V. Заключительные замечания о споре генезиса и климата

Если только я не ошибаюсь, сказанное позволяет хотя бы в наметках провести линию границы и обозреть спор генезиса и климата. Так, никто не потребует, чтобы роза росла в чуждом ей климате, чтобы собака превращалась в волка, ибо природа окружила четкими границами все существа и скорее согласна допустить, чтобы вымер целый вид, чем извращать и губить его строение в самом его существе. Но что роза может вырождаться, что собаке может быть присуще что-то волчье — это только сообразно с естественной историей, и здесь вырождение и видоизменение происходят так, что на органические силы оказывает свое быстрое или постепенное действие сила противоположно направленная. Действие каждой спорящей силы значительно, но каждая творит сообразным ей способом. Климат — это хаос причин, весьма разнородных и действующих постепенно и по-разному, пока они, наконец, не достигают глубин существа и не изменяют самое существо через посредство привычки и генезиса; жизненная сила противодействует решительно, долго, единообразно и однородно, но поскольку и она не независима от всего, что существо терпит извне, то и вынуждена уступить со временем внешнему насилию.

Итак, вместо того чтобы продолжать спорить, что главное — генезис или климат, я предпочел бы провести конкретные и весьма поучительные-исследования и снять обильную жатву на просторах истории и географии. Если взять, например, португальские поселения в Африке, испанские, голландские, английские и немецкие в Ост-Индии и Америке, то мы знаем, как повлиял на одни образ жизни туземцев, как на другие повлиял сохраненный, совсем не изменившийся, прежний европейский образ жизни. Исследовав такие вопросы, можно было бы перейти и к более древним-временам — к переселению малайцев на острова, арабов — в Африку и Ост-Индию, турок — в захваченные ими страны, затем можно было бы перейти и к монголам, и к татарам, и ко всей той массе племен, которые заполонили всю Европу во время великого переселения народов. Никогда не следовало бы забывать при этом, из какой климатической зоны происходит тот или другой народ, какой образ жизни принес он с собой, какую землю он нашел на новом месте жительства, с какими народами смешивался, какие перемены и перевороты пережил на новом месте пребывания. Если такой расчет распространить и на более доступные нам времена, то, быть может, допустимо было бы делать некоторые выводы и о более древних переселениях народа, известных нам только из легенд, рассказанных у старинных авторов, или из свидетельств мифологии и языка; ибо нужно признать, что все или, по крайней мере, большинство народов рано или поздно переселялись с одних мест на другие. В результате мы имели бы физико-географическую историю происхождения и. видоизменения человеческого рода согласно климатам и эпохам, с прило-

жением карт для целей наглядности; такая история шаг за шагом повела бы нас к самым важным результатам.

Не забегая вперед и всю такую работу предоставляя будущему исследователю, я приведу лишь немногие примеры из более новой истории, они послужат пояснением ко всем предыдущим моим разысканиям.

1. Редко шли на пользу народу слишком поспешные и торопливые переселения в противоположное полушарие или в совершенно иные климатические условия. Природа не случайно разделила отдаленные друг от друга страны. Вся история завоеваний, торговых обществ и прежде всего история миссионеров представит нам печальное, а отчасти и смешное зрелище, если извлечь ее из собственных рассказов переселенцев и беспристрастно рассмотреть все последствия таких переездов. С ужасом и отвращением читаешь известия о том, как разные европейские нации погрязают в наглой роскоши, предаются бесчувственной гордыне и уже не имеют сил даже для того, чтобы наслаждаться и сострадать. Не человеческие лица, а раздувшиеся, напыщенные личины: они не способны уже на благородное, деятельное наслаждение, по жилам их незаметно для них течет смерть — отмщение их злодеяниям. Прибавьте сюда всех несчастных, все бесчисленные толпы, которым обе Индии стали братской могилой, прочитайте у английских, французских, голландских врачей описания болезней, настигавших европейца в чужих частях света, посмотрите на судьбу благочестивых миссионеров, которые так часто не желали расстаться со своим монашеским одеянием, с европейским образом жизни, — какие поучительные результаты! И они тоже, увы! принадлежат истории человечества, они встают перед нашим взором.

2. И даже все трудолюбие европейских поселенцев в заморских колониях не способно иной, раз противостоять чужому климату. «В Северной Америке,—пишет Кальм^32*, — европейцы быстрее мужают, но и быстрее стареют и умирают, чем в Европе. Нередко можно видеть детей, которые на все вопросы отвечают на удивление быстро и с готовностью, но они не достигают возраста европейца. Родившийся в Америке европеец вряд ли доживет до восьмидесяти, девяноста лет, тогда как первые поселенцы, родившиеся в Европе, нередко достигали весьма, преклонного возраста; люди, родившиеся в Европе, обычно умирают позже уроженцев Америки, если их родителями были европейцы. Женщины раньше утрачивают способность к деторождению, некоторые уже на тридцатом году; кроме того, во всех европейских поселениях замечали, что уроженцы их теряют зубы раньше времени, тогда как у туземцев зубы до самой смерти остаются здоровыми, белыми, красивыми». Несправедливо заключали из подобных высказываний, что древняя Америка — земля нездоровая для своих же собственных детей; нет — мачехой была она только для чужестранцев, у которых иная физическая конституция и иной образ жизни; так это объясняет Кальм.

32* «Гёттингенское собрание путешествий», т. X, XI ³³, в разных мостах.

3. Не надо думать, будто люди в силах единым махом обратить чужую часть света в Европу, стоит только порубить леса и возделать землю; все живое творение^ — это одна живая взаимосвязь, и изменять ее можно только с большой осторожностью. Тот же самый Кальм со слов живущих в Америке шведов рассказывает, что, как только были вырублены леса и вспахана земля, уменьшилось количество съедобных птиц, которые дотоле в несметных количествах жили в лесах и на берегах озер, сократилось количество рыбы, которой раньше буквально кишели реки и ручейки, обмелели озера, реки, ручьи, меньше стало дождей, хуже стала расти трава в лесах и т. д. Одним словом, кажется, что эта вырубка лесов повлияла и на здоровье людей, и на их долголетие, и на характер времен года и т. п. «Американские туземцы, — продолжает Кальм, — прежде, когда здесь не было европейцев, доживали до ста с лишним лет, а теперь они живут едва ли половину этого срока, и повинна в этом не только убийственная водка и изменившийся образ жизни, но, вероятно, и исчезновение многих прекрасно пахнувших трав и мощных растений, запах которых по утрам и вечерам был таким сильным, как будто ты находишься в саду. Зима наступала раньше и была холоднее, постояннее, здоровее, — теперь весна запаздывает и, как все времена года, бывает менее постоянной и сопровождается резкой сменой погоды». Так рассказывает Кальм, и хотя сообщения его относятся только к одной местности, можно представить себе, что природа не терпит слишком быстрых, слишком резких переходов, даже если люди делают самое лучшее дело — возделывают землю. Не от того ли так немощны туземные американские племена в Мексике, Перу, Парагвае, Бразилии, которые, как говорится, «получили культуру», что всю землю, весь образ жизни им переменили, а натуру европейского человека дать взамен не могли? Племена, которые продолжают жить в лесах, как жили их предки, по-прежнему сильны и мужественны, они доживают до глубокой старости, они цветут, как сами деревья в этих местах, а на возделанных землях, лишенные освежающей тени, они печально гибнут, душа их, их крепкий дух — все осталось в лесах. Достаточно прочитать трогательную историю одинокого, цветущега семейства, которое Добритцхофер^33* вывел из непроходимой чащобы, в которой они жили, — мать и дочь вскоре умерли, а оставшемуся в живых сыну и брату они являлись во сне до тех пор, пока он тихо и мирно не отправился вслед за ними. Все это и объясняет нам, как может случаться так, что вот племена только что были храбрыми, жизнелюбивыми, мужественными — и вдруг стали вялыми и изнеженными, какими описывают их парагвайские иезуиты и путешественники в Перу, — их немощность заставляет страдать даже читателя. Быть может, подобное насилие над природой и принесет где-то свои добрые плоды^34* — с течением времени, но, хотя теоретически это возможно, я сомневаюсь, чтобы это было

33* Добритцхофер. История абипонцев, т. I, с. 114.

34* Ви.льямсон. Опыт объяснения причин изменившегося климата. — В «Берлинских собраниях», т. VII³⁴.

192

так; но уж, во всяком случае, никакого блага нет здесь для первых поколений — и для тех, кто несет сюда свою цивилизацию, и для тех, кто принимает новые нравы; ведь природа — это всегда живое целое, ей нужнокротко следовать, улучшать ее нужно не спеша, она не любит, чтобы ею овладевали силой. Ни из одного дикаря, которого привозили в Европу и бросали в суету европейских столиц, не вышло ровным счетом ничего,— его ставили на блестящую маковку башни, а его тянуло вниз, в ту долину, где он жил; на родину дикарь возвращался ни к чему не способным и испорченным, и прежний образ жизни был уже не пригоден для него. То же самое — предпринятая европейцами попытка насильственно перестраивать климат.

О сыновья Дедала, волчки, которыми играет Судьба на Земле, какие дары были в ваших руках! Вы могли принести счастье народам, поступая с ними человечно и бережно, — нет, по другому пути повела вас жажда выгоды, гордыня, упрямство! Все, кто приходил в чужие страны, чтобы жить одной жизнью с туземцами, были встречены ими с гостеприимством и любовью; в конце концов оказывалось, что образ жизни, который ведут туземцы, не столь уж странен, — но как мало было таких гостей в заморских землях. Редко европеец заслуживал похвалы: «Он умен, как мы!» Разве природа не мстит за любое злодеяние, совершенное по отношению к ней? Где все эти завоевательные походы, набеги былых времен, куда делись торговые поселения людей, если люди эти приходили в чужую землю, чтобы грабить и разорять? Они исчезли как дым, их поглотило кроткое дыхание климата, и туземцу нетрудно было опрокинуть дерево, лишенное корней в почве. А тихие побеги, во всем следующие законам природы, не только растут, но и сеют на новой земле благотворные семена культуры. Грядущее тысячелетие решит, какую пользу и какой вред принес в иные климаты Гений Европы, какую пользу и какой вред принесли Гению Европы другие климаты.

КНИГА ВОСЬМАЯ

От органического строения и природных сил человека переходя к духу всего человечества, смея изучать изменчивые особенности живущих на широких просторах земного шара народов по чужим, неполным и даже ненадежным источникам, я чувствую себя человеком, который плыл по волнам морским, а теперь должен взмыть к облакам и летать по поднебесью. Метафизику легче. Он берет понятие души, точно определяет его и выводит из него все, что вообще можно вывести, где бы, в каких бы обстоятельствах ни обреталась эта самая душа. А для философии истории основой может быть не абстракция, но только сама история; и философ, если не свяжет бесчисленные факты и не приведет их к общему итогу, рискует получить ложные результаты. И, однако, я попробую идти таким путем и, не поднимаясь в воздух, лучше буду плавать вдоль берегов, держась достоверных фактов или таких, достоверность которых всеми признается, и от этих фактов буду отделять свои предположения, а людям более счастливым, чем я, предоставлю возможность лучше упорядочить все факты и более удачно воспользоваться ими.