Поиски натуры

Выручает Толедо. Если произнести "Испания", перед умственным взоромпрактически непременно встанет одно из двух, впрочем, скорее, и то и другое- Севилья и Толедо. Даже если обладатель умственного взора не был ни там, нитам. То есть: либо фламенко, Инезилья, маха полуобнаженная, коррида ивсяческая кумпарсита; либо - аутодафе, гофрированный воротник, Сид, замковыеворота и всяческое идальго. Однако если учесть, что даже в нынешней Испанииандалусцев могут вслух назвать "эмигрантами" - не только в снобистскойБарселоне, но и на севере, и даже в Кастилии, - то понятно, что"правильная", "образцовая" Испания - это Толедо. Так, собственно, было всегда: словно шло состязание - как пышнееназвать Толедо. "Слава" и "свет" - Сервантес; "сердце" - Лопе де Вега;"каменный свиток испанской истории" - Бедекер. Киото Испании, АлександрияИспании, Лхаса Испании, Помпеи Испании... Все уподобления достаточно основательны, но в Киото есть метро, вАлександрии нет александрийцев, а в Лхасе никто не бывал. Помпеи - этопохоже, и примерно на том же расстоянии от города произошло извержение -Мадрида. Когда на "роковом рубеже испанской судьбы" (Ортега) Филипп IIперенес столицу на 71 километр к северу, в Толедо пошел процесс консервации.Событие и явление естественные, потому что места на скале в излучине Тахохватало только для того города, какой есть, и не столько Толедо захирел втени Мадрида, сколько Мадрид разросся как раз потому, что Толедо расти былонекуда. Поразительно, как совпадает нынешний облик города с гравюрами XVI века.Вид с юга, с окружной дороги из-за реки, - одно из тех зрелищ, которыевызываешь из запасников памяти для успокоения перед сном, обводя гаснущимглазом панораму: слева, с запада, от монастыря Сан-Хуан, к барочнойиезуитской церкви и мавританским башням, к мощной готике кафедрала и,наконец, к диснейлендовским шпилям Алькасара. Но и при смене общего плана на крупный все остается как было во временаЭль Греко. По данным хроник, самая сердцевина Толедо заморозилась еще послеРеконкисты (отвоевания Испании у арабов), и в центре города действительнозаблудиться сейчас так же легко, как в каком-нибудь марокканском лабиринте.Мне, во всяком случае, удавалось. И не только мне, и не только сейчас.Сохранилось свидетельство посла Марокко в ХVII веке, который нашел улицыТоледо слишком узкими. Суперхристианский оплот испанского католичестваоказался более мусульманским, чем мусульманские города. И так во всем: Толедо всегда на пределе, на острие, живая гипербола игротеск. Как Эль Греко. Правда, защитил Толедо все-таки именно католицизм: в то время какстаринные испанские города рушились под ударами строительного бума 60-х,Франко не позволил тронуть церковные центры - Сантьяго и Толедо. Стоит чутьотойти в сторону от толчеи возле кафедрала и на площади Сокодовер - ипогружаешься в то, что обещает миф города и путеводитель по нему. Бродишь попустынному Толедо, без фальшивых клинков и подлинных сластей. Впрочем, этофеномен всеобщий. Турист ленив и нелюбопытен: в пяти минутах от пражскогоКарлова моста - средневековая глухомань, в пяти кварталах от Сан-Марко -ренессансная пустыня. Но в безлюдной Венеции жутко только в туман, а вТоледо - всегда. Тут неуютно и дико. Когда спускаешься от кафедрала к реке,противоположные стороны улиц едва ли не соприкасаются крышами у тебя надголовой, а сами улицы невзначай превращаются в лестницы. Страшно тесен этотгород, узок в плечах и бедрах. Грандиозный собор виден лишь с дистанциипротянутой руки и оттого предстает в странном, искаженном ракурсе - такими,что ли, видел святых Эль Греко? Обращаешься к святыням стереотипов, которые здесь сложились так жедавно, как и в других славных городах мира, но не обновлялись за последниетриста лет: чем знаменит был город? Сталь, шелк, керамика. Марципаны иперепелки. Самый правильный кастильский язык. Образцовые идальго. Одинперсонаж Лопе де Вега говорит, что он хотел бы любить, как толедец. "Лучшиеженщины, мечи и айва" - расхожая молва. "Толедо на всю Испанию славитсяпримерными женщинами, у которых ум счастливо сочетается с красотой" -Сервантес. Вот кто выпадает из производства толедских клише - автор Дон Кихота. Состраниц его "Назидательных новелл" встает совсем иное место - разгульное,жизнерадостное, полнокровное. Раблезианство Сервантеса в новеллах заметнее,чем в его знаменитой книге, а вместо рыцарского романа за этими сюжетамивстает плутовской жанр. И из пяти обязательных достопримечательностейТоледо, перечисленных в "Высокородной судомойке", лишь одно имеет отношениек церкви - современный гид предложит обратную пропорцию, настаивая на"заповеднике монастырей". Только в таком, сервантесовском, видении города коренится увлечение имблистательными испанцами XX столетия. В 1923 году Бунюэль основал "ОрденТоледо", назначив себя гроссмейстером, а Лорку, Альберти и Дали - рыцарями.Условия посвящения: "Чтобы быть рыцарем ордена, надо безоговорочновосхищаться Толедо, пить ночи напролет и бесцельно шататься по городу. Тот,кто предпочитает ложиться рано, становится в лучшем случае офицером Ордена".Анналы бунюэлевской затеи показывают, что Дали был понижен в звании. Что оннарушил? Мало пил? Рано ложился? Скорее всего, проявлял недостаточныйвосторг, чуя несоответствие толедского мифа своему, который он уже начиналтворить. Члены Ордена обедали в "Посада-де-ла-Сангре" - таверне, описаннойСервантесом и мало изменившейся за четыре столетия, но разрушенной вгражданскую войну. Тогда же развалился и Орден, не говоря о физическойгибели одного из рыцарей, расстрелянного возле другого, его родного, города. И хотя все единодушно признают, что юмор и вообще веселость - не товарв Толедо, что-то ведь усматривали здесь Сервантес и его лихие наследники? Даи вообще: женщины, марципаны, перепелки - все это вряд ли суровость имонастырь. И вот тогда, погружаясь в истоки толедского мифа, приходишь квыводу, что Толедо - город и легенда - это Эль Греко. К счастью, именно в нью-йоркском Метрополитен-музее находитсяэль-грековский "Вид Толедо", и я провел перед картиной в общей сложностибольше времени, чем перед любой другой. Точность подробностей в этом пейзаженеимоверная, притом что прихотливость фантазии в размещении объектов -поразительная. Как и в изображении святых, Эль Греко передавал дух, а небукву. Старую Варшаву после Второй мировой войны восстанавливали по картинамБелотто, но подобная попытка с эль-грековским Толедо окончилась быбуквальным обвалом. Однако творение художника и не имеет отношения креальному населенному пункту. Пламенная готика Эль Греко к концу его жизни -а "Вид Толедо" как раз из поздних работ - доходит до условности: в "Снятиипятой печати" явственно просматривается декоративность Матисса. Подобна томузнатоку лошадей, который назвал рыжую кобылу вороным жеребцом, потому чтосмотрел в суть вещей, Эль Греко воспроизводил суть города такой, какой онаему представлялась. И поиск пейзажного сходства в "Виде Толедо" так жебезнадежен, как поиск сходства портретного в "Вознесении". Куда важнее, что тугой, напряженный, взвинченный настрой эль-грековскихкартин определил отношение к месту приложения его сил. Символомэкстатического испанского христианства Толедо стал благодаря не столькоархиепископскому престолу и обилию монастырей, сколько - особенно для векабезбожников и агностиков - благодаря галерее святых Эль Греко. Автор первойбольшой работы о художнике Мануэль Коссио в начале XX века выдвинул теорию отом, что живописец был второразряден, пока не слился с Толедо. Но уже в 1936году Казандзакис увидел солдат из "Эсполио" и "Святого Мартина" в солдатахФранко, выживших после осады толедского Алькасара: "Я чувствовал себяблуждающим внутри эль-грековской картины". Встречное движение тутнесомненно, и когда современный автор называет Толедо "возвышенным,красивым, суровым, печальным и несколько бескровным" - все это принятыеэпитеты для персонажей Эль Греко. Они и есть взаимные персонажи - художник и город. Трудно найти большуюстепень соавторства - столько они сделали друг для друга. В данном случаеможно говорить, что они сделали друг друга. Даже если это звучит снобистски, стоит сказать: "Погребение графаОргаса" можно смотреть по-настоящему только в церкви Санто-Томе. Там и тогда- чем дольше глядишь, тем острее ощущаешь - становишься соучастником чуда.Вроде бы почти Хальс или даже Репин, "Заседание Государственного совета". Но- иное одушевление. Тоже горожане, тоже знать, но из другого мира, другогоне по времени и месту, а по метафизическому напряжению. Можно себе позволитьобывательское предположение: практик, рационалист и сибарит Эль Греко гналнапряженную "духовку" для душевной компенсации? Не было ни такого города, как в "Виде Толедо", ни таких его жителей,как в "Погребении". Пусть все приятели графа Оргаса носили черные костюмы ибелые воротники, пусть стригли и помадили бороды и усы у одного парикмахера,но как им удалось - всем! - быть стройными и худыми? Гений рыщет где хочет и что хочет творит - в том числе в областиархитектуры и анатомии. Теперь такой город есть - не был, а именно есть, -потому что образ Толедо уже незыблем, если уж его не сумели поколебатьстолетия беспрестанных идеологических ревизий. В этом смысле можно говоритьо портрете города, а не о его пейзаже, примиряя историческую несуразицужанровым смещением. Толедо стоит в Испании отдельно и одиноко - так, как поставил его и каксам стоит в мировом искусстве Эль Греко.