Преступление и наказание

Новые интересы — кино, джаз — были не менее захватывающими, чем детские игры. Некогда послушная Астрид превратилась в настоящую «королеву свинга», что само по себе было своего рода пощечиной общественному вкусу. Но верхом эпатажа явилась ее новая стрижка — она одной из первых в округе коротко остригла волосы, и это в шестнадцать лет! Шок был настолько велик, что отец категорически запретил ей показываться ему на глаза, а люди на улице подходили к ней и просили снять шляпу и продемонстрировать свою диковинную прическу.

Прическа ей шла. Это было не столько эпатажем, сколько проявлением внутренней свободы. К тому же она настолько была уверена в собственном уродстве, что терять ей было нечего, — все равно вряд ли кому-нибудь взбрело бы в голову в нее влюбиться. Она подтрунивала над своей подругой Мадикен, которая вечно пребывала в состоянии влюбленности, но в глубине души испытывала зависть — любовь казалась ей таким загадочным и неизведанным чувством…

Возможно, это и повлекло за собой истинный конец детства Астрид Эрикссон. Даже в своем драматизме жизнь ее оставалась верна мифологическим сюжетам — и за блаженным неведением последовало вкушение запретного плода и изгнание из рая. Астрид забеременела.

Для семьи это был страшный удар. В двадцатые годы ребенок без отца?.. Чтобы избавить семью от позора, Астрид уезжает в Стокгольм. Это было ее собственное решение — возможно, семья и позволила бы ей остаться, но одна мысль о сплетнях и перешептываниях за спиной в крошечном городке, где все знают друг друга, была невыносима. Кроме того, сыграла свою роль и с детства внушенная протестантская мораль — преступление влечет за собой наказание. Наказанием явился Стокгольм.

Восемнадцатилетней Астрид пришлось начинать взрослую жизнь, в которой нет места играм. Она поступает на курсы машинописи и стенографии. Сидит без копейки денег. Страдает от одиночества в этом огромном враждебном городе. С замиранием сердца думает о будущем — но при этом молчит, закусив губы в кровь.

Это упрямое молчание она унаследовала от матери. «Никому ни слова» — и Ханна, и Астрид на протяжении всей жизни оставались верны этому убеждению. Ни к чему посторонним знать о твоих бедах. Лишь бы хватило мужества.

Мужества хватало не всегда — так, Астрид пишет из Стокгольма своему брату Гуннару: «Я одинока и бедна. Одинока, ибо так оно и есть, и бедна, ибо все мое состояние — одно датское эре. С содроганием жду зимы».

Единственное, что спасало Астрид в длинные ненастные вечера, — чтение. В своих автобиографических заметках она рассказывает, как однажды пришла в библиотеку за столь необходимыми ей книгами. Долго бродила среди книжных рядов, не веря своему счастью, — наконец-то она спасена, ей больше не придется просиживать часами в своей крошечной комнатушке, уставившись в пустоту, — теперь у нее есть книги!

Выбрав наконец несколько томиков, она подошла к стойке, где вежливый белокурый молодой человек объяснил ей, что для начала следует получить читательский билет, а на это уйдет несколько дней. Астрид застыла, пораженная, а потом внезапно разрыдалась — разве могла она объяснить всю глубину своего безысходного одиночества?..