Нечувствие грешника, еще не обратившегося к Богу

Никодим Святогорец (Невидимая брань, гл.30): «Когда диавол держит кого в рабстве греху, то преимущественно заботится о том, чтоб все более и более омрачать его духовным ослеплением, отгоняя от него всякий добрый помысл, могущий привесть его в сознание пагубности своей жизни. И не только добрые отгоняет от него помыслы, которые могли бы подвигнуть его на покаяние и обратить на путь добродетели, но вместо их влагает помыслы злые и развращенные, и тут же подстраивает подручные поводы к обычному ему греху и увлекает его часто падать в него или в другие, более тяжкие грехи. От этого бедный грешник делается все более и более омраченным и ослепленным. Ослепление это укореняет в нем навык и непрестающий позыв все грешить и грешить, так что он, несчастный, влекомый от дела греховного к большему ослеплению и от ослепления в большие грехи, кружится, как в водовороте, и прокружится так всю свою жизнь до самой смерти, если не привнидет особенная Божия благодать во спасение ему».

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения): «Услаждение Богом и сочувствие с миром Божественным у человека-грешника заглушено и извращено. Вот некоторые признаки того, Бог объемлет человека, носит его силою Своею, питает его щедротами благости Своей, а он того не чувствует. Следовательно, его сердце для Божественного онемело, замерло, не принимает впечатлений от него; если же не принимает впечатлений и не вкушает его, то не может иметь и влечений к нему, как к неизведанному, не может обнаружить, что ему сладостно пребывать в нем, что оно ему сочувствует; ибо нельзя человеку сказать, что он находит приятность быть в том или другом месте, среди тех или иных вещей и лиц, когда он не был там и не видел их. Что такое неведение или безгласность симпатий есть, это очевидно, ибо почти повсюдно. Для грешников Божественное есть земля неведомая, и при вопросах они не могут сказать, хорошо там или худо, разве только предположительно иной скажет что, без убеждения и силы; а скажет ли кто, как там хорошо, об этом и спрашивать нечего. Это первое. Во вторых, кто вкусит сладкого, тот не захочет горького. Что сладостнее Божественного? Потому не оно ли должно бы поглощать всего человека, заглушая собою все другие ощущения? Необходимым следствием живого союза с Богом должно бы быть бесстрастие ко всему другому. Сердце есть сосуд: если его все наполнить Божественным, - где место другому чему? Если теперь найдется сердце с сильными пристрастиями к чему не-Божественному, то о нем надобно сказать, что оно потеряло сочувствие к сему (Божественному) миру, отделено от него. Сердце же грешника всегда пристрастно к чему-нибудь, потому что страстно. Оно вообще любит услаждаться чувственным, греховным; но в нем всегда есть один какой-нибудь предмет, в который оно входит все, в котором пребывает денно-ночно, который раскрашает многоразлично в мечтах дневных и сновидениях ночных, есть, т. е., нечто, что заменяет Бога и как истукан стоит в глубине сердца, в самих сокровенных и потаенных его изгибах, чтоб одним им любоваться. Всякий страстный есть, по существу дела, идолопоклонник. Наконец, если Божественное неведомо, а напротив, сладостно другое, противоположное, то, при встрече образов Божественного, человек-грешник должен или быть к ним равнодушным, как к предметам сторонним, или ощущать беспокойство от присутствия их, чувствовать себя здесь как бы не в своем месте, отвращаться и бежать. Отчего грешнику не хочется участвовать в священнодействиях, быть в церкви, слышать пение, смотреть на святые изображения, слушать Слово Божие, читать духовные книги или молитвы? Оттого, что все это для него предметы неприятные, отревающие от себя; они ему не по сердцу, не принимаются им, не питают его, а мучат. Сердце имеет свойство упругих тел. Как сии при натиске со вне отталкивают предметы, так и оно еще больше отревает от себя Божественное и само отрывается от него при насильственном соприкосновении с ним. Как вода извергает палку вертикально погруженную в нее, так оно спешит освободиться от того, что входит в него со вне - из другого мира».

Иннокентий Херсонский (О грехе и его последствиях): «Чем обыкновенно обнаруживается власть дьявола над грешником? Тем, что он поспешно погашает и задушает в нем все доброе, начиная от первых понятий ума о Боге и законе, до последних угрызений совести, тем, что он постепенно переливает из себя в грешника все злое и богопротивное, начиная с нечистых мыслей и желаний до самых ужасных преступлений. Переходя от одного греха к другому, из разврата в разврат, от нечувствия и ожесточения к большему нечувствию и окаменению, грешник наконец созревает в зле до того, что чувствует прямое и постоянное отвращение ко всякому добру, неудержимое стремление ко всякому злу, явно презирает все святое, глумится безумно над собственною душою и совестью, готов на открытую брань с Самим Творцом. Далее не может вести человека сам дьявол!».

Нечувствие, как сравнительно постоянное состояние нерадивого христианина.

Христианин может находиться в состоянии нечувствия, для которого характерны: холодное отношение к Богу; только знание, что Бог есть, но где-то далеко; непонимание учений святых отцов; занятие только мирскими заботами и попечения об этой жизни; самость, при которой полагаешься на себя, думаешь о себе и не помнишь Бога постоянно и т.п.

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения): «Нельзя сказать, чтобы у грешника не было никаких религиозных чувств; но главный их тон есть чувство отревающего страха, чувство некоторым образом болезненное, беспокойное, вследствие которого не хотят или даже боятся вознести мысленные очи на небо к Богу и ходят, как под прикрытием непроницаемого некоторого свода, в темном Богозабвении».

Феофан Затворник (Начертание христианского нравоучения): «Наконец, против всех остальных обязанностей стоит холодность к вере, окостенение духа от погружения в плоть, от снедающей заботы, непомерной гордости и самости себя только знающей. В сем состоянии духа не знают ни тех отрадных чувств, кои приносит вера, каковы: покой, радость, благодарение и славословие — ни тех дел, кои естественно вытекают из любви к вере, как то: исповедание ее, расширение и радение о ней — дел и очень ценных здесь, и приносящих блаженство вечное на небе».

Одной из главных причин нечувствия христианина отцы называют увлечение делами, учениями и предметами мира.

Посмертные вещания Нила Мироточивого Афонского (ч.2, гл.14): «Дивлюсь я тому, до какой степени стали презренны книги нашей церкви днесь... Книги церковные суть истиннейшие - до (последнего) выражения, до (последней) буквы... Отчего же столь презирают их, отчего не повинуются нынешние люди книгам нашей церкви? Потому, что ныне люди упились чашею безчувствия, не чувствуют слов книг церковных; по своему великому безчувствию нынешние люди сократили богослужение; влияют на чувства их - сребро, злато и дела рук человеческих, посему и не дают теперь люди совершать богослужения в совершенстве, но с торопливым понуждением понуждают, как бы поскорее окончить его и выйти вон, чтобы взяться за свое рукоделье, собрать побольше сребра и злата, дабы похваляться своим богатством. Некогда (монашествующие) имели в (почете) и похваляли Великого Антония и Великого Арсения, а нынче люди восхваляют того, кто имеет больше сребра и злата. Того, кто обладает сребром и златом, имеют в предпочтении. Кого приветствуют? Того, который всех больше возделывает дела рук человеческих!... Но только не довольно нынешним людям того, что приветствуют их и почитают за труды, но стремятся они еще к тому, чтобы их славили и за дела беззаконные, стараются быть предпочтенными со своими беззакониями».

Как видим, если человек не имеет духовных ощущений, то это является прелестью, по причине нашего небрежения в деле спасения души. Поэтому, если мы не ощущаем любви к Богу, нам не подаются слезы покаянные, не испытываем радости или сокрушения, нет молитвы нерассеянной, желание очиститься слишком слабо, нет благоговения и страха Божия, нет духовного рвения в служении Богу, то это должно послужить нам сигналом того, что мы – маловеры и стоим на неверном пути.