Истории не известен ни один пример того, когда кто-либо пошел на смерть собственно за свободу слова, тем более за чужую. Не сделал этого и сам вольтер

Люди осознанно идут на смерть за свою семью, свою родину, свою религию или идеологию, наконец — за свою свободу или за свою честь. Сама по себе свобода слова не относится к настолько абсолютным и всеохватывающим ценностям, как пять перечисленных.

II. «Свобода печати в буржуазном обществе есть зависимость писателя (журналиста тож. — В.Т.) от денежного мешка» — а это утверждение Владимира Ленина. Оно также в определенной степени, но не в такой, как вольтеровское, является максималистским. Ибо на определенном этапе своего развития свобода слова и свобода печати, безусловно, входят в систему основных ценностей либеральной демократии (строя, который, в общем-то, существует сегодня и в России). Между тем, и к ленинскому определению стоит прислушаться.

III. «Свобода слова есть осознанная необходимость денег» — этот несколько циничный афоризм-апокриф приписывается советскому писателю Юрию Нагибину, отличавшемуся изрядным свободолюбием и свободомыслием, но вполне преуспевавшему и в своем творчестве, и в публикации своих книг, и, кстати, в зарабатывании этих самых денег при Советской власти, то есть тогда, когда существовала реальная цензура, главный орган которой назывался Главлит. Отсюда, кстати, термин — «залитовать», то есть «разрешить к публикации».

К нагибинскому афоризму я бы тоже прислушался. Он не догматичен, но, безусловно, является для многих пишущих (а ныне и снимающих) реальным руководством к действию. Не потому, что пишущий плох. А потому, что писанием он зарабатывает себе на жизнь.

IV. В жизни современного русского общества и современной русской журналистики свобода слова, с одной стороны, безусловно, существует, а с другой — как реальность (а не мифологема) может быть точнее всего описана только суммированием вольтеровского, ленинского и нагибинского определений.

V. СВОБОДА СЛОВА (И В ИДЕАЛЬНОМ ДЕКЛАРИРОВАНИИ, И В РЕАЛЬНОМ ФУНКЦИОНИРОВАНИИ) ЯВЛЯЕТСЯ ОДНИМ (НЕ ЕДИНСТВЕННЫМ) ИЗ КРАЕУГОЛЬНЫХ КАМНЕЙ СОВРЕМЕННОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ, НО НЕ ВЫСШЕЙ ЦЕННОСТЬЮ НИ САМОЙ ЭТОЙ СИСТЕМЫ (ЕЕ ВЫСШИМИ ЦЕННОСТЯМИ ЯВЛЯЮТСЯ ВЫЖИВАНИЕ, ИЛИ САМОСОХРАНЕНИЕ, И ЭКСПАНСИЯ), НИ ТЕМ БОЛЕЕ ЖИЗНИ ВООБЩЕ.

Свобода слова ни как идеал, ни как реальность не сто и т выше даже, например, свободы собственности или свободы конкуренции.

VI. В наиболее развитых западных демократиях свобода слова, тем не менее, даже юридически, не говоря уже о том, что политически, отнесена к числу почти абсолютных ценностей. Хорошо известно, что первая поправка к американской конституции гласит, что свобода слова не может быть ограничена ни при каких условиях.

Между тем, как тоже хорошо известно, ограничения свободы слова в западных демократиях встречаются повсеместно, хотя чаще всего эти ограничения проводятся либо политически корректными, либо закулисными, либо психологическими способами и уж во всяком случае — никогда не впрямую от имени государства (власти), за исключением таких его органов, как спецслужбы, и за исключением таких периодов, как участие в военных действиях.

VII. Прагматизм рыночной демократии (и вытекающая из этого прагматизма ее высокая конкурентоспособность) приводит к тому, что человеческие инстинкты в рамках этой демократии стараются не подавлять, а использовать во благо сохранения самой демократии как формы существования общества и государства.

Просто запретить нельзя. Но можно запретить выражать определенные мысли публично. Религиозные государства, а равно тоталитарные государства вводят прямую систему запретов.

Демократические — косвенную. Например, как это принято в любом обществе, системой моральных запретов, определенных общественных и политических табу, а также путем воспитания общественного конформизма.

Нарушение этих запретов не является преступлением, но может создать и создает для нарушителя множество серьезных, иногда прямо трагических проблем. Закон, однако, чист, власть — не при чем, «священная корова» свободы слова остается неприкосновенной.

Прагматический подход к проблеме свободы слова сказывается еще и в том, что практика рыночной демократии, в отличие от практики (но не теории) марксизма, разделяет правду и истину.

Правда — это всего лишь известный нам на сегодня объем истины, но не вся истина. Если запретить движение от правды к истине (то есть свободное высказывание различных идей и мыслей, пусть кажущихся кощунственными сегодня), то конкурентоспособность такого общества будет подорвана — вперед вырвутся другие.

В демократических обществах свобода слова существует не потому, что это высшая ценность, а потому что без нее нельзя обеспечить выживаемость и экспансию этого общества.

Кроме того, практики демократической политики хорошо знают, что то, что запрещено, во-первых, больше привлекает, во-вторых, чаще выходит из-под контроля.