2017-10-25
1113
Деревня Злобино настолько близко расположена от города Калязин, что именно его мы возьмём в качестве точки отсчёта – отложим от него по прямой весьма показательные расстояния:
КАЛЯЗИН – КАШИН: 19 км
КАЛЯЗИН – УГЛИЧ: 43 км
КАЛЯЗИН – ПЕРЕСЛАВЛЬ-ЗАЛЕССКИЙ: 83 км
КАЛЯЗИН – БЕЖЕЦК: 91 км
КАЛЯЗИН – РОСТОВ ВЕЛИКИЙ: 95 км
КАЛЯЗИН – ДМИТРОВ: 101 км
КАЛЯЗИН – СЕРГИЕВ ПОСАД: 105 км
КАЛЯЗИН – РЫБИНСК: 108 км
КАЛЯЗИН – АЛЕКСАНДРОВ: 109 км
КАЛЯЗИН – ТВЕРЬ: 124 км
КАЛЯЗИН – ЯРОСЛАВЛЬ: 127 км
КАЛЯЗИН – ЮРЬЕВ-ПОЛЬСКОЙ: 139 км
Со всех сторон Александра Петровича густо и плотно обступала первичная, исконная, доподлинная Россия.
Её благодатными излучениями он напитался всклень.
Но при этом сохранил этническую идентичность!
Не утратил свои корни.
В этом и ценность.
У меня есть друзья и среди тверских карел, и среди тверских ингерманландцев.
Честно говоря, я не всегда различаю их – схождений больше, чем расхождений.
Убеждён, что обе группы выполнили важнейшую историческую миссию – оторвавшись от основной зоны заселения, сохранили в условиях изоляции то, что подверглось размыванию и нивелировке на родине их предков.
Никак не хочу обидеть ни наших карел, ни соседей-финнов, но со всей ответственностью скажу так: в тверских карелах больше карельского, чем в Карелии – в тверских финнах больше финского, чем в Финляндии.
Это объективный закон изоляции.
Прямой аналог тому в России дают старообрядцы.
Противники никониан добрались аж до Боливии. Но полностью сохранили свою русскость. И при этом взяли всё лучшее от латино-американской культуры.
Данный феномен всегда связан с би-лингвизмом.
Я бы взял шире: с би-мышлением – умением совмещать разные модели мира.
Это качество как нельзя лучше подходит для тех, кто призывается на руководящие должности в нынешней Ойкумене, раздираемой множеством противоречий.
В биографии Александра Петровича есть момент, когда он пытался – это были приснопамятные девяностые – адаптироваться к жизни в современной Финляндии.
Не получилось!
В интервью финской газете «Helsingin sanomat» Александр Петрович признался: «Хоть я и стопроцентный финн, в Финляндии ко мне относились как к русскому».
Думается, есть и другая причина отчуждения: в каком-то смысле – прошу не понимать меня буквально – Александр Петрович из XVII переместился в XX век.
Тверская земля законсервировала ценности досюльного времени.
Это лежит на глубине – снаружи не просматривается.
Может, я идеализирую старину, но убеждён: люди тогда были ближе к Богу – время ещё не расшатало нравственные устои.
Опять проведу параллель с противниками патриарха Никона.
Если бы Россию возглавил старообрядец типа П.П. Рябушинского, то от этого была бы существенная польза.
В Карелии произошло нечто подобное.
Умный человек поймёт мою несколько странную, но безошибочно верную аналогию.
Сортавальское детство сделало меня фенноманом.
При этом я ни на йоту не отступил от своей русофильности.
В послевоенном Сердоболе обитала малая горстка финнов.
Не аборигенов – ингерманландцев.
Один из них – дядя Арно – остался в душе навегда.
Он был мужем Елизаветы Фёдоровны Бультяковой, известного краеведа, подруги моей матери. Его финской фамилии я не помню.
Это была бездетная пара.
Они очень любили Юру.
Дядя Арно сделал для меня «финки» – санки, ставшие в сознании ребёнка волшебным конём.
Он передал мне два замечательных качества:
1/ в общении быть немногословным;
Хранить верность слову.
Первое я начинаю терять.
Второе остаётся во мне незыблемым.
Порядочность я унаследовал от родителей. Но и дядя Арно внёс тут весомую лепту.
