О слушании и говорении. Незавершённое исследование, около 1910 г

 

15 страниц рукописи, в записной книжке архивный номер NB

210. – Рукопись без названия происходит из одной записной книжки, содержащей помимо записей по органам чувств и жиз- ненным процессам тексты, которые в сочинении «Антропосо- фия» следовало довести до литературного изложения. Отсюда можно предположить, что она возникла в связи и одновременно с работой над «Антропософией». Рукопись нельзя непосредст- венно присоединить к тексту «Антропософии», но она пред- ставляет собой самостоятельное незавершённое исследование. Другие заметки записной книжки опубликованы в «Статьях к полному собранию трудов Рудольфа Штайнера», № 34, 1971. Вид текста следует рукописи, только названия имён даны курси- вом. Название дано ответственным редактором (немецкого из- дания – прим. перевод.).

 

По Я-переживанию можно распознать, что человече- ское существо, исходя из себя, формирует организм, который теперь может создавать в себе образ некоего подобного чужого «Я» 9. Организм, формирующийся таким образом, можно рассматривать как тип органа восприятия. Тут внутреннее свойство этого организма, его закономерное бытие, не поддаётся непосредствен- ному созерцанию внутри чувственного мира. В глуби- нах душевной и органической жизни и ткания оно те- ряется для этого созерцания. Человек осознаёт этот ор- ганизм только тогда, когда он его использует для вос- приятия чувственного мира.

В начале в непосредственной чувственной жизни человек даже не направляет своё внимание на собст- венную деятельность, совершаемую им при преобразо-

 

 

вании содержания восприятия в Я-переживание. Для того, чтобы узнать что-либо об этой деятельности, он должен отвлечь «Я» от содержания восприятия и на- править его на собственную деятельность. При этом душевные процессы, совершаемые им, когда воспри- ятие присутствует в «Я» как переживание, он обнару- жит в себе очень глубоко.

Эти душевные процессы в истинном смысле уже не принадлежат к тем переживаниям сознания, которые человек имеет в обычной жизни. Значит, исследователь души вынужден различать переживания: осуществляе- мые в отношении внешнего мира и основывающиеся на восприятии собственных душевных переживаний. Стоя перед какой-либо внешней вещью или внешним фактом, их можно наблюдать теми же инструментами познания, с помощью которых они были восприняты вначале. Но какой-либо душевный факт, когда хочешь познать его, направив на него своё наблюдение, ус- кользает. Положение вещей, рассматриваемое здесь, хорошо представлено Францем Брентано10 (в его Пси- хологии, с.35). Тут звучит решительно, что невозможно внутренне наблюдать внутреннее восприятие душев- ных процессов. «Объекты, как принято говорить, вос- принимаемые внешне, можно наблюдать; чтобы точно схватить их облик, на них полностью направляют своё внимание. У объектов, воспринимаемых внутри, это, конечно же, совершенно невозможно. Особенно это относится к определённым психическим феноменам, как например, несомненно, к гневу. Ибо кто захотел бы наблюдать пылающий в нём гнев, у того он, очевидно, уже остыл бы и объект наблюдения исчез. Но и во всех других случаях это так же невозможно».

Так как Брентано в своём изложении строго при- держивается того, чт о в чувственном мире доступно обычному сознанию, мимо его внимания проходит

 

 

разница, существующая между восприятием таких ду- шевных процессов, которые происходят при воспри- ятии внешнего мира, и таких, которые были соединены с этим восприятием. Человек может наблюдать в чув- ственном мире радость или страдание, получаемые им при определённых восприятиях, но не те душевные процессы, которые протекают в то время, когда «Я» целиком отдано восприятию внешнего мира. Ибо до воспринимания эти душевные процессы ещё не при- сутствуют тут, а после воспринимания они уже исчезли для обычного сознания. То есть обычное внутреннее восприятие касается только таких душевных процес- сов, в отношении которых своим внутренним пережи- ванием человек предоставлен внешнему миру не пол- ностью.

Душевные процессы, разыгрывающиеся в то время как «Я» целиком отдаётся объекту, не располагаются внутри мира, в котором находится этот объект. Таким образом, для объектов чувственного мира они таятся в сверхчувственном мире. Восприятие таких душевных процессов может стать возможным, если только «Я» воспользуется совсем другими способностями, нежели те, которые служат ему в чувственном мире. «Я» должно суметь направить познание на процессы, кото- рые начинаются, когда внимание направляется на не- кий чувственный объект, и исчезают, когда это внима- ние на него уже не направлено.

К этому следует лишь добавить, что такое воспри- нимание возможно. Для этого «Я» должно целиком высвободить себя из сферы чувственного мира и су- меть созерцать устройство душевной деятельности, ра- зыгрывающейся, когда «Я» отдано внешнему объекту в своей обычной жизни. Тогда «Я» переместилось бы в сверхчувственный мир и в нём самом восприняло бы душевную деятельность, обычно скрывающуюся от

 

 

сознания. Только тут как раз следует указать, что к та- кому перемещению «Я» из его обычных душевных пе- реживаний ведёт выполнение определённых душевных упражнений. (Для ознакомления с такими душевными упражнениями смотрите мою книгу «Как достигнуть познания высших миров?»11.)

Итак, восприятие соответствующих душевных про- цессов принадлежит сверхчувственному миру. Да и размышление, остающееся в пределах чувственного мира, должно открывать такие процессы. Ибо чувст- венный мир указывает на эти процессы так же, как дым указывает на огонь, даже если он не виден. (Это срав- нение Гербарта12 несомненно меткое.)

Судя по этому изложению, кажется, что для обыч- ного сознания, живущего в чувственном мире, возмож- но только признание охарактеризованного сверхчувст- венного мира и, конечно же, ему должно быть отказано во всяком детальном ознакомлении с самим этим ми- ром. Так оно и было бы, если бы в сфере этого созна- ния не могло происходить ничего, ведущего к одно- временному созерцанию внутренней деятельности ду- ши и восприятия объекта. Говоря точнее, что же такое это происходящее? Тут переживание восприятия должно присутствовать не только внутри чувственного мира, но человек должен также суметь направить вни- мание на это переживание таким образом, чтобы во время процесса переживания воспринимать свою соб- ственную деятельность. В более или менее ограничен- ной степени это происходит в сфере чувственных пе- реживаний в зависимости от того, в каком отношении находится человек со своим собственным процессом говорения. Только при этом не следует думать о слу- шании ухом собственного звука. Ибо это выслушива- ние собственного звука ничем не отличается от вы- слушивания чужого звука. Благодаря этому вызывается

 

 

лишь чувственное восприятие. Гораздо больше следует обратить внимание на притуплённое восприятие, кото- рое можно получить от движений органов речи, когда должен произноситься звук. Если бы не существовало такого восприятия, то человек никогда не был бы вла- стен сделать необходимое для произнесения опреде- лённого звука. Так что же присутствует в душе, когда произносится звук? Помимо самого звука, принадле- жащего чувственному миру, присутствует образ собст- венного движения соответствующего органа. – Этот образ ни в коем случае не является подобным образу представления, добываемому через внешнее воспри- ятие. Последний тем правильнее, чем больше он сов- падает с восприятием. Образ собственного движения органов у высказываемого звука может вовсе не совпа- дать с самим этим звуком. Возможно конечно, что че- ловек никогда не доведёт этот образ до своего созна- ния; в этом случае собственные движения, необходи- мые для говорения, он будет осуществлять всегда бес- сознательно. Но у такого бессознательно говорящего всё же в глубинах организма должно происходить то же, что разыгрывается у того, кто всё больше проника- ет в речевой организм и так поднимает в виде образов в своё сознание формообразование органов звука. Знание последнего, конечно, не только приводит к возникно- вению реальности того, что воспринимается. Воспри- нятое есть душевный процесс, протекающий одновре- менно с чувственным фактом звучания.

Ну а в процессе говорения этот душевный процесс более или менее скрывается в высказанном звуке бла- годаря самоотверженности «Я». Требуется специаль- ное упражнение, чтобы в этом случае направить вни- мание на собственное движение организма. Но по су- ществу восприятие собственного движения при гово- рении не отличается от восприятия при поднятии ноги

 

 

или при движении руки. Только при этих собственных движениях отсутствует звук. В них внешнее воспри- ятие уже не принимается во внимание. Так как даже то, что можно, например, видеть свои собственные движе- ния, не имеет значения для живущего в душе воспри- ятия собственного движения. Таким образом, при от- даче восприятию собственного движения душевный процесс представляется таким же, какими должны быть те, которые происходят одновременно с внешним восприятием. Но зато при этих душевных процессах восприятие процесса, соответствующего внешнему восприятию, пока целиком остаётся вне обычного соз- нания. В сознание приходит один только душевный процесс; по сути дела то, что разыгрывается в теле во время протекания этого душевного процесса, не может непосредственно стать объектом сознания.

В смысле изложенного оправдано заключение, что у внешних восприятий осознанным становится содержа- ние воспринятого, а соответствующие им душевные процессы, напротив, остаются скрытыми; содержание воспринятого при восприятии внутренних процессов организма не становится явным непосредственно, зато в сознание вступают соответствующие душевные про- цессы.

На основе этого заключения теперь возможно пред- ставление о природе обоих видов восприятий. У внеш- него восприятия к горизонту сознания поднимается со- держание восприятия; под этим горизонтом в человеке происходит возбуждение, не поднимающееся в созна- ние. Это возбуждение подобно душевному процессу, вступающему в сознание, например, при каком-либо собственном движении организма. Если бы внешнее чувственное восприятие в соответствующем случае могло остаться неосознанным, а вместо этого «Я» мог- ло бы целиком отдаться внутреннему душевному про-

 

 

цессу, то было бы пережито нечто подобное происхо- дящему, например, при неком собственном движении. Только побуждение для этого душевного процесса сле- довало бы искать не во внутреннем процессе.

Теперь вновь обратим внимание на процесс слуша- ния звука. Только представим себе, что слушаем не собственную речь, а речь другого человека. Тогда соб- ственное движение органов речи, а вместе с ним и дея- тельность «Я» в собственном организме отпадают. На место собственного вступает другое «Я». Звук порож- дается его деятельностью. Охарактеризованный ду- шевный процесс, не вступающий в сознание, имеется налицо в слушающем. А так как он существует, он вы- ступает навстречу звуку. Звук наталкивается на сопро- тивление душевного процесса и таким способом осоз- наётся. А теперь, если представим себе, что «Я» пере- плетается со звуком после того, как он удержан душев- ным процессом, получим понятие об осознании звука. Это есть вызванное собственным душевным процессом эхо звука, которое достигает сознания «Я». В этом слу- чае звук сперва живёт в говорящем, затем отражается собственным душевным процессом слушающего, а по- сле отражения живёт в слушателе. Если обдумать то, что звук, о котором идёт речь, по существу присутст- вует как у говорящего, так и у слушающего одинаково, то никакого труда не составит представить себе опи- санный процесс осознания. И тогда окажется совсем само собой разумеющимся, что для слушания звука, исходящего от говорящего человека, осознающее «Я» присутствует не внутри, а вне своих собственных бес- сознательных, но существующих вместе с восприятием звука душевных процессов.

На этом же держится восприятие тона, исходящего от безжизненного тела. Осознающее «Я» переплетено с этим тоном точно так же, как и с чужим звуком. Отсю-

 

 

да и осознание его должно достигаться таким же спо- собом. Душевный процесс должен сопротивляться то- ну, а задержанный таким образом тон присоединяться к «Я». – Так выглядит процесс, когда его соотносят с восприятием звука. Однако, если его рассматривают со стороны мира чувственных восприятий, то возникают сомнения относительно такой точки зрения. В этом мире восприятий за исходную точку тона считают те- ло, часть которого пребывает в определённом движе- нии. Обнаруживают, что в воздухе это движение про- должается. Возбуждённый воздух попадает в ухо, и тон возникает в сознании «Я» как следствие удара воздуш- ного потока в ухо и в нервный организм. А теперь можно легко прийти к представлению, что во внешнем мире вообще не существует ничего другого, кроме движения тела и воздуха, а тон возникает только внут- ри души как противодействие физическому движению. Это представление имеет в себе нечто такое заманчи- вое, что оно как вера живёт во многих философских мировоззрениях. Затем его переносят на все чувствен- ные восприятия и говорят: тон, свет и так далее суще- ствуют якобы только в душе человека; вне души мир безмолвный и тёмный.

Тому, что нельзя иметь безусловное доверие к этому представлению, способствует восприятие звука от го- ворящего человека. Ведь тут несомненно то, что звук услышанный тождественен произнесённому. Поэтому имеет место не образ, а абсолютное соответствие дей- ствительному процессу, когда говорят, что звук гово- рящего переносится к слушающему посредством пото- ка внешней передачи, а слушающий в воспринимаемом имеет действительную копию существующего во внешнем мире, а не только реакцию своей души на безмолвный внешний процесс.

 

 

Конечно, даже здесь возможно возражение. А имен- но, могли бы сказать следующее. Говорящий возбуж- дает определённые движения своих органов речи, а благодаря этому – и воздух. Но вне говорящего нет ни- чего, кроме этого движения воздуха. Так как теперь это движение воздуха в некотором роде присутствует, то в душе слушающего как раз и возникает противодейст- вие, соответствующее процессу, благодаря которому говорящий произвёл движение. Но такое возражение всё же во внимание не принимается. Ибо речь идёт о том, имеет ли некую действительность вне «Я» как та- кового то, что в конце концов вызывается в «Я». А это, несомненно, так и есть в услышанном звуке.

Ну а связь «Я» с тоном, исходящим от безжизненно- го тела, является такой же, как связь со звуком говоря- щего человека. Поэтому о внешнем или внутреннем бытии тона по отношению ко всему организму челове- ка следует также думать не иначе, как о соответствую- щем бытии звука.

Объективное бытие звука присутствует в говоря- щем. Слушающий соотносит звук с этим говорящим. Каким образом это происходит? Конечно, слушающий одновременно со звуком связывает впечатления: звук исходит от существа, которое подобно мне. Если же человек в совсем безлюдном пространстве, зная о сво- ём одиночестве, услышал бы с какой-либо стороны звук, то очевидно он не соотнёс бы этот звук с говоря- щим человеком. К восприятию звука добавляются ещё другие восприятия, вызывающие эту связь. Эти другие восприятия вовсе не являются тут чем-то вроде зри- тельных восприятий, получаемых благодаря облику го- ворящего, а всем тем, благодаря чему человек прихо- дит к суждению: говорящий есть существо подобное мне, и причина произнесённого звука лежит во внут- реннем этого существа, как она, соответственно, может

 

 

находиться и во мне самом. Процесс возникновения этого суждения очень сложен. Его возникновение теря- ется во множественности всех тех переживаний, благо- даря которым человек приходит к признанию в другом человеке себе подобного существа. Однако результат всех этих переживаний основывается на том, что «Я» обнаруживает себя переплетённым с таким звуком и относит этот звук к существу, подобному себе. Кажу- щаяся для наивного сознания простота в формирова- нии суждения «говорит человек» является в самом деле результатом очень сложных процессов. Эти процессы заостряются до того, что в звуке, в котором пережива- ешь себя, переживаешь одновременно другое «Я». У этого переживания всё другое упускается из виду, а по- скольку внимание тогда отвлекается, то учитывается отношение «Я» к «Я». Всё таинство сочувствия чужо- му «Я» проявляется в этом факте. И если хотят его описать, то сделать это нельзя никак иначе, нежели сказать: в чужом «Я» человек чувствует собственное

«Я». Если в таком случае он воспринимает звук чужого

«Я», то собственное «Я» живёт в этом звуке и вместе с тем и в чужом «Я».

Если же собственное «Я» живёт переплетённым с тоном безжизненного объекта, то внутри чувственного мира это можно соотнести только с этим безжизнен- ным объектом. Однако, если оно приближается к этому объекту, то прежде всего оно не может в нём жить так, как живёт в звуке в чужом «Я». Оно переплетено с то- ном, но не с безжизненным объектом. Но пожалуй, на- блюдение чувственного мира обнаруживает связь без- жизненного объекта с органом слуха (и с соответст- вующим организмом нервов). Но и между организмом речи говорящего и ухом и организмом нервов слу- шающего существует та же связь. И всё же для звука, объективно существующего в «Я» говорящего, эта

 

 

связь означает тут только передающее течение. Следо- вательно, эта связь не говорит о том, что данную в ней объективную реальность тона безжизненного объекта и воспринятое содержание тона следует считать лишь реакцией человеческой души. Никакой другой возмож- ности не существует, нежели представлять, что даже в этом случае «Я» связано с тоном так же, как со звуком. Тогда в смысле вышеизложенного тон должен бы уда- риться в слушающего, ниже горизонта сознания долж- ны бы возникнуть охарактеризованные душевные про- цессы, а «Я» жило бы тогда в тоне, когда тон обнару- живает его сопротивление в соответствующих душев- ных процессах. В таком случае во внешнем мире тон существовал бы, как и в звуке говорящего, только не было бы никаких причин, способных побудить слу- шающее «Я» соотнести тон безжизненного объекта с существом себе подобным. Но это не означает ничего другого, кроме того, что при звуке человеческого голо- са слушающий предоставляет своё «Я» чужому «Я», при звучании безжизненного объекта – только самому тону. При звуке слушающее «Я» чувствует побужде- ние пронизать себя им, при тоне безжизненного объек- та – нет. В остальном тон безжизненного объекта и звук принадлежат чувственному миру одинаковым способом и слушающее «Я» одинаково связано с обо- ими. Но поэтому и отношение тона к тому, что разыг- рывается между звучащим объектом и слушающим че- ловеком в виде движения воздуха и так далее, необхо- димо представлять таким же, как и отношение звука к соответствующему внешнему движению.

Согласно этому тон должен быть связан с внешним безжизненным объектом, как звук связан с говорящим человеком. Этого не произойдёт без соотнесения без- жизненного объекта с его собственной внутренней жизнью. Но пока соответствующий безжизненный

 

 

объект рассматривают как заключённую в себе сущ- ность, это, несомненно, будет затруднено. Но такое представление похоже на то, которое собиралось бы рассматривать гортань человека как замкнутую сущ- ность. Для создания звука или тона гортань должна на- ходиться во взаимосвязи с душевными процессами и с процессами в «Я» говорящего. Эти душевные процес- сы и процессы в «Я» не могут быть наблюдаемы сна- ружи в чувственном мире. Они являются сверхчувст- венными процессами. К чувственному миру человек может причислить только воспринимаемое чувственно. Звук принадлежит чувственному миру, душевное со- держание звука – нет. То, что в чувственном мире можно теперь наблюдать как движение звучащего без- жизненного тела, как движение воздуха и так далее, должно быть полагаемо в чувственном мире как след- ствие живущего в тоне. А поскольку сам тон, как его воспринимает «Я», не может считаться причиной дви- жения, то лежащим в основе тона необходимо принять сверхчувственный мир, порождающий в безжизненном движение и открывающийся «Я» в качестве тона. Но отношение, устанавливаемое «Я» в чувственном мире к себе подобному при человеческом звуке, для тона без- жизненного объекта необходимо искать в сверхчувст- венном мире, лежащем позади тона.

Если тон воспроизводит сам поющий человек, то этот тон, который в конце концов должен быть услы- шан «Я», можно распознать: он принадлежит чувст- венному миру. Во-вторых, душевное побуждение (ду- шевный процесс), оно лежит в основе тона.

Его нельзя наблюдать в чувственном мире. Оно принадлежит сверхчувственному миру, от которого че- ловек, так как он живёт в этом мире, имеет лишь соз- нание.

 

 

Личные высказывания

o фрагменте «Антропософия».

 

Но тогда мы можем сказать: теософия – это то, чт о ис- следуют, когда Бог говорит в человеке. – По сути дела это истинное определение теософии: дай Богу говорить в себе, и то, что он скажет тебе в этом случае по поводу мира, и есть теософия. Антропософию можно охарак- теризовать так: поставь себя посередине между Богом и природой, дай в себе говорить человеку о том, чт о существует над тобой и светит в тебя, и о том, чт о сни- зу вдаётся в природу, тогда ты получаешь антропосо- фию, мудрость, которую высказывает человек. – Эта мудрость, высказываемая человеком, конечно же смо- жет быть важным ключом ко всей области теософии. И после того как вы некоторое время усваивали теосо- фию, вы едва ли можете сделать что-нибудь лучшее, чем приобрести эту твёрдую точку опоры, действи- тельно ища её. Поэтому я позабочусь о том, чтобы как можно скорее по окончании этих докладов можно было сделать короткий очерк о том, что представляет собой антропософия.

Доклад от 23 октября 1909, Берлин, в: «Антропософия- психософия-пневматософия», GA 115, первый доклад серии «Антропософия».

 

В этом отношении часто упускается из виду, что тот, кто должен осознавать свою полную ответственность по отношению к духовному миру, имеет строгую обя- занность чеканить наиточнейшим образом всё, что на

 

 

физическом плане он может высказывать как теософ- скую науку. И нельзя упускать из виду, что время, не- обходимое для высказывания в докладе теософских ис- тин, минимально по сравнению с тем, которое необхо- димо для того, чтобы перевести познания высших ми- ров в формы, предназначенные для высказывания на физическом плане. Здесь двойная тяжесть ответствен- ности: во-первых, по отношению к высшим мирам – нельзя сказать ничего, что не может быть действитель- ным для них; во-вторых, по отношению к физическому миру – всё должно быть сделано так, как только воз- можно, чтобы добиться полного совпадения физиче- ского слова с фактами высшего мира. Это должно быть принято во внимание при оценке времени необходимо- го для теософской работы. Так, например, случилось, что моя «Антропософия» с ноября лежит наполовину напечатанная и ни разу с того времени нельзя было к ней прикоснуться, так как было невозможно заставить истины, стоящие передо мной спиритуально, пройти путь через перо к бумаге. Притом я знаю из духовного мира, что работа по возможности должна быть пред- ставлена.

Письмо к Эдуарду Зеландеру, вероятно начало марта 1911, в: «Рудольф Штайнер – Мария Штайнер-фон Сиверс. Переписка и документы 1901 –1925», GA 262,

2 издание, с. 238 и далее.

 

 

Док. Штайнер дал мне тогда книгу с незакреплёнными листами и сказал: «Посмотрите, вот я написал книгу, напечатанную теперь до 64 страницы, однако я не могу её закончить». На моё безмолвное удивление док.

 

 

Штайнер сказал: «Да, я действительно не могу, мне не удаётся придать вещи такую форму, чтобы кто-то мог это понять. Книга останется фрагментом. Но я хотел бы, чтобы эту книгу, насколько я её написал, Вы про- читали сегодня ночью, а рано утром снова пришли ко мне. Но Вы не должны переписывать книгу целиком дословно. Вы можете из неё делать себе только запи- си».

Запись Вальтера Иоганна Штайна к беседе с Рудольфом Штайнером 17 июля 1917, в Познании цвета. Дополне- ние к тому «Сущность цвета», GA 291а, с. 136.

 

Я хотел бы теперь здесь позволить себе по поводу это- го факта отрывочно привести кое-что, основанное мной в проработанных созерцаниях в самых разных направлениях. Разумеется, эти созерцания требуют, чтобы их кроме того давали в подробном виде – со всеми обоснованиями. Однако пока условия позволяют мне высказать только в устных докладах кое-что, отно- сящееся к этому. То, чт о я могу здесь привести, суть результаты в кратком эскизном изложении. И я прошу читателя пока принять их как таковые. Речь идёт не о

«фантазиях», а о чём-то, обоснования чего я искал на- учными средствами современности в течение много- летнего труда.

О загадках души, 1917, GA 21, в гл. 5 «Эскизные рас- ширения к содержанию этого сочинения». В сочинении дано описание двенадцати чувств человека.

 

Чтобы действительно физиологически исследовать че- ловека, надо с выключенным мышлением загнать внутрь образное представление таким образом, чтобы даже телесность человека реагировала на это в имаги- нациях. Это, конечно, лишь начало пути для западного развития, но это тот путь, который должен быть вы- бран. Тому, что перетекает с Востока и может привести к упадку, хоть оно и имеет исключительную ценность, необходимо противопоставить нечто, развившееся из него, чтобы мы пришли не к нисхождению нашей ци- вилизации, а к её подъёму. Но можно сказать: в общем, сама человеческая речь ныне ещё не дошла до того, чтобы полностью выразить переживания, которые мы застаём здесь в глубинах своей души. Это имеет место и сейчас, когда я хочу рассказать вам о личном пере- живании.

Много лет тому назад я пытался в определённой об- ласти выразить словами то, что можно назвать учением о человеческих чувствах. В устном докладе мне уда- лось некоторым образом облечь в слова такое учение о человеческих чувствах, учение о 12-ти чувствах, так как тут ещё большие возможности крутить и перевора- чивать речь и через повторения добиваться понимания, чтобы не так сильно ощущались недостатки нашего языка, который ещё не справляется с такой сверхчувст- венной сущностью. Но когда я потом – это было, как сказано, много лет тому назад – хотел написать то, что я дал в докладах как непосредственную антропософию, чтобы оформить это в книгу, выявилось удивительное

– пережитое внешне при внесении его внутрь души стало чем-то таким очень чувствительным, что язык не находил слов, и лет 5-6, я думаю, откладывалось нача-

 

 

ло печатания некоторых листов. Я не мог писать даль- ше, так как хотел продолжать писать всё в целом, как это было начато, и не мог просто потому, что для моей тогдашней ступени развития прежде всего язык не да- вал мне достичь того, чего я хотел. После этого насту- пила перегрузка в работе, и я до нынешнего времени ещё не смог закончить эту книгу. Кто менее добросо- вестно овладевает тем, что, исходя из духовного мира, даёт своим окружающим, тот, пожалуй, будет усме- хаться по поводу такой остановки при временно непре- одолимой трудности. Но кто действительно пережил и с полным чувством ответственности смог проникнуть в то, что даётся, когда хочешь описать пути к имагина- ции, которые должно избрать теперь западное челове- чество, тот знает, как много необходимо, чтобы найти правильные слова именно для такого описания. Отно- сительно просто это можно описать как путь обучения. Это осуществлено в моей книге «Как достигнуть по- знания высших миров?». Но когда желают добиться совершенно определённого результата, каким должен быть результат описания мудрости самих человеческих чувств, т.е. части внутренней человеческой организа- ции, когда должны добиться такого вполне определён- ного результата, тогда возникает трудность в том, что- бы схватить имагинации и с помощью слов предста- вить их чёткими контурами.

Доклад от 2 октября 1920, Дорнах, в т. «Границы есте- ственного познания и их преодоление», GA 322. –

В русском переводе: М.: Титурель, 2003.

 

«Однажды я прочитал для Антропософского Общества доклады о том, чт о в этих докладах я назвал «Антропо- софией». В то время я читал доклады об этой антропо- софии в той мере, в какой мне это открывалось именно моим духовным исследованием. Потом была просьба опубликовать эти доклады, и я пошёл на то, чтобы их написать. При написании из этого вновь возникло не- что иное. Не то, чтобы изменилось что-либо в данном первоначально, но только возникла необходимость внести некоторые добавления, дающие дальнейшие разъяснения. А это уже потребовало сформулировать эти факты ещё точнее. На это ушёл год. И вот снова представилась возможность. В Обществе в свою оче- редь проходило Генеральное собрание. Там люди и сказали, что на Генеральном Собрании всё же следова- ло бы продавать доклады по «Антропософии», а значит их надо было подготовить. Тогда же я уведомил о дру- гом цикле докладов для этого следующего Генерально- го Собрания и первые листы этой «Антропософии» отослал в типографию. Они тотчас же были напечата- ны. Я полагал, что теперь мог бы продолжать писать дальше. И некоторое время я продолжал писать. Но для более точных пояснений всё больше и больше появля- лась необходимость дальнейших добавлений. Тогда всё закончилось тем, что все листы были напечатаны. До тех пор я писал. Кроме того, один лист получился та- ким, что не было полных шестнадцати страниц, а всего лишь, я думаю, полных было тринадцать или четырна- дцать. Другие страницы были не заполнены, и я дол- жен был писать дальше. Тем временем мне стало ясно, что для всего этого были и другие причины, но именно сейчас я хочу привести вам одну из причин, вызвавших

 

 

то, о чём здесь идёт речь. Пришло время, когда я сказал себе: «Чтобы теперь действительно довести эту работу до конца в таком виде, в каком ныне, спустя год, я должен и хочу её иметь, необходимо уже более деталь- но развить определённый способ представления, осо- бую разработку имагинативного и инспирированного познания, и применить этот способ познания к этим антропософским вопросам». Тут я пришёл всё же к то- му, чтобы вначале сделать нечто негативное – отло- жить всю «Антропософию». Она и сегодня всё ещё ле- жит так, как тогда, с уже напечатанными многими лис- тами. И я даже уже намеревался именно теперь дейст- вительно продолжить исследование. Однако тут я ос- новательно познакомился кое с чем, о чём хочу теперь сообщить вам. Я могу вам это изобразить только схе- матически. Но это схематическое изображение являет- ся огромной суммой внутренних переживаний, кото- рые по сути дела в исследовании человека являются методами познания.

Становилось всё яснее, что завершить «Антропосо- фию» в соответствии с поставленными когда-то целя- ми можно только тогда, когда, внутренне созерцая, дойдёшь до видения того, как, работая в нервной сис- теме, можно продвигать реально увиденное тут во внутреннем обзоре как духовно-душевную деятель- ность до тех пор, пока здесь внутри не придёшь к од- ной точке (точка, собственно, является линией, распо- ложенной в вертикальном направлении, но я хочу представить это здесь только схематически; для опре- делённых явлений точка находится далее вверх, затем более глубоко и т.д., пожалуй, в этих докладах описать это в деталях будет невозможно, я до известной степе-

 

 

ни приведу только некий обзор целого), к той точке, где потом ясно замечаешь, что вся продвигающаяся снаружи внутрь, духовно-душевная деятельность, схва- тываемая в имагинировании и инспирировании, пере- секается. Но в то время как она пересекается, ты уже не свободен в осуществлении этой деятельности. Конеч- но, как я и описывал, ты и раньше не был вполне сво- боден. Теперь же становишься ещё несвободнее. Заме- чаешь, что всё изменяется. В имагинативно-инспи- рированном процессе представления входишь в более сильно фиксированное становление. Говоря конкретно, когда в имагинативно-инспирированном процессе пред- ставления схватываешь то, чт о для глаза является чув- ственным восприятием и его мыслительным продол- жением, и приходишь благодаря этому к имагинации органа зрения, следовательно когда приходишь через проинспирированную имагинацию воспринять орган зрения, тогда эта деятельность продолжается внутрь, затем здесь возникает пересечение, и тогда-то той дея- тельностью, которой сперва здесь был охвачен глаз, охватываешь другой орган. По существу это почка.

И примерно так же для других органов. Продолжая во внутреннее человека эту имагинативно-инспириро- ванную деятельность, всегда обнаруживаешь, что до определённой степени охватываешь этой инспириро- ванной имагинацией уже готовые органы (по крайней мере в своих зачатках это полностью готово, когда че- ловек родился) и так продвигаешься к истинному внут- реннему обзору человеческого организма. Это совер- шенно особая трудность. И так как к тому времени я должен был не только закончить книгу, но, кроме того, прочитать ещё и другой цикл лекций, для которого бы-

 

 

ли необходимы новые исследования, то вы можете себе представить, что закончить её с этими в то время раз- витыми методами – теперь этому уже много лет – было нелегко.

Я должен лишь упомянуть ещё о трудности, со- стоящей именно в том, что вначале тебя непрерывно отбрасывает. Это истинное продвижение, если его не- обходимо осуществить, есть нечто такое, что требует уже крепкого удерживания внутренней силы. Фактиче- ски необходимо всё вновь и вновь браться, я бы сказал, за укрепление силы представления, силы внутренней работы в душе в направлении любви к внешней приро- де, делать её интенсивнее. Иначе всегда будешь просто легко отброшен. Замечаешь, что входишь в себя, но всегда снова отбрасываешься назад и в действительно- сти вместо чего-то, что я хотел охарактеризовать этим внутренним обзором, получаешь нечто ошибочное. Надо преодолеть то, что развивается здесь как некое отражение.

Итак, я хотел рассказать вам о прошлом для того, чтобы вы видели, что духовный исследователь может указывать даже на те моменты, когда он борется с не- которыми проблемами духовного исследования. Одна- ко, к сожалению, в годы, последовавшие за событием, о котором я рассказал, моё время, особенно в послед- ние годы, было так заполнено всевозможным, что я не смог осуществить подлинно необходимую деятель- ность, обозначенную мной как особенно нужную, – за- вершение этой «Антропософии»». Ибо всякий раз, ко- гда чуть-чуть открывалась перспектива для дальнейше- го продвижения «Антропософии», меня забирали к то- му или к этому, необходимо было то или иное, в той

 

 

или иной области нашей нынешней деятельности надо было проводить то или иное заседание.

Доклад от 22 марта 1921, Штутгарт, в томе «Наблюде- ние природы, эксперимент, математика, и ступени познания духовного исследования» (с точки зрения антропософии), GA 324.

 

Стоит вам только рассмотреть органы чувств, напри- мер глаз, в котором вы имеете сначала карман – глаз- ницу, а затем наполнение. И это наполнение, происхо- дящее главным образом у органов чувств, связано с зо- диаком точно так же, как форма кармана связана с пла- нетарными сферами. Человек, имеющий в этом отно- шении самую совершенную животную организацию, отсюда же имеет двенадцать карманов с заполнением, хотя они и замаскированы различнейшим образом. По- этому я и должен был в своей «Антропософии» пере- числить двенадцать органов чувств.

Доклад от 5 ноября 1921, Дорнах, в: «Антропософия как космософия» – вторая часть: «Формирование человека как результат космических воздействий» GA 208.

 

 

 

К данному изданию Основы текста Исправления текста Примечания

Именной и предметный указатели

 

Дальнейшие высказывания

к учению о чувствах и к двенадцати чувствам в трудах Рудольфа Штайнера

Библиографический список прежних изданий Обзор Полного собрания трудов

Рудольфа Штайнера

 

 

 

К данному изданию.

 

Сочинение «Антропософия», оставленное фрагментом, возникло между концом октября 1909 г. и ноябрём 1910 г. В Берлине 23 октября 1909г. в первом же док- ладе из серии докладов по «Антропософии», прочитан- ных по случаю восьмого Генерального Собрания не- мецкой секции теософского общества, Рудольф Штай- нер сообщил, что он хотел бы как можно быстрее опубликовать «Краткий очерк по антропософии». Ко- роче, на следующий год до девятого Генерального Со- брания, в конце октября 1910 г., он начал сдавать в ти- пографию ещё незавершённую рукопись. Он корректи- ровал поступающие напечатанные листы и продолжал писать рукопись. В ноябре 1910 г. он прекратил работу над сочинением, которое с тех пор осталось незавер- шённым. Оставленные открытыми вопросы исследова- ния, вопросы языковой формы, а также недостаток времени из-за перегрузки другими работами помешали завершению сочинения, которое Штайнер в 1920/21 гг.по-прежнему характеризовал как особо важную за- дачу своей деятельности. Смотрите по этому поводу собственные высказывания о незавершённом фрагмен- те сочинения, собранные в приложении 6, с. 190 и да- лее.

Работа над сочинением, стилистически отмеченным систематическим употреблением духовнонаучной и ес- тественнонаучной терминологии, падает на годы начи- нающегося отделения антропософского течения Ру- дольфа Штайнера от теософского общества. Это – фаза деятельности, во время которой Штайнер опублико- ванным в 1910 г. «Очерком тайноведения» завершил основной труд антропософской духовной науки о соз- дании и развитии человека и мира и начал разработку

 

 

специальных областей по различным направлениям. Тогда среди прочего он планировал написать трило- гию, в которой «Антропософия» должна была образо- вать первую часть. Как он обещал в конце первой гла- вы, вслед за первой книгой должны были следовать книги «Психософия» и «Пневматософия». Если первая часть замысла была посвящена духовнонаучному по- ниманию телесности человека, то вторая должна была дать очерк основных элементов чисто душевного, ис- тинной психологии, и третья – исследование духовного в человеке. Намерение осуществилось в цикле докла- дов, прочитанных Штайнером по случаю следующих Генеральных Собраний в 1910 и 1911 гг. – соответст- венно четыре доклада по «Психософии» и четыре – по

«Пневматософии». Вместе с первым циклом докладов по «Антропософии» эти доклады в полном собрании трудов содержатся в томе «Антропософия – Психосо- фия – Пневматософия», GA 115. Методика и содержа- ние выбранного направления должны были не только выразить новое обоснование антропософской духовной науки, но и найти применение в науках, принимая во внимание их тогдашнее состояние, причём на передний план выдвинуто разъяснение с помощью философии и психологии Франца Брентано. Штайнер отказался от осуществления плана письменных изложений, после того как он вынужден был оставить незавершённой

«Антропософию». Однако он включился в дальнейшие исследования, которые дали новые результаты. «Эс- кизными расширениями» своего, опубликованного в 1917 г. сочинения «О загадках души», GA 21, он во- зобновил изложение начатых тем, недвусмысленно указав, что в основу нынешнего опубликованного со- держания текстов положены длящиеся годами и деся- тилетиями исследования с помощью «научных средств современности»; осуществление этих исследований в

 

 

действительности потребовало бы обширных изложе- ний, чт о ему однако не позволили бы обстоятельства времени. Вследствие этого фрагмент «Антропософия» надо рассматривать как этап исследовательского пути; результаты этого этапа Штайнер причислял к своим центральным научным открытиям, и они настолько со- зрели в 1916/17 гг., что он торопился опубликовать их письменно по крайней мере в кратких набросках. Ши- роко распространённые импульсы, идеи и практиче- ские инициативы, которые Штайнер мог дать после Первой мировой войны для формирования социальных отношений, науки, педагогики, медицины и других об- ластей жизни, во многих отношениях основываются на этих открытиях.

Ход мыслей сочинения «Антропософия» берёт своё начало от духовнонаучного исследования чувств чело- века. Уже в конце XIX столетия в своих познавательно- теоретических сочинениях и комментариях к естест- веннонаучным сочинениям Гёте Штайнер философски основательно исследовал сущность восприятия чувств. Теперь в 1909/10 гг. он развил учение о чувствах, кото- рое увеличило признанное в то время число чувств до десяти. Притом, Штайнер в этот период времени ещё имел точку зрения, что процесс осязания и восприятия другого «Я» в действительности являются не чувст- венными восприятиями, а ограничивающими местами сферы чувств относительно физически-чувственного внешнего мира и сверхчувственного мира. Эту точку зрения он сам никогда не публиковал. Начиная с 1916 г. он излагал в устных докладах всегда вновь с различ- ных сторон своё, расширенное в этом промежутке вре- мени, воззрение о всех двенадцати чувствах человека. В 1917 г. в своём сочинении «О загадках души», GA 21, он опубликовал очерк о двенадцати чувствах чело- века, включая теперь также осязание и непосредствен-

 

 

ное воспринимание чужого «Я». Только этот очерк можно рассматривать в качестве достаточного пись- менного представления его труда. Подготовительной работой для этого следует считать доклады и фрагмент от 1909/10 гг., в которых, разумеется, данное в очерке изображается подробнее. И это объясняет, почему поз- же Штайнер неоднократно не вдаваясь в подробности и кратко говорил о том, что его исследование двенадцати чувств человека относится к 1909/10 гг., – ведь для не- го произошло лишь видоизменение прежнего очерка. При этом следует иметь в виду, что Штайнер уже в 1910 г. исходит из двенадцати областей переживания, поместив десять чувств между границами органа ося- зания и органа «Я», о чём говорят как высказывания во фрагменте, так и многие пометки в записных книжках. Разница заключена лишь в том, что осязание и воспри- ятие другого «Я» тогда он ещё не рассматривал как собственные чувства в пределах физически- чувственного мира. Это можно хорошо проследить также на воспроизведённом листе записи (архивный номер NZ 63), с. 174 и след., рисунок которого показы- вает двенадцать областей переживания и десять облас- тей чувств. Именно развитие учения о чувствах от де- сяти вначале и затем к двенадцати чувствам указывает, что Штайнер во время своего исследования чувств ни в коем случае не исходит априори из двенадцатиричной схемы, что он, хотя и описывал двенадцать областей переживания, но как подлинные чувства рассматривал сначала только десять чувств. Только дальнейшее раз- витие его исследования привело его к тому, чтобы, на- чиная с 1916 года, рассматривать как процессы осяза- ния, так и восприятие другого «Я» в качестве полно- ценных чувств с соответствующими органами чувств человека, чт о отныне он и представлял всегда с боль- шой силой, особенно в отношении чувства «Я». По-

 

 

смотрите по этому вопросу собранные в конце этой части фрагменты из полного собрания трудов, ведущие дальше в вопросе учения о чувствах, с. 239 и след.

Со времени работы над «Антропософией» основное строение организации человеческих чувств в трёх об- ластях остаётся во всех изложениях Штайнера таким: нижняя область внутренних, телесных чувств; средняя область наполовину внутренних, наполовину внешних чувств; верхняя область чувств душевного рода цели- ком проникающих наружу. Своим различением чувств, относящихся к телесности, и исследованием чувств ре- чи, понятия и «Я» как высших чувств Штайнер видел себя, с одной стороны, хотя и в оппозиции к господ- ствующей науке, но с другой стороны, и в созвучии с некоторыми вершинами стремлений естествознания и философии своего времени: в докладах по «психосо- фии», прочитанных им в ноябре 1910 г. одновременно или несколько дней спустя после работы над рукопи- сью и печатными листами «Антропософии», он при- ступает к подробному рассмотрению философии Франца Брентано (1838 – 1917); затем в сочинении «О загадках души» он высказывает в 1917 году некую ре- зюмирующую точку зрения в отношении мышления только что умершего Брентано; в том же сочинении Штайнер указывает по поводу своего очерка о чувст- вах человека на аналогично направленные тенденции идей у Вильгельма Дилтей (1833 – 1911); вечером 2 ок- тября 1920 г. в докладе, GA 322, в связи с изображени- ем чувства «Я» он обратил внимание на Макса Шелера (1874 – 1928) и его теорию непосредственного воспри- нимания другой личности; и в «Антропософии» в не- которых местах он из перспективы своего духовнона- учного исследования явно наметил будущие естест- веннонаучные открытия, связанные с органами челове- ка.

 

 

Цель изложения сочинения «Антропософия», как и изложения одноимённых докладов в предыдущий год, состояла в том, чтобы показать формирующие силы человеческой фигуры и органов человеческого орга- низма как некую проблему, многослойно проходящую через весь его труд. Прямостоящая фигура человека как встреча двух силовых направлений сверху вниз и снизу вверх, симметрия сторон, установка вперёд, по- ложение и форма отдельных органов должны быть по- няты из деятельных телесных и душевно-духовных факторов в созидании человека. Следует принять во внимание, что Рудольф Штайнер примерно в то же время исследовал силы человека, стремящиеся вверх из бессознательных глубин, которые в раннем детстве ве- дут к обучению прямостоянию, говорению и мышле- нию; смотрите по этому вопросу доклады, прочитан- ные им в 1911 г. в Копенгагене: «Духовное водительст- во человека и человечества. Духовнонаучное рассмот- рение развития человечества», GA 15. Кроме того, применительно к исследованию человеческой формы следует рассматривать как существенное расширение воззрения, положенного первоначально в 1909/10 гг. во фрагмент «Антропософия», лишь позже созревшее и опубликованное в 1917 году в «Загадках души», позна- ние трёхчленности человеческого организма. Только благодаря этому стало возможным проследить, как связаны воедино душевные процессы представления, чувствования и желания и духовные миры имагинации, инспирации и интуиции вплоть до телесности трёх взаимно пронизывающих друг друга сфер деятельно- сти нервно-чувственной системы, ритмической систе- мы дыхания и циркуляции крови, а также системы об- мена веществ.

 

 

Основы текста.

 

Документы текста.

 

Фрагменту «Антропософия» нельзя придать никакой окончательный вид текста, так как хотя Рудольф Штайнер в октябре 1910 г. и начал давать сочинение в типографию, но тогда оно не было ни закончено, ни опубликовано. В его наследии имеются тексты на раз- ных стадиях завершения, которые к тому же отчасти содержат варианты. Данное издание содержит десять глав незаконченного сочинения в соответствии с по- следними существующими стадиями текста и в прило- жении – все материалы к литературному тексту фраг- мента. В качестве документов к тексту фрагмента в ар- хиве Рудольфа Штайнера содержатся:

a) Рукопись из 52 страниц, пронумерованная рукой Ру- дольфа Штайнера, причём страница 29 отсутствует и не сохранена. В остальном всё сочинение, насколько оно было завершено, содержит, таким образом, главы I

– X до того места, где в главе X текст обрывается. Кроме того, существует одна рукописная страница оригинала с перечнем содержания десяти глав.

b) В каждом случае один или несколько экземпляров печатных листов первой и второй корректур, типогра- фия А.В. Гайнса Эрбена, Потсдам. Печатные листы да- тированы типографией и содержат по 16 страниц кни- ги. Пять печатных листов первой корректуры содержат 80 книжных страниц свёрстанного и пронумерованного текста. Они содержат текст вплоть до предпоследней страницы главы IX. Они снабжены рукописными кор- ректурами Рудольфа Штайнера, а именно следующим

 

 

образом: лист 1, 24 окт. 1910, 1 экземпляр с корректу-

рами; лист 2, 25 окт. 1910, 1 экземпляр с корректурами;

лист 3, 26 окт. 1910, 2 экземпляра с отчасти подобны- ми, отчасти отличающимися друг от друга корректура- ми; лист 4, 28 окт. 1910, 2 экземпляра с частично по- добными, частично отличающимися друг от друга кор- ректурами; лист 5, с. 29, окт. 1910, 1 экземпляр с кор- ректурами. – Имеющиеся также печатные листы вто- рой корректуры содержат только первые два листа первой корректуры с выполненными корректурами, причём первые листы не разрезаны. Все листы второй корректуры не обнаруживают никаких новых коррек- тур.

c) От того места, где в гл. IX кончаются печатные лис- ты, вплоть до начала гл. X, имеются ещё четыре стра- ницы печатных гранок. Следующий печатный лист уже не полный; рукопись продолжает сочинение за преде- лы последних гранок лишь ещё несколько страниц. Только первая из гранок пронумерована и имеет в двух экземплярах со стороны типографии даты 31 окт. 1910 и 28 ноября 1910; вторая свёрстана ещё как страницы книги, в то время как третья и четвёртая по страницам уже не свёрстаны. Печатные гранки не имеют никаких корректур.

d) Наряду с рукописью, печатными листами и гранками в архиве Рудольфа Штайнера сохранилась подборка отдельных рукописей разной протяжённости, которые представляют собой предварительные ступени и на- броски к разным местам рукописи сочинения. Все эти отдельно имеющиеся рукописи-наброски опубликова- ны в приложении 2 в оригинальной орфографии, смот- ри с. 117 и далее.