Одиночество как «точка пересечения» философии и психологии

 

Мы никогда не «излечим» одиночество. Но, осмыслив его, мы сможем лучше понять человека, поскольку истина заключается в том, что человек по своей сути – и метафизически, и психологически – одинок.

Бен Миюскович

 

Одиночество личности в рамках психологического подхода – трансцендентально – экзистенциальный подход – метафизический подход к интерпретации личности – философствование как психологическая практика – философия как психотерапия

 

А. Уоттс (в книге «Психотерапия. Восток Запад») полагает, что психологические проблемы современного человека связаны с тем, что он путает реальность с так называемой социальной майей (иллюзией, игрой). В частности, имеется в виду конфликт между осознанием себя в качестве индивида и тем, что говорят о нем другие, чего от него ожидают. Правила социальной коммуникации часто содержат в себе противоречия, ведущие к коллапсам в мышлении, чувствовании, действии. Часто запутанность в себе самом – в силу ограниченного и обедненного видения своей роли и идентичности – порождает чувства изолированности, одиночества, отчуждения. Многообразные различия между индивидами и их социальными контекстами ведут к такому же множеству попыток освобождения от этих конфликтов. Одни «выходят» через неврозы и психозы, другие – через массовые развлечения, религиозный фанатизм, алкоголизм и т. д.

Общество убеждает человека делать то, чего оно от него хочет, выдавая свои принципы за принципы внутреннего «Я» индивида. «Чего Мы хотим, того и Ты хочешь». Это «двойная связь». Подобно тому, как мать говорит ребенку, желающему зайти в лужу: «Дорогой, но ты же не хочешь лезть в эту грязь». Это и есть основные причины психологических конфликтов и «пространство» для деятельности психологов и психотерапевтов.

Поэтому основными задачами психологии на сегодняшний день являются: во-первых, достижение трансформации сознания, внутреннего чувства своего существования; во-вторых, избавление индивида от внешних условий, навязанных ему социальными институтами.

Для философов этот конфликт значительно шире, назовем его – конфликт между человеком и миром, – а это уже выходит за рамки социальных проблем. Поэтому на многие вопросы, связанные с противоречиями существования человека в этом мире, психология не знает ответов.

Методологической ошибкой классической психологии является признание субъект-объектной дихотомии; признание эгоцентрического сознания.

Между тем для современной философии очевидно, что западное эгоцентрическое сознание представляет собой ограниченное и обедненное сознание, не укорененное в реальности. Необходимо освобождение от эгоцентризма сознания. Тогда жизнь переживается не как встреча субъекта и объекта, а как игра противоположностей. Индивид играет свою роль, вместо того, чтобы принимать ее всерьез. Жизнь перестает выглядеть проблематично, если/когда понятно, что Эго есть всего лишь социальная функция.

Можно выделить основные недостатки психологии: а) излишний сциентизм – ориентация на западную психологию, которая исторически придавала значение изучению души или ума как клинического объекта; б) отсутствие общепринятой теории и единой научной терминологии (так, некоторые технологии такие, например, как лоботомия или шокотерапия являются попросту результатом отчаяния); в) не использование философской методологии в практической деятельности психологов; г) отсутствие знания философии приводит к тому, что современный психотерапевт практически ничего не знает о скрытых метафизических предпосылках, лежащих в фундаменте всех основных форм психологической теории; тем более, что современная психология не может не вступать во все более тесный контакт с неврологией и биологией, социологией и антропологией; д) дуалистическое видение человека в психотерапевтической практике: эго и бессознательное, психологическое и соматическое, субъект и объект, принцип реальности и принцип удовольствия, разум и инстинкт. Как известно, Фрейд пришел к этому в конце жизни: он понимал, что конфликт между принципом удовольствия и требованиями принципа реальности, нуждам цивилизации является неразрешимым. Более чем понятно, что в эпоху расширения социальных обязательств и требованием дисциплины со стороны цивилизации ситуация стремительно ухудшается. Или, может быть, напрасно Фрейд и Юнг считали, что иррациональное поведение – это историческая регрессия, варварство человека, а это протест против «двойной связи» внутренне противоречивых социальных институтов; е) «личный интерес» психотерапевта: он хочет «выиграть» контригру со своим пациентом и таким образом психотерапия вырождается в борьбу за власть.

Между тем в самой психологии имплицитно заложен «выход» в новую парадигму и в частности: концепция бессознательного Фрейда – это первый шаг к метафизическому уровню субъективности, неосознаваемость того, что обусловило наши мысли и действия – метафизические основания духовного опыта; идея Людвига Бинсвангера, согласно которой мир по отношению к человеку предстает трояким: наши биологические или физические основания, социальные отношения, наша собственная внутренняя жизнь и самосознание. Не может быть адекватной терапии, которая не принимала бы в расчет все эти три царства отношений; обзор психотерапевтических практик, показавший, что:

– все психотерапевтические практики чаще всего извлекают информацию из бессознательного опыта клиента;

– достижение психотерапевтического эффекта происходит за счет осознания;

– наблюдается сдвиг парадигм – от естественной в сторону гуманитарной, например, от психоанализа Фрейда до трансактного анализа Э. Берна;

– задача психолога при самоинтерпретации информации клиентом – это создание соответствующей атмосферы;

– необходим обязательный диалог;

– современные приемы стали высококонтекстуальны, так как кроме вербальных средств общения активно используются невербальные;

– дальнейшее развитие психотерапевтических практик будет основано на использовании феноменологической и герменевтической методологии.

Основополагающей проблемой, включающей в себя многие аспекты психотерапии является проблема одиночества личности. В психологии одиночество в основном исследуется в рамках субъективного бихевиоризма, ориентированного не на наблюдение, а на объяснение. Так, все методики измерения одиночества предполагают не схватывание целостности, а констатацию ее отдельных составляющих: когнитивно-психических механизмов; причин; поведенческих реакций на эти причины. Эти исследования, однако, не решают основной проблемы – проблемы полноты описания одиночества. Для психологической науки она является неразрешимой в силу невозможности построения единой теории, а следовательно, проблема фундаментальной противоречивости человека и мира в рамках психологии продолжает оставаться нерешенной.

Посмотрим на проблему одиночества философски, используя методологию трансцендентально-экзистенциального подхода. С этих позиций, одиночество представляет собой залог экзистенциальных состояний и прикосновений к метафизическому. Одиночество есть «экзистенциал, концентрирующий смысложизненную проблематику в едином месте – в «точке» «Я», окруженной личностными границами», и предполагающий переживание собственной само-данности (самоидентификация с аутентичным «Я») и организацию собственной ценностной сущности, самости. Одиночество является способом установления сущностных характеристик «Я», самости (на украинском языке одиночество звучит как самостнiсть)».

Согласно экзистенциалистскому понятию существования, функции субъекта и объекта в бытии принципиально различны (объект «существует», а субъект «переживает»), поэтому человек не познает себя или окружающий мир, а переживает их. Это означает, что через момент переживания одиночества рождается личность. Субъект самосознания личности и есть переживание одиночества.

Одиночество – это не индивидуальное явление, не особенность индивидуальной биографии, а объективный всеобщий факт живого бытия – независимо от того, сознается оно индивидом или нет. Личная проблема – это покинутость, неподтвержденность объективной достоверности собственного бытия. По факту рождения человеку предоставляется (даруется): во-первых, обособленное, автономное бытие, которое он обретает, когда рвется пуповина – последняя непосредственная связь с материнским телом. В этот самый миг человек обретает одиночество как величайшее явление, к которому стремится весь процесс эволюции (чем выше уровень сознания, тем глубже осознание одиночества); во-вторых – ощущение достоверности собственного бытия, складывающееся из чувства определенности границ своего тела, различимости своего голоса, утверждения собственного «Я» в пространстве социальных отношений и пр. «Я» одиноко и в этом остром и мучительном чувстве одиночества переживает свою личность, свою особенность, свою единственность, неповторимость, свое несходство ни с кем (другим субъектом), ни с чем (любым объектом) на свете.

Как личность человек начинается с рефлексии над собственным одиночеством. Личность – это, в конечном счете, обобщенная форма пребывания сознания наедине с собой. Поэтому, общаясь с другими людьми, человек, прежде всего, должен обучиться общению с самим собой, т. е. пережить одиночество.

Вступить с собой в полноценный человеческий контакт крайне трудно, так как образцы, освоенные при общении с другими, для этого по большей части не подходят. Чаще всего ошибочно применяется «социальное сравнение» и результат – либо чувство собственной неполноценности, либо нарциссизм.

Даже в рамках социологической концепции личности, где «личность – это совокупность социальных ролей, исполняющихся человеком в течение его жизни и усвоенных в процессе их исполнения» одиночество полезно в том смысле, что роли, исполнявшиеся человеком на протяжении жизни, определяют характер отношений человека, которые он установил с самим собой. Отношение – это внутреннее общение с самим собой (сам себе отец и сам себе сын, сам себе судья и сам себе подсудимый).

Одиночество являет собой процесс осознания своего существования. Речь идет об автономности индивидуальности. Стремление к одиночеству – это стремление контактировать с другой индивидуальностью на уровне духа, посредством обмена культурной символикой. По мнению К. Ясперса, для установления подлинной «экзистенциальной коммуникации» человек должен быть одиноким, противостоящим другому и своему миру.

Одиночество означает начало трансцендирования, т. е. обретение опыт свободы, независимости по отношению к предметному миру. Выпасть из мира предметности – это значит занять по отношению к миру позицию, предстать перед ним. Это позиция метафизики, а таким образом, философа.

Поиск метафизического уровня субъективности человека актуализирует для современной науки перспективы прогресса познания, поскольку позволяет расширить абстрактное рациональное знание до уровня, с одной стороны, индивидуально-личностного, с другой – универсально-всеобщего и цельного знания.

Историко-философский генезис концепции личности («Я» и «Личность») в рамках трансцендентально-экзистенциального подхода можно представить следующим образом:

«Я»

– предпосылка нашего, человеческого мышления (Юм).

– необходимая предпосылка мышления, которая не может не мыслиться и она трансцендентальна (Кант).

– исторически возникшая необходимая предпосылка (Гегель).

– манифестация воли к власти (Ницше).

– необходимая языковая предпосылка (Витгенштейн).

– необходимое сопутствующее явление определенных форм сознания («я думаю…», «Я сомневаюсь, «Я хочу…» и т. д.) (Хайдеггер).

Западная философия вывела «сущностную черту» человеческого существования на уровень самосознания.

Существуют следующие основные подходы к пониманию слова «личность»: 1. Человек вообще (в абстрактном значении); 2. Набор «персональных» свойств определенного человека (ср. личность ученого); 3. Человек, выдающийся своими неповторимыми индивидуальными свойствами.

И. Кант выделяет три центральных значения, определивших истолкование личности: психологическая личность или способность осознавать тождество самому себе в различных состояниях сознания; трансцендентальная личность или единство субъекта познавательных актов, достижимое в трансцендентальной апперцепции (сознании Я); моральная личность, т. е. способность субъекта действовать независимо от механизма природы по закону собственного разума.

В этой связи закономерен вопрос: каким образом эти три аспекта персональности могут быть приведены в непротиворечивое концептуальное единство?

В начале XX феноменологический подход определяет понятие личности как единство непосредственного переживания и интенциональных актов.

Постмодернизм объявил «Кризис Субъекта» как кризис эмансипированного монологически замкнутого Трансцендентального субъекта. На смену Эгологической концепции субъекта приходят концепции «субъективации» (М. Фуко), «коммуникации» (Ю. Хабермас, Н. Луман) и «языковых игр» (Л. Витгенштейн). Согласно этим концепциям, новый субъект – это порождение того или иного опыта: «техники себя», «дискурса», «акта коммуникации» и пр.

Остаются вопросы, касающиеся объяснения приватного интроспективного опыта человеческого «Я», метафизических основ личностной самотождественности и моральности.

Предлагаемый вариант в трактовке личности – преодоление монадологической схемы субъективности. Разрушить монадологическую идею возможно через разрыв имманентности. «Разрыв представляет собой трансцендентное в имманентном», что фактически означает поиск метафизического уровня субъективности человека.

Трансцендирование «Я» ведет к большей индивидуальности и сопровождается одиночеством. Например, что касается структур внутреннего мира человека, то для суфиев очень важен момент обретения лучшего цельного «Я». В этом процессе они отдают предпочтение как самопознанию и самоконтролю, так и мистическим переживаниям трансцендентного опыта, что, конечно же, расширяет внутреннюю реальность человека, выводя ее за пределы концепции Эго. Аналогичным образом персоналисты высказывают идею о «разомкнутости» личности. Человек открыт некой реальности более обширной, чем мир, где протекает его сознательная жизнь, той реальности, которая и предшествует человеку и превосходит его. Эго является лишь частью целостного «Я».

Персонализм, в отличие от феноменологии и экзистенциализма, понятие трансценденции характеризует не собственно сознанием, но человеческой субъективностью, духовным миром личности. Дух – это «особая смысложизненная сфера человеческого опыта, априорная по отношению к предметно-конкретному самоосуществлению человека, «сверх-сознательная и сверх-временная».

Персоналисты, в свою очередь, говорили о «педагогике общественной жизни, связанной с пробуждением свободной личности» (П. Рикер).

Цель персонализма заключается в мобилизации духовных ресурсов человечества для преодоления кризиса. Кризис – это «драма цивилизации», выступившей против человека, и драма человека, потерявшего смысл своего существования, меру человеческого. Персонализм предлагает целостное осмысление проблем человека и его бытия, человеческого мира и цивилизации. Выход из кризиса – это создание новой шкалы ценностей, способных воодушевить человека.

Общий настрой религиозно-философской мысли исторических версий мусульманского суфизма и христианского персонализма позволяет сделать вывод о перспективах исследования расширенной концепции внутреннего мира человека, его субъективности, понимаемых не только в рамках рационалистических или интуитивстско-иррационалистических теорий. Расширение сферы самости человека в области трансцендентного и коммуникативно-духовного наводит на мысль об актуальности применения трансцендентально-экзистенциального подхода к анализу самобытного бытия человека и его места в современном обществе.

Метафизика как акт вопрошания обретает живое значение для самопонимания человека в экзистенциально-антропологическом смысле, раскрывает духовную сущность человека в ее трансцендентном своеобразии. Своеобразие духовного акта дано человеку «a priori». То есть можно сказать, что основные структуры знания о бытии, входящие во всякий акт предметного вопрошания и знания, являются пред-данными.

Обращение к «человекоразмерной» метафизике позволяет начать разговор о развернутой теории субъективности, которая лежит вне пределов постмодернистской проблематики, последняя учитывает только фрагментированного «дивида» с расщепленным сознанием и без какой-либо положительной перспективы обретения гипотетической цельности и избавления от изматывающего чувства одиночества. Фактически речь идет о преодолении субъект – объектной диалектики в пользу обогащения концепции Субъекта, т. е. от «смерти субъекта» к «целостному субъекту». Онтология объектного мира сменяется метафизикой целостного антропологического субъекта.

Одинокое пустое «Я» (в ситуации «смерти субъекта» – это неинтенсивное проживание внутри «Я», неумение создавать внутренние события «Я» (нацеленность на новизну)) превращается в морально-ответственного и свободного субъекта.

К примеру, любое мировое событие, прежде всего, рождается как «чье-то» внутреннее событие, в этом и заключается тайна и загадка роли личности в истории. Выплескивание внутренних событий «Я» вовне и создание таким образом событий для других не делает эти события чем-то внешним и не свидетельствует о том, что лишь будучи выплеснутыми вовне, они обретают свою реальность. Эти события для других уже состоялись для меня, во внутреннем мире «Я», и поэтому я не останавливаю свой взор на них. От произошедших внутри меня событий я не перехожу к выплеснутым событиям вовне, но обращаюсь снова и снова к событиям внутри «Я», относясь к этим внешним событиям лишь через призму моих новых внутренних событий «Я».

Личность означает возможность самой себя, которая не исчерпывается любой самореализацией. Более того, каждая реализация отодвигает «Я» вглубь собственных возможностей. Вслед за деконстуктивистами, которые считают, что структуры в мире нет и что она вносится в него разумом, можно сказать, что в мире нет центра, нет означаемого, но они появляются с личностью. Любое мышление персонологично, так как выражает попытки конечного существа понять бесконечное, а значит, связано с выбором особой, всегда уникальной и неповторимой позиции. Это подтверждает высказывание экзистенциального психолога И. Ялома о том, что встреча с одиночеством делает возможной для человека глубокую и осмысленную включенность в «Другого».

По Виктору Франклу принцип гомеостаза не может служить достаточным основанием для объяснения человеческого поведения. В частности, этот подход оказывается неприменим к таким феноменам человека, как творчество, устремленность к ценностям и смыслу. Принцип наслаждения, равно как и стремление к власти, – это лишь производные от стремления к смыслу.

Главный интерес человека представляет собой его стремления найти и осуществить смысл и цель, а потому стремление к смыслу можно определить как базовое стремление человека. Это одно из ключевых понятий, на которых строится логотерапия…

Пример: «Современное образование основывается на гомеостатической теории, руководствуется тем принципом, что к молодежи следует предъявлять как можно меньше требований. Это верно, что молодежь не должна подвергаться чрезмерным требованиям. Мы должны, однако, принимать во внимание то обстоятельство, что, по крайней мере, сегодня, в век общества изобилия, большинство людей страдают не от избытка, а от недостатка требований. Общество потребления – это общество с пониженными требованиями, которое лишает людей напряжения» (В. Франкл).

По мнению Кьеркегора, практический смысл философии можно определить как экзистенциальную реабилитацию современности, т. е. трансформацию эпохи через экзистенциальное преобразование единичных индивидуумов. Суть этого преобразования заключается в восстановлении способности становиться самостью или самоопределяться в своей конкретно-исторической ситуации. Речь в данном случае идет о своего рода терапии. «Время и люди становятся все более недействительными (неподлинными) – для избежания этого необходима практика экзистенциального (этического) диалога. Философия выступает здесь как коммуникативное (воз)действие, а не как сообщение знания, а как подведение к определенного рода умению – умению быть самостью, т. е. умению не отождествлять себя некритически с «нравами и обычаями» (традицией, «духом времени»), умению ответственно самоопределяться в своем настоящем.

Чтобы работать в этом направлении, философ-терапевт не может быть дидактиком (учителем). Он должен уметь сочетать ответственность с практикой – методически продуманным умением самоустранения, ибо все, что делается, делается ради ответа.

В этом смысле личность психолога – терапевта также намного важнее его принадлежности к той или ной школе теоретической мысли.

Метафизика путем исследования познавательной способности психики личности устанавливает общие качественные формы, критерии и законы всякого опыта, которые лежат в его основе, предваряют его как общие критерии изучения явлений.

Все области метафизического построения, такие как онтология, теория нормативных законов мышления (логика), теория нормативных законов поведения (этика) устанавливают положения, обязательные для мышления и деятельности людей. Эти положения, не выводимые из опыта, по сути являются глубинными законами психики личности и поэтому определяют опыт.

Трансцендентальная метафизика полагает, что формы нашего чувственного (пространство и время) и рассудочного (категории) познания, во-первых, априорны и имеют общее для людей значение, а во-вторых, вне нас не существуют.

Такая трактовка не принимается естественной установкой сознания, поскольку ему (сознанию) необходимо «пережить» методологический принцип сомнения: объект приводится в полную зависимость от субъекта, становится его составной частью. Весь мир личности рассматривается ею как содержание собственного сознания. Все объекты входят в область трансцендентального «Я» и она становится беспредельно широкой.

В своем «Я» личность видит субъективную часть (источник интенций и сами интенции) и объективную. Это позволяет рассматривать как субъективные, так и объективные акты сознания. Можно сказать, что личность превращает себя в объект наблюдения. Способом исследования трансцендентального «Я» является самонаблюдение, интроспекция, рефлексия. Получается, что только рефлексивным путем личность может добыть абсолютно достоверное знание.

Мысль и действие воли не существуют отдельно от сознания, следовательно, в сознании выражается вся действительность внутренних состояний.

Субъект «располагается» выше эгологических вариантов субъективности. Субъективностью человека является Дух – идея «Я» – субъект всех явлений сознания. Субъективность человека не взаимодействует с миром бытия. «Содержание вещей на самом деле не воспринимается Духом извне, а им же самим творится и из него выносится в мир». Никакого внешнего опыта не существует, а всякий опыт есть всегда опыт внутренний.

«Основание познания бытия заключается в человеке». Фактически, в данном случае речь идет об автономии субъективности, для которой весь мир, внутренний и внешний, есть лишь результат объективации. Объективация представляет собой пространственное определение впечатлений вне организма человека. «Объективировать знание есть не что иное, как только представлять». Представление означает образ, содержанием которого служит объективированный комплекс различных дат сознания. Посредством представления человек воспринимает свой внешний мир, в то время как посредством самосознания он воспринимает мир внутренний.

Особенность философской рефлексии: философствование представляет собой процесс думания. Причем процесс вечно запаздывающий, дающий нам некое обобщенное, универсальное знание, свободное от повседневной гонки за происходящим. В пространстве мира есть некая точка, попав в которую мы просто вынуждены обратить на себя внимание и остановиться, пораженные открывшейся вдруг мудростью бытия и мудростью устройства мира (принцип «удивления» у Платона). Философствование – это публичное сознание, т. е. сознание, которое нельзя не высказать. Это сознание высказывается по правилам языка и по правилам самой мысли.

Суть философствования заключается в мышлении о предметах (любых) под углом зрения конечной цели истории и мироздания, а это часть человеческого предназначения (исполниться в качестве человека): человек создается всегда, непрерывно в каждом индивиде.

Цель философствования заключается в том, чтобы вывести человека из сферы обыденного. Предмет философии – это начало человеческого духа в его очевидности. Акт очевидности требует от исследователя дара многообразного созерцания, способности к вчувствованию, глубокого чувства ответственности, искусства творческого сомнения, упорной воли к окончательному удостоверению (истины) и живой любви к предмету.

Философская мысль нацелена на целое и захватывает экзистенцию философствующего. В своих исходных предпосылках и положениях философские идеи сверхрациональны и сверхлогичны. Первоначально они переживаются, а затем уже логика и дискурсивный язык доводит их до слушателя.

Философское сознание есть не только познание, но и интимно-личностное, сопереживающее и сострадающее сознание. «Смерть – вот вдохновляющий гений философии» (Сократ). Если научная истина носит всеобщий характер, то философская истина предназначена для «индивидуального пользования». Философствование помогает приобрести духовное здоровье. «В здоровом духе здоровое тело».

Известно, что Сократ определял философствование как систематическое критическое исследование способности наших суждений о целом, имеющее целью сделать нас более мудрыми. Лучше познать самих себя и таким образом стать лучше.

В своей работе «Философская клиника» Сотонин предлагает теорию прикладного отношения к философии, ее связь с медициной, психологией и психиатрией. По мнению автора, философия есть не что иное, как дитя неудовлетворенности, неудовлетворительного эротического страстного стремления к благу.

Будучи необычной для русского философского дискурса, идея прикладной интерпретации философии тем не менее не является абсолютно инновационной. Фактически, речь в данном случае идет о традициях Сократа (его собственная жизнь как раз может служить подтверждением такой трактовки философии) и Эпикура, которые первыми направили философию на решение проблем жизни и блага. Не затрагивая весь пласт исторических концепций взаимосвязи философии и медицины, в один ряд с идеями Сотонина можно так же поставить «теорию арете-терапии» А. И. Яроцкого и исследование Р. Софрански «Фридрих Шиллер или изобретение немецкого идеализма».

Решение проблемы блага заключается в философском изучении форм и причин недовольства, его предупреждении либо устранении. Недовольство трактуется как такое психологическое состояние эмоционального характера, существенными чертами которого являются угнетенное состояние духа, чувство неудовольствия от большинства окружающих объектов и безразличие к остальным; отсутствие или малое количество сильно радостных переживаний, их быстрое исчезновение и замена обычным угнетенным состоянием.

В связи с этим личность испытывает ослабление интересов и стремлений, безучастность к совершаемому и окружающим людям, легко возникающая злоба против людей, что ведет к ослаблению интереса к самой жизни в такой степени, что может быть чревата попыткой самоубийства.

Недовольство есть не чувство, а переживание настроения, иррадиация определенного чувства: перенесение на все объекты той эмоциональной окраски, которая принадлежит только одному отдельно взятому объекту.

Процесс иррадиации чувств на сегодняшний день плохо изучен науками о человеке.

В центре внимания философии объектом оказывается ненормальная иррадиация чувств и хроническая форма недовольства.

Изучая проблему возможности существования суммированной иррадиации чувств и их интенсивности, Сотонин предлагает более чем развернутую классификацию видов недовольств, включающую в себя 13 квалификаций, сформулированных в результате проведенных опросов. Так, например, разграничиваются соматическое недовольство: иррадиированное неудовольствие от физической боли; ипохондрическое: неудовольствие от сознания своей болезни; церебральное: неудовольствие от патологических процессов в организме; психопатическое: галлюцинации; темпераментное: прирожденная чувствительность к приятному и неприятному (у меланхоликов – от неудач или от слабых ударов по самолюбию, у холериков – от отсутствия выявления своих сил, от серой будничной жизни, от монотонности жизни, у флегматиков – от большого количества энергии, от невозможности вести регулярную жизнь) и т. д., в том числе сексуальное и эротическое неудовольствие от неразделенной любви.

Поскольку в задачи философии входит не только изучение форм и причин недовольства, но и поиск способов и методов его предупреждения и устранения, следует самое пристальное внимание обратить на проблему философской терапии. Она имеет свои особенности, которые можно сформулировать следующим образом:

– смещение от психологических проблем личности к онтологическим;

– осознание неустранимости противоречия «человек – мир»;

– обеспечение устойчивости личности в ситуации кризисов;

– развитие навыков экзистенциальной коммуникации (S – S).

Основные принципы философской терапии заключаются в следующем:

1. Неосмысленная жизнь не стоит того, чтобы жить. Чтобы быть истинным и совершенным человеком, каждый должен подвергать свою жизнь и убеждения проверке с помощью критического самоанализа.

2. Реально существуют эффективные принципы мышления и деятельности, которым мы должны следовать. Эти принципы объективны и истинны для всех. Некоторые люди несправедливо потакают свои слабостям, руководствуются ничтожным целям, путаются и обманываются по поводу того, что действительно важно. Такие люди нуждаются в том, чтобы найти истину и жить с ней.

3. Истина находится не в звездах, не в традиции, не в религиозных книгах, не в мнении большинства, но в каждом из нас. Эта истина может быть открыта только с помощью настойчивого самоанализа.

Схема клиники следующая:

здоровый – недовольный – больной

врач-философ

Философ – терапевт должен ставить вопросы, побуждающие (и даже провоцирующие) людей начать самопознание. Они должны направлять процесс хотя бы на ранней стадии, поскольку уже прошли этот путь и знают, где находятся «ловушки». Такой метод именуется диалектикой.

Философия работает с индивидуумом при помощи определенных действий, связанных с уважением к благосостоянию личности.

План действий врача-философа должен быть таковым:

Исследование страдания (диагностика): необходимо установить форму недовольства данной личности. На этом этапе применяются методики психологических исследований личности, в частности, например, учение об эмотивных состояниях, классификации видов недовольств (симптомы, причины).

Терапия: предполагает устранение причин недовольств (этиология). В этих целях используются средства внушения и гипноз.

Диэтетика: диета для недовольного с целью повышение настроения.

Гигиена: имеет целью научить человека способности проживать жизнь с наибольшей возможностью к радости и с минимумом недовольства с использованием педагогических методов.

Врач – философ должен смотреть на пациента глазами той личности, которой оказывается терапевтическая помощь, его цель заключается в том, чтобы расширить права личности и ограничить ее обязанности. Необходимо научить «пациента» превращать жизнь в эстетическое наслаждение и творчество. При этом самым элементарным социальным благом личности является свобода вступления в общество, а значит и выхода из него.

Таким образом, в задачи философской педагогики входит вырабатывание в процессе воспитании здорового отношения к совершившемуся, основанного на убеждении, что все в жизни можно исправить или начать заново. Подобно тому, как в творчестве художника, бросившего в огонь неудачную картину, есть возможность написать новую.

 

Выводы

 

1. Правила социальной коммуникации часто приводят к коллапсу идентичности, одиночеству и отчуждению.

2. Ошибка психологии – признание эгоцентрического сознания.

3. Для классической психологии проблема одиночества является неразрешимой.

4. Метафизический уровень субъективности человека актуализирует для современной науки перспективы прогресса познания.

5. «Философская клиника» – терапия современного человека.

 

 

Заключение

 

 

Сегодня возрастает необходимость и важность оформления проблемы одиночества в отдельную тему, так как современное общество неизбежно «производит» одиночество. В самом общем виде можно сказать, что одиночество – это наиболее драматическая манифестация недостатка социальности, по своей природе превосходящая феноменальное и проблематическое.

Быть одному и одним, понимая это позитивно или негативно, означает специфичный и изначальный способ человеческого бытия. Если бытие «с другим» есть первый способ человеческого бытия, то бытие «в одиночку» есть способ второй.

В социальном срезе проблема одиночества не так проста, как это может показаться на первый взгляд. Это не простое состояние социальной изоляции или уникальности существования. Проблема одиночества связана с наиболее глубокими противоречиями, присущими человеческому бытию, поэтому до конца определить что есть одиночество весьма проблематично. Для продолжения исследования необходимо задать себе немалое количество вопросов. Например, почему проблема одиночества чаще всего не рассматривается в контексте анализа культуры? Обусловлено ли это изменением общественного характера? Является ли проблема одиночества «призмой», через которую можно рассматривать определенный круг проблем как отдельного человека, так и Мира в целом? Возможно ли «снятие» проблемы одиночества в современном социально-философском дискурсе?

На мышление человека XX века повлияло наследство картезианства с его оправданием рационализма, логоцентризма, научности и механицизма. Это наследство было ориентировано на деперсонализацию человека и общества в целом. Все те, кто придерживался метафизики тождества и схожести в философской теории, были ошеломлены перспективой разнообразия и различия. В конце концов природа одиночества укореняется в принципах индивидуализации (в физическом, ментальном и духовном плане). Для Э. Фромма осознание себя как отдельной сущности есть «источник тревоги». Единственное спасение – это сущностная интеграция с «Другим», включая неоднозначное единство в метафизическом монизме, где все существа, в конечном счете, становятся одним. Это стремление к последнему структурному единству приведет к единственности (одинокости). Новая парадигма в социальных науках связывается с возникновением феноменологической философии Гуссерля. Тенденция смены парадигмы проявляется в том, что вся философская ситуация нашего столетия восходит, в итоге, к критике проблемы сознания. По этой причине представляется уместным обозначить некоторые варианты возможного рассмотрения проблемы одиночества в контексте современных теорий, изучающих проблему сознания. В основании перечисленных ниже тезисов лежит принцип о том, что достигнуть единства с «Другим» невозможно ни метафизически, ни и через функцию сознания. Сознание сконструировано таким образом, что одиночество есть его a priori, то есть это абсолютно универсальный и необходимый принцип сознания. Одиночество – это та призма, через которую мы постигаем и оцениваем реальность, хотя и не осознавая ее самое. Ни одна теория сознания не объясняет, как индивид может «дотянуться» до «Другого» или преодолеть само это сознание. По Сартру, человеческое сознание – дыра в Бытии, то есть ничто. Сознание (как поток) вынуждено схватывать полноту Бытия, чтобы заполнить недостаток, дефицит не-Бытия. Чтобы обмануть одиночество, индивид пытается объединить сущность и ничтожность сознания с полнотой Бытия (Бытие – для себя). Но союз этих онтологических полярностей невозможен потому, что как и «внутренняя ничтожность» сознания, так и «изобилие Бытия» есть проявление двух свобод, в то время как слияние свобод невозможно. В одиночестве сознания индивид и слишком закрыт для собственной самости, и слишком далек от других, чтобы знать их или быть познанным ими. Конечно, определенное знание существует, но оно эфемерно и поверхностно, это скорее прозрачность познания, чем очевидность и ясность. Некоторые элементы познания и самосознания допустимы, они удерживаются в бессознательном, но их невозможно восстановить через тот или иной тип познания. Так, Юнг ввел понятие «архетипа» – коллективного бессознательного, включающего в себе слова, которые комбинируются и рекомбинируются в воображении. Архетипический язык – это тот язык, который понятен всем «одиночкам» человечества. Необходимо в игре воображения зафиксировать Момент, в который появляется мостик между «внутренним» и «внешним». Рефлексивная функция сознания приводит к тому, что самость поймана в непреодолимо – ограниченную паутину своей само-рефлексивности и поэтому непоправимо отрезана от других измерений самости. Это то, что Гуссерль назвал трансцендентальное Эго, а Кант – «вещь в себе». Феноменологические модели сознания не разрешают проблематичности бытия самости. Сознание естественно направлено на «Другого» (интенциональность сознания), но не достигает желаемой интимности с ним. Бихевиаристское определение сознания, исходя из его природы, еще надежнее гарантирует радикальную изоляцию. Сознание против «иного» ограничено вечностью материи.

Философия, безусловно, пытается преодолеть человеческое одиночество, но эти попытки напоминают собой хрупкий мостик над неведомой пропастью. Реальное сближение людей (насколько это возможно вообще) происходит лишь в ходе общечеловеческой истории, в их повседневной деятельности. У Гуссерля и Гегеля типом связи сознаний было «бытие-для»: «другой» являлся «мне» и даже конституировал «меня», поскольку он существовал для «меня» или поскольку «я» существовал для «него». Одиночество в данной методологии связывалось с проблемой взаимного признания сознаний, которые поставлены друг против друга, которые являлись друг другу в мире и сталкивались лицом к лицу. «Бытие-с» Хайдеггера имеет совершенно иное значение: «с» не обозначает взаимное отношение признания и борьбы, которое проистекало бы из появления человеческой реальности, отличной от «моей», посреди мира. Оно выражает нечто вроде онтологической солидарности в использовании этого мира. «Другой» не является объектом. В своей связи со «мной» он остается человеческой реальностью, бытием, посредством которого он определяет «меня» в «моем» бытии. Хайдеггеровское «бытие-с» не является ясной и отчетливой позицией одного индивида перед лицом другого индивида, не является познанием. Это невнятное существование совместно члена команды с командой. Конкретная человеческая реальность по-прежнему остается одинокой.

В современной философской мысли (постструктурализм) на смену рефлексивной модели и гуссерлианской интерсубъективности приходит новое понимание субъективности, в корне отличное от пред-данности трансцендентального Я. М. Фуко и Ж. Делез в корне снимают все классические бинарные оппозиции Я и Другого, Своего и Чужого, Иного и Тождественного, настаивая на предельной оппозиции Внешнего (безразличного к индивидуальной жизни и смерти) и Внутреннего, которая по сути уже не является оппозицией, так как внутреннее есть лишь складка внешнего, его загиб, удвоение, а «двойником является моя самость, которая попадает меня как удвоение другого». М. Фуко в работе «Слова и вещи» (1966 г.) подвергает интериориальность (внутреннее) радикальной критике. Существует ли внутреннее, которое залегает глубже, чем любой внутренний мир, так же как внешнее простирается гораздо дальше, чем любой внешний мир? Внешнее не есть фиксированный предел, но движущаяся материя, оживленная складками и извилинами, которые вместе образуют внутреннее: они есть не что иное, как внешнее, но именно внутреннее внешнего. Если мысль приходит из внешнего и остается привязанной к внешнему, то каким образом получается, что внешнее не затопляет внутреннее как элемент, о котором мысль не должна и не может помыслить? Немыслимое, таким образом, не является внешним по отношению к мысли, то есть является внутренним мысли. Внутреннее есть операция внешнего. «Я не сталкиваюсь с собой во внешнем, я нахожу другого во мне»[105].

Тема одиночества здесь возникает через понятие «удвоения». Удвоение никогда не бывает проекцией внутреннего, напротив, оно есть интериоризация внешнего. Это не удвоение одного, а редублирование другого. Это не воспроизведение самости, а повторение различия. Это не эманация «Я», но нечто, что помещает в имманентность всегда – иное. И. Ильин в книге «Постмодернизм от истоков до конца столетия» (1998 г.) пишет о том, что весь пафос постструктуралистской мысли был направлен на доказательство невозможности независимого индивидуального сознания, на то, что индивид постоянно, и главным образом, бессознательно обусловливается в процессе своего мышления языковыми структурами, детерминирующие его мыслительные структуры. В той мере, в какой индивиду удается осознать этот фактор своей зависимости и его критически отрефлексировать, перед ним открывается путь к относительной независимости, и в этом плане постструктуралистская теория субъекта стремится к его эмансипации, но сама она возможна лишь при условии признания индивидом своей исконной ущербности и мыслится как постоянная борьба, как непрерывный, вечный процесс преодоления самого себя, происходящий глубоко внутри в сознании человека, интериоризированный до уровня рефлексии о своем подсознании. Фактически теория индивида лежит вне пределов постмодернистской проблематики, последняя знает лишь только фрагментированного индивида с расщепленным сознанием и без какой-либо положительной перспективы обретения гипотетической цельности, если не вообще самого себя.

Одна из основных проблем современности – это проблема «кризиса идентичности», которая непосредственно связана с феноменом одиночества. В контексте одиночества можно говорить о кризисе идентичности индивида, которая основывается на ощущении тождества самому себе и непрерывности своего существования во времени и пространстве, и на осознании того факта, что твои тождество и непрерывность признаются окружающими. Идентичность в данном контексте понимается как твердо усвоенный и личностно принимаемый образ себя во всем богатстве отношений личности к окружающему миру, чувство адекватности и стабильного владения личностью собственным «Я» и ситуации; способность личности к полноценному решению задач, возникающих перед ней на каждом этапе ее развития.

Негативное чувство одиночества возникает как ощущение грозящей опасности по отношению к приобретенной или сохраняемой индивидом самоидентичности; страх перед возможностью отсутствия смысла, который самость всегда ищет внутри себя. Конечно, любое значение или смысл, относящийся к интимности, по своему характеру, социален, поскольку интимность по своей природе относится к тем ценностям, которые созданы и разделены «Другим». Так как индивиды существа социальные, то их чувство идентичности напрямую зависит от «Другого» – это всеобщая истина, включая и тех, кто полагает, что аутентичность, составляющая позитивный путь индивида, одновременно включает в себя зависимость (hotonomous) и независимость (autonomous).

Аутентичность – необходимый процесс самоактуализации индивида и сохранения его интимности. В своем существовании индивид всегда находится на грани одиночества, так как «даже при избытке существования, одиночество может неожиданно стать зазором между мной и возможной бездной не-Бытия»[106].

Случается, что «Другой» вдруг схватывает ценностное бытие индивида, но его самость не выходит при этом извне своего внутреннего мира, и этим лишает самость индивида внутреннего «компаса». Тревога, чувство одиночества становятся «кочующими монадами» внутри огромного мира самости. Без «Другого» индивид потерян внутри себя, не имея представления, как достигнуть самоидентичности и более высокого уровня интеграции.

С одной стороны, одиночество связано с ощущением фрагментарности современного индивида, с другой – одиночество может стать следствием неудовлетворительных отношений между фрагментами этой самости. Это связано с проблемой «бездомности». В более общем смысле бездомность, по Хайдеггеру, коренится в покинутости Сущности бытием. Она являет собой признак забвения бытия. Вследствие его забытости истина бытия остается непродуманной. Бытие как событие, посылающее истину, остается потаенным. Через категорию «бездомности» в социальном одиночестве изображается страх самости быть пойманной (остаться потаенной) какой-то своей частью, причем, обычно, более низшими сегментами, чем мозг, Эго, душа или сознание, например, быть захваченной телом или каким-либо другим не-духовным и не-сознательным элементом.

Анализируя вышеизложенное, можно сделать вывод о том, что каждому индивиду необходимо воспитывать в себе мысль: он изначально уникален и имманентно одинок. Одиночество есть не что иное, как универсальная сущностная характеристика человеческого бытия, врожденное переживание. По этой причине следует воспринимать собственное состояние одиночества позитивно, ведь именно в нем происходит очищение, столь необходимое человеку, для того чтобы сохранить себя как индивидуальность.

 

Послесловие

 

Значительная часть книги была написана еще в 1998 г., и послужила основой кандидатской диссертации. В те годы в отечественной философии и психологии тема одиночества исследовалась очень мало. В последние же годы в среде современных отечественных социальных философов появилось значительное количество исследований, этой проблеме посвященных. Среди них можно выделить А. А. Гусейнова, В. В. Бибихина, К. Х. Момджяна, B. C. Барулина, В. А. Кувакина, В. В. Василькову, И. Т. Касавина, П. С. Таранова, Г. С. Батищева, А. Ю. Агафонова, В. Н. Карандашева. Большой вклад в понимание сущности феномена одиночества как социокультурного явления внесли работы по истории философии и культуры А. В. Гулыги, П. Гайденко, Л. М. Баткина, А. Я. Гуревича, А. А. Белика. Более поздние российские исследователи одиночества – Н. В. Хамитов, Н. Е. Покровский, Ж. В. Пузанова, С. В. Куртиян, Л. И. Старовойтова, Д. В. Гарбузов, И. А. Уследова, А. В. Нечаев, А. П. Глазков, В. А. Сакутин, Е. Е. Рогова и многие другие.

15 лет назад проблема одиночества в основном обсуждалась в рамках гуманистического подхода эпохи Модерна. Постмодернизм, появившейся в России со значительным опозданием по сравнению с Западом, стал предлагать свои версии «адаптации» человека к новым социально-экономическим условиям глобализационного мира, в которых на место «слишком человеческого» пришли концепции структур, субъективации, коллективного бессознательного и пр., где классические основы и принципы индивидуального гуманизма выводились за рамки общественных потребностей и культурных практик. В результате, идеи и ценности традиционной российской культуры, известные всему миру как оплот духовности и иррационалистического мировоззрения, оказались за границами современного философского дискурса. Россия стремительно стала вступать в мировые глобальные экономические процессы, не сформировав при этом, своего аутентичного, но обращенного к современным реалиям «образа мира».

Если философия – это «эпоха схваченная мыслью», то сегодня складывается такое впечатление, что в современной России «своя» философия отсутствует. Традиция русской философии XIX – первой половины XX вв. оказалась прерванной, а философия марксизма превратилось в почти маргинальное учение.

Отсутствие «родных», сформированных на принципах исторического сознания своей культуры, философских концепций в современной отечественной гуманитарной науке, привело к культурологическому коллапсу в отечественной педагогике и психологии. Те гуманитарные науки, объектом изучения которых является субъективность и ментальность человека, не имеют методологической базы работы с современным россиянином. Между наследием отечественных устаревших теорий и практическими нуждами в использовании технологий работы с современным индивидом образовалась пропасть, способная опосредованно разрушить интеллектуальный потенциал нации.

 

Сегодня заметен рост обостренного осознания российским интеллектуалом универсального противоречия между «вызовами» и формами общественного устройства, давлением отчужденных социальных процессов, ценностями общества потребления и возможностями самоактуализации самости человека, которая включает в себя комплексный, многослойный, исторически насыщенный мир, не имеющий возможности полноценно выразиться в современном все более авторитарно-объективированном социальном пространстве. Сложная, одновременно тонко ранимая субъективность человека, исторически нацеленная на целостность выражения своего собственного бытия, оказывается не способной найти адекватные формы своей объективации. Эти процессы «индивидуальной недостаточности» имеют своим следствием все более и более усугубляющееся «чувство одиночества», которое может переживаться в самых разных видах и формах.

Одним из наглядных примеров интуитивного осознания данного противоречия, который пока еще не подвергся серьезной концептуализации, является феномен дауншифтинга, приобретающий в современной мировой и, в частности, российской культуре все большую популярность. Дауншифтинг означает переход с высокооплачиваемой работы, наполненной стрессами и сверхнагрузками, на менее престижную и хуже оплачиваемую, но оставляющую больше времени и сил для хобби, развлечений и общения с семьей. Термин пришел из английского языка и дословный его перевод звучит как «переключение автомобиля на низкую передачу». В основе философии дауншифтинга лежит отказ от навязанных обществом целей и стремление к духовному совершенствованию. Корнями это явление отчасти уходит в 60-е, во времена хиппи, противопоставивших себя обществу потребления. Дауншифтеры проповедуют простой способ жизни, отказ от чуждых ценностей, навязанных человеку обществом благодаря активной пропаганде по телевидению, в Интернете, глянцевых журналах, фильмах и книгах: роскошь, стремительная карьера, автомобили престижных марок и т. д и т. п.

Рост индивидуальных и социальных форм недовольства призывает к созданию новых концепций, интегрирующих идеалы классических подходов к традиционным индивидуальным ценностям, таким как духовность, нравственность, свобода, субъектность и прочее (что было в центре внимания в русской философии) и экзистенциальную необходимость пребывания человека в современных процессах развития ассамбляжа объективных ему социальных систем – «паноптикума» государственного контроля, засилья общества потребления, «гонки» личностного карьерного роста и материального благополучия (чему много уделялось места в западной постмодернистской мысли).

Интеграцию классических, неклассических и постнеклассических подходов в современной философской мысли можно осуществить в рамках концептуализации субъективности и внутреннего мира человека по отношению к внешним для него формам социального пространства.

Ни для кого не секрет, что всякий индивид находится в пространственно-временном континууме общества, где есть своя система координат. Если представить себе три координационные оси, то можно схематично обозначить социальную фигуру субъективности индивида, включенного в систему межличностной коммуникации, в виде шара с центом 0 тождественным «Я» отдельной личности.

Первая ось 0-Х – характеризует длительность социальных контактов.

Вторая ось 0—Y – характеризует социальную дистанцию контактов.

Третья ось 0 – Z – характеризует глубину эмоциональных контактов.

При расположение условных параметров по осям и соединение их между собой, «вырисовываются» два типа фигур.

1. Фигура: интенсивные и длительные контакты, глубокие и интенсивные эмоции, но большое социальное «поле», что характеризует меньшую вероятность коммуникационной встречи. Ось социальной дистанции в рамках интерпретации проблемы одиночества личности показывает, что именно увеличение показателя по данной оси дает возможность индивиду найти наиболее желаемую коммуникацию. В меньшем социальном поле жизнедеятельности личности труднее встретить желаемого «Другого».

Эта фигура описывает в большей степени классический тип социальной субъективности, придающий значение глубоким межличностным отношениям, окрашенным метафизическим и духовным «родством душ». Но согласно схеме системы координат, ось 0—Y показывает, что встретить подобные тип контактов бывает очень сложно. В повседневной социальной жизни индивид чаще всего общается с формальными людьми, решая повседневные фрагментарные коммуникационные задачи (соседи, коллеги, представители социальных служб и пр.). Друзья, единомышленники, любимые и духовно близкие люди требуют большего социального пространства для поиска, именно поэтому иногда индивиду бывает очень трудно, а порой и невозможно встретить такой тип коммуникации.

2. Фигура: короткая длительность и формализованность контактов, неглубокие и поверхностные эмоции, ближайшее социальное поле с высокой частотой встреч.

Такая фигура описывает современный конформистский тип социальной субъективности, придающий значение рациональной успокоенности от формальных, эмоционально неглубоких социальных контактов, которые окружают человека повсюду, легко устанавливаются, не требуют глубокой меры ответственности и позволяют сохранять поверхностный уровень социальной свободы. Это фигура субъективности индивида – фланера, оправданная требованиями современного общества потребления.

Безусловно, оба типа фигур носят «идеальный» характер и в чистом виде практически не встречаются. Но тенденции, описанные в данных типах, характеризуют выбор комфортной коммуникации для каждого отдельного индивида. Каждый из нас тяготеет к первому, либо второму типу. И в своей жизни каждый индивид традиционно выстраивает все свои контакты в соответствии со своим типом. Для одних даже в публичном пространстве требуются глубокие эмоциональные связи, для других – в приватном – достаточно поверхностных формализованных отношений.

 

При этом, как это ни странно, оба типа фигур субъективности и соответствующие им способы коммуникации, продуцируют социальное одиночество. В первом случае одиночество возникает вследствие невозможности переживать адекватные по ценностно– эмоциональному уровню отношения, требующие духовно – нравственного и интеллектуально-культурного совпадения. Во втором – одиночество возникает в силу невостребованности в коммуникации глубинных слоев субъективности человека, от которых зависит полнота самореализации личности. В первом случае одиночество может сопровождаться изолированностью, во втором – отчужденностью.

Включение современного человека в различные формы виртуальной реальности представляет собой естественную эволюцию человеческой культуры, выражающуюся в символичности, рациональности и отказе от телесности. Крен в сторону расширения поля сознания и раскрытия новых форм познавательной деятельности приводит к новым формам и видам проблемы одиночества.

Складывается впечатление, что тяга современного человека к новой символической виртуальной реальности объясняется в первую очередь желанием избежать одиночества, подстерегающего индивида в реальном мире. Осознав и приняв его самые очевидные формы – уединение и изолированность, согласившись в одиночку сидеть у монитора компьютера, наш современник выбирает виртуальное пространство как возможность в широком социальном поле найти своего «близкого». Отказ от реальных коммуникаций в пользу виртуального общения дает возможность индивиду стать Субъектом конструирования своего «проекта», создать клон своей индивидуальности и быть полноценным автором любых действий, желаний и переживаний этого клона (новой идентичности). Вынужденная пассивность и конформизм человека реального мира превращается в активность авторства «ников» в виртуальном мире. Так осуществляется иллюзорное избавление от одиночества в реальном мире. Иллюзия в прямом и переносном смысле помещает «человека виртуального» (автора и произведение одновременно) в ситуацию игры вторичных после реального социума ролей. Фрагментарность личности, подавленной объективностью реальных социальных процессов, приобретает шанс на восстановление своей целостности в другой реальности. Эта возможность имеет огромную притягательную силу, так как создает комфортный контролируемый самим человеком тип коммуникации.

Какие же опасности поджидают виртуального конструктора коммуникаций?

Во-первых, дуальность человеческой природы – души и тела, по-прежнему остается сущностным определением человека.

Любые «перегибы» в ту или иную сторону приводят к ассиметрии его сущностного самовыражения. Расширение рационального, на котором основывается виртуальная реальность, перекрывает телесное самовыражение человека. Текст и языковые практики, с помощью которых выстраивается вся виртуальная коммуникация, не создают полноты интимного физико-энергетического контакта между людьми. Телесная близость, необходимая для передачи дополнительной информации через жесты, совместное молчание, выражение глаз, прикосновения и т. д., остается «за кадром» текстовой или речевой коммуникации. Понятие «со-общение» шире понятия коммуникация и в нем заложено значительно большее количество смыслов, имеющих, в том числе, и иррациональную, и чувственную природу. Чувственные импульсы и энергетика со-переживания событий реального мира «выводятся за скобки» виртуального типа коммуникации. И этот «остаток» не создает полной картины самовыражения для человека как целостного антропологического универсума.

Во-вторых, «побег» в виртуальную реальность очень многие психологи объясняют желанием современного индивида минимизировать свою долю ответственности и прибрести большую свободу за счет анонимности пребывания в интернет сетях. Само это явление глубинно противоречит тому факту, что свобода личности напрямую зависит от степени ее ответственности. Большая ответственность предполагает большую свободу. Свобода и ответственность никогда не трактовались как взаимоисключающие характеристики бытия человека. Стоит даже в большей степени акцентировать внимание на необходимость личностной ответственности для того, чтобы индивид смог полноценно ощутить свое право на свободу. Поэтому иллюзорность безответственности виртуального мира может привести только к иллюзорности индивидуальной свободы, что найдет свое отражение во внутреннем конфликте индивида.

 

В-третьих, раздвоение сознания на автора и произведение (виртуальные роли) может привести как к фрагментарности ментальных «образов» мира, так и к ложной коммуникации. «Человек виртуальный» может запутаться в своих нарративах и потерять контроль своего авторства. Произведения могут стать ложными идентичностями и поглотить человека как субъекта конструирования. Это приведет к тому, что не только реальный мир, но и реальное в виртуальном потеряют свои коннотации и полностью «запутают» человека. Произойдет подмена ценностей, жизненных ориентиров и целей.

В– четвертых, отчуждение сущности человека как неизбежный процесс реального социального мира, приобретает свои формы и в виртуальном. Сама по себе виртуальная реальность представляет собой абсолютный продукт разума человека. Развитие и расширение возможностей компьютера и информационных технологий превращаются в самостоятельную объективную для самого человека реальность. Новое образование начинает жить по своим собственным законам, требуя от человека все большие вложения разума. Мечта о создании искусственного интеллекта обсуждается уже не только как романтическо-эвристическая идея, но как новая опасность, подстерегающая человека разумного (наравне с глобальными проблемами человечества). Человечество как автор виртуального мира рано или поздно, по тем же законам диалектики, превратится не просто в Пользователя, а в пролетария, отчуждающего свой интеллект, наемно работая на мировой Компьютер.

Перечисленные проблемы, возникающие при обращении индивида к виртуальной реальности, неизбежно приведут к новым формам социального одиночества.

 

Литература

 

1. Аристотель. Поэтика, VI гл. / Аристотель. Сочинения в 4-х т. Т 4/ Пер. с древнегреческого.; общ. ред. А. И. Доватура. – М.: Мысль, 1984, 830 с., С. 645–681.

2. Армстронг К. История Бога. Тысячелетние искания в иудаизме, христианстве и исламе. К.: «София»; М.: ИД «София», 2004, 496 с.

3. Астафьев Я. И. Постмодернизм в познании общества // Полит. иссл. – 1992, № 3, С. 10–22.

4. Ахиезер А. С. Об особенностях современного философствования (Взгляд из России) // Обновление России: трудный поиск решения, вып. № 7, Москва, 1999, C. 66-8.

5. Бабушкин В. У. Феноменологическая философия науки: критический анализ. – М.: Наука, 1985, 200 с.

6. Бахтин М. М. Методология современного гуманитарного знания / тезисы докладов участников Вторых саранских Бахтинских чтений 28–30 января 1991 г. – Саранск: Изд-во Мордов. ун-та, 1991, 120 с.

7. Бахтин М. М. Эстетическое наследие и современность, Т. 1. – Изд-во мордовского гос. ун-та., 1992, 176 с.

8. Бахтин М. М. Эстетическое наследие и современность, Т. 2. – Изд-во мордовского гос. ун-та., 1992. – 368 с.

9. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости // Вальтер Беньямин Произведение искусства в эпоху его технической вопроизводимости: Избранные эссе. Пер. с нем. / Под. ред. Здорового Ю.А. – М.: «Медиум», 1996, С. 15–65.

10. Белова Т. В. Социальные и индивидуальные уровни отчуждения // Вестник МГУ. Серия 7, философия, 1991, № 2, С. 17–28.

11. Бердяев Н. А. Я, одиночество и общество (www.sudba.ru/ph/berd.html)

12. Бланшо М. Пространство литературы. Пер. с франц. / Перевод Б. В. Дубин, С. Н. Зенкин, Д Кротова, В. П. Большаков. – М.: «Логос», 2002, 288 с.

1. Блауберг И. В., Юдин Э. Г. Становление и сущность системного подхода. М.: Наука, 1973, 271 с.

2. Бодрияр Ж. Система вещей. – М.: Изд-во «Рудомино», 2001.

3. Боннар А. Греческая цивилизация, Т. 2. От Антигоны до Сократа / Пер. с франц. О. В. Волкова, предисл. Ф. А. Петровского. – М.: Искусство, 1991, 334 с., ил.

4. Борев Ю. Б. Эстетика. 4-е изд., доп. – М.: Политиздат, 1988, 496 с., ил.

5. Бубер М. Я и Ты // Квинтессенция: философский альманах, 1991. – М.: Политиздат, 1992, С. 117–290.

6. Валиддин М. Коранический суфизм./Пер. с англ. – СПб.: «Издательство «ДИЛЯ», 2004, 224 с.

7. Василюк Ф. Е. Психология переживания (анализ преодоления критических ситуаций). – М.: Изд-во МГУ, 1984, 200 с.

1990, Вдовина И. С. Французский персонализм (1932–1982): Учеб. пособие для филос. фак. ун – тов. – М.: Высш. шк., 151 с.

8. Вересаев В. Живая жизнь // Вересаев В. Собрание сочинений в 5-и т., Т. 3. – М., Правда, 1961, 448 с.

9. Витгенштейн Л. Философские работы: Пер. с нем. / Сост. М. С. Козлова. – М.: Гнозис, – (Феноменология. Герменевтика. Философия языка). Ч. 1, 1994, 552 с.

10. Встреча с Декартом. Философские чтения, посвященные М. К. Мамардашвили. – М.: Ad Marginem, 1996.

11. Выготский Л. С. Педагогическая психология / Под. ред. В. В. Давыдова. – М.: Педагогика-Пресс, 1996, 536 с. – (Психология: Классические труды).

12. Выготский Л. С. Психология искусства / Под. ред. М.Г Ярошевского. – М.: Педагогика, 1987, 342 с.

1991, Гагарин А. С. Одиночество как феномен человеческого бытия // Рациональность иррационального. – Екатеринбург, С. 77–109.

13. Гагарин А. С. Экзистенциалы человеческого бытия: одиночество, смерть, страх. От античности до Нового времени. – Екатеринбург, 2001, 372 с.

14. Гавинда А. Психологическая позиция философии раннего буддизма согласно традиции абхидхаммы. – М.: НПЦТ «Беловодье», 2004, 224 с.

15. Гегель.