И затем позже по дороге в Симлу

В июле... 1881 года я вернулся в Индию из поездки в Англию и по прибытии в Бомбей провел несколько дней с госпожой Блаватской в штаб-квартире Теософского общества в бунгало под названием "Воронье гнездо", возвышавшемся на небольшом холме над дорогой. Некоторое время, как я слышал, оно не было обитаемо, так как имело подпорченную репутацию из-за наличия змей и призраков, но новые хозяева не боялись ни тех, ни других. Здание делилось на две части - нижняя часть была отдана под нужды Общества и там же по-спартански располагался полковник Олькотт, а верхняя часть, куда вел крытый переход, построенный на склоне холма, был отведен госпоже Блаватской и под офис редакции журнала "The Theosophist". В верхней части имелась еще одна комната (все они находились на одном уровне) с выходом на широкую крытую веранду, которая одновременно служила рабочим кабинетом, столовой и приемной для госпожи Блаватской. В дальнем ее конце находился вход в крошечную комнату для письменной работы... Посетители - местные гости, которые очень почитали теософов, приходили целыми потоками, толпясь на крытой веранде в течение всего дня до самого позднего вечера, желая выразить свое уважение госпоже...

Обыкновенно она вставала рано утром и занималась своими русскими статьями и переводами, или бесконечными письмами, которые она рассылала во все концы в интересах Общества, или статьями для журнала "The Theosophist". Потом она проводила большую часть времени в беседах с местными посетителями на веранде или... снова возвращалась к своей работе, выражая крайнее неудовольствие по поводу того, что ее постоянно прерывают, и в то же время призывая своего верного слугу Бабулу таким голосом, что весь дом гудел от этих звуков, чтобы послать его за кем-либо из посетителей, которые, как она знала, дожидаются внизу, чтобы получить возможность увидеть ее.

Посреди очередного бурного спора с пандитом относительно какого-нибудь факта в современном индусском вероисповедании, против которого она протестовала, утверждая его несоответствие действительному значению Вед, или эмоционального выяснения отношений с помощником по работе в журнале "The Theosophist" о чем-то, сделанном неправильно, в результате чего вся ее способность к воображению начинала становиться похожей на грозовое облако, она внезапно "слышала голос, который они не слышат", - астральный призыв своего далекого Учителя или одного из Братьев... и тогда, мгновенно забыв обо всем, она спешила в какую-нибудь комнату, где могла побыть одна и услышать то послание или распоряжение, которое она должна была получить.

Когда наступал вечер, она никогда не хотела отправляться спать. Она сидела, куря сигареты и разговаривая с настолько неиссякаемой энергией, что это казалось каким-то чудом, о разных восточных философиях, об ошибках теологических писателей, о вопросах, поднятых (но не разрешенных) в "Изиде", или, с такой же горячностью и силой, о каком-нибудь пустяке, связанном с управлением Обществом, или о каком-то очередном глупом сарказме по поводу ее, или о тех вещах, которые приписывали ей в одной из местных газет...

Она присоединилась ко мне в Аллахабаде через несколько недель после моего возвращения в Индию в 1881 году и поехала вместе со мной в Симлу, чтобы провести остаток сезона в гостях у мистера А.О.Хьюма. В то время ее состояние оставляло желать гораздо более лучшего, и последняя часть путешествия - достаточно трудное испытание и для более сильного пассажира - стала тем зеркалом, которое забавно отразило весьма интересные особенности ее вспыльчивого характера... ибо тонги, в которых мы провели восемь часов на горных дорогах от Калки у подножия холмов до санатория [Симлы] на их вершинах, отнюдь не похожи на удобные средства передвижения. Они представляют собой низкие двухколесные повозки с изогнутыми оглоблями, причем их днище находится примерно в футе над землей, с сиденьями для четырех человек, включая погонщика (по два сиденья спинками друг к другу). В них хватает места лишь для одного пассажира с чемоданом (который приравнивается к пассажиру) и слуги. У нас было две тонги, мы разместили в одной из них наших слуг с багажом, а сами с госпожой заняли заднее сиденье другой, положив дорожное пальто на сиденье рядом с погонщиком...

Тонга... грохочет по дороге, а пони, которых часто меняют, движутся то галопом, то рысью, объезжая всё, за исключением самых крутых подъемов. Путешественника жестоко бросает вверх-вниз, но вероятность перевернуться - даже такое иногда случается - очень мала, хотя горные дороги весьма неровны, а пони довольно норовисты... Животных запрягают в повозку с помощью толстой поперечины, которая проходит сквозь петли, закрепленные в наспинных седлах, которые и предназначены для этой цели. Мало того, что при такой системе крепления пони напоминают связку ключей на стальном колечке, они еще притом обращают мало внимания друг на друга, и нервный пассажир может весьма сильно встревожиться, наблюдая за теми необычными позициями, которые получаются при малейшем разногласии между упряжкой и погонщиком. Такое разногласие возникло вскоре после начала нашего путешествия... и страстные проклятья госпожи, направленные как в адрес всех его участников, так и в адрес той цивилизации, частью которой они являлись, были настолько забавны, что я в тот момент подумал, что они достойны более широкой аудитории, чем только один я. В продолжение этой утомительной поездки негодование госпожи становилось все более яростным. Это приобретало особенно... самобытный характер, когда погонщик извлекал пронзительный звук из рога прямо у нас за спиной... и тогда она прерывала разговор, независимо от того, о чем шла речь, чтобы сказать парочку теплых слов в адрес этой злополучной "трубы"...

ДЖОН СМИТ^[46]