Цена кресла генсека ООН — Чечня

Май 2001 года подарил новое доказательство того, до какой степени глубоко во времена Путина мы увлеклись реставрацией времен Брежнева. Как только влиятельная международная правозащитная организация Human Rights Watch (HRW) обнародовала доклад лишь об од­ном из сотен массовых захоронений гражданского насе­ления в Чечне, приурочив его выход в свет к прилету в Москву генсекретаря ООН Кофи Аннана, и потребовала усилий международного сообщества, в первую очередь, конечно, ООН, для проведения полноценного рассле­дования — тут-то и поднялась волна кремлевских опро­вержений, гневных откликов и отповедей, а высокопо­ставленные чиновники, обычно бегающие от телекамер, скоренько нашли время, дабы поделиться информаци­ей, что «ничего похожего нет».

С чего это вдруг власть так нервно заерзала на стуле, будто ей кнопку подложили? И можно ли вообще счи­тать такой «кнопкой» визит генсекретаря Аннана? И по­чему, в конце концов, высший ооновский дипломат про­молчал там, где это было неприличным, исходя из за­нимаемого им поста, и требовались хотя бы человече­ское сочувствие да пара пусть протокольных, но все же слов о необходимости обуздать военную преступность в Чечне?

Нет сомнений, мы присутствовали при заключении бизнес-сделки на человеческих костях. Это был выгод­ный, с профитом для каждого, контракт двух «высоких сторон»: Кремля и первого лица ООН.

Но при чем здесь тогда нервозность? Это мельтеше­ние с комментариями придворных лгунов? Все вполне логично. Первая нервическая реакция была связана с тем, что российская сторона, не будучи до конца уве­ренной в «его превосходительстве», крайне опасалась, что сделка в последний момент, после доклада HRW, сорвется.

Однако обо всем по порядку. Сначала — главные по­ложения доклада правозащитников, который представ­ляет собой очень детализированный, почти прокурор­ский текст о массовом захоронении, обнаруженном в ян­варе—феврале 2001 года недалеко от Грозного и через дорогу от Ханкалы, главной российской военной базы в Чечне. Общее число обнаруженных там трупов — 51. Как удалось обнаружить это массовое захоронение? Инфор­мация о первом из трупов — Адама Чимаева (исчез 3 де­кабря 2000 г.) — попала в руки семьи Чимаевых в ре­зультате коммерческой сделки: родственники выкупили координаты захоронения у офицера, имевшего отноше­ние к охране Адама, когда он находился на территории военной базы, за сумму в 3000 долларов (в рублевом эквиваленте). После произведенной оплаты семье было по­зволено забрать труп.

Дальше по Чечне пошел слух об этом, и в Дачное хлынули родственники других бесследно исчезнувших че­ченцев. В результате 19 тел были идентифицированы. Но 32 — нет, и 10 марта 2001 года, без предварительной огласки, неопознанные трупы были захоронены воен­нослужащими без сохранения положенных в таких слу­чаях биопроб. В своем докладе HRW приводит многочис­ленные свидетельства о поведении прокуратуры, россий­ского правительства и президентских структур в этот момент, называя его неадекватным.

Российская власть не желала никаких выяснений дела о массовом захоронении, полностью отрицая, что это дело рук военнослужащих. Но правозащитники «выписа­ли рецепт» и международному сообществу — оно также оказалось глухо к трагедии Дачного. США, Евросоюз, Европарламент и ОБСЕ фактически сделали все, чтобы затушевать эту историю, а Алваро Хиль-Роблес — глав­ный европейский комиссар по правам человека — слетав на инспекцию в Чечню сразу после обнаружения захо­ронения (27—29 февраля), даже не посетил Дачное и не встретился с родственниками опознанных. Кроме того, HRW дает разъяснения, какие основополагающие доку­менты ООН Россия нарушила и как ООН, фактически получив плевок, это дипломатично не заметила.

Резюме доклада — возобновление расследования по массовому захоронению в Дачном обязательно. Для чего должна быть срочно создана специальная международ­ная комиссия, первое дело которой — эксгумация трид­цати двух спешно захороненных неопознанных трупов си­лами Международного Красного Креста, группы содей­ствия ОБСЕ, экспертов Совета Европы, представителей Комиссии по правам человека ООН. Фактически пози­ция НК\У — установление в некотором роде междуна­родного протектората над дальнейшим расследованием трагедии Дачного.

Чтобы понять реакцию Кремля и генсекретаря Анна-на на такие эскапады, приглядимся повнимательнее к тому, что происходит в ООН образца весны 2001 года. И прежде всего к самому Кофи Аннану. Возможен ли в прин­ципе подобный международный протекторат в Чечне под эгидой ООН? Что может генсекретарь?

Надо сказать, когда доклада HRW еще не было и в помине, равно как и общественного скандала, с ним связанного, «Новая газета» уже пыталась найти ответ на те же самые вопросы в Нью-Йорке, причем непосред­ственно в штаб-квартире ООН. Более того, в самых что ни на есть дипломатических кулисах-кулуарах — комнате отдыха между заседаниями Совета безопасности, где ва­рится международная «гуманитарная» политика. Есте­ственно, в эти скрытые от посторонних глаз места кор­респондента «Новой газеты» провели и представили «кому надо» нелегально. И тому, кто это сделал по нашей просьбе, огромная благодарность, поскольку пошел он на это именно потому, что знал вопросы, меня интере­сующие, истинную цель и причину нелегального про­никновения в кулуары Совбеза. А именно: что может сделать ООН для разрешения тяжелейшего чеченского кризиса? Как остановить непрекращающиеся страдания гражданского населения в Чечне? Каковы реальные, не паркетные, настроения в Совбезе? Возможен ли меж­дународный протекторат?

Эти вопросы родились не случайно, а из огромного объема информации о реальной обстановке в Чечне — не той, что старательно вырисовывают помощники в бу­магах, подаваемых президенту, и не той, что полита ро­зовым сиропом теленовостей. За этими вопросами — одна-единственная движущая идея: как остановить войну и прекратить массовые нарушения прав человека в Чечне? А также разложение армии, стремительно теряющей че­ловеческий облик.

Моя позиция, основанная на обсуждении десятков вариантов мирного урегулирования с сотнями жителей Чечни — и простых, и занимающих какие-либо посты, живущих и в Грозном, и в селах, и равнинных, и гор­ных, — сегодня такова: в ситуации, как она сложилась к весне 2001 года, без международного протектората обой­тись уже невозможно. И хотя сегодня официальная Мос­ква не желает даже думать в подобном направлении, счи­тая его унизительным для себя, такой исход неизбежен. Третья сторона необходима как воздух — ей предстоит развести на время противоборствующие стороны (а се­годня это отнюдь не боевики и федералы, как уверяет официальная кремлевская пропаганда, а федералы и гражданское население), утихомирить страсти, насколь­ко это возможно, и повести дело к смягчению позиций.

Но вернемся в Нью-Йорк, в Манхэттен. Большинство опрошенных дипломатов, работающих в Совете безопас­ности ООН, от которого зависит введение миротворче­ских сил ООН в любой из регионов, сошлись во мне­нии, что «провести вопрос» практически невозможно. Для направления миротворческих сил с мандатом от Совбе­за требуется согласие двух противоборствующих сторон. В данном случае гражданское население, принимающее на себя ежедневный удар нарушений прав человека, не мо­жет быть признано в соответствии с документами ООН одной из таких «противоборствующих сторон». Ну а о «со­гласии» российского правительства говорить, конечно, не приходится.

Однако есть и другой вариант получения мандата ООН на подобный протекторат: так называемая «силовая опе­рация по установлению мира», предусмотренная седьмой статьей. (Именно по этому официальному протоколу протекали памятные события в Ираке и Югославии, за­вершившиеся спустя какое-то время большими непри­ятностями для США, лишившихся места в Комиссии по правам человека ООН.) Если суметь подвести чеченский кризис под седьмую статью, уверяли совбезовские дип­ломаты, то согласие «противоборствующих сторон» не потребуется.

Но Ирак и Югославия — это не Россия. Ирак и Юго­славия — просто члены ООН, в то время как Россия — постоянный член в Совете Безопасности с правом вето. Решение по седьмой статье принимает Совбез. И это зна­чит, вносить в Совбез подобные предложения можно кому угодно и сколько душе угодно, но обсуждение их будет длиться вечность, а результат предопределен точкой зре­ния российского правительства. Не хочет Россия — не может Совбез.

Большинство дипломатов, работающих в Совбезе, пришли к одному-единственному выводу: вариант с ми­ротворческой деятельностью ООН в Чечне исключен, и не надо тешить себя иллюзиями. Единственный, кто мо­жет повлиять на ситуацию и помочь выйти из тупика, — это лично генеральный секретарь ООН.

Далее — речь о Кофи Аннане. Можно ли на него наде­яться? Именно этот вопрос был задан дипломатам Сов-беза. И уже тогда, в конце апреля, они говорили о сцена­рии, воплощенном позднее в Москве: Кофи Аннан аб­солютно глух к положению с правами человека в Чечне (а значит, и к докладу НК\У). Кстати, то были не просто дипломаты третьего звена, а работающие под непосред­ственным руководством Кофи Аннана, и они уверяли, что ему сегодня все равно, кто и как страдает на кро­шечном пятачке планеты, раз этот пятачок располагает­ся на территории Российской Федерации. Ему важно дру­гое: остаться на второй срок генсекретарства. Любой це­ной. В нашем случае цена — Чечня. И генсекретарь будет молчаливо «благословлять» войну на Северном Кавказе до тех пор, пока Россия поможет ему сохранять кресло.

Ну а уж как удобен такой «креслолюбивый» Кофи Аннан для России, думаю, сомнений нет ни у кого. Вся советская политика на том и строилась (а сейчас — ее явственный ренессанс), что коммунистические лидеры оказывались чем-то выгодны западным и международ­ным VIP-лицам, в результате чего последние закрыва­ли глаза на кошмар, именуемый жизнью в СССР, и под­кармливали режим дотациями и займами, только бы он не грозил социальными катаклизмами.

Итак, в Москве все случилось в лучших традициях советских времен: сделка на высшем уровне благополуч­но состоялась — по сути, точно такая же, какими они были в коммунистические годы. Путину удобен Кофи Аннан на посту генсекретаря ООН, поскольку сговорчи­вый и при нем давления на Россию в связи с Чечней вряд ли стоит опасаться. Аннану нужен Путин как голос на выборах. Если учесть, что сегодня подобные заморочки характерны и для отношений России с Евросоюзом, Европарламентом, ОБСЕ и др. и пр., то ждать манны небесной нам не приходится.

Мир, Запад, сообщество отступились и позволяют на­шей власти творить в Чечне все, что ей хочется, одно­временно выдав индульгенцию на официальную ложь и демагогию. И тем все туже закручивая чеченский узел. Вспомните: ведь это уже было. Именно молчаливое со­гласие международного сообщества с «показательным Чернокозовом», следственным изолятором в Чечне, постепенно превращенным в потемкинскую деревню с целью приема высоких международных гостей и вполне их устраивавшим, спровоцировало дальнейший разгул: когда люди десятками, а потом и сотнями стали не в тюрьму попадать, а попросту исчезать, после чего их тела и находили лишь случайно, захороненными так, что и комар носу не подточит.

Поэтому даже если под давлением HRW Москва со­гласится продолжить расследование массового захоро­нения в Дачном, то через некоторое время Дачное по­стигнет судьба Чернокозово. Как бы кощунственно это сейчас ни прозвучало, но Дачное ожидает участь образ­цово-показательного захоронения — власть всячески из­ворачивается. И скоро, будьте довольны, в Дачное сби­тыми стайками повезут иностранных журналистов и парламентариев...

Это и будет итогом доклада, рожденного HRW с це­лью давления на генсекретаря ООН. Как ни прискорбно.

А что в Чечне, поменянной Кофи Аннаном на крес­ло? Все то же самое — волна ужаса, лжи и террора.

14 мая 2001 года к дому семьи Бардукаевых в райцент­ре Урус-Мартан подъехал БМП без бортовых номеров — в январе из этого дома во время «зачистки» увезли шес­терых мужчин, троих из которых вскоре отпустили, а о судьбе остальных почти полгода семья ничего не знала. Офицер, слезший с БМП, используя один в один мето­ды полевого командира Арби Бараева (помните отрезан­ные головы западных инженеров на снегу?), показал родственникам фотографии с трупами братьев Бардука­евых (те их опознали) и потребовал 1500 долларов за то, что укажет место захоронения. Все то же самое, что с Дачным и первым трупом Адама Чимаева.