Мышление как системная психическая познавательная функция согласно Б.Н. Рыжову

Современный классик системного научного подхода Борис Николаевич Рыжов постулирует, что, если восприятие представляет собой установление системной организации в феноменальном поле наших ощущений, то мышление, с системных позиций, представляет собой установление сверхсистемной по отношению к восприятию организации между различными воспринимаемыми объектами. Та же мысль, в сущности, принадлежит многим психологам, работавшим над проблематикой мышления, отмечает историк психологии Рыжов Б.Н. В изданном в 1938 г. учебнике «Психология» (под редакцией К.Н. Корнилова, Б.М. Теплова и Л.М. Шварца), продолжает Б.Н. Рыжов, даётся следующее определение мышления: «Наше восприятие отражает предметы и процессы объективного мира. Каждый предмет связан, однако, с другими предметами. Познание этих связей осуществляется в процессе мышления. Мышление, следовательно, есть отражение связей и отношений между предметами объективного мира». Там же указывается, отмечает Рыжов Б.Н., что наибольшим научным и практическим значением обладают существенные связи и отношения, под которыми следует понимать связи характерные не только для данного случая, но и для всех случаев того же порядка. «Таким образом, – отмечают авторы этой работы – мышление … есть обобщённое отражение реальности. В процессе мышления мы познаём внутренние, существенные связи процессов объективного мира. По сравнению с восприятием мышление, следовательно, есть более высокая ступень человеческого познания», – рассуждает Б.Н. Рыжов.

Один из важнейших вопросов, продолжает учёный, – в чём состоит основной механизм мышления? Ответ на него пытались найти многие. Английская психология 18-19 веков указывала на главенствующую роль ассоциаций. В. Вундт одним из первых рассматривал мышление как процесс системообразования, выделяя в качестве системных связей наряду с ассоциациями активно устанавливаемые апперцепции.

Рыжов Б.Н. подчёркивает, что значительный вклад в разработку проблемы мышления внесла Вюрцбургская школа психологии. Её представитель О. Зельц дал следующее описание процесса мышления при решении творческих задач: на первых этапах происходят попытки, в результате которых в сознании складывается образование, названное проблемным комплексом. Это антиципирующая [47] схема задачи, в которой имеется разрыв, отвечающий искомому. Она контролирует и направляет ход мыслительных действий. Если задача типовая – пробел в схеме заполняется актуализацией имеющихся способов решения. Если задача не решается известными способами, она приобретает для данного человека творческий характер. В этом случае необходимо открытие новых способов решения. Этот процесс также направляется антиципирующей схемой. При этом нахождение искомого облегчается подсказкой извне, в качестве которой выступает случайное наблюдение каких-то фактов. В силу большой предварительной работы случайность становится одним из факторов упорядоченной духовной деятельности, выполняющих роль подсказки. Иллюстрируя свою мысль, О. Зельц ссылается на примеры из истории научных открытий сделанных М. Фарадеем, Ч. Дарвиным и Б. Франклиным, подчёркивая при этом целостность процесса мышления.

Б.Н. Рыжов отмечает, что в Вюрцбургской школе также впервые была поставлена проблема связи эмоциональных переживаний с процессом мышления, получив своеобразную интерпретацию в учении о «положениях сознания». Создатель этой концепции, Марбе, указывал, что сам ход решения задачи способен порождать эмоции: в случае невозможности достичь требуемого решения, человек испытывает состояние напряжённости и раздражения, и, напротив, в случае нахождения решения, испытывает радостное чувство победы. Притом, что особенно важно, эти чувства человек переживает даже и в том случае, когда решаемая задача сама по себе совсем не является для него значимой.

Рыжов Б.Н. указывает, что системная интерпретация этого феномена очевидна. Мыслительная деятельность возникает только при наличии возникшего напряжения, благодаря отклонению состояния предмета размышлений (мыслимой системы) от своего стационарного уровня. Невозможность решения задачи после ряда предпринятых попыток добавляет к этой исходной напряжённости ещё дополнительную, связанную с вынужденной констатацией собственной несостоятельности. При этом в напряжённом состоянии уже оказывается система личных представлений о своих возможностях. Разумеется, на этом фоне можно ожидать, что обобщённый мотивационный потенциал, превысит порог эмоционального реагирования и даст импульс развитию негативных по своей окраске эмоциональных переживаний. Вместе с тем, успешное решение задачи будет означать снятие этой напряжённости и, более того, даст ощущение расширения диапазона возможностей своей личности, её развития. Переход же на более высокий уровень развития, как указывал ещё Спиноза, связан с переживанием положительных эмоций.

Б.Н. Рыжов подчёркивает в рассматриваемом им научном примере, что найденное, наконец, решение задачи порождает у добившейся его личности комплекс положительных переживаний: во-первых, даёт эстетическое чувство завершенности, гармоничности собственно имевшейся проблемной ситуации, ранее находившейся в дисгармоничном, напряжённом состоянии; во-вторых, сопровождается чувством облегчения, тем более интенсивного, чем большей интенсивности успела достичь психическая напряжённость, связанная с осознанием угрозы утраты части позиций личности, в случае невозможности для неё решить задачу данного уровня; и, в завершение, если задача по своей сложности не подлежала обязательному решению, но всё же была решена, то возникает ещё и радостное переживание расширения своих возможностей – возрастания ресурсов личности.

Рыжов Б.Н. полагает, что отличительной чертой гештальтпсихологии, также внесшей значительный вклад в исследования проблемы мышления, был интерес к процедуре образования целостного образа при решении мыслительных и, в том числе творческих, задач. Одной из первых и наиболее известных, полученных в этой школе, закономерностей явился закон инсайта или, как его ещё называли, “ага-реакции” (или ″ага-решения″). Ставшее классическим благодаря блестящему описанию В. Келера феноменальное проявление этого закона, заключалось в том, что оказавшееся в проблемной ситуации животное (шимпанзе) внезапно приходило к правильному решению, уже после того, как оно прекратило неуспешные попытки решить проблему привычным способом.

Б.Н. Рыжов продолжает свои рассуждения и описывает то, [48] что В. Келер предположил, что на самом деле, животное прошло три стадии решения нестандартной задачи: на первой из них оно действовало на основе старого гештальта, то есть имеющегося у него целостного образа подлежащей решению ситуации. Однако, поскольку решения достичь не удавалось, наступала следующая стадия – стадия разочарования. При этом происходил важнейший в психологическом смысле процесс разрушения прежнего гештальта. И, как только этот мучительный процесс был завершен, мгновенно происходило переструктурирование воспринимаемой ситуации – наступала стадия собственно инсайта. Освободившись от груза прежних схем, животное приобретало возможность по-новому воспринять ситуацию и мгновенно найти правильное решение. Впоследствии этот закон был распространен К. Дункером и на область человеческого мышления при решении задач, требующих нестандартного подхода.

Рыжов Б.Н. постулирует, что системная интерпретация этого закона заключается в том, что для установления принципиально новых, существенных связей в системе, необходимо разрушить прежние системообразующие связи, ставшие тормозом на пути е` развития. Если это разрушение не приводит к утрате ключевых элементов системы, то сохраняющийся мотивационный потенциал приводит к быстрому установлению новой структуры связей. Нечто подобное с системной точки зрения происходит на завершающей фазе распада – фазе коллапса, когда удаление из системы одного из её элементов, приводит к установлению между оставшимися элементами новых связей, повышающих в конечном итоге упорядоченность всей системы (см. в данном пособии раздел № 1, тему № 5).

Б.Н. Рыжов замечает, что по существу, в данном случае речь идет о фазной структуре мышления. В этой связи, продолжает автор, для поиска ответа на вопрос о механизмах мышления обратимся, по совету О. Зельца, к подсказке, которую даёт значительно более простое, чем человеческий мозг устройство, демонстрирующее, тем не менее, реальные способы решения простых логических задач.

Рыжов Б.Н. приводит пример анализируемого феномена. Как, например, мыслит «умная» крылатая ракета? Её задача может состоять в том, чтобы, пролетев в режиме самоуправления несколько сот километров, с высочайшей точностью поразить заданную цель. При этом допустимое отклонение от цели может быть минимальным – ракета, например, может попасть в заданное окно здания. Обеспечить такую точность, заранее рассчитав все необходимые управляющие импульсы, невозможно. Любой случайный порыв ветра собьёт все эти расчёты. Поэтому полёт ракеты либо постоянно корректируется сигналами со спутника, либо ракету заставляют саму «думать» и принимать решение. Общий принцип работы здесь таков. Предварительно со спутника записывается и помещается в память бортового компьютера ракеты телеизображение местности, над которой она должна пролететь и проложенная на местности линия маршрута. После того, как ракета выпущена из расчетной точки, её бортовая аппаратура постоянно ведёт телесъёмку местности, над которой она пролетает и фиксирует на ней свой реальный маршрут. В компьютере эти два изображения, запомненное и текущее, сравниваются. В случае их совпадения ракета продолжает прямолинейное движение, а в случае рассогласования начинает также и боковое движение до тех пор, пока два изображения вновь не совпадут.

Б.Н. Рыжов полагает, что здесь можно увидеть сходство с некоторыми видами человеческого мышления. Стартовым моментом начала любой мыслительной деятельности является возникновение мотивационного потенциала. При этом система, на преобразование состояния которой направлена деятельность, всегда имеет избыточную энтропию по отношению к другому состоянию, которое может быть названо целевым и более определённым. Мыслительная деятельность заключается при этом в последовательном извлечении из памяти вспомогательных системных образований и сопоставлении их с исходной системой. В случае обнаружения подобия в связях между элементами исходной и вызванной из памяти систем, запомненные связи могут привлекаться на «достройку» соответствующих звеньев исходной системы.

Рыжов Б.Н. считает, что все различия видов мыслительной деятельности образуются благодаря различию в месте приложения и характере извлекаемых из памяти связей. Наиболее простым видом мыслительных операций будет умозаключение по аналогии. Оно заключается в том, что для исходной системы, упорядоченность которой необходимо повысить (т.е. снизить её энтропию и, тем самым, снять исходную напряжённость) непосредственно подбирается некий аналог, содержащийся в нашей памяти. Поскольку эта операция выполняется как бы «в один проход мысли», подбираемый аналог должен обладать высокой степенью подобия исходной системе. Принимая эту аналогию мы фактически подменяем связи в исходной системе аналогичными.

Б.Н. Рыжов отмечает то, что здесь с очевидностью выступают и достоинства и недостатки этого вида мыслительных операций. Достоинством является простота и скорость, с которой может быть сделано такое умозаключение. Недостатком является высокая вероятность ошибочного умозаключения, лишь кажущимся образом снижающая исходную напряжённость. Причина высокой вероятности ошибки в этом случае связана с тем, что здесь практически игнорируется элементный состав системы. Решение задачи одним действием подразумевает установление только важнейших связей между её элементами и исключает возможность анализа самих элементов и связей внутри этих элементов.

Рыжов Б.Н. подчёркивает, что более сложными видами мыслительной деятельности, обязательно подразумевающими наряду с установлением аналогий на уровне всей системы в целом, также и установление аналогий на уровне её отдельных частей, будут умозаключения индуктивные и дедуктивные.

По Б.Н. Рыжову, индуктивное мышление будет отражать фиксацию, прежде всего, основных, существенных связей в исходной системе, с выделением, таким образом, и основных звеньев этой системы. Затем, благодаря всё тому же методу извлечения из памяти системных аналогий, будут более чётко «прорисовываться» уже эти выделенные звенья. Далее наступит очередь локальных звеньев внутри основных и так далее до того момента, когда энтропия всей исходной системы не достигнет своего целевого уровня. При этом исходный мотивационный потенциал снизится ниже порога начала деятельности, и она окажется субъективно завершённой.

Согласно Б.Н. Рыжову, дедуктивное мышление не является с системной точки зрения чем-то прямо противоположным. Начинается оно с такого же, как и в случае индуктивного мышления, выделения основных системообразующих звеньев. Основное отличие здесь в том, что существенные связи между этими звеньями пока ещё не могут быть определены точно и на момент начала деятельности они субъективно малодостоверны. Поэтому следующим этапом деятельности становится поиск аналогий на уровне подсистем или отдельных звеньев элементов. После того, как часть таких подсистем нашла свои аналогии и, благодаря этому, их энтропия уменьшилась, открывается возможность для следующего этапа – синтеза подсистем в более крупное системное объединение вплоть до исходной системы. При этом действующим механизмом по-прежнему остается поиск аналогий в памяти.

Рыжов Б.Н. утверждает, что становление аналогий между системами опирается на фундаментальную возможность живой материи к образованию информации – отражения связей одной системы в связях между элементами другой системы. Эта пересруктуризация связей системы – объекта информационного воздействия в результате контакта с системой – субъектом воздействия, – с необходимостью подразумевает отвлечение связей от исходных элементов. В этом смысле в любой информации присутствует момент отвлечённого знания.

Б.Н. Рыжов заявляет, что вместе с тем, отвлечение информационных связей от элементов материнской системы может приводить к тому, что исходная структура связей устанавливается между абстрактными местозаместителями реальных элементов системы. Это происходит в результате того, что сопоставление ряда аналогичных предметов позволяет установить существование общих для всех них связей, независимых от конкретного набора элементов в каждой системе. При этом образуется система, элементами которой являются функции а не аргументы. Такая мыслительная операция получает название абстракции, т.е. отвлечения от каких либо частных свойств данного предмета или явления. В английском языке переход от конкретного обозначения предмета к его абстрагированному варианту осуществляется переходом от названия предмета с определённым артиклем к тому же названию с неопределённым артиклем. В русском языке тот же переход можно проиллюстрировать изменением понятия «дом», в смысле именно моё, конкретное жилище во фразе «я возвратился к себе в дом», на понятие «дом», как просто обозначение строения во фразе «вдалеке стоял большой дом».

Рыжов Б.Н. полагает, что дальнейшим развитием операции абстракции будет выделение для ряда предметов общих связей на уровне отдельной подсистемы или элементарного звена. Эти связи также утрачивают зависимость от конкретного набора элементов в каждой системе. Например, сопоставление понятий «большой дом», «большой лес», «большой луг» и т.д., позволяет выделить общее определение «большой». А сопоставление этого определения со своей противоположностью «маленький» позволяет образовать новое понятие «размер». При этом образуется уже не просто новая, а принципиально иная информационная система, сама по себе в природе не существующая. Возникает абстрактное понятие.

В заключение, пишет Б.Н. Рыжов в завершении своего анализа мышления как системной психической познавательной функции, [49] следует отметить системное обоснование, которое получает традиционное для психологии описание свойств мышления. В качестве предварительного вывода Рыжов Б.Н. заключает то, что В.Д. Шадриков называет следующие свойства мышления: гибкость, темп, быстрота, самостоятельность, экономичность, широта, глубина, последовательность, критичность. Часть из них (гибкость, темп, широта и глубина) уже получила свою системную интерпретацию в разделе этой работы, посвящённой системной типологии интеллекта, [50] – подытоживает Рыжов Б.Н. Например, гибкость мышления, заключает автор, предстаёт в системной интерпретации как возможность установления наряду с внутрисистемными связями, также и межсистемных связей (своего рода межсистемного «роуминга»), т.е. относительной лёгкости, с которой субъект, в процессе решения задачи, может переходить от одного системного уровня объединения элементов к другому.

Далее Б.Н. Рыжов утверждает, что другая часть свойств мышления носит скорее литературно-описательный характер (самостоятельность, экономичность). К ней вполне могут быть добавлены эпитеты: красота мышления, зрелость или, напротив, инфантильность мышления и т.п. Доля субъективизма в выборе таких описаний неизбежно велика.

Наконец, заявляет Рыжов Б.Н., ряд упомянутых свойств может иметь достаточно чёткий системный смысл, который ещё предстоит установить. Прежде всего, это относится к свойствам последовательности и критичности мышления, которые предстают взаимодополнительными и весьма близкими качествами, отражающими силу вертикальных системных взаимосвязей на уровнях «система – сверхсистема» (критичность) и «система – подсистема» (последовательность). При этом, подчёркивает учёный, последовательность отражает прямые связи, устанавливаемые в процессе решения задачи, между конечной целью решения задачи и характером предшествующей и предстоящей мыслительных операций. Напротив, критичность, замечает исследователь, – это сила обратной связи между целью решаемой задачи и мотивационными особенностями субъекта.