В работе «Социальная теория и социальная структура» Р. Мертон поставил задачу «понять, каким образом социальная структура побуждает некоторых членов общества к несоответствующему предписаниям поведению». Данная задача, по существу, с позиций социологического воображения потребовала осуществить «переоткрытие» аномии, трактовка которой, как известно, вошла в мировую социологию с подачи Дюркгейма.
По Мертону, среди множества элементов социальной структуры можно выделять два особенно важных, которые определяют ее суть. «Первый состоит из определенных культурой целей, намерений и интересов, выступающих в качестве законных целей всего общества или же для его отдельных слоев». Второй «определяет, регулирует и контролирует приемлемые способы достижения этих целей... В любом случае выбор средств достижения культурных целей ограничивается институализированными нормами».
Разбалансированность между культурными целями и институциональными средствами их достижения приводит к состоянию аномии.
|
|
Аномия (по Мертону) — дисфункциональность социальных структур, выражающаяся в рассогласовании культурных требований и возможностей, которое не позволяет индивиду достичь общественных целей институциональными средствами.Мертон считал аномию производным результатом от деформированного состояния функций социальной структуры, побуждающей членов общества к девиантному поведению.
Желание открыть семейный бизнес основано на ценностях успеха, материального благополучия, независимости и т.п. Однако открытие и функционирование бизнеса может быть затруднено институциональными дисфункциями, что побуждает к коррупции.
Мертон, кроме того, предложил анализ состояния социальной структуры через призму двух взаимосвязанных переменных:
1) целей, определяемых культурой;
2) законных институциональных средств достижения этих целей.
Противоречия между целями и средствами, их характер и острота влияют на то, принимают ли люди общественные цели и используют ли они нормативные или незаконные средства для их достижения.
Так, в принципе, может сложиться ситуация, когда большинство людей достигает желаемого участия в общественной жизни, используя институциональные средства. В таком случае структура находится в устойчивом равновесии, обладает достаточной стабильностью. Однако в реальной жизни, как правило, имеет место большая или меньшая разбалансированность отношений между целями и средствами, что способствует возникновению различных способов адаптации индивидов к социальным условиям.
Учитывая различное отношение индивидов к общественным целям и средствам, Мертон выделил пять типов наиболее характерного поведения: конформность, инновация, ритуализм, ретритизм, мятеж (табл. 1).
|
|
Формы приспособления | Определяемые культурой цели | Институализированные средства |
Конформность | + | + |
Инновация | + | - |
Ритуализм | - | + |
Ретритизм | - | - |
Мятеж | ± | ± |
Таблица 1
Примечание. В таблице «+» обозначает «принятие, «-» — «отвержение», «±» — «отвержение господствующих ценностей и замена их новыми». |
Типы поведения индивидов в условиях аномии
По Мертону, конформность как тип приспособления индивидов к социальным условиям распространен, когда степень стабильности общества высока. Имеет место соответствие поведенческих моделей как культурным целям, так и институционализированным средствам.
Представляется, в России сегодня лишь сравнительно небольшая часть населения способна активно принять одобряемые культурой демократические и рыночные цели. При этом речь идет не о том, чтобы декларировать их принятие. Важно, чтобы на поведенческом уровне люди использовали институциональные средства их достижения.
Заметим, что конформистское поведение не всегда обеспечивает общественную функциональность в целом, что Мертон показывает на модели бюрократии. Стремление к безусловному соблюдению правил и инструкций современными управленцами приводит к утрате самостоятельного, творческого мышления. Это явление социолог назвал «обучением неспособности». Такое «обучение» ведет к неспособности бюрократии реагировать на жизненные инновации.
Инновация — один из способов приспособления индивидов к новым социокультурным реалиям, выражающийся в принятии целей общества, но в отказе от институциональных, одобряемых средств их достижения. Его суть заключается в использовании институционально запрещаемых, но часто бывающих эффективными средств достижения богатства и власти.
Данный тип поведения, предполагающий сильное эмоциональное восприятие цели, вызывает установку на готовность рисковать, вырабатывая инновационные методы достижения цели. Он весьма характерен для современной России и конкретно проявляется в использовании хотя и эффективных, но институционально запрещаемых средств достижения богатств и власти. Распространены злоупотребления служебным положением, коррупция.
Дело не только в том, что далеко не все факты правонарушений выявляются правоохранительными органами. Куда большую проблему представляют латентные функции непоследовательной борьбы властей с преступностью и девиантным поведением, что важно для понимания характера и динамики социальной структуры, ее функциональности. «Если бы общественное сознание не принимало мошенников, их было бы намного меньше», — отмечает Мертон. Добавляя при этом, что основная причина подобной ситуации не столько в личных пороках, сколько в «болезни» социальной структуры, которая сужает каналы институциональных средств для достижения целей, свертывает возможности обретения новых социальных статусов, необходимых для участия в демократической жизни, занятия предпринимательской деятельностью в рыночных отношениях.
Ритуализм как тип приспособления, отмечает Мертон, предполагает понижение целей-успехов при возможности быстрой социальной мобильности. Для общества такое поведение не оборачивается большой социальной проблемой, ибо индивиды не нарушают институционально допустимых средств достижения целей.
В России есть немало людей, для кого богатство, власть, высокий социальный статус и т.д. не стали стимулом для особой активности. Мотивы понижения целей-успехов могут быть разные. Одни презрительно относятся к богатству, если оно не нажито трудовой деятельностью. Другие и в советское время, и ныне стремятся «не высовываться» — сказываются последствия того, что в течение десятилетий официальная пропаганда осуждала «карьеризм». Безынициативный тип поведения при следовании институциональным нормам стал распространяться. Кроме того, социальные страхи, войдя в нашу жизнь, сковали стремления к продвижению вперед, вверх в общественной иерархии. В сознании россиян, по данным социологических исследований на 2015 г., доминировали следующие негативно окрашенные чувства и фобии: здоровье близких (42%), страх за детей (40%), безденежье (34%). Этим в значительной степени объясняется сохранение и воспроизводство таких культурных целей, которые могут обеспечить относительное благополучие при следовании рутинному распорядку. Многие россияне живут по принципу: «Не ставь высоких целей — не будет и разочарований». Но новая социальная структура с настойчивым упорством подталкивает этих людей к новым целям, и тогда случается переход к другим типам приспособления, в частности к инновации, которая может быть как функциональной, так и дисфункциональной для общества.
|
|
Ретритизм как тип поведения связан с отказом и от культурно одобряемых целей, и от институциональных средств. Обычно ретретисты — люди, отверженные обществом: бродяги, алкоголики, наркоманы. Однако в обществе, находящемся в состоянии аномии, к ним подчас примыкает и часть населения, пережившая всевозможные неудачи от инновационного поведения, причина которых не только в их личных качествах, но и в институциональной дисфункциональности, т.е. структуры объективно препятствуют нормальной жизнедеятельности людей. В итоге совершается бегство людей из общества. В самых крайних случаях оно может принять форму самоубийства.
Ретритизм обычно связывают с игнорированием социальной направленности реформ. В этом, несомненно, есть доля истины — многие люди не смогли приспособиться к «шокотерапии», иначе как с помощью алкоголя и наркотиков. Глубинные же корни этого типа приспособления уходят в смену социальных реалий, социокультурных ценностей и, соответственно, социальных статусов и ролей. Это процесс болезненный для любого общества, и, как правило, для смягчения его последствий подключается государственный ресурс.
|
|
Одной из современных форм ретретизма стал уже упоминавшийся дауншифтинг.
Мятеж — единственный тип приспособления, связанный со стремлением изменить существующую социальную структуру. Этот тип приспособления, пишет Мертон, выводит людей за пределы окружающей социальной структуры и побуждает их создать новую, т.е. сильно видоизмененную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов.
Мятеж как реакция приспособления возникает, когда существующая социальная система препятствует достижению законных целей определенным социальным слоям. По Мертону, мятежная адаптация способствует производству мифов мятежа, консолидирующих недовольных в революционные группы. Им противостоят консервативные мифы, функция которых выражается в сокрытии источника массовых разочарований, лежащего в социальной системе, переключение его либо на саму природу вещей, присущих любой социальной системе, либо на неудачников.
Подведем итог. Развитие социологической теории в трудах Т. Парсонса, Р. Мертона сыграло громадную роль и в американской, и в мировой социологии. Были предложены концепции, которые не только противостояли засилью эмпиризма в социологии, но и направлялись на объединение, синтез теорий, методов и социальных фактов, добываемых в ходе конкретных социологических исследований. Концепции и теории, созданные названными выше социологами, определили развитие этой науки на многие годы и десятилетия, оказав существенное влияние на процесс возникновения новых парадигм, направлений, течений и школ. Структурный функционализм (несмотря на его критику в 1960 – 1970-х гг.) и по сей день остается одной из основных парадигм мировой социологии. Более того, многие его идеи оказались использованы неофункционализмом в 1980 – 1990-х гг. Интегральные теории определили тенденции развития социологии в последние несколько десятилетий. Теория «среднего ранга», как и ранее, является хорошим средством, предохраняющим, с одной стороны, от излишне абстрактного теоретизирования без использования материалов конкретных исследований, с другой стороны – от «ползучего эмпиризма», от увлечения сбором конкретных данных без их должного теоретического осмысления на уровне рабочих гипотез.