Апостол Павел

Жизнь, проповедь, деяния, смерть и воскресение Господа Иисуса Христа были общей базой для всей раннехристианской эсхатологии. Однако уже сравнительно рано эсхатология разделяется на различные направления: В Палестине и Сирии духовный опыт христиан и апокалиптическая традиция приводят к напряжённому ожиданию близкого конца. Именно в этой традиции была сформирована эсхатология Апостола Павла. И это возвещение близкого конца весьма способствовало его миссии. Пример простой миссионерской проповеди язычникам мы видим в Первом послании к Фессалоникийцам, самом раннем послании Апостола. Возвещая веру в единого Бога, Апостол Павел призывает «ожидать с небес Сына Его, Которого Он воскресил из мертвых, Иисуса, избавляющего нас от грядущего гнева» (1 Фесс 1,10). В знаменитой апокалиптической проповеди в том же послании Апостол пишет о близком и неожиданном конце (1 Фесс 4,13 — 5,11).

На другой, эллинистической почве возникает настроение энтузиазма. Здесь некоторые христиане преувеличивали роль экстатических состояний pneumatika (1 Кор 12,1; 14,1), считали себя совершенными (teleioi) и связывали своё крещение со смертью и воскресением Иисуса Христа. О таком мышлении свидетельствует в своих посланиях Апостол Павел, но постоянно корректирует его, говоря не о действительном «воскресении», но о «подобии воскресения»: «Итак мы погреблись с Ним крещением в смерть, дабы, как Христос воскрес из мертвых славою Отца, так и нам ходить в обновленной жизни. Ибо если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения» (Рим 6,4-5). «Совершенные», «энтузиасты» считали, что христиане уже достигли цели, спасены и не должны ожидать от будущего ничего нового, в том числе и никакого воскресения мертвых. Апостол возражает: «Если же о Христе проповедуется, что Он воскрес из мертвых, то как некоторые из вас говорят, что нет воскресения мертвых?» (1 Кор 15,12).

Чрезмерному энтузиазму Апостол Павел противопоставляет трезвый реализм. В его посланиях вместе с ожиданием близкого конца («футуристической эсхатологией») присутствует «эсхатология настоящего», или «реализованная эсхатология». «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор 5,17); «Ибо сказано: во время благоприятное Я услышал тебя и в день спасения помог тебе. Вот, теперь время благоприятное, вот, теперь день спасения» (2 Кор 6,2). Таким образом, возникает своеобразное напряжённое отношение между эсхатологией настоящего и эсхатологией будущего, между «уже» и «ещё не». «Очистите старую закваску, чтобы быть вам новым тестом, так как вы бесквасны, ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас» (1 Кор 5,7). «Вы уже чистые, поэтому станьте чистыми» (1 Кор 5), «вы уже умерли для греха, поэтому освободитесь от греха» (Рим 6), «вы уже святые, поэтому должны стремиться к освящению» (1 Фесс 4) и т.д. За этими внешними противоречиями стоит мысль о том, что реальное спасение зависит от двух условий: объективного и субъективного. Объективное условие нашего спасения исполнено Богом в Иисусе Христе: «мы уже спасены». Но для реализации спасения необходимо наше субъективное усилие, которое основано на нашей свободной воле.

Во избежание крайностей энтузиазма Апостол Павел эсхатологии будущего отдает предпочтение. Эсхатологические представления и ожидания определяют нравственную проповедь Апостола. Близость конца призывает христиан к бодрствованию и трезвению (1 Фесс 5,6), непосредственно влияет на жизнь и поведение христиан. Например, неизбежность и близость конца делают относительной всякую мирскую активность в этом эоне. «Я вам сказываю, братия: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть, как не имеющие; и плачущие, как не плачущие; и радующиеся, как не радующиеся; и покупающие, как не приобретающие; и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся; ибо проходит образ мира сего» (1 Кор 7,29-31). Эсхатологические ожидания могут также укреплять в ситуации преследований.

В центре эсхатологии Апостола Павла постоянно остается сотериологическая христология, так что мотив спасения даже ослабляет представление о суде и наказании. «Каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть. У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду. А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня» (1 Кор 3,13-15). А в Послании к Римлянам эсхатология переходит даже в надежду на универсальное спасение. «Ибо не хочу оставить вас, братия, в неведении о тайне сей… всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать» (Рим 11,25.32).

В контакте с эллинистическим миром Апостол Павел неоднократно прибегает к понятиям и образам эллинистической философии. Например, говоря об эсхатоне, он использует явно платонический образ «зеркала»: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (якоже зерцалом в гадании), тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13,12). Однако когда Апостол рассуждает о форме индивидуального посмертного существования, он стоит на твёрдой библейской позиции и вступает в резкую полемику с эллинистическими представлениями о бестелесной потусторонней жизни: «Мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем, потому что не хотим совлечься, но облечься, чтобы смертное поглощено было жизнью» (2 Кор 5,4). Телесное воскресение — тема всей 15-й главы Первого послания к Коринфянам.