Структурная концепция революции: высокий уровень неравенства в России

В марксистской, мальтузианской и структурно-демографической концепциях революции рост имущественного и социального неравенства в пореформенное время рассматривается как один из важных факторов революции. Структурная концепция видит в поляризации общества, разделенного на привилегированные и угнетенные социальные группы, и в нарастающем конфликте групповых интересов главную предпосылку революции. Когда существует высокий уровень неравенства, революция может легко разразиться при ослаблении государственных структур, защищающих господство привилегированных групп, например, вследствие неудачной войны.

Тезис o быстром увеличении неравенства в пореформенное время и чрезвычайно высоком его уровне в начале ХХ в. не подтверждается эмпирически. На самом деле степень неравенства среди крестьянства на рубеже XIX–XX вв., если ее оценивать наиболее адекватным способом – коэффициентом Джини по доходу на человека, была невысокой – 0,133–0,206, и к 1917 г. едва ли могла возрасти сколько-нибудь значительно.

Децильный коэффициент неравенства в России начала ХХ в. составлял примерно 6,3 и мог варьировать в границах 4,2–10,7.

В начале XX в. большинство западноевропейских стран по имущественному неравенству превосходили Россию. Например, в США децильный коэффициент в 1913– 1917 гг. равнялся 16–18, в 1929 г. – 18,2, в 1950 г. – 16,0, в 1970 г. – 18,0.Колоссальное имущественное неравенство существовало в Великобритании, где в 1850-е гг. децильный коэффициент достигал 22,5 для налогоплательщиков и 74 для всего населения.В других европейских странах неравенство было ниже, чем в США и, особенно, в Великобритании, но выше, чем в России.

Таким образом, имущественное неравенство в начале ХХ в. в России в целом находилось на более низком уровне сравнительно с западными странами. Оно имело важную особенность: незначительное по западным стандартам богатство сосредоточивалось в руках лишь 1% жителей, а среди остальных 99% оно распределялось без кричащих контрастов. Поэтому предположение об огромном неравенстве доходов в позднеимперской России как главном факторе русской революции не подтверждается эмпирически. Если сравнивать бедного крестьянина с Романовыми, Шереметевыми, Юсуповыми и иными подобными русскими аристократами, то неравенство, конечно, было громадным, хотя и намного меньшим, чем между, скажем, Рокфеллером и американскими рабочими, а в современной России между олигархами и остальными гражданами.