Пришлось ткнуть рукой на дверь

— У Звягинцевых две висели. Обратили внимание?

— А, эти… Видел. Только я бы их абстрактными не назвал ни при какой, простите, перестройке. Это же послевоенный авангард. Работы ценные, особенно сейчас, когда все продается на корню.

— А кто их автор, вы не узнавали?

— Очень даже узнавал, иначе не могу. Так воспитали. Во всем мне хочется дойти до самой сути, до… э… как там у Пастернака?.. — он помахал перед собой рукой и облизнул губы. — Впрочем, не важно. Одним словом, до сердцевины. Интеллигентный человек сначала знакомится с автором, потом с его произведением.

— Если есть возможность.

— Разумеется.

— Звягинцевы, кстати, автора картин не помнят.

— Ну, — развел руки Задереев, — я же говорил. Два сапога пара. Имя у него такое легкое, еще ассоциируется с птичьим… черт… совсем из головы… забыл! — Он хлопнул себя ладонью по колену и обиженно признался: — Надо же! Забыл.

— Вы говорите, легкое?

— Да… будь оно неладно! Вертится в мозгу…

Поднимая глаза к роскошной люстре, он зашевелил губами и с бесподобным приморским выговором, впитавшим в себя разноголосицу бродяг, торговцев и аристократов, врастяжку произнес:

— Чтобы я так жил, как помню… Хоть убей. — Он все никак не мог напасть на нужное ему слово. — Черт! — Опустив глаза, он впервые нахмурился. Климову показалось, что Задереев даже как-то сник, увял, пытаясь вспомнить автора похищенных картин, и перевел свой взгляд на большую напольную вазу, расписанную золотыми лотосами. Не любой, держащий во рту орех, способен его разгрызть.

— Легкое… Птичье… — сцепил пальцы Задереев, и Климов потянулся за бананом.

— Может, Легостаев?

— О! — Надо было видеть глаза ценителя и знатока китайского фарфора. — Это бесподобно! Взять и угадать. Вы просто гений!

— Легостаев? — переспросил Климов, хотя и так было ясно: Легостаев.

Чтобы как-то скрыть охватившее его возбуждение, Климов дочистил сладко пахнущий банан и умял его за милую душу.

Искать — это прежде всего уметь слушать.

Странно, почему же Звягинцевы утаили имя автора картин?

Распрощавшись с металлически блестящим стоматологом, он на всякий случай решил заглянуть к бабке Звягинцевых, столбовой дворянке Яшкиной, вернее, Перетоке-Рушницкой.