Об образах и подобиях

Латинская - но Америка, Америка - но Латинская. В двух совершенно разных странах, в двух абсолютно не похожих друг надруга городах - Хорошего Воздуха и самого дурного в мире - действует этопротивопоставление. На площади Трех культур (ацтекская, испанская исовременная) в Мехико разговорился с гидом. Наверное, когда-то в стране былополно памятников Кортесу - не сохранился ли хоть один? В ответ услышал прокровавого палача - в общем, то, что сформулировал в "Мексиканскомдивертисменте" Бродский: Главным злом признано вторжение испанцев и варварское разрушенье древней цивилизации ацтеков. Это есть местный комплекс Золотой Орды. С той разницею, впрочем, что испанцы действительно разжились золотишком. Гид, распаляясь, сказал: оставить монумент Кортеса все равно каквозвести у вас памятник - вы откуда? из России? - так вот... Я замер: когоон назовет? На вид под шестьдесят, должен помнить войну, скорее всего будетГитлер. "Памятник Кортесу в Мексике - все равно как в Москве памятникамериканцам!" Как сошлись в этой фантазии стереотипы "холодной войны" и проекциясвоего отношения к Штатам: ничего гаже не представить. "В нищей стране никтовам вслед не смотрит с любовью" (Бродский). Тяжелый комплекс богатого северного соседа одолевает Латинскую Америку.Здесь никто не назовет жителей Соединенных Штатов американцами. Они -americanos del norte, с уточняющим и умаляющим дополнением: северныеамериканцы. Они хуже, но богаче и сильнее. Они опасны для американцевнастоящих, латинских. В Аргентине издеваются над действительно смешнымивывесками "Сандвичерия" и "Вискерия", но канью пьют в основном туристы.Официанты и таксисты охотно обсуждают вопрос с одним рефреном: "Неужелизабудем такос и эмпанадос и перейдем на гамбургеры и хот-доги". Примерно тоже пишут газеты: "Станем богаче, но потеряем самобытность". Узнаваемо. Утрата самобытности латиноамериканцев волновала и Маяковского: "Буржуивсе под одно стригут. Вконец обесцветили мир мы". И более конкретно - спереходом на мою "малую родину": "Что Рига, что Мехико - родственный жанр. /Латвия тропического леса. / Вся разница: зонтик в руке у рижан, / а умексиканцев "Смит и Вессон". / Две Латвии с двух земных боков / - различныесобой они / лишь тем, что в Мексике режут быков / в театре, а в Риге - набойне". Нет, не только в этом разница - свидетельствую как рижанин, бывавшийв Латинской Америке. "Россия без поэзии российской была бы как огромный Люксембург", -цветисто написал Евтушенко. Опасная для жизни поэтов гипотеза: как бы неповерили. Антибуржуазный пафос - красив и по видимости убедителен. Но именно еговсевременность убеждает в его несостоятельности. На иностранное засильежаловались все и всегда, но Буэнос-Айрес никогда не превратится вЛос-Анджелес, тем более Мехико не сблизится с Ригой, и Тимониха не сделаетсяМидлтауном, штат Коннектикут, пусть Василий Белов не боится. География -самая важная наука о человеке. Пампа - не степь, и степняк - не гаучо.Самогон под березой и пульке под агавой - только по видимости одно занятие:с похмелья встают разные люди. Можно развлекаться теоретическимипостроениями: Мексика, с ее стомиллионным населением, массой людей всельском хозяйстве, комплексом по отношению к богатым соседям, слабостьюсреднего класса, ностальгией по славному прошлому, с ее мощным культурнымпотенциалом, заметной интеллигенцией и установкой на духовные ценности -сравнима с Россией. Можно сказать и так: Мексика - светлое будущее России.Броско, даже заманчиво, но неисполнимо. Сходство на уровне геополитическом, иными словами, умозрительном -возможно. На человеческом, реальном - никогда. Человек в кирзовых сапогах икепке с пуговкой, с бутылкой портвейна в кармане тесного пиджака, с небритымлицом и тревожным взглядом, знакомый, родной и близкий человек - разве он незагадочней любого ацтека? Ни на кого мы похожи не будем, даже друг на друга. Е. и С. Гандлевским