Язык как общественное явление

§ 1. Общественный характер языка

В понимании сущности и специфики языка советское язы­кознание опирается на ленинское определение языка как «важнейшего средства человеческого общения». Без языка люди не могли бы общаться друг с другом, а без такого обще­ния не могло бы возникнуть и существовать человеческое об­щество. Язык возникает и существует только в коллективе. «Язык как продукт отдельного человека — бессмыслица... Са­ма речь — это продукт известного коллектива»,— писал К. Маркс². Возникая в коллективе, язык и существует только в коллективе. То, на каком языке будет говорить ребенок, определяется не цветом его кожи, волос, формой глаз и тому подобными расовыми признаками, а тем, в какой среде он на­ходится, на каком языке говорят окружающие. Многим изве­стны случаи усыновления маленьких детей разных националь­ностей (особенно много таких фактов было в период Великой Отечественной войны), и всегда ребенок, независимо от того, к какой нации он принадлежал по рождению, усваивал язык своих приемных родителей, язык, на котором говорили вокруг него. Более того, взрослый человек, попадая в среду, где гово­рят на чужом для него языке, может забыть свой родной язык, т. к. ему не с кем на нем разговаривать⁸.

Некоторые думают, что дети учатся говорить сами по себе, так сказать, «от природы». В XVI в. отдельные ученые даже называли родные языки «природными» и считали, что им не нужно учиться. В действительности это совсем не так. Ребе­нок учится языку от окружающих, учится постоянно и непре­рывно.

Это очень хорошо показано в работах, описывающих раз­витие детской речи. Ребенок не только говорит на том же языке, на котором говорят окружающие, но и повторяет мно­гие особенности их речи. «Детский язык представляет из себя эволюцию языка, направляемую воздействием окружающей среды (разрядка моя. — Л. Б.)»,—писал известный русский исследователь детской речи А. Н. Гвоз­дев². Если родители и окружающие ребенка люди «говорят на о», т. е. произносят слова с безударными гласными о так, как они пишутся: домой, пошли, который, волос и т. п., а не дамой, пашли, каторый, валос, радных и т. п., как требуется литературной нормой русского языка, то такое произношение усвоит и ребенок. Ребенок будет «цокать», т. е. произносить цугун, цердак, целовек, цас и т. п. вместо чугун, чердак, чело­век, час, если так говорят окружающие. В таких случаях учи­телю в школе надо быть очень внимательным, так как школа должна учить не только правильно писать, но и правильно го­ворить.

Известны случаи, когда детей находили в берлогах живот­ных. Характерно, что эти дети не только не могли говорить, но и дальнейшее обучение их речи требовало больших усилий. Так, в 1920 г. в Индии были найдены две девочки, жившие в берлоге волчицы вместе с волчатами. Старшей, ее назвали Камалой, было 8 лет, младшей, которую стали звать Ама-лой,—полтора года. Девочки не могли говорить, не владели вертикальной походкой, в своем поведении они отражали мно­гие привычки животных: оживлялись с наступлением темно­ты, бегали на четвереньках, обнюхивали пищу. Помещенные в приют девочки постепенно начали усваивать человеческие привычки. Труднее всего было научить их говорить. Камала (Амала умерла рано) лишь через три года начала произно­сить первые звуки, первое самостоятельное предложение она произнесла в 13 лет после б лет жизни с людьми¹.

Некоторым людям кажется, что все дети начинают гово­рить одинаково, у них есть свой особый «детский язык». От­дельные ученые раньше даже считали, что из такого детского «лепетного языка» и появилась человеческая речь. Это совер­шенно неверно (см. § 76). Одинаковость детской речи — мни­мая. Первые звуки и звуковые сочетания, которые произносят дети, действительно похожи в разных языках, так как это те звуки и сочетания, произношение которых легче, проще. Но как только эти сочетания начинают связываться со смыс­лом, т. е. превращаются в слова, становится очевидной раз­ница между ними. Оказывается, мама означает мать только в русском, а в грузинском — это отец, баба — по-русски ба­бушка, а по-туркменски — дедушка и т. д.

Говоря об общественном характере языка, важно учесть и то, что у человека нет особых биологических, «природных» органов речи, т. е. таких, которые служили бы ему только для речи. Для речи люди используют органы обоняния, вкуса, ды­хания, приема и переработки пищи, которые в результате дли­тельной тренировки получили дополнительную функцию — быть одновременно и органами речи. «Формировавшиеся лю­ди,— писал Ф. Энгельс,— пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции² для все бо­лее развитой модуляции, а органы рта постепенно научились произносить один членораздельный звук за другим»³.

Строение органов речи у всех людей одинаково, но работа­ют эти органы в процессе речи по-разному. В одних случаях в образовании звука могут принимать участие разные органы речи. Например, в русском языке звук в образуется при уча­стии верхних зубов и нижней губы, т. е. звук является губно-зубным, а в украинском языке при образовании сходного зву­ка участвуют только губы, звук является двугубным, что при­дает ему особую, отличную от русского окраску. В других случаях основную роль в образовании звука играет один и тот же орган, но характер его работы различен. Так, при произно­шении русских звуков д и т кончик языка опущен, при произ­ношении же немецких d и t кончик языка поднят, поэтому смыкание с верхними зубами происходит в разных местах и звуки звучат по-разному. Еще более отличаются английские d и t, при произношении которых кончик языка поднят, ото­двинут назад и касается не верхних зубов, а бугорков за зуба­ми (альвеол). В некоторых языках Индии известны звуки d и t, при произношении которых язык еще более отодвинут назад и касается уже не зубов или альвеол, а нёба.

В русском языке все согласные звуки образуются в рото­вой полости, в других языках есть звуки, образуемые в глотке (таков, например, особый придыхательный звук h в немецком в словах heute, haben и прочее) или гортани. Гортанные звуки известны многим кавказским языкам.

Различия в составе звуков и их произношении у носителей разных языков развивались постепенно, получив затем закреп­ление в правилах, нормах общественного употребления.

Таким образом, не только слова и способы их сочетания, но и характер звуков различны в разных языках, г. к. в каж­дом коллективе постепенно сложился свой привычный тип произношения данного звука. Причем тог тип произношения, который сложился в данном языке, обязателен для всех, го­ворящих на этом языке, как обязателен и определенный круг слов и правила их изменения и сочетания. Язык оказывается общенародным, единым для всего народа, пользующегося данным языком.

Однако это единство относительное, так как в составе об­щенародного языка есть различия, связанные с его территори­альным распространением и характером использования (функ­циями, назначением). Во-первых, выделяется литературный язык, имеющий письменную и устную форму, используемый в науке, художественной литературе, публицистике, государст­венной и общественной жизни, обиходно-бытовом общении образованных людей. Литературный язык имеет строгие нор­мы, узаконенные, оформленные в виде определенных правил (кодифицированные). Нормы литературного языка одинако­вы для всей территории его распространения. Кроме литера­турного языка, в состав общенародного языка входят различ­ные диалекты (см. § 64). Это местные территориальные раз­новидности общенародного языка, которые могут отличаться наличием своих, не свойственных литературному языку слов или наличием иных значений у слов, общих с литературным языком, особенностями в звуковом составе и грамматическом оформлении слов и предложений. Примером может служить разница между речью населения севера и юга Европейской части Советского Союза. На севере говорят на о (окают), т. е. произносят домой, пошли, вода, солома и т. п.; на юге го­ворят на а (акают), т. е. произносят дамой, пашли, вада, салома и т. п. С этими различиями связана и целая система дру­гих различий, что позволяет говорить о наличии в русском языке двух разных наречий: севернорусского и южнорус­ского.

Кроме литературного языка и диалектов, в состав общена­родного языка могут входить и другие его разновидности (просторечие, полудиалекты и т. п.), которые обычно занима­ют промежуточное положение между литературным языком и диалектами.

Таким образом, общенародный язык представляет собой сложное целое, что связано с тем, что он обслуживает все по­требности человеческого общества, на всех этапах его разви­тия. Будучи тесно связан с обществом, язык изменяется, раз­вивается вместе с развитием общества, но развивается он по особым законам. Нельзя механически переносить на язык за­коны развития общества, как нельзя и отрывать развитие язы­ка от развития общества (см. § 83).

§ 2. Материалистический и идеалистический подход к языку. Единство языка и мышления

В науке о языке, которая называется языкознанием, или лингвистикой (от латинского слова lingua — язык), отчетли­во выделяется два разных подхода к языку: материалистиче­ский и идеалистический. Различия между ними проявляют­ся прежде всего в определении языка, понимании его сущ­ности.

Языковеды, стоящие на идеалистических позициях, часто при определении языка подчеркивали его связь с мышлением, но обходили вопрос о материальности языка, его отношении к действительности, к обществу. Так, Вильгельм Гумбольдт, бывший последователем идеалистической философии Канта, в работе «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человеческого рода» писал: «Язык... есть орган внутреннего бытия, само это бытие, нахо­дящееся в процессе внутреннего самопознания и проявления... Язык есть как бы внешнее проявление духа народа; язык на­рода есть его дух». «Язык представляет собой беспрерывную деятельность духа, стремящуюся превратить звук в выраже­ние мысли». В этом определении подчеркнута связь языка и мысли, но ничего не сказано об общественной роли языка, о его материальной природе.

Один из крупнейших языковедов XX в. Фердинанд де Соссюр считал, что не только значение в слове, но и акустический образ имеет психический характер, представляет собой психи­ческий отпечаток звука, материальная же сторона звуков не­существенна для языка.

Идеалистический подход характерен и для многих предста­вителей современного зарубежного языкознания. Некоторые из них, например, считают, что язык выступает как посредник между человеком и действительностью - и не только определяет характер мышления людей, но и характер восприятия действи­тельности, он как бы организует действительность в сознании человека. Получается, что не мышление и язык зависят от действительности, а наоборот, действительность зависит от мышления и языка.

Совершенно иначе подходят к определению языка лингви­сты, стоящие на материалистических позициях. Советское языкознание исходит из того понимания языка, которое дано в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. В известной работе К. Маркса и Ф. Энгельса «Немецкая идеология» дает­ся такое определение языка: «На «духе» с самого начала ле­жит проклятие — быть «отягощенным» материей, которая вы­ступает здесь в виде движущихся слоев воздуха, звуков — словом, в виде языка. Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возника­ет лишь из потребности, из настоятельной необходимости об­щения с другими людьми»³. Из данного определения, подчерки­вающего материальность языка и его общественный характер (язык — «практическое сознание», «существующее для других людей» и возникшее из «необходимости общения с другими людьми»), и исходит советское языкознание в понимании всех сторон и особенностей языка.

Очень важной стороной марксистского подхода к языку является анализ его отношения к мышлению и действитель­ности. В той же работе К. Маркса и Ф. Энгельса сказано: «...ни мысли, ни язык не образуют сами по себе особого цар­ства... они — только проявления действительной жизни». Для материалистического понимания языка, следовательно, важно не только признание его материальной природы, обществен­ного характера, но и его зависимости от реальной действи­тельности. Осуществляется связь языка с реальной действи­тельностью через мышление. Признание единства языка и мышления — одна из существенных особенностей материали­стического подхода к языку.

Язык и мышление не существуют отдельно, обособленно друг от друга. Язык не может существовать без мышления, но и мышление не может существовать без языка. Единство языка и мышления проявляется в том, что «язык есть непо­средственная действительность мысли». Мысль может полу­чить свое выражение в поступках людей, в музыке, рисунках, скульптуре, математических формулах и т. д., но это все — от­дельные, единичные, частные случаи выявления мысли. Ос­новным же, универсальным средством выражения мысли яв­ляется язык.

Язык есть важнейшее средство общения людей, а при об­щении и происходит обмен мыслями, сообщение их. Таким об­разом, функция языка — быть средством общения (ее обычно называют коммуникативной функцией от латин­ского.comrnunicatio — сообщение, связь) — связана с другой его функцией — познавательной. Язык выступает как средст­во, орудие выражения мысли. Язык дает человеку возмож­ность выразить свои мысли и воспринять чужие мысли. При интеллектуальной (от латинского слова intellectus — ум, рас­судок) коммуникации (связи) кто-то высказывает мысль, а кто-то, слыша высказанную мысль, понимает ее. Только язык слов может служить средством наиболее полной реали­зации такой коммуникации. Правильность понимания при этом определяется всей общественно-исторической практикой данного коллектива.

Единство языка и мышления определяет взаимную обус­ловленность мысли и речи: чем логичнее, яснее система мышления, тем четче, яснее ее языковое выражение и, наоборот, чем яснее, четче выражена мысль, тем глубже, полнее она по­нимается. Непонимание одним собеседником другого в равной степени может быть результатом плохого знания языка, на котором выражена мысль, и плохого знания вопроса, о кото­ром идет речь, т. е. содержания самой мысли.

Познавательная функция языка проявляется в его особой роли в познании действительности. Только часть знаний о внешнем мире человек приобретает своим собствен­ным опытом, большинство знаний усвоено им от других, пере­дано ему средствами речи. Облекаясь в форму речи, знания человека передаются от поколения к поколению.

Единство языка и мышления означает, что слово не есть что-то внешнее для мысли, лишь потом прибавляемое, присое­диняемое к готовой мысли. Слово теснейшим образом входит в самый процесс мышления. Слово необходимо не только для выражения, но и для самого оформления мысли. Человек поль­зуется речью как тогда, когда он говорит для других, т. е. как бы думает вслух, так и тогда, когда он думает про себя. Такая форма речи называется внутренней речью.

Роль внутренней речи очень велика. Она проявляется уже при восприятии, когда мы мысленно даем словесные обозна­чения наблюдаемым предметам и явлениям. Очень велика роль внутренней речи в процессе запоминания и подготовки к воспроизведению познанного ранее, т. е. к рассказу о чем-то. Отчетливо выявляется роль внутренней речи в процессе обду­мывания нового, формирования новой мысли. Особенно лег­ко заметить эту роль внутренней речи при письме. На роль внутренней речи обратил внимание еще в XIX в. крупный рус­ский физиолог И. М. Сеченов, который писал: «Когда ребенок думает, он непременно в то же время говорит. У детей лет пяти дума выражается словами или разговором шепотом, или по крайней мере движениями языка и губ. Это чрезвычайно часто (а может быть, и всегда, только в различных степенях) случается и со взрослыми людьми. Я по крайней мере знаю по себе, что моя мысль очень часто сопровождается при за­крытом и неподвижном рте немым разговором, т. е. движения­ми мышц языка в полости рта. Во всех же случаях, когда я хочу фиксировать какую-нибудь мысль преимущественно пе­ред другими, то непременно вышептываю ее. Мне даже ка­жется, что я никогда не думаю прямо словом, а всегда мышеч­ными ощущениями, сопровождающими мою мысль в форме разговора». Наличие работы органов речи в процессе вну­тренней речи иногда заметно даже со стороны. Понаблюдайте за своими товарищами и вы заметите, что, когда они напря­женно думают о чем-нибудь, их губы иногда начинают шеве­литься. Экспериментальные исследования, например, работы А. Н. Соколова, показали наличие особой, специфической, как бы свернутой работы речедвигательного аппарата в процессе внутренней речи.

Внутренняя речь тесно связана с внешней (обычной) речью, но имеет и некоторые особенности. Она не только отли­чается беззвучностью, но и сжатостью, неразвернутостью, что связано со сложными отношениями мысли и речи. «Течение и движение мысли,— писал один из исследователей внутрен­ней речи Л. С. Выготский,— не совпадают прямо и непосред­ственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не совпадают. Один и другой процессы обнаруживают единство, но не тождество. Они связаны друг с другом слож­ными переходами, сложными превращениями». Это под­тверждается и новейшими экспериментальными данными. Так, Н. И. Жинкин, исследуя путем проведения специальных опы­тов ход мыслительного процесса, пришел к выводу, что в ряде случаев никак нельзя предполагать наличие при внутренней речи прямого проговаривания. «Бывали случаи, когда испы­туемый... пересматривал несколько наглядных решений зада­чи, или, отвлекаясь от задачи, вспоминал ряд эпизодов из своей жизни. Такой опыт длился одну-две минуты, в то время как устный отчет испытуемого о решениях задачи или рассказ о жизненных эпизодах продолжался не менее 10—15 минут. Ясно, что эти две минуты, в которые укладывался весь опыт, испытуемый не мог работать путем проговаривания». Н. И. Жинкин выдвигает гипотезу об особом предметно-изо­бразительном коде (т. е. системе условных знаков, сигналов, используемых для передачи какого-либо сообщения) мысли­тельного процесса. Об элементах образности в процессе вну­тренней.речи говорят и другие исследователи. Изучение вну­тренней речи, широко развернувшееся в последнее время, по­может уяснить особенности связи языка и мышления, процесс превращения мысли в звучащую речь и процесс восприятия и понимания речи.

Все сказанное очень важно для понимания единства языка и мышления и познавательной функции языка. Но это еще не все. Очень важно, что язык дает человеку возможность перей­ти от наглядных представлений, отражающих внешние связи вещей, к отвлеченному мышлению, к обобщению. Характер­ная особенность языка — способность обобщать. «В языке есть только общее»,— писал В. И. Ленин. «Всякое слово-уже обобщает...». Обобщение проявляется в любом слове, так как называя какой-нибудь предмет, признак, действие, мы на­зываем (не только этот предмет, признак, действие, но и весь класс данных предметов, признаков, действий. Книга обозна­чает не какую-то одну книгу, стол — не какой-то единственный стол, окно — не только данное окно и т. д. Обобщающая спо­собность языка чрезвычайно важна для развития мышления, так как она дала возможность перейти от познания единич­ных предметов, отдельных явлений действительности к их об­общенному отражению в форме понятий. Процесс познания действительности, проявляющийся в формировании понятий, закреплении этих понятий в словах, выступает как единый, цельный акт (см. §28).

Само по себе слово как звуковой комплекс (сочетание зву­ков) внутренне не связано с определенным предметом. Стол не обязательно надо называть этим словом, его можно на­звать der Tisch (немецкое), la table (французское), masa (ту­рецкое), asztat (венгерское), poyta (финское) и т. д. Вода мо­жет быть названа и водой, и Wasser (немецкое) и water (ан­глийское), и еаи (французское), и agua (испанское), и vanduo (литовское), и ара (румынское), и vesi (финское), и su (ту­рецкое), и viz (венгерское) и т. д.

Почему же тогда слово служит орудием передачи мысли, оказывается связанным с определенным предметом?

Слово выступает как знак, заместитель предмета. Слово служит названием предмета, данным самими говорящими. На­зывали предметы в разных коллективах по-разному (см. § 27), но после того, как название возникло, оно стало обязательным для всех, говорящих на данном языке. Его нельзя произволь­но отбросить, заменить новым, так как тогда люди перестанут понимать друг друга, язык не сможет выполнять свою основную функцию — быть важнейшим средством человеческого общения. Так проявляется связь двух основных функций язы­ка — коммуникативной и познавательной.

Все сказанное подчеркивает неразрывную связь языка и мышления, которая проявляется не только в их современ­ном существовании, но и в.их происхождении. Следует еще раз вспомнить указание К. Маркса на то, что язык «так же дре­вен, как и сознание» и возникает он «подобно сознанию» «из потребности, из настоятельной необходимости общения с дру­гими людьми».

Вместе с тем следует подчеркнуть, что язык и мышление — это единство, а не тождество, что между ними возможны про­тиворечия, что каждое явление имеет свои специфические осо­бенности. Укажем для примера на то обстоятельство, что за­коны мышления оказываются едиными для людей, говорящих на разных языках, общечеловеческие понятия получают в раз­ных языках разное словесное выражение и т. д.

Действие основного закона диалектики — единства и борь­бы противоположностей — проявляется во взаимодействии языка и мышления и в их развитии. Развитие языка и мышле­ния неразрывно, едино, но ведущим оказывается развитие мы­шления. Развивающееся мышление требует для выражения новых понятий соответствующего развития языка. В то же время без развития языка было бы невозможно дальнейшее развитие, совершенствование мышления.

Сложные отношения, включающие возможность внутрен­него противоречия, наблюдаются и в соотношении единиц язы­ка я мышления: слова и понятия (см. § 26), суждения и пред­ложения (см. § 61) и т. д.

Таким образом, марксистское диалектико-материалистическое понимание языка исходит из единства языка и мышле­ния, что подчеркивается взаимосвязью и единством двух основных функций языка: коммуникативной и познаватель­ной. Эти функции не могут существовать порознь, в отрыве друг от друга.