Любовь — это красота и молодость

14 15 16 17 18 19 20

…Любовь — изящество и молодость.

Ибн Сина

Женское тело — те же стихи!

Радуясь дням созиданья,

Эту поэму вписал Господь

В книгу судеб мирозданья.

Был у Творца великий час,

Его вдохновенье созрело.

Строптивый, капризный материал

Оформил он ярко и смело.

Воистину женское тело — песнь,

Высокая песнь песней!

Какая певучесть и стройность во всем!

Нет в мире строф прелестней.

Один лишь Вседержитель мог

Такую сделать шею

И голову дать — эту главную мысль —

Кудрявым возглавьем над нею.

А груди! Задорней любых эпиграмм

Бутоны их роз на вершине.

И как восхитительно к месту пришлась

Цезура посредине!

А линии бедер: как решена

Пластическая задача!

Вводная фраза, где фиговый лист —

Тоже большая удача.

А руки и ноги! Тут кровь и плоть,

Абстракции тут не годятся,

Губы — как рифмы, но могут при том

Шутить, целовать и смеяться.

Сама Поэзия во всем,

Поэзия — все движенья.

На гордом челе этой песни печать

Божественного свершенья.

Господь, я славлю гений твой

И все его причуды,

В сравненьи с тобою, небесный поэт,

Мы жаркие виршеблуды.

Сам изучал я песнь твою,

Читал ее снова и снова.

Я тратил, бывало, и день и ночь,

Вникая в каждое слово.

Я рад ее вновь и вновь изучать

И в том не вижу скуки.

Да только высохли ноги мои

От этакой науки.

Г. Гейне

Любовь — это не только восторженное любование, наслаждение красотой, созданной для тебя, но и бесконечное творение красоты в любимом человеке.

В. А. Сухомлинский

Я деву юную увидел у окна,

В своих ладонях бережно она

Раскрытый томик Пушкина держала

И Тани Лариной письмо в который раз читала.

Вдруг легкий, утренний, прохладный ветерок

Встревожил локонов ее бегущий с плеч поток

И обнажил черты невинные, простые

И чудные глаза, как небо голубые.

Прошло уж много лет, но все еще порою

Я вижу образ тот, стоящий предо мною.

С забытой радостью я на него гляжу

И тени прошлого в своей душе бужу.

* * *

Дверь распахнулась и в солнечном свете

Вдруг появилась нечаянно ты,

Словно парящая в небе комета,

Радостью тихой блеснув с высоты.

Юная, стройная, в белом сиянии,

С талией тонкой и черной косой —

Ты, как богиня, с вершин мироздания

К нам опустилась горящей звездой.

Милая женщина! Светлая фея!

Трепетный луч предрассветной зари,

Грусть Афродиты — живая Психея!

Тихою радостью вечно гори.

Пусть все хорошее сбудется, станется

В жизни твоей, мой бесценный кумир,

Пусть все пройдет, но с тобою останется

Этот волшебный, чарующий мир.

* * *

Стройна, красива, весела,

С лукавством смотришь черным оком,

Любезна всем, хранима роком,

Как лань, — быстра, умна, смела,

Всегда строга, чужда порокам

И, как весенний день, — мила.

* * *

Взгляд черных глаз серьезен и смешлив,

Лукав и нежен, скромен и игрив.

То заискрится вдруг лучистой теплотою,

То омрачится вдруг неведомой тоскою.

Твои глаза, мечты моей Царица, —

Священной книги тайная страница.

Два черных омута, два чистых родника,

Два жгучих пламени, два хладных ледника,

Души взволнованной — тревожное свеченье

И чувств нетронутых — начало преломленья.

А. А. Харюшин

Испанская манера выражать любовь резко отличается от манеры, свойственной нам, северянам.

Когда северянин влюблен, он просто чувствует красоту любимой женщины, он получает общее впечатление от ее очарования. Если он на чем-нибудь остановит детальное внимание, это, конечно, будут глаза, вечно глаза, только глаза, потому что души через взгляды легче всего соприкасаются одна с другой. Но южанин видит все лицо, и для каждой отдельной части его он находит чарующий образ. Он видит, что губы напоминают гвоздику, любимый цветок испанцев, что рот напоминает закрывшиеся лепестки, что зубы — как жемчуг в темнице из кораллов, и он описывает подробно все лицо, поэтизируя каждую подробность. Он говорит о глазах. Но вы думаете, что глаза — не более как глаза? Какая ошибка! Глаза состоят из зрачка, всегда переменчивого, из белка с синими жилками, напоминающими облачное небо, из бровей, похожих на луну в новолуние. Что для северянина одновременно — начало и конец, то для южанина превращается в длинную цепь отдельных звеньев: он разъединяет начало и конец, заполняя промежуточное пространство цельными в своей частичности впечатлениями.

Безымянные певцы из среды испанского народа сходятся в этом отношении с лучшими образцами любовной лирики.

Взгляните, как индийские поэты описывают тип совершенной женщины, чье имя Падмини, женщина-лотос… Она прекрасна, как нераскрывшийся лотос, как наслаждение. У нее стройный стан и поступь лебедя. Ее голос как пение птицы, манящей другую, ее слова — как сладостная сома. От нее исходит дыхание мускуса, и за нею летит золотая пчела, кружась над ней, как над цветком, таящим нежный запах меда. Ее длинные шелковистые волосы волнисты; они благоуханны сами по себе, и лицо ее окружено ими, как лунный диск в полнолуние. Ее глаза, чей разрез прекрасен, блестящи, нежны и пугливы, как глаза газели; черные, как ночь, их зрачки горят в глубине орбит, как звезды в мрачном небе; их длинные ресницы дают взгляду силу притягательную. Ее чувственные губы розовы, как красные плоды. Ее белые зубы, как аравийский жемчуг; улыбнется — и они как жемчужные четки в оправе из коралла. Изящная, как воздушный лепесток, она любит белые одежды, белые цветы, красивые драгоценности и богатые наряды.

Мы имеем здесь дело с той способностью человеческой души, которую я назову радостью многогранности, и — как ни страшно научное слово — назову еще усладою классификации. Эта способность проявляется у людей влюбленных, у людей, страстно любящих что-нибудь, побуждаемых этой исключительной любовью к непрерывному созерцанию любимого, а отсюда к открытию в том, что любишь, вечно новых и новых оттенков. Эта способность составляет неотъемлемую черту целых народов, которые по странности своей всегда находятся в космической влюбленности.

К. Д. Бальмонт

Когда мы говорим о любви, ее надо понимать как желание красоты, ибо в этом заключается определение любви у всех философов.

М. Фичино

Соловьи монастырского сада,

Как и все на земле соловьи,

Говорят, что одна есть отрада

И что эта отрада — в любви…

И цветы монастырского луга

С лаской, свойственной только цветам,

Говорят, что одна есть заслуга:

Прикоснуться к любимым устам…

Монастырского леса озера,

Переполненные голубым,

Говорят, нет лазурнее взора,

Как у тех, кто влюблен и любим…

И. Северянин

Две госпожи, в душе моей представ,

Любовь сомненью подвергают вместе:

Одна — пример учтивости и чести

И независимый имеет нрав.

Другая дама, красотою взяв,

Изысканна, — и говорю без лести,

Что обе у меня на первом месте,

И бог любви — ревнитель равных прав.

И Красота полна недоуменья

И Добродетель, что не изберу

Одну из двух предметом поклоненья.

Но для Амура обе ко двору:

Как не любить красу — для наслажденья

И добродетель — чтоб служить добру?

А. Данте

Нет уродливой любви, как нет красивой тюрьмы.

П. Гренгор

Лента бантом, лента бантом,

Лента бантом вяжется.

Некрасивого полюбишь,

А красивым кажется.

Рус.

Совсем не нужно быть красивой для того, чтобы заслужить любовь и иметь право наслаждаться счастьем. Да, мужчины легко влюбляются в красивых женщин. Однако влюбленность еще далеко не любовь и не счастье; она — скорее опьянение и судорога, часто, часто болезнь, порой катастрофа. И счастье дает лишь тогда, когда с самого начала несет в себе священное зернышко духовной любви и тем самым обладает способностью углубиться и созреть до любви.

И. А. Ильин

Молодость есть прелестная эпоха бытия нашего! Сердце в полноте жизни, творит для себя будущее, какое ему мило; все кажется возможным, все близким. Любовь и слава, два идола чувственных душ, стоят за флером перед нами и подымают руку, чтобы осыпать нас дарами своими. Сердце бьется в восхитительном ожидании, теряется в желаниях, в выборе счастья и наслаждается возможным еще более, нежели действительным.

Н. М. Карамзин

В молодости мы живем, чтобы любить, в зрелом возрасте мы любим, чтобы жить.

Ш. Сент-Эвремон

Женская драма: не успела оглянуться, как перестали оглядываться…

В молодости волнуют вопросы секса, в старости — ответы.

Б. Ю. Крутиер

Редко, мой друг, нас любовь навещает,

Сердце трепещет в тревожном смятеньи,

Сердце, должно быть, не помнит, не знает

Жизни прошедшей восторг и волненья.

Шумно с порывом дожди налетают,

Дымкой прозрачной подернуты дали,