны, в символике природы у вагантов много совпадений с народной песней, бесспорно влиявшей на их поэзию. С мотивами любви в лирике вагантов соприкасается мотив вина и пьянства; из жанра застольных песен вагантов впоследствии сложились многочисленные студенческие песни: «Meum est propositum» (соч. «Архипииты» XII век), «Gaudeamus igitur», и другие.

Формально ваганты используют в своей сатире элементы религиозной литературы, — они пародируют её основные формы (видение, гимн, секвенция и т. д.), доходят до пародирования литургии («Missa gulonis») и Евангелия («Evangelium secundum Marcam argentis»).

В своей связи с античной поэзией ваганты — предвестники Ренессанса. Творчество вагантов анонимно, однако все же известны некоторые авторы: Готье из Лилля — он же Вальтер Шатильонский (вторая половина XII века), написавший «Contra ecclesiasticos juxta visionem apocalypsis»; Примас Орлеанский (начало XII века); немецкий вагант, известный под своим прозвищем «Архипииты» (Archipoeta, вторая половина XII века), и немногие другие.

Ваганты все время своего существования подвергаются преследованиям церкви и государства; в XVI веке они, сближаясь с бродячими профессионалами-жонглерами — «joculatores», — совершенно отождествляются с так называемым «vagabundi» (сбродом). На юге (кроме Италии, где ваганты засвидетельствованы) и на востоке Европы имели место только запоздалые зачатки движения вагантов.

ГУГО ОРЛЕАНСКИЙ примас (1093?- 1160)

АРХИИТА КЕЛЬНСКИЙ (1130-1140- после 1165) рыцарь невысокого рода, знаток античности, некий светский лоск в его лирике

ВАЛЬТЕР ШАТИЛЬОНСКИЙ (середина 12- первые годы 13 веков)

ФОМА БЕНЕТ

Две темы лирики вагантов: любовная, сатирическая

Жанры: любовные песни, пастораль, сатирическое обличение, плачи и панигирики (часто на заказ), жалобы, стихотворны новеллы или баллады.

1. Разложение цехового и возвышение свободного ремесла в странах Западной Европы.

Ремесло - мелкое ручное производство изделий - возникло задолго до средневековья и сохраняется по сей день. Средние века, однако, - эпоха его расцвета. Ремесленники-профессионалы соседствовали со всеми сословиями средневекового общества. Сельские ремесленники имелись, как правило, в каждой деревне; специалисты - оружейники, пекари, шорники и т.п. - обслуживали рыцарские замки и даже могли быть неблагородными вассалами низшего ранга, получив в лен кузницу или пекарню; монастыри, как более или менее замкнутые хозяйственные организмы, могли, подобно светским поместьям, процветать лишь при достаточной обеспеченности ремесленными изделиями, отсюда - весьма развитое монастырское ремесло средневековья. Однако основным местом развития ремесла был город. В деревне кузнец был единственным мастером-профессионалом, в замке и монастыре ремесленники являлись обычно небольшой частью челяди или братии, в городах же они образовывали немалую (если не основную) долю членов коммуны. Именно в городах встал вопрос об организации их в самоуправляющиеся коллективы - цехи, которые, впрочем, сложились не повсеместно: во многих городах Западной Европы ремесленники подчинялись непосредственно городским властям.

Средневековые цехи - объединения городских ремесленников одной или сходных специальностей - возникают, судя по всему, в X-XI вв., фиксация их статутов относится к XII - началу XIV в. Собственно, сам производящий коллектив был невелик: из-за невысокого уровня разделения труда изделие не переходило из рук в руки, и один мастер, пусть и с несколькими помощниками - членами семьи, подмастерьями, учениками, - делал вещь целиком. Но в традиционном, сословном, корпоративном обществе средневековья конституирование любой деятельности успешнее всего происходило через объединение занимающихся этой деятельностью в признанный обществом коллектив. Поэтому в большинстве городских ремесел Западной Европы главы производственных коллективов стремились объединиться в цехи. Цехи делились по профессиям, причем разделительные признаки основывались не на характере производства, а на выпускаемой продукции, различаемой по функции. Так, например, технологически одинаково производимые бытовые ножи и боевые кинжалы изготовлялись членами разных цехов: ножовщиками и оружейниками соответственно. Единицей цеха был его полноправный член - мастер, владевший мастерской. В идеале (и если это не противоречило технологическим возможностям) в рамках одной мастерской изделие должно было изготовляться полностью: от подготовки материала до украшения готового предмета. Мастеру в его деятельности помогали подчиненные ему работники: подмастерья и ученики. Ученик работал за стол и кров и нередко сам (или егo родные) платил за обучение. Ученичество обычно длилось от двух до семи лет, а в отдельных случаях даже 10-12 лет. Окончивший учение становился подмастерьем, получавшим плату за свой труд. Однако он являлся не столько наемным работником по образцу рабочих нового времени, сколько помощником мастера, обычно жившим с ним под одной кровлей. Подмастерье мог уже сам стать мастером, но для этого требовалось иметь определенный достаток, часто - семью, кое-где - предварительно постранствовать по свету, совершенствуя свое умение. Кроме того, следовало изготовить образцовое изделие - шедевр, которое оценивалось советом цеховых старшин. Если изделие соответствовало установленным правилам, то подмастерье - после угощения членов цеха - становился полноправным мастером и мог участвовать в жизни корпорации, в выборах ее руководства, в принятии внутрицеховых решений и т.п. (впрочем, иногда и подмастерья обладали ограниченным правом голоса в делах цеха).

Люди средневековья не знали деления своей жизни и деятельности на производственную, общественную, частную и т.п. Средневековый цех - сообщество не производителей, а людей, со своими мыслями, чувствами, ценностями, верованиями, объединенных общим видом производственной деятельности. Поэтому главная задача цеха - регулирование не производственных, а человеческих отношений. Слово "цех" происходит от немецкого "Zeche" - пирушка, т.е. производное от понятия "пир"; таково же происхождение слова "гильдия", которым объединялись как сообщества торговцев, так и, нередко, общности ремесленников. В средневековом смысле слова "пир" - не частное развлечение, а особая форма межличностного общения, акт социальной коммуникации и даже разновидность элемента системы управления и самоуправления. Цехи - не везде, но там, где они добились официального положения в коммунах, - являлись единицами городского самоуправления, по цехам организовывалось городское ополчение. Но центральная функция цеха - обеспечение пристойной жизни своих членов, пристойной не только в экономическом, но даже и в бытовом смысле: руководство цеха следило за благонравием своих членов, особенно подмастерьев, требовало незапятнанной репутации, наблюдало за брачными связями, развлечениями, одеждой и украшениями мастеров, их жен и подручных. Цех жестко регламентировал производство: качество и количество производимых каждым мастером изделий. Дурная, некачественная продукция пятнала доброе имя цеха, потому выпускавших такую продукцию карали штрафами, исключением из корпорации и даже позорящими наказаниями. Качество подразумевалось не только в привычном нам материальном смысле. Известен запрет на покупку шелка-сырца у евреев, т.е. в добротность материала включалась и добротность религии и прочих личных свойств производителя этого материала.

Пресекалось производство не только плохих либо выпущенных в недостаточном количестве товаров, но и слишком хороших либо в очень большом числе сделанных, ибо различия в объеме и качестве выпускаемых товаров могли привести к тому, что у кого-то будут покупать больше, у кого-то будет ниже себестоимость продукции и, значит, он окажется богаче другого, а это вызовет расслоение и конфликты в общности. Поэтому ограничивались число подсобных рабочих рук, т.е. подмастерьев и учеников, продолжительность рабочего дня и т.п. Касса цеха, в которую ремесленники отчисляли долю своих доходов, предназначалась для помощи обедневшим членам цеха, их вдовам и сиротам.

Принудительное равенство внутри цеха сочеталось с неравенством разных цехов. Дело не только в том, что иные цехи - например, ювелиры - были богаче других, скажем, носильщиков, либо от одних, например, резчиков скульптур, требовалось больше умения, чем от других, например, скорняков. Играли роль характер и область деятельности, "почетность" того и другого: так, медики, дававшие жизнь людям, почитались более мясников, отбиравших жизнь у животных.

Практически любое явление времен средневековья - государство и сословия, болезни и стихийные бедствия, грехи и добродетели - имели своих святых, "ответственных" за эти феномены, опекающих их, либо отвращающих от них. Своего небесного патрона имело и каждое ремесло, и каждый цех. Почитатели этого святого объединялись в околоцеховые организации - братства. В обязанности последних входили и благотворительность по отношению к сочленам, в том числе достойное их погребение и заупокойные службы, и создание церквей и часовен в честь своего святого, и организация цеховых празднеств, посвященных святому - покровителю ремесла. Вся жизнь средневекового цехового ремесленника - социальная, экономическая, производственная, религиозная, бытовая, праздничная - проходила в рамках цехового братства.

О технических достижениях средневекового ремесла и позитивных знаниях, накопленных средневековыми ремесленниками, говорится особо. Собственно научные познания не были распространены в ремесленной среде. Из этого, однако, не следует, что не существовало некоей "квази-теории", объяснявшей ремесленные действия и познания. Исследования дошедших до нас, правда, в небольшом числе, рецептурных сборников, показывает, что ремесло было тесно связано с магией. Применялись самые экзотические средства, вроде пепла василиска, крови дракона, желчи ястреба или мочи рыжего мальчика, причем применение лишь некоторых из таких ингредиентов имеет рациональное техническое обоснование. Анализ рецептов показывает, что за ремесленной деятельностью стоит мифо-магическая картина мира. Производственный акт ремесленника мог рассматриваться как осколок некоего магического ритуала, воспроизводящего миф, в частности, змееборческий. Мастер-ремесленник как бы повторял в своих действиях начальную борьбу космических сил, создание Космоса и полезных для человека вещей, возводил себя к демиургу и культурному герою.

Широкое применение не одобренной церковью магии, традиционно присутствующей в ряде ремесел, приводило к конфликтам с ортодоксальными религиозными воззрениями. В теологических сочинениях, в том числе тех, которые относятся к "популярному богословию", к религии масс, а не интеллектуальных верхов (см., например, "Светильник Гонория Августодунского), говорится об "обманности" творчества мастеров. Изучение пособий для проповедников, т.е. текстов, в большей или меньшей степени отражающих те знания, которые местное духовенство доносило до своих прихожан, позволяет сделать вывод, что определенные антично-христианские представления доходили до последних: о том, что мир создан Богом, состоит из материи и формы Богом же сотворенных, что все, исходящее от Бога, прекрасно и т.п. В глазах ремесленника создание вещей, таким образом, осмысливалось в формах не только архаического мифа, но и антично-христианских представлений.

Описание любого изделия начинается с указания на происхождение исходного материала. Например, с тезиса "хрусталь есть вода, затвердевшая в лед, а лед с течением времени превращается в камень", начинается рецепт изготовления хрустального наверщия для епископского посоха. Сведениями об украшении изделия ("укрась его насечкой из цветов, и пусть золотой цветок непременно сменяется серебряным") завершается группа рецептов о плавке железа. Рассуждения об украшении предметов связаны в сознании ремесленника (если верить прологу к одному из рецептурных сборников XII в.) с мыслью о том, что форма изделия исходит от Бога; и доказательством того, что мастер верно воспроизвел ее, увиденную духовными очами, или, по словам Фомы Аквинского, "зачатую в недрах его разума", служит красота изделия. Поэтому-то, среди прочего, средневековое ремесло неразрывно связано с искусством. Латинское "аrs", от которого произошли слова современных европейских языков, означающие искусство, в средние века значило скорее "умение". И если "аrtes" делились на "свободные" (грамматика, риторика, диалектика, арифметика, геометрия, астрономия и музыка, причем последняя означала учение о гармонии, а не исполнительское искусство) и "механические" (от кузнечного либо плотницкого дела до врачевания и актерского лицедейства), то это не было делением на "низкое ремесло" и "Высокое Искусство", но различением умения мыслить и умения делать; первое, правда, было престижнее второго.

Ремесленное знание, таким образом, являлось особым знанием-умением, знанием, позволявшим понять суть вещей. Это знание тайное, хранящееся в секрете, и не потому только, что обладание им позволяет цеховому мастеру возвыситься над невеждой, или делать куда более добротные изделия, но и потому, что это знание слишком сильное, чтобы попасть в дурные руки - и это еще один аргумент в пользу обязательного "благонравия" для вступающего в цех. При этом знание должно быть открыто всем "добрым" людям, т.е. всем членам данного цеха, ибо внутри него ни один не может и не должен скрывать что-либо от других: ремесленные познания должны быть общими для всех членов цеха.

Ремесленник ощущал себя частью некоего целого - общности, корпорации, объединяясь с ней не столько в процессе повседневной работы, сколько в жизни, связями социальными, а не узко производственными. Средневековые города были относительно невелики, число членов цеха ограничено. Все это - размеры мастерской, цеха, города - способствовало личным контактам мастеров, развитию неформальных связей между ними. Постоянный личный контакт выражался даже в том, что границы личности человека и даже границы "телесные" проходили не там, где мы их проводим ныне. Цех кёльнских брадобреев запрещал своим сочленам подвергаться хирургическим операциям без согласия старшин цеха, т.е. тела мастеров как бы не полностью им принадлежали.

Познания ремесленников были эмпирическими, добытыми трудом многих поколений, а потому как бы независимыми от конкретного человека, но принадлежащими трудящейся общности в целом. А поскольку в деятельности ремесленника личное и производственное не разделялись, то и в знаниях его, в его обыденном поведении технологические навыки и морально-этические свойства сливались воедино. Его знания не были наукой, но навыком и даром свыше. Это лежало поверх конкретных сведений, зафиксированных в рецепте, и могло быть передано только путем личного общения, что опять-таки усиливало неформальные связи, а также приводило к тому, что этот навык, неотделимый от человека, передавался вместе с иными его личными свойствами, и наставник и ученик как бы объединялись личностями, т.е. имели, если можно так выразиться, общие личные качества. Но объединялись не только эти двое, но и все предыдущие наставники, так что в каждом человеке как бы концентрировался весь цех, в том числе и мастера прошлого. Эта "непрерывность личности" весьма способствовала непрерывности знания, но, вместе с тем, его консервативности.

Мастер роднился не только с собратьями по цеху, но и с производимыми изделиями. Они не были безликим товаром, но как бы частью его самого. В изделиях отпечатывается личность мастера во всей его целостности, со всеми его жизненными качествами. Так что плохой человек как бы