Андрей пораженно молчал. У него было лицо человека, которого через час-другой должны женить, а он не ведает, на ком. Безысходно-кроткое и скорбное

— Ладно, — махнул рукой Климов, — вернемся к нашим кражам.

Гульнов пружинисто поднялся, но глаза у него еще были отсутствующими. Он явно находился под впечатлением услышанного. Климова в свое время эта история тоже поразила.

— Начнем с первой. Что мы по ней имеем?

Остановившись около стола, Гульнов на мгновение задумался и стал загибать на руке пальцы:

— Значит, так. Второго октября или в ночь со второго на третье обворовали Звягинцевых.

— Соседей стоматолога?

— Ну, да. Правда, брать у них особо нечего, люди живут на зарплату, но все же… Похитили золотые серьги, десять облигаций по пятьдесят рублей каждая и две небольшие картины…

— Размеры известны?

— Трудно сказать. Хозяева не знают…

— Хотя бы приблизительно. Андрей развел перед собой руки и попытался показать величину картин.

— Одна примерно вот такая…

— Тридцать на сорок, — предположил Климов.

— А другая, — Андрей рывками развел руки на ширину плеч и выпрямил ладони, — может, чуть побольше.

— Ясно. Где-то девяносто пять на шестьдесят. Работы чьи?

— А Бог их знает! Звягинцевы говорят, что приобрели эти картины двадцать лет назад, когда женились. И то лишь потому, что какой-то алкаш просил за них всего-то навсего червонец.

Климов усмехнулся.

Если невежда платит за картину, она должна быть или гениальной, или пошлой.

— Что там, на картинах этих, было изображено? Целующиеся голубки?

— Звягинцева говорит, что цветовые пятна.

— Уже веселее. Будем думать, что украдены шедевры…

Уловив иронию в голосе Климова, Андрей задумался:

— А что? «Плохую лошадь вор не уведет».

— Да, это верно. Есенин прав.

— Еще бы! Гениальный человек был.

— Никто не спорит.

— Спорят, спорят! — запротестовал Андрей. — В газетах пишут, что его убили…

— Правильней сказать, предполагают.

— Теперь расследовать должны.

— Будем надеяться.

— Эх! Покопался бы я в этом деле. — Гульнов погрозил кому-то сжатым кулаком и как-то весь взъерошился. — Такого человека загубили! Помните, Юрий Васильевич?

— Что?

— Какую-то хреновину в сем мире…

— Большевики нарочно завели?

— Здорово, правда?

— Ну, мы отвлеклись… Давай о деле.

— Такого человека…

— Ты выяснил, кто Звягинцев по специальности?

— Оператор вычислительных машин.

— Круг его друзей, знакомых?

— В большинстве своем филателисты.

Климов постучал пальцами по подоконнику.

— А тебе не кажется, что человек, собирающий марки, должен хорошо разбираться, по крайней мере, любить живопись? Филателисты — народ дотошный. Основательный. С энциклопедическими знаниями.

— Я как-то не подумал. А действительно…

Гульнов виновато покрутил головой.

— Стоит покопаться.

Непринужденный тон, терпимость и доброжелательность давали Климову возможность оставаться и в конфликтные моменты честным и принципиальным. Он давно заметил, что злые редко бывают справедливыми, впрочем, как и мужественными.

— Вот и копии. Лишним не будет. Кстати, — Климов подошел к столу, полистал протоколы допросов, нашел нужный лист. — В этом же кооперативе «Медик», только в другом подъезде, живет бабка Звягинцева, Яшкина Мария Николаевна. Ты наводил о ней справки?

— Узнавал.

— И как соседи ее характеризуют? Чем занимается?

Самому ему она показалась странной, запуганной и нелюдимой. Хотя чего он от нее хотел? Бабке девятый десяток. Пережила две революции, три жуткие войны, всех дочерей пережила, похоронила мужа… Такие всегда имеют странности, причуды… словом, малость не в себе.