Вопрос Толкование конституции с точки зрения онтологии

Проблемы верховенства конституции, действительности юридических норм в правовой системе связаны с ее толкованием. При этом необходимо оговорить, что такое толкование и кто им занимается. Обычно считается, что толкование — это один из этапов правоприменительного процесса, логическая операция, предшествующая разрешению спора в суде. Однако применением и толкованием такого закона, как конституция, занимается прежде всего законодательный орган, который чаще всего истолковывает положения конституции прежде, чем принять соответствующий закон. Чтобы принять, к примеру, кодекс законов о труде, необхо

димо истолковать, что означает конституционный принцип «труд свободен», в какой мере принцип свободы договора распространяет свое действие на сферу трудовых отношений и что означает «принудительный труд» (ч. 1 ст. 37 Конституции РФ). Такое необходимое для разработки закона применение текста Конституции предполагает необходимость его истолкования.

М. Тропер, обратив внимание на это внесудебное толкование, ставит точные вопросы: должно ли оно осуществляться, подчиняясь той же методике толкования, какой руководствуются суды в процессе правоприменения, т. е. является ли акт правоприменения конституции законодательным органом равнозначным толкованию конституции, осуществляемому судом; толкует ли при этом: законодатель конституцию или эта логическая операция должна называться как-то иначе? Отвечая на эти вопросы, М. Тропер указывает, что «наука конституционного права не разработала теории этого (внесудебного — Г. Г.) типа толкования. По мнению М. Тропера, интеллектуальная операция, предполагающая либо «буквальное» толкование, либо свободное, корректирующее норму конституции истолкование, может быть основана на убеждении, что толкование является научным, а не волеизъявительным актом. Как и всякое научное решение, оно может быть верным или неверным. Но если рассматривать толкование конституции законодателем как акт волеизъявления, то характеристика верный — неверный, как считает Тропер, неуместна, необходимо это решение законодателя оценивать в иной системе координат:

а) эффективное — неэффективное, б) действительное — недействительное.

Так чем же является толкование конституции — актом научного познания или актом волеизъявления, таким же, как и принятиезакона? По мнению М. Тропера, который солидаризируется с Т. Аскарелли, Я. Вроблевским, Г. Кельзеном, такое толкование не является актом познания. Толкование — это разновидность логической операции. Правоприменительный орган обязан предварительно уяснить смысл текста применяемой нормы, и только после этого он может принять норму низшего порядка, составляющую нормативное содержание акта толкования. Эта операция может быть актом дедукции. И суды, и законодатели принимают решения в конкретной ситуации, и эти решения являются результатом разрешения силлогизма, в котором нормы высшего порядка (обычно конституционная норма) содержат большую предпосылку. Толкование предшествует построению силлогизма. Сам по себе текст, т.е. то, что реально существует как написанное «черным по белому», в силу многозначности юридических понятий до построения силлогизма представляет собой с юридической точки зрения многовариантность, множественность значений. Из этого множества возможных решений уполномоченный правоприменитель конституционной нормы выбирает одно. Заметим, другие возможные решения были бы столь же авторитетными. Толкование — это всегда выбор, и часто это выбор между практически равноценными вариантами. А поэтому действительность результата данной операции зависит, по мнению М. Тропера, только юридического статуса того, кто совершает акт толкования. Еслиэтот орган наделен соответствующими полномочиями, то его толкование становится частью юридической системы, каким бы (удачным или неудачным) ни был выбранный смысл. Кельзен в «Чистой теории права» называет такое толкование «аутентичным». С позиции юридического позитивизма было бы абсурдным квалифицировать такое аутентичное толкование как «неправильное» или «неточное», поскольку «правильного» толкования, с которым его можно было бы сравнить, не существует. Такая логика свидетельствует только о желании правоприменителя возвести свой акт толкования в юридически обязательное ergoomnes (для всех). Важно то, что с момента оглашения толкования компетентным органом, компетенция которого устанавливается конституцией, этот акт толкования, содержащий юридические нормы, становится обязательным, причем независимо от того, каково его содержание. Эти юридические нормы становятся действительными в том значении, которое понятие «действительность нормы» получило в концепции Кельзена. Описанная дилемма воспроизводит один из основных парадоксов юриспруденции. Поэтому вопросы, поставленные М. Тропером (как следует толковать конституцию, чтобы сохранить нормативную иерархию, кому доверить полномочие толкования), будут звучать еще долго. Есть ли возможность избежать этого парадокса? Р. Карре де Мальбер, размышляя о Третьей Французской Республике, обратил внимание на двойную компетенцию парламента: он обладает не только законодательными полномочиями, но и учредительными, поскольку вправе инициировать процедуру внесений в конституцию. Парламент может отклонить закон, противоречащий конституции, но он может принять поправку к Конституции и тем самым этот закон станет частью конституции. Если же проект закона принимается парламентом, то это означает, что парламент не видит необходимости внесения изменений в Основной закон.

И все же остается сомнение по поводу существования иерархии между конституцией и законом. Нужно ли приходить к выводу о верховенстве конституции над законом, поскольку закон всегда ей соответствует и его действие (действительность) основано на ней, или же, напротив, следует заключить, что парламент, располагая полномочиями по толкованию, не связан своим собственным волеизъявлением? М. Тропер констатирует, что создается впечатление что сам Карре де Мальбер колебался между этими двумя возможными решениями и склонялся то к первому, то ко второму. Г. Кельзен тоже не избежал двойственности в своих суждениях на тему: существует ли на самом деле иерархия между конституцией и законом. Ведь если согласиться с тем, что толкование является важным этапом при принятии нормы парламентом, то следует заключить, что в соотношении «толкование — нормативная иерархия» именно изучение феномена толкования является ключевым, а не наоборот.

Тем не менее кельзеновская концепция толкования оказала влияние на теорию иерархической градации. В тех странах, где нет органов конституционного контроля, парламенты, применяющие конституцию при принятии законов, осуществляют ее толкование. Это толкование всегда является аутентичным (в том смысле, который вкладывает в этот термин Кельзен). Оно создает значимые для юридической системы последствия, поскольку принимаемые в дальнейшем нормы должны соответствовать осуществленному толкованию. Таким образом, аутентичное толкование является актом правотворчества не только в том смысле, что оно устанавливает норму низшего порядка, но также и особенно в том смысле, что оно определяет или «воссоздает» высшую норму.

Так М. Тропер формулирует суть своей реалистической концепции толкования: «Объектом толкования является не сама норма, а текст, изучаемый с целью определения содержащейся в нем нормы. Текст может нести множество смысловых структур, а следовательно, и множество правовых норм, и среди них правоприменительный орган должен выбрать ту, которую он применяет. До осуществления этого выбора применяемой нормы не существует, существует лишь текст. В некотором смысле именно толкование вводит в текст определенную норму. Согласно выражению профессора Аскарелли, вне толкования норма не существует, это обыкновенный текст, который посредством толкования становится способной к применению нормой. Производимый выбор является результатом волеизъявления, проявлением свободной воли правоприменительного органа. Строго говоря, именно он устанавливает применяемую норму. И не имеет особого значения, что эта деятельность приводит его к принятию не той нормы, которую “на самом деле” имел в: виду автор текста. Поскольку толкование не подлежит никакому контролю и признано аутентичным, только та норма, которую оно производит, действенна и действительна. Следовательно, верховенство конституции над актами, принятыми в ее исполнение, следует рассматривать как юридическую фикцию: органы, издающие эти акты, подчинены тем нормам, которые они сами и определяют. Данную проблему (согласование нормативной иерархии с существованием сохраняющих свою силу, хотя и противоречащих конституции актов) можно разрешить более простым способом: не существует нормативной иерархии и не существует противоречащих конституции актов. Содержание конституции составляют только нормы, созданные путем толкования правоприменительными органами, и эти последние подчинены исключительно своей воле. В частности, они истолковывают предписания, определяющие их собственные полномочия, другими словами, они сами эти полномочия и определяют». Если принять эти рассуждения, то надо сделать вывод: «толкование» положений конституции парламентом при принятии им обычных законов только лишь в силу двойственного характера полномочий — как законодательного, так и учредительного органа обладает очень своеобразной природой, отличной от судебного толкования норм конституции. Безусловно, эта французская концепция более уважительно относится к принципу народного суверенитета, чем кельзеновская концепция. Обратим внимание: в основе реалистической концепции толкования конституции Тропера — Аскарелли находится идея онтологического дуализма. Текст конституции при этом рассматривается как первичная реальность.

Наиболее важной для общества становится реальность актов толкования, являющаяся частью конституционноправовой реальности. Толкование, дано ли оно in abstracto или in concreto (т. е. в ходе абстрактного нормоконтроля или конкретного нормоконтроля), всегда является абстрактным, обязательным для всех. Эта идея и выражена в знаменитом высказывании судьи Верховного Суда США Хьюза: «Конституция — это то, что под ней понимают судьи». Развивая концепцию реалистического толкования конституции, Тропер отвечает на возражения скептиков: даже если правоприменительные органы — законодатели создают конституционные нормы в силу своих полномочий по толкованию, то эти полномочия установлены самой «первичной» конституцией, хотя они и определяют свою собственную компетенцию, последняя не создается ими, она проистекает из волеизъявления народа, принявшего конституцию. Он соглашается с тем, что парламент создан конституцией. Волеизъявление, посредством которого учредитель принимает конституционные предписания, имеет субъективное значение нормы. Об объективном значении нормы можно говорить только тогда, когда юридической системой предусматриваются правовые последствия ее нарушения. Как показал автор, именно толкование, которое осуществят правоприменительные органы, позволит определить, была ли нарушена норма, и следовательно, должны ли иметь место в подобном случае предусмотренные правовые последствия. То есть именно толкование, которое и является применением конституции, по мнению Тропера, может придать конституционным предписаниям объективное значение норм. Таким образом, как считает Тропер, конституция представляет собой не совокупность юридических норм, а свод предписаний, содержащих в себе субъективное значение норм. Реалистическая теория толкования не лишена здравого смысла. Более того, неявным образом, вполне возможно, что и неосознанно, интуитивно концепция Тропера воплощена в юридических нормах, которые являются для законодательства о конституционной юстиции частями конституционного законодательства, причем ключевыми.

Оценивает ли конституционный суд в ходе проверки конституционности юридическую норму, которая создана волеизъявлением законодательного органа, т. е. то, что называется буквальным смыслом нормы? Нет, законодатель ставит перед Конституционным Судом гораздо более сложную задачу. Он должен, принимая решение по делу, оценивать как буквальный смысл рассматриваемого акта, так и смысл, придаваемый ему официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из его места в системе правовых актов (ч. 2 ст. 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном

Суде Российской Федерации»). Законодатель понимает, что его волеизъявление не окончательно, он допускает возможность его уточнения с учетом изменяющихся общественных отношений. Причем иногда правоприменительная практика создает такие нормы, которые заслоняют или даже вытесняют норму, созданную законодателем, из пространства правовой реальности