2017-12-16
415
В 1956–57 годах, в связи с «хрущёвской оттепелью», в некоторых республиканских периодических изданиях появились публикации в защиту беларуского языка, исторического и культурного наследия. Одним из первых в защиту родного языка выступил Борис Саченко, тогда ещё студент, а впоследствии — известный беларуский писатель.
Острые, справедливые выступления беларуских писателей в защиту родного языка, а также требование профессора-литературоведа Михаила Ларченко «о пересмотре оценок в истории беларуской литературы» вызвали сильное недовольство партийных идеологов. Орган ЦК КПБ, газета «Звезда» 12 января 1957 года поместила статью «убеждённых партийцев» — историка Л. Абецедарского и литературного критика А. Сидоренко «За идейную чистоту наших литературных позиций». Эти авторы выразили возмущение тем, что «в последнее время на страницах некоторых республиканских газет и журналов отдельные наши писатели, литературоведы и критики выступили с путанными, объективно-вредными статьями». Основная критика адресовалась редакции газеты «Литература и искусство», которую «борцы за идейную чистоту» обвинили «в потере чувства ответственности перед нашим обществом».
Выступая на III Пленуме Союза писателей БССР в марте 1957 года, Петрусь Бровка обещает «родной коммунистической партии» и её «ленинскому центральному комитету», что организация беларуских писателей исправит свои отдельные недостатки и не позволит «никаким реакционным силам внести разлад в свои ряды». Ещё бы, ведь партийные органы рассматривали художественную литературу как одну из форм идеологии! По их мнению, работники «литературного фронта» были обязаны «не только воспевать высокие коммунистические идеалы, но и уметь вести борьбу за них в ежедневной практической жизни».
В 1958 году подвергся жесткой критике беларуский писатель Алексей Кулаковский за «искажение событий, отступление от принципов социалистического реализма» в повести «Добросельцы». С осуждением этой повести выступили тогдашний заведующий кафедрой беларуской литературы Брестского пединститута В. Тележник, академик АН БССР, писатель М. Лыньков, министр культуры БССР Г. Киселёв. Запуганный перспективой расправы писатель срочно выступил с публичным покаянием, признал все свои «ошибки».
После 1955 года инакомыслие («диссидентство») получило определённое распространение в БССР. Но, во-первых, в меньших масштабах, чем в РСФСР или Украине. А во-вторых, оно проявлялось, прежде всего, в форме защиты беларуского языка, культуры и истории.
Например, исследователь истории средневековой литературы, кандидат филологических наук Николай Прашкович в статье «Слово про Афанасия Филипповича» подчеркнул важное значение Брестской религиозной унии для интеграции беларуского народа в европейскую культурную среду. Кандидат философских наук Николай Алексютович (1921–1967) заявил в 1958 году, что Великое Княжество Литовское «по своему этническому составу, по своей территории и культуре было преимущественно белорусским». Это положение противоречило официальной историографии, согласно которой беларусы впервые обрели свою государственность только после января 1919 года. Немедленно оба автора-смутьяна подверглись жёсткой критике в коллективах по месту работы, а затем и на страницах научной печати.
В октябре 1966 года студенты беларуского отделения филологического факультета БГУ обратились в ЦК КПБ с требованием перевести обучение их отделения полностью на беларуский язык. За это инициаторов обращения Александра Рязанова и Виктора Яроца обвинили в «национализме» и приняли меры с целью устранения их из БГУ. В итоге А. Рязанов и В. Яроц «не смогли» сдать зачёт по армейской подготовке и были вынуждены продолжить свое обучение в Брестском и Гомельском педагогических институтах.
Было немало других аналогичных случаев, но для иллюстрации достаточно этих двух.
Народное образование
Средняя школа
За годы войны большинство средних и начальных школ на территории БССР были сожжены либо разрушены. В 1944–46 годах школы в большинстве случаев работали в случайных помещениях, нередко — лишённых отопления. Дети часто не имели ни букварей, ни тетрадей, ни перьевых ручек, писали огрызками карандашей на газетной бумаге. Однако к 1951 году в городах, районных центрах, посёлках и во многих деревнях кризис в отношении школьных зданий, учебных пособий и принадлежностей удалось преодолеть. Высшее партийное руководство СССР придавало огромное значение школьному образованию, которое оно считало важнейшим средством идеологической обработки молодого поколения. Поэтому «центр» отпускал средства, необходимые для скорейшего восстановления школьной системы в регионах, пострадавших от войны.
Учителя. Школьных учителей первые 5–10 лет после войны катастрофически не хватало. Поэтому на работу в БССР союзные власти направили несколько тысяч учителей из других республик, которые, естественно, не знали беларуского языка.
На 1 января 1946 года в республике работали 51 413 учителей, в том числе беларусов — 38 345 (74,58 %), поляков — 7924 (15,41 %), русских — 3181 (6,19 %), евреев — 1489 (2,9 %), украинцев — 474 (0,92 %). Казалось бы, русских было немного, примерно столько, сколько насчитывалось их в общей массе населения. Но это данные в целом по республике, тогда как в западных областях уже тогда наблюдался «перекос» в сторону русских. Например, в Гродненской области, помимо поляков и евреев, работали 3334 учителя-беларуса и 1118 русских.
Всего за пять лет, к 1 января 1951 года число школьных педагогов достигло 72 133 человек, то есть, оно возросло почти на 20 тысяч человек. Более чем на половину этот рост обеспечили учителя русской национальности. Данная тенденция сохранялась вплоть до начала 60-х годов.
Русские и беларуские школы. На 1 сентября 1946 года подавляющее большинство начальных и средних школ в БССР — 10 937 (96,8 %) были беларуские, лишь 363 средние школы (3,2 %) в городах вели обучение на русском языке.
В течение всего последующего периода происходило неуклонное сокращение численности школ с беларуским языком обучения (далее в тексте — просто «беларуских») и увеличение количества русскоязычных (далее — «русских»). Кроме того, в связи с введением в 1949 году обязательного 7-летнего обучения власти начали открывать двуязычные школы (в первую очередь в Минске и Минской области), учащиеся которых не знали толком ни беларуского, ни русского языка.
В первую очередь, число беларуских школ сокращалось в Минске и в областных центрах, во вторую — в городах, являвшихся административными центрами районов. Так, если в 1945/46 учебном году из 28 минских школ половина были беларуские, то в 1952/53 учебном году из 46 минских школ только 9 (19,6 %) остались беларускими. То есть, за семь лет «удельный вес» их в столице сократился в два с половиной раза, хотя в абсолютных цифрах — лишь на 5 школ.
В Бресте к сентябрю 1952 года из 14 школ осталась всего одна беларуская! В Гомеле весной 1941 года насчитывалось 25 беларуских школ, к весне 1953 года их количество сократилось до 8, то есть, более чем в три раза! В том же 1952/53 учебном году 29 районных центров западных областей республики вообще не имели ни одной беларуской школы!
Весьма характерно то обстоятельство, что перевод школ на русский язык обучения производился по команде «сверху», без учёта не только мнения родителей учащихся, но и этнического состава школьников. Например, в 1952/53 учебном году из 383 учеников русской семилетней школы № 7 города Минска 335 (87,5 %) являлись беларусами.
В сентябре 1955 года из 11 346 школ республики 10 730 (94,5 %) были беларуские (их «удельный вес» снизился, по сравнению с 1946 годом, на 2,3 %), 667 школ (5,8 %) — русские (увеличение на 2,6 %), а 24 школы (0,4 %) вели обучение на двух языках.
Через три года, в сентябре 1958, во всей БССР работали 11 492 школы. Из них 10 784 (93,8 %) считались беларускими, 667 школ (5,8 %) — русскими, 24 школы (0.4 %) оставались двуязычными. Но при этом в областных и районных центрах (без Минска) картина выглядела иначе. Там насчитывалось 504 школы, из них 329 русских (65,3 %), 21 двуязычная школа (4,2 %) и только 154 беларуских (31,5).
Однако уже в то время во многих школах, формально считавшихся беларускими, все предметы, кроме беларуского языка и литературы, с 5 по 10-й классы, преподавались на русском языке. Например, так было в якобы беларуских средних школах — Клинокской и Хуторской Червенского района, Коминтерновской Бобруйского района, Бобруйской школе № 13, Виленской № 1, Молодечненской № 1, Поставской № 2 и ряде других. Фактически, беларуский язык в этих школах изучался как отдельный предмет.
За 12 последующих лет, к сентябрю 1970 года, численность русских школ возросла до 1580 — на 913 школ (достигнув показателя 15,1 % от числа всех школ республики), тогда как число беларуских сократилась на 1903 школы (до 8881). Необходимо подчеркнуть в связи с этим то обстоятельство, что подавляющее большинство беларуских школ находилось в деревнях и поселках, тогда как почти все русские школы были городскими десятилетками либо семилетками.
В следующие 10 лет (с сентября 1970 до сентября 1980), количество русских школ увеличилось ещё на 27 школ, тогда как число беларуских резко сократилось (в 1,8 раза). Осталось 4909 школ с формально беларуским языком обучения, хотя, как уже сказано, в действительности это далеко не всегда соответствовало реальности. За те же 10 лет (1970–1980) «удельный вес» численности учеников в беларуских школах БССР сократился с 51,1 % до 35 %, тогда как «доля» учащихся русских школ выросла с 48,9 % до 65 %.
Эта тенденция сохранилась и в последующие годы. На 1 января 1985 года в республике имелись 1684 русские школы и 4285 беларуские.
Итак, за 40 лет (с 1946 года по 1985) число беларуских школ сократилось на 6652 (в 2,5 раза), тогда как число русских школ увеличилось на 1321 (в 4,6 раза). Но гораздо сильнее впечатляют изменения, произошедшие в соотношении численности учащихся: в 1985 году в русских школах обучались 1 млн. 1517 человек (73 % от общего числа школьников), тогда как в беларуских — 373 912 школьников (27 %). Как видим, среднее число учащихся в русских школах составляло 594,7 человека, а в беларуских — 87,3 человека. То есть, все беларуские школы относились к числу малокомплектных сельских или поселковых, тогда как все русские школы (в том числе сельские десятилетки, появившиеся в больших деревнях) имели нормальную численность и учащихся, и преподавателей.
Русский и беларуский языки в обучении. Как уже сказано выше, сразу после войны возникла и сохранялась до начала 70-х годов тенденция роста численности школьных педагогов некоренной национальности. В этом не было бы ничего плохого, если бы учителя, приезжавшие на работу в БССР из РСФСР и других союзных республик, в разумные сроки овладевали беларуским языком и вели на нём обучение. Однако никто от них этого не требовал. Более того, в педагогических институтах (а затем и в педагогических училищах) беларуский язык довольно скоро оказался в роли пасынка. Поэтому процент учителей, способных осуществлять учебную и воспитательную работу на беларуском языке, непрерывно сокращался. Но это — лишь одна сторона проблемы.
Другая сторона заключалась в том, что в школах республики преобладали учебники и учебно-методические пособия на русском языке. Так, уже в августе – сентябре 1944 года Наркомат просвещения БССР получил от Наркомпроса РСФСР 550 тысяч экземпляров учебников. До начала лета 1945 года их завезли ещё 1 млн. 200 тысяч экземпляров. В результате школы Беларуси примерно на треть обеспечивались не беларускими, а русскими учебниками. Например, к 1 сентября 1945 года в Гродненскую область централизованно завезли 87 442 экземпляра учебников, из них 25 212 (28,8 %) — на русском языке.
В последующие годы обеспечение школ республики учебниками и пособиями за счет фондов РСФСР прекратилось. С этой задачей вполне успешно справлялось учебно-педагогическое издательство БССР. Но вместо того, чтобы подготовить и издавать книги на беларуском языке по всем школьным дисциплинам, оно сделало своим правилом перепечатку работ российских авторов. Например, многие поколения беларуских школьников изучали физику по учебнику А. В. Перышкина, историю по учебнику М. В. Нечкиной, алгебру по пособию Я. И. Перельмана, русский язык — по учебнику Бархударова и Крючковой, и т. д.
В начале 1951 года по решению ЦК компартии республики был освобождён от занимаемой должности министр просвещения БССР Платон Саевич, отстаивавший концепцию обучения всех граждан республики только на беларуском языке. В 1952 году его предали суду по обвинению в «национализме». Советский суд, «самый гуманный в мире», приговорил заслуженного 59-летнего деятеля просвещения к 25 годам лагерей![140]А новый министр уже в апреле издал приказ об отмене в русских школах выпускного экзамена и переводных экзаменов (из младших классов в старшие) по беларускому языку.
В июне 1952 года было принято постановление ЦК КПБ «О ходе преподавания русского и белорусского языков в школах БССР в свете учения товарища Сталина о языкознании». В нём подчеркивалась «политическая важность» овладения русским языком всеми гражданами Беларуси. С этого времени усилился процесс сокращения численности беларуских школ и фактического вытеснения из учебного процесса предметов, преподававшихся в них на беларуском языке.
С сентября того же года, по предложению ЦК КПБ, было ограничено изучение беларуской истории и культуры в Белгосуниверситете. В школах республики в тот период отдельный предмет «История БССР» не изучался (его ввели с середины 60-х годов). История беларуского народа эпизодически упоминались в процессе преподавания курса «История СССР».
Через пять лет, в апреле 1957 года, ЦК КПБ принял очередное постановление, посвященное школе. Помимо прочего, в нём было отмечено, что во многих семилетних беларуских школах и в большинстве средних беларуских школ преподавание всех предметов, за исключением беларуского языка и литературы, велось на русском языке. В то же время ученики пользовались учебниками на беларуском языке. Вследствие такого положения вещей, ученики не вполне понимали объяснения учителей, особенно по дисциплинам естественно-научного цикла. Многие учителя вели обучение на смеси беларуского и русского языков (т. е. на пресловутой «трасянке» — В. М.). Понятно, что их ученики тоже говорили и писали на смешанном языке, безграмотно излагая свои мысли как по-русски, так и по-беларуски.
С сентября 1957 года во всех русских школах БССР была введена практика освобождения части учеников от обязательного изучения беларуского языка. Проект соответствующего постановления Бюро ЦК КПБ утвердило ещё 15 мая того же года. Во-первых, в постановлении было сказано:
«Разрешить Министерству просвещения БССР освобождать от обязательного изучения белорусского языка учеников — детей тли кадрового состава Советской Армии. Военно-воздушных и Военно-морских сил и пограничных войск независимо от того, в канон класс русской школы БССР они поступают».
Во-вторых, постановление освобождало от обязательного изучения беларуского языка и литературы тех учеников VII–X классов, которые приезжали вместе с родителями (не военнослужащими) из других республик на постоянное жительство в БССР. А ученики, поступавшие в III–VI классы, должны были изучать беларуский язык и литературу, но переводились в старшие классы на протяжении трех лет независимо от оценок по этим предметам.
Весной 1959 года Верховный Совет СССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и дальнейшем развитии системы народного образования в СССР». Его немедленно (уже 8 апреля) продублировал Верховный Совет БССР. По новому закону, изучение беларуского языка и литературы в русских школах (как отдельных предметов) отныне в наибольшей мере зависело от умения родителей учащихся представить убедительные доводы в пользу «освобождения» детей от беларуского языка.
Например, профсоюзный комитет предприятия «Осинторф» 18 июня 1959 года направил письмо в Министерство просвещения БССР и в Республиканский комитет профсоюзов, в котором сообщил, что от рабочих и служащих данного предприятия поступили многочисленные заявления с просьбой открыть с нового учебного года русские классы в местной беларуской средней школе. Мотивация родителей была такова:
«Длительное время по направлению высших и средних специальных учебных заведений на предприятии работают специалисты русской национальности, которые имеют детей и кровно заинтересованы в обучении своих детей на русском языке».
В Министерство просвещения посыпались письма и заявления от бывших военнослужащих, оставшихся в БССР на постоянное жительство, отлип, приехавших сюда на работу из других союзных республик. Все они просили освободить их детей от изучения беларуского языка и литературы, мотивируя это необходимостью избавления учащихся от перегрузки учебной работой:
«Так как они не владеют белорусским языком, в семьях разговаривают только на русском языке и не видят практической целесообразности изучать белорусский язык параллельное изучением русского».
Процесс «освобождения» школьников от беларуского языка быстро распространился и на другие категории учащихся. Во многих городских школах его стали трактовать таким образом, что главное — желание либо нежелание родителей, а дает ли закон им право на это — особого значения не имеет. В результате такой своеобразного подхода процесс русификации школ приобрел в 60-е годы катастрофические размеры.
Особенно заметно это было в Минске. Министерство просвещения провело здесь в начале 1966 года выборочную проверку в шести русских школах (№№ 11, 18, 26, 35, 75, 93). Выяснилось, что в средней школе № 11 от изучения беларуского языка и литературы были освобождены все 790 учеников! В восьмилетней школе № 18 эти предметы изучали только 63 ученика из 550 (11,5 %). В средней школе № 75–102 ученика из 783 (13 %). В средней школе № 93–189 учеников из 1010 (18,7 %). В средней школе № 35–218 из 1056 учеников (20,6 %). Больше всего учеников изучало беларуский язык в средней школе № 26–42 % (295 из 703 школьников), но и здесь они составили менее половины общего контингента.
Весьма красноречивые данные были получены при сравнении учебных планов беларуских и русских школ-восьмилеток. Так, в беларуских школах изучение беларуского языка и литературы занимало в І—IV классах 15 часов в неделю (совокупно для всех четырех классов), а в V–VІII классах (совокупно) 21 час в неделю. Всего — 36 часов. В то же время для изучения русского языка и литературы здесь предусматривались, соответственно, 31 час и 15 часов, а всего — 46 часов. Таким образом, русский язык имел общий перевес над беларуским в объеме 10 часов в неделю. И это в так называемых «беларуских» школах, где преподавание всех остальных предметов к тому времени уже происходило на русском языке!
Понятно, что в русских школах преобладание русского языка над беларуским в недельных планах выглядело ещё внушительнее: 40 часов против 6 часов в I–IV классах и 24 часа против 12 часов в V–VIІІ классах. А всего 64 часа русского языка и литературы по сравнению с 18 «беларускими» часами (различие в три с половиной раза!).
Однако никаких действенных мер по исправлению сложившегося положения ни Министерство просвещения БССР, ни другие органы власти не предприняли.
На съезде учителей БССР, состоявшемся в марте 1968 года, ни один из 1016 делегатов, представлявших все области и районы республики, не сказал с трибуны съезда ни единого слова о катастрофической ситуации с беларуским языком в большинстве школ. Лишь три человека подали записки в президиум съезда с просьбой обратить внимание на крайне тревожное положение дел в этой сфере. Но только один из них — заведующий Ошмянским районным отделом образования, по фамилии Захаркевич — осмелился подписать свою записку. Он предложил в ней поставить на голосование резолюцию, предлагающую ввести обязательное изучение беларуского языка и литературы во всех школах, всеми учащимися. Однако президиум на это не пошел.
Безусловно, решающую роль в массовом отказе родителей учащихся и их самих от изучения беларуского языка сыграло то обстоятельство, что после окончания средней школы молодые люди могли продолжать своё образование в средних специальных и высших учебных заведениях только на русском языке. Исключение, да и то неполное, составляли беларуские отделения филологических факультетов, готовившие учителей беларуского языка и литературы, а также журналистов для периодических изданий, выходивших на беларуском языке.
Содержание гуманитарных предметов. В течение рассматриваемого периода процесс обучения и воспитания детей и молодёжи, начиная с первого класса школы и заканчивая высшими учебными заведениями, находился под строгим идеологическим контролем.
Учащиеся начальных классов, как правило, были октябрятами. Следующей ступенью школьной политической иерархии являлась пионерская организация, за ней следовала комсомольская — ВЛСКМ (в БССР — ЛКСМБ). Для тех юношей и девушек, которые по каким-то причинам остались вне комсомола, поступление в ВУЗы и техникумы фактически становилось невозможным.
В период 70–80-х годов во всех школах страны в обязательном порядке проводились перед началом учебных занятий политические информации, на которых учащимся сообщали решения очередных партийных пленумов и съездов, содержание многих правительственных распоряжений.
С сентября 1975 года в средней школе ввели факультативный курс этики, предусматривавший изучение «основ коммунистической морали». Как известно, главный тезис этой морали фактически повторял идею иезуитов: «цель оправдывает средства». В изложении партийных идеологов он звучал так: «морально то, что служит построению коммунистического общества». В роли судьи выступала, разумеется, компартия.
Но главным «идеологическим» предметом в послевоенной средней школе считался курс истории СССР, изучение которого начиналось, в зависимости от содержания школьных программ, с пятого или с шестого класса. На практике изучение этого курса сводилось к рассмотрению различных периодов российской государственности — через призму марксистско-ленинской идеологии. История других народов СССР в нём фактически не изучалась, а только упоминалась.
С сентября 1961 года в средних школах БССР был введен курс «История БССР». Его изучали по учебному пособию, которое написал беларуский автор, профессор Л. С. Абецедарский.
Основные концептуальные положения, сформулированные в нём, во многом предопределили направленность и содержание историографических подходов к рассмотрению ключевых моментов истории Беларуси, которые доминировали в беларуской исторической науке вплоть до конца 80-х – начала 90-х гг. XX века. Именно по этому учебнику в течение 30 лет знакомились с историей своей Отчизны все школьники Беларуси[141]. Поэтому он оказал определяющее воздействие на формирование взглядов нынешней правящей элиты страны на историческое прошлое нашей страны и нашего народа.
В учебнике Абецедарского был реанимирован миф, сформулированный ещё во времена господства российского самодержавия представителями «западнорусизма». Имеется в виду принципиально неверное положение о существовании в IX–XIII веках общей родины беларуского, украинского и русского этносов — древней Руси. Миф этот давно уже опровергнут наукой (археологией, генетикой, антропологией, лингвистикой, историей), однако по-прежнему живёт в сознании многих поколений людей, заканчивавших школу в 1962–1991 годах.
Великое княжество Литовское характеризовалось в пособии как государство литовских (жамойтских — Polochanin72) феодалов. В этой связи характерно название одной из брошюр Абецедарского, опубликованной в 1970 году — «Существовала ли в прошлом белорусская держава?» Разумеется, автор дал в ней сугубо отрицательный ответ на этот риторическим вопрос.
Абецедарский и его ученики утверждали, что «стремление населения Белоруссии к воссоединению с братским русским народом начиная с XV века выражалось в форме «народного движения за воссоединение с Русским государством» (так они называли Московское княжество, являвшееся одним из улусов Золотой Орды, а в 1480 году ставшее независимым). Агрессивную войну Московского царства против Речи Посполитой (1654–1667 гг.), в ходе которой население беларуских земель за 13 лет сократилось на 53,5 % (с 2 млн. 900 тысяч до 1 млн. 350 тысяч человек), авторы пособия назвали «борьбой белорусского народа за воссоединение с Россией».
Три раздела Речи Посполитой конца XVІІI века (в 1772, 1793, 1795 гг.) преподносятся в пособии как «воссоединение Белоруссии с Россией». Начало беларуской государственности, согласно концепции Л. Абецедарского, связано не с Великим княжеством Литовским, и не с БНР, а с провозглашённой в 1919 году БССР.
Как сказано в соответствующих томах «Энциклопедии истории Беларуси» (1993 г.) и энциклопедии «Великое княжество Литовское» (2006 г.), большинство фактов и событий отечественной истории Абецедарский, его сторонники и последователи оценивали с позиций вульгарной социологии. Тем не менее, любые попытки отхода от изложенных ими концептуальных положений жёстко пресекались.
Например, после публикации в журнале «Полымя» (№ 5 за 1966 год) статьи кандидата философских наук Николая Алексютовича «А где же объективная истина», в которой автор доказывай что Великое Княжество Литовское «по своему этническому составу, по своей территории и культуре было в основном белорусским», власти организовали широкую пропагандистскую кампанию, направленную на осуждение этого и подобных ему высказываний.
Обучение в любом ВУЗе, независимо от профиля, будь то гуманитарный или технический, включало в себя обязательное изучение таких сугубо идеологических предметов, как «история КПСС», «диалектический и исторический материализм», «политическая экономия капитализма и социализма», «научный атеизм», «научный коммунизм».
Многие теоретические положения указанных дисциплин, особенно так называемого «научного коммунизма», не поддавались рациональному объяснению. Тем не менее, экзамены по этим предметам надо было сдавать, и студенты были вынуждены усваивать идеологические догмы идеологов компартии.
Высшая школа
Кадры преподавателей. Не успели отгреметь последние залпы войны, как началось восстановление системы высшего образования в БССР. Уже осенью 1944 года открылся пединститут в Гродно, позже — в Бресте. В 1948 году был открыт Минский пединститут иностранных языков. В 1951 году начал работать Гродненский сельхозинститут.
Однако местные институты не обеспечивали хозяйство БССР необходимыми специалистами. Нужда в инженерах-строителях, например, обеспечивалась за счёт своих выпускников только на 8 %. В БССР в 50-е годы один студент ВУЗа приходился на 550 человек, тогда как в Литве — на 312, Украине — на 300, Узбекистане — на 230, Латвии — на 220 человек.
При этом наблюдалась диспропорция между «удельным весом» беларусов в населении республики с одной стороны, среди преподавателей ВУЗов — с другой. Беларусы в то время составляли более 80 % населения БССР, русские — около 8–10 %.
На 1 сентября 1946 года в юридическом институте преподавателей-беларусов было только 26,9 %; в политехническом институте — 30,75 %; в институте народного хозяйства — 36 %.
На 1 января 1951 года беларусы составили 44,5 % преподавателей в 11 педагогических и учительских институтах республики. При этом в Брестском пединституте их было 37,9 %; в Гродненском пединституте — 35,6 %; в Гомельском пединституте — чуть более 25 %.
По причине большой нехватки квалифицированных кадров преподавателей, владевших беларуским языком, а также вследствие отсутствия учебников и пособий на беларуском языке для большинства учебных дисциплин, обучение студентов повсеместно велось на русском языке. Исключение составляли отдельные предметы гуманитарного профиля, например, беларуский язык и литература.
Вступительные экзамены. Тенденция исключения беларуского языка и литературы из числа вступительных экзаменов в высшие и средние специальные учебные заведения наметилась уже в первом послевоенном учебном году (1945/46). В пяти ВУЗах республики эти предметы отсутствовали в перечне вступительных экзаменов. Кроме того, их не было в большинстве техникумов негуманитарного профиля — в Бобруйском автотранспортном, Гомельском и Новогрудском финансовых, Минском автомеханическом и ряде других.
К 1955 году вступи тельный экзамен по беларускому языку и литературе сохранился только в педагогических институтах и в театрально-художественном институте. Помимо технических ВУЗов, от него отказались все факультеты Белгосуниверситета, за исключением филологического. Среди 56 средних специальных учебных заведений вступительный экзамен по беларускому языку сохранился в 8 из них (14,25 от общего числа). Это пять педагогических училищ, два училища культурно-просветительской работы и Минское художественное училище.
Вместе с тем, во всех упомянутых учебных заведениях беларуский язык абитуриенты сдавали не вместо русского, а дополнительно к нему! То есть, они оказывались в более трудном положении, чем остальные абитуриенты.
Летом 1966 года Министерство просвещения БССР разрешило абитуриентам сдавать устные вступительные экзамены в ВУЗы либо на русском языке, либо на беларуском. А выпускники беларуских школ получили право писать сочинение на вступительных экзаменах на беларуском языке при поступлении на все специальности, кроме тех, для которых русский язык являлся профилирующей дисциплиной. Однако на практике большинство ВУЗов проигнорировало это распоряжение.
Так, в 1980 году из 31 ВУЗа республики только 12 (38,7 %) дали возможность абитуриентам сдавать вступительные экзамены по беларускому языку и литературе. Это три университета (БГУ, Гомельский, Гродненский), пять педагогических институтов, институт иностранных языков, институт культуры, театрально-художественный и Минский медицинский. Ни один технический ВУЗ, а также ни один институт сельскохозяйственного профиля (хотя там обучалась преимущественно сельская молодёжь), вступительных экзаменов по беларускому языку и литературе не принимал.
Но и в тех ВУЗах, где такие экзамены принимали, подавляющее большинство абитуриентов предпочитало русский язык. Например, в 1983 году из 4338 абитуриентов пяти педагогических институтов (Брестского, Витебского, Минского, Могилёвского, Мозырского) 3785 (87,3 %) писали сочинение по-русски и только 553 (12,7 %) — по-беларуски. В 1984 году эти цифры составили, соответственно, 4277 человек (85,8 %) и 711 (14,2 %). В 1985 году — 4154 (85,5 %) и 705 (14,5 %).
Кстати говоря, с 1 сентября 1981 года было введено обязательное изучение русского языка в детских садах для детей, не владеющих русским языком, а также в подготовительных классах при общеобразовательных беларуских школах.
А с 1 сентября 1984 года на всех нефилологических факультетах педагогических институтов был введён практический курс русского языка, рассчитанный (в зависимости от специализации) на 50–70 часов. Но и без того русский язык как в средних специальных, так и в высших учебных заведениях являлся не только учебным предметом, но и средством преподавания всех общеобразовательных и специальных дисциплин.
Национальный состав студентов. На 1 сентября 1947 года беларусов среди студентов было 51 %, русских — 22 %, лиц других национальностей — 27 %.
На 1 сентября 1949 года в педагогических институтах Министерства просвещения БССР, готовивших учителей, насчитывалось 10 047 студентов, из них беларусов — 6499 (64,7 %). Казалось бы, не так уж плохо. Однако в ВУЗах других министерств картина выглядела иначе. Так, в институте народного хозяйства беларусы составляли 46,6 % (234 из 502 человек), в институте физической культуры — 45,54 % (184 из 404 человек), в ветеринарном институте — 44,65 % (267 из 598 человек), в юридическом институте — 32,6 % (304 из 933 человек).
На 1 сентября 1953 года среди студентов всех 13 высших учебных заведений БССР беларусы составили 63,8 % (9523 человека), русские — 23,8 % (3549 человек), представители других национальностей — 12,4 % (1849 человек).
Таким образом, число студентов-беларусов постепенно увеличивалось. Но, во-первых, до начала 80-х годов их «удельный вес» среди студенчества был всё же меньше, чем в структуре населения. Во-вторых, среди преподавателей большинства ВУЗов беларусы по-прежнему оставались в меньшинстве. В-третьих, в рассматриваемый период во всех институтах и в БГУ обучение велось на русском языке, исключение составляли отдельные гуманитарные предметы.
Поэтому именно ВУЗы объективно выступали в роли мощных центров русификации. Система высшего и среднего специального образования в Беларуси способствовала не укреплению, а «размыванию» этнического самосознания интеллектуальной элиты нации.
