Бесцеремонных выходок неонацистов и их бесстыжего отрицания факта истребления евреев в газовых



камерах Освенцима, подкреплённого псевдонаучными теориями о том, что механизма убийства не могло быть по так называемым техническим причинам, стало необходимо заново доказывать Освенцим. [...] В этом документе с тщательным анализом всей документации имеется всего лишь несколько строчек, в которых Прессак цепенеет от ужаса. [...] Как уже было сказано ранее, эта книга не является чем - то сенсационным, это вовсе не защита от нападок неисправимых, нахальных, циничных релятивистов вроде Эрнста Нольте [318], утверждающих, что нужно серьёзно подходить к аргументам и теориям, как будто бы речь шла о научной дискуссии. Тот, кто так поступает, находится на прямом пути к «лжи об Освенциме» и к принятию нацистского периода как интеграционной эпохи»[319].

С: Говоря открытым текстом, эти критики утверждают следующее: против холокоста нет веских аргументов, но наконец - то кто - то их опроверг!

Р: Забавно, не правда ли? А теперь давайте проверим эти самые утверждения об опровержении. Кто из вас читал книгу Прессака? Да, вот вы, в заднем ряду, не могли бы вы пересесть поближе? Спасибо. Так, значит, вы прочли эту книгу?

С: Да, и она меня просто потрясла!

Р: Хорошо. У меня с собой как раз есть эта книга. Не могли бы вы показать мне, из списка ссылок в книге, хотя бы одну цитату из технической литературы по крематориям, газовым камерам или оборудованию для казни, или же, в качестве альтернативы, показать мне хотя бы один технический подсчёт, произведённый самим Прессаком? Я даю вам на это десять минут. Ведь, как - никак, вы знакомы с книгой. Вы берётесь за это?

С: Хорошо, почему бы и нет?

Р: Отлично. Тем временем мы сосредоточим наше внимание на французском журналисте и известном оппоненте ревизионизма Эрике Конане.

Примерно через полгода после того, как шумиха вокруг Прессака утихла, Конан написал об Освенциме в крупнейшей французской ежедневной газете «Ле монд» следующее: «Ещё одна чувствительная тема: что делать с фальсификациями, которые оставила за собой коммунистическая администрация? В 50- х и 60- х годах с грубыми ошибками были реконструированы и выданы за подлинные несколько зданий, ранее исчезнувших или переоборудованных для других целей. Некоторые из них, которые были «слишком новыми», были закрыты для публики. Я уже не говорю о газовых камерах для уничтожения вшей, которые иногда выдавались за газовые камеры для убийства людей. Эти ошибки сослужили немалую службу отрицателям, извлекавшим оттуда материал для своих небылиц. Типичным примером является крематорий I. Первая газовая камера была создана в его морге. Она недолго проработала в начале 1942 года. Блокировка зон, необходимых для газаций, помешала работе лагеря. В результате, в апреле 1942 года было решено переместить смертоносные газации в Биркенау, где они осуществлялись преимущественно на еврейских жертвах в промышленном масштабе. Крематорий I был превращён в бомбоубежище с операционной. После создания в 1948 году музея крематорий I был приведён в своё предполагаемое [!] первоначальное состояние. Всё здесь—фальшивое [320]: [...] размеры газовой камеры, расположение дверей, отверстия для ввода Циклона - Б, печи, отстроенные заново согласно указаниям нескольких оставшихся в живых [ узников ], высота дымовых труб. [...] На данный момент всё это остаётся таким как есть, а посетителям ничего не говорят. Всё это слишком запутанно. Что будет дальшеувидим»[ выделено мнойГ.Р. ][321].

С: Значит ли это, что посетители Освенцима лицезрят вовсе не оригинальную газовую камеру, а всего лишь так называемую реконструкцию?

Р: Да, именно так, причём, что самое интересное, реконструкция эта была сделана в соответствии с «предполагаемым» оригиналом, а значит, без доказательственной базы и с изрядной поэтической вольностью.

С: Но ведь посетителям говорят, что этооригинальная газовая камера!

Р: По крайней мере, вплоть до недавнего времени им намекали, что она настоящая. С: В общем, врут и не краснеют...

Р: В книге, появившейся годом позже, два официальных историка выразили свою точку зрения по поводу этих «реконструкций», сделанных после войны и не имевших ничего общего с действительностью:

«В лагере, занятом русскими в 1945 году, кое - что было достроено и кое - что снесено. А демонтаж прежнего здания для принятия узников согласовывается с реконструкцией крематория I за пределами северо - восточного периметра нынешнего лагерного музея. Со своей дымовой трубой и своей газовой камерой крематорий служит впечатляющим завершением экскурсий по лагерю. Посетителям не говорят, что крематорий, который они видят, — это в значительной степени послевоенная реконструкция.

Когда Освенцим после войны превратили в музей, было решено сосредоточить историю всего комплекса в одной из его составляющих частей. Печально известные крематории, в которых совершались массовые убийства, лежат в руинах в Биркенау на расстоянии примерно в четыре километра. Комитет посчитал, что в конце памятной экскурсии должен стоять крематорий, и в итоге был реконструирован



крематорий I, чтобы повествовать об истории кремационных печей Биркенау.

Эта программа по неправомерному использованию была  
весьма тщательной.Была воссоздана дымовая труба,основной  
символ Биркенау;в крыше было проделано четыре зарешеченных  
отверстия,через которые в нижерасположенную газовую камеру  
якобы вводился Циклон-Б;были также заново отстроены две из  
трёх печей с использованием оригинальных деталей.Нет никаких  
табличек,указывающих на эти послевоенные отстройки,никто их  
тогда не отмечал.А лагерные гиды,ведя посетителей по этому  
зданию,которое туристы принимают за место,где всё это  
происходило,о сём умалчивают»[322].  
С: Это оставляет горький привкус во рту.  
С: А вот я не вижу в такой реконструкции ничего  
предосудительного!  
Р: Она достойна осуждения,если при этом игнорируются  
факты и преследуются пропагандистские цели(в чём как раз и  
сознались вышеупомянутые авторы).То,до какой степени эта так  
называемая«реконструкция»соответствует истине,мы обсудим  
позже.Здесь же это всего лишь служит прелюдией к моему  
рассказу о том,что случилось во Франции весной1996-го.Как  
уже было сказано ранее,Робер Фориссон со своим критическим Рис. 17. Роже Гароди, 1913-го года
исследовательским подходом имел во Франции немалый успех. рождения,в прошлом—один из ведущих
Жан-Клод Прессак воспринял доводы Фориссона как вызов, французских коммунистов.Несколько лет
давший ему стимул провести свои собственные исследования. назад обратился в ислам.

Отчёт Лёйхтера и все последовавшие затем судебные экспертизы были прямым следствием деятельности Фориссона. Уступки Эрика Конанаэто, в сущности, признание открытий, сделанных Фориссоном ещё за несколько десятилетий до него.

В январе 1996 года во Франции случилось невероятное. Один знаменитый левый политик публично объявил себя приверженцем ревизионизма холокоста, а ещё один левый деятель потребовал предоставить ревизионистам свободу слова.

Рис. 18. Анри Груэ, прозванный аббатом Пьером. Родился в 1912 году. Происходит из богатой семьи. После войны, будучи членом Французской национальной ассамблеи, поддерживал политику чистки персонала вишистского правительства. В 1949 году основал Альянс Эммаус для поддержки неимущих.

Благодаря последнему стал известен во всей Франции как французская версия матери Терезы. Груэ неоднократно вступал в крайне левые альянсы и несколько лет вёл борьбу с Национальным фронтомпартией правого толка, руководимой Жан - Мари Ле Пеном.



Первый из них—это Роже Гароди,который в    
   
60-х и 70-х годах был одним из самых активных    
французских коммунистов.Он написал книгу об    
основополагающих мифах израильской политики,    
которая вышла в том же самом издательстве,что    
ранее напечатало работы Фориссона[323].В одной    
из глав своей книги Гароди обсуждает холокост,    
причём с полностью ревизионистской точки    
зрения[324].            
Второй представитель левых—это Анри Груэ.    
Когда на Гароди из-за его книги посыпались    
нападки со всех сторон,Груэ открыто его    
поддержал,в апреле того же года.Груэ более    
известен как аббат Пьер;он является этакой    
французской мужской версией покойной матери    
Терезы. В течение нескольких месяцев    
приверженность Гароди ревизионизму и    
требования аббата Пьера предоставить его другу    
свободу слова были главной темой французских    
СМИ[325].              
27 июня 1996 года французский еженедельный    
журнал«L'Evénement du Jeudi»напечатал на своей    
обложке крупными буквами: «Холокост—победа    
ревизионистов».            
Победа эта в итоге обернулась катаст-рофой.    
По сути дела,никакой победы и не было.Всё,что    
можно было услышать—это различные заявления Рис. 19. Победа ревизионистов.  

о реви - зионистах, с уже ставшими обычными преувеличениями, искажениями и выдумками. Самим ревизионистам нигде не давали сказать слова; более того, кампания по их дискредитации и подавлению мнений вспыхнула с новой силой. В остальной же части света о всей этой исто - рии, завершившейся отказом аббата Пье - ра от своих убеждений [326], хранилось, по большей части, полное молчание.

С: А Гароди и аббат Пьер были привлечены к уголовной ответственности?

Р: Аббат Пьернет, а вот Роже Гароди заставили выплатить штраф в 160.000 французских франков (примерно 30.000 долларов) и приговорили к девяти месяцам тюрьмы условно [327]. Но это нисколько не помешало Гароди опубликовать свою книгу и на других языках. Особенно большой, просто невероятный успех имело арабское издание. Книга Гароди в арабском переводе была продана тиражом в несколько миллионов экземпляров, а крупнейшие арабские СМИ неоднократно брали у него интервью и изображали его как героя - мученика.

С: Значит, Гароди не отрёкся от своих убеждений?

Р: Ни в коем случае. Некоторые личности начинают раскрываться только тогда, когда их несправедливо преследуют. Гароди, похоже, принадлежит как раз к такому типу людей. Дело Гародиаббата Пьера имело последствия, которые поначалу были неощутимы. Так, 2 сентября 1996 годато есть через два с лишним месяца после конца этой историифранцузский историк и оппонент ревизионизма Жак Байнак нарушил молчание. В своём весьма компетентном исследовании по ревизионизму он написал, что имевший место скандал «изменил атмосферу в пользу ревизионизма», в то время как среди их оппонентов царили ужас, растерянность и смятение. Он посетовал на то, что историки отказались от ревизионистского вызова и предоставили данную тему историку - любителю Жан - Клоду Прессаку. Байнак констатировал:

«Для учёного - историка показание свидетеля ещё не представляет собой историю. Оно является предметом истории. И показание свидетеля не является веским; показания нескольких свидетелей также не являются более вескими, если они не подкреплены солидной документацией. Можно без особого преувеличения сказать, что постулат научной историографии таков: нет документовнет доказанных фактов [...].

Либо архивам не отдаётся приоритет, и в таком случае история перестаёт быть наукой и тут же становится беллетристикой, либо архивам отдаётся приоритет, и в таком случае следует признать, что

отсутствие следов означает неспособность непосредственно доказать существование газовых камер дляубийства людей»[328].

С: Я не ослышался: французский историк признаётся, что для историографии свидетельских показаний недостаточно и что существование газовых камер нельзя доказать?!

Р: Именно так.



 
Рис. 20. Жак Байнак,историк и писатель-романист—две профессии,
которые явно нередко дополняют друг друга,когда речь заходит о современной истории.

С: А что означает «нехватка следов»?

Р: Как он сам поясняет, это означает «отсутствие документов, следов или других вещественных доказательств». Признавшись, что историки избегают конфронтации с аргументами ревизионистов, и обнаружив, что научно подкреплённых доказательств существования людских газовых камер не

существует, Байнак, несомненно, нажил себе немало врагов. С: Это звучит не слишком многообещающе для него!

Р: Вы правы, но, насколько мне известно, ему за это ничего не было.

А теперь давайте вернёмся к нашему добровольцу, который

просмотрел книгу Прессака на предмет технических цитат или вычислений. Итак, что вы нашли?

С: Ну, если честно, ровным счётом ничего.

Р: Что, ни одной цитаты из технической литературы? С: Нет.

Р: И ни одного вычисления?

С: Ну, я, конечно, не успел просмотреть всю книгу целиком, но пролистывая её, я не заметил никаких формул, а они, разумеется, выглядят не так, как обычный текст.

Р: Отлично. Такой результат меня нисколечко не удивляет, поскольку именно это характеризует сочинения Прессака: в них утверждается, что они вступают в схватку с техническими аргументами ревизионистов и опровергают их, однако при близком рассмотрении обнаруживается, что они не удовлетворяют сему утверждению. Кстати, одну техническую статью Прессак всё же процитировал: на 41- й странице немецкого издания Прессак ссылается

на одну техническую статью о современном оборудовании для уничтожения вшей, использующем синильную кислоту [329]. Однако он делает это только потому, что обнаружил эту статью среди документов бывшего лагеря в Освенциме [330], которую он выставляет за доказательство того, что эсэсовцы хотели оснастить предполагаемые людские газовые камеры в Освенциме в бункере II аналогичным современным оборудованием.

С: Да, но один технический аргумент он всё же приводит.

Р: В данном случае привести технический аргумент означало бы сравнить метод работы этого современного оборудования с тем, что якобы применялось для газаций людей в те времена; Прессак же этого не сделал. Но к этому мы вернёмся позже. Факты таковы, что нет абсолютно никаких указаний на то, что так называемые людские газовые камеры собирались оснащать подобным оборудованием. Следовательно, утверждение Прессака полностью голословно. Он попросту даёт волю воображению. В принципе, подобное безответственное пустословие типично для Прессака [331].

Иначе говоря, Жан - Клод Прессак, превознесённый СМИ и традиционными историками как великий технический эксперт по Освенциму, при близком рассмотрении оказался обычным шарлатаном [332].

С: Но ведь Прессак, как - никак, снизил оценку числа жертв Освенцима на несколько сот тысяч людейдо 700.000 тысяч или что - то вроде того. Нужно отдать ему должное хотя бы за это![333]

Р: Всё равно Освенцимский музей не признал это число. Впрочем, позвольте мне процитировать Роберта Редекера, злейшего врага ревизионистов, относительно значимости Прессака. Во французском философском журнале «Les Temps Modernes» он констатировал следующее:

«Ревизионизмэто не теория подобно любой другой, это катастрофа. [...] Катастрофаэто смена эпохи. [...] ревизионизм обозначает конец мифа [...] он означает конец нашего мифа»[334].

«Вместо того, чтобы символизировать поражение ревизионистов, книга г - на Прессака «Крематории Освенцима. Техника массового убийства» символизирует их парадоксальный триумф. Кажущиеся победители (те, кто заявляет о преступлении во всём его ужасающем объёме) побеждены, а кажущиеся проигравшие (ревизионисты и, вместе с ними, отрицатели) взошли на пьедестал. Их победа невидима, но она неоспорима. [...] Ревизионисты находятся в центре дебатов, устанавливают методы и упрочивают свою гегемонию»[335].

Главный редактор журнала «Les Temps Modernes», Клод Ланцман, выразил схожие мысли: «Аргументы ревизионистов становятся легитимными даже их отрицанием, они становятся исходной точкой всего. Ревизионисты занимают всю территорию»[336].



Конец табу

Р: В 1998 году граф Рудольф Чернин, австрийский дворянин, вступил на минное поле после выхода своей книги «Конец табу» («Das Ende der Tabus»)[337]. В ней он осмелился упомянуть самые важные труды и аргументы ревизионистовкак по отношению к общей истории Третьего Рейха, так и непосредственно к холокосту. Так, он существенно следует ревизионистским аргументам касательно фальсификации Ванзейского протокола (стр. 172-177) и подробно разъясняет, что хорошо документированная еврейская политика Третьего Рейха, до и во время войны, была направлена не на истребление евреев, а на их эмиграцию и депортацию (стр. 159-182).

В главе под названием «Белые пятна в исследовании холокоста» он пишет: «Вплоть до нынешнего дня продолжает оставаться без ответа множество вопросов. Почему? Да потому, что, имея дело с национал - социалистической еврейской политикой, то есть так называемым «окончательным решением», так же как и

с холокостом, мы имеем дело с полностью запрещённой темой, табу, затрагивание которого вызывает бурю негодования. Из - за этого до сих пор так и не было проведено критического исследования холокоста и его предыстории со стороны адептов тезиса об истреблении, в то время как любые критические исследования и анализы с другой стороны, не приходящие к тому же самому выводу, с негодованием отвергаются, подавляются, замалчиваются, а во многих случаях даже преследуются как преступление. Впрочем, согласно официальному и стандартному взгляду, так же как и юридической практике, эта комплексная тема является вопросом «очевидных фактов, не требующих доказательства» — формулировка, впервые применённая на Нюрнбергском процессе» (стр. 182).

В главе под названием «Табу шести миллионов» он пишет о сомнительной основе для цифры в шесть миллионов, а в разделе «Обсуждение причин смерти» он упоминает о различных статьях, посвящённых вопросу о том, если газовые камеры для массового убийства действительно существовали, и представляет труды различных ревизионистов: Поля Рассинье, Артура Бутца, Вильгельма Штеглиха, Фреда Лёйхтера и Вальтера Люфтля, а также приводит высказывания других авторов, о которых мы уже упоминали или ещё упомянем.

С: А граф Чернин, вообще, историк?

Р: Нет. Его книгу вряд ли можно назвать вкладом в исследование предмета, поскольку он всего лишь резюмирует работы других и при этом даже не приводит список источников для своих утверждений. Но какую ценность бы ни представляла эта книга, я всё равно решил упомянуть её как символ того, что ревизионизм проник глубоко в гражданское общество и воспринимается там весьма серьёзно.

Всеобщее внимание

Р: В 1993 году вышла книга Деборы Липштадт, американской преподавательницы еврейских религиозных исследований и исследования холокоста, под названием «Отрицание холокоста: растущие нападки на истину и память»[338], в которой она даёт своё видение политической обстановки и пытается иметь дело с некоторыми ревизионистскими аргументами [339].

С: Думаю, эту книгу стоит прочесть...

Р:... если политическую полемику по данному вопросу можно счесть уместной. С: Что ещё за полемику?

Р: Ну, Липштадт, например, осуждает ревизионистов (которые, чаще всего, не немцы) за то, что они хорошо относятся к немецкому народу; тем самым она расценивает такое отношение как отрицательное. Она также валит в одну кучу и другие свойства, якобы присущие ревизионистам: антисемитизм, расизм и праворадикальный экстремизм, которые она считает не менее отрицательными [340]. Для русского или американского читателя эти отрывки, возможно, не являются чем - то особенным, но в немецком переводе они дают крайне отталкивающий эффект, создавая такое впечатление, что автор отстаивает точку зрения, согласно которой хорошим человеком может быть лишь тот, кто враждебно настроен по отношению к Германии [341]. Далее Липштадт начинает рассуждать о том, что, как она считает, сохранение в Германии памяти об уникальности холокоста имеет чрезвычайную важность.

С: И это абсолютно правильно!

Р: Это спорно. Вот что пишет Липштадт: «Если Германия также была жертвой «крушения» и если холокост не отличался от других трагедий, то тогда моральный долг Германии радушно принимать всех, кто ищет прибежище на её территории, уменьшается»[342].

Что (не считая политических мотивов) могло заставить американского преподавателя теологии сделать вывод о том, что немцы морально обязаны принимать у себя любого беженца, и это в книге о ревизионизме, который явно не имеет никакого отношения к теме беженцев?

А вот какова реакция Липштадт на справедливое замечание Эрнста Нольте о том, что национал -



социализмэто также историческая тема, и его нужно изучать с научной точки зрения, без каких - либо нравственных оговорок, как и любую другую эпоху [343]. Мало того, что Липштадт осуждает это заявление, так она ещё хочет сделать себя неким смотрителем над немецкой историографией, который пытается подавить мнения вроде тех, что имеет Нольте. Она заявляет: «Мы учились и занимались исследованиями не для того, чтобы стоять как стражники над Рейном. Однако именно это мы должны делать»[344].

С: Действительно, это весьма странное понимание научной свободы! Судя по этим словам, Липштадт стоит за особое обращение с немцамикак с существами с низшими правами, хорошо относиться к которым нельзя.

Р: Именно так следует понимать её слова.

Настоящая полемика, однако, разгорелась вокруг английского историка Дэвида Ирвинга, который в книге Липштадт изображён как расист, антисемит и отрицатель холокоста. Дэвид Ирвинг, в своё время считавшийся самым успешным специалистом по современной истории в мире (поскольку большинство изданий его работ находилось в обращении), решил защититься от такого подрыва своей репутации и подал на Липштадт и её английского издателя в суд [345]...

С:... и, разумеется, оглушительно проиграл процесс. С тех пор ревизионистские аргументы считаются окончательно опровергнутыми [346].

Р: Таково общепринятое мнение. Дела, однако, обстоят совсем по - другому, поскольку на этом процессе приводились не ревизионистские аргументы, а аргументы Ирвингаа это не одно и то же. Дэвид Ирвинг сделал себе имя своими исследованиями по Второй мировой войне и биографиями личностей той эпохи. О холокосте же он не написал даже газетной статейки, не то, что книги. Он всегда пренебрежительно отзывался об этой теме, которая его абсолютно не интересовала. Когда я посетил его в Лондоне в 1996 году, он мне лично сказал, что не прочёл ни одной ревизионистской книги. Более того, он отказался даже рассматриватьво время предварительных слушаний по его процессувозможность того, чтобы ревизионисты появлялись в качестве свидетелей - экспертов. Как результат, его положение на суде стало катастрофическим, когда он увидел, что ему противостоит мощная аргументация всемирного холокостного лобби. Ибо поражение было неизбежно. Это мало что говорит о качестве ревизионистских аргументов.

С: И вообще, решение принимал судья, который, скорее всего, имел ещё меньшее представление о данной теме, чем сам Ирвинг. Можно лишь догадываться, как сложилась бы карьера судьи, если бы он постановил, что отныне ревизионизм холокоста нужно считать как минимум частично опровергнутым. Ибо где бы мы тогда оказались, если бы исторические истины устанавливались судьями!

Р: Мы бы оказались в Германии. Но шутки в сторону. Позвольте мне привести слова бывшего председателя организации американских историков, Карла Деглера, которого Липштадт цитирует в своей книге: «[...] как только историки станут изучать «мотивы», стоящие за историческими исследованиями и сочинениями, “ всё предприятие, в которое вовлечены историки, окажется в опасности ”»[347].

По - моему, это весьма подходящий комментарий к тирадам Липштадт, а также к бесчисленным попыткам приписать Ирвингу и историкам - ревизионистам некую политическую мотивацию. Это не что иное, как переход на личности и подавление свободы слова.

Что я хотел здесь подчеркнуть, так это то, что ревизионизм холокоста ещё никогда не получал столь пристального внимания со стороны международных средств массовой информации, как во время процесса Ирвинга - Липштадт. Вот лишь несколько примеров.

Первыйэто статья Ким Мёрфи, напечатанная в «Лос - Анджелес таймс» за 7 января 2000 года под названием «Отрицать холокост опасноВот что в ней пишется:

«В 1993 году молодой немецкий химик по имени Гермар Рудольф взял раскрошенные куски штукатурки со стен Освенцима и отправил их на анализ в лабораторию. Следы газа цианида в изобилии имелись в камерах для уничтожения вшей, где нацистские коменданты лагеря дезинфицировали одеяла и одежду. А вот в помещениях, описываемых как людские газовые камеры, их было примерно в тысячу раз меньше.

Рудольф, аспирант Штутгартского университета, сделал вывод о том, что большое число евреев в самом известном европейском лагере смерти Второй мировой войны могло умереть от сыпного тифа, голода и казней, но никто из них не погиб в газовых камерах.

После публикации отчёта о полученных им результатах, выпущенного одним бывшим генералом Третьего Рейха [ Отто Эрнстом Рёмером ], Рудольф потерял работу в уважаемом Институте Макса Планка, а его докторская степень была приостановлена. Он был приговорён к 14 месяцам тюрьмы, [...] его домовладелец выгнал его из квартиры, он уехал из страны, а его жена подала на развод.

[...] Рудольф является ключевой фигурой благодаря тому, что он собой представляет: высококвалифицированный химик, претендующий на то, чтовопреки большому количеству научных свидетельств обратногоу него имеется вещественное доказательство того, что газовых камер в Освенциме не существовало.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: