Мистико-символическая интерпретация чисел в современную эпоху

В заключение рассмотрим вопрос о том, является ли мистико-символическое восприятие нумерологического пласта Священного Писания и шире – духовной реальности Церкви и мира в целом живым явлением в наши дни или же это лишь факт истории. Хотя символическая экзегеза как способ толкования библейского текста и была вытеснена из европейской библеистики уже в эпоху Реформации в ХVI- ХVII вв. [71], однако, лежащие в основании александрийского и антиохийского подходов к истолкованию Священного Писания универсальные типы миросозерцаний – символический реализм (мистицизм) и номинализм (рационализм) – продолжают существовать и в наши дни, проявляясь в самых различных формах и сферах.

Элементы антиохийского подхода можно отчетливо проследить в толковании на Евангелие от Иоанна у епископа Кассиана (Безобразова). Комментируя некоторые исторические примеры символического толкования чисел в этом Евангелии, епископ Кассиан подчеркивает их искусственный характер. Он утверждает, что подобные толкования далеки от мысли евангелиста и что в соответствующих фрагментах евангельского текста «на символическом значении ударение не лежит» [72]. Данный подход епископа Кассиана перекликается с исторической критикой символической экзегезы, отмечающей, что многие толкования библейского текста, хотя и имеют определенное основание в «аллегорической, буквенной и числовой символике», но все более удаляются от прямого смысла текста. А это может привести к возникновению «параллельного библейского мира» [73].

Проявление живого мистико-созерцательного нумерологического умонастроения, созвучного александрийскому подходу, наблюдается в попытках философско-богословской дедукции семи таинств у прот. П. Флоренского, который в своей «Философии культа» утверждает: «Семь таинств соответствуют семи основным напластованиям нашей жизни; единая благодать разливается на семь струй… потому что у нас именно семь приемлющих благодать устьев… Таинств семь потому, что семь устоев человеческой личности, и их не только есть семь, но и должно быть семь, не больше и не меньше… Итак, таинств семь и должно быть семь, – не более и не менее» [74].

В этих своих рассуждениях о. П. Флоренский опирается на живое переживание мистики числа, которым пронизано церковное сознание всех веков. Как замечает в наши дни митрополит Вениамин (Федченков) в этюде «Таинственная осмерица» из работы, посвященной православным двунадесятым праздникам: «“Осьмый день” (по общему употреблению в церковном сознании) означает блаженный будущий век. А “семь” обозначает нынешнее земное существование» [75]. Переживание числа как живой реальности усматривается в самосознании некоторых современных верующих при восприятии ими в апокалиптическом ключе реальности и переживании некоторых рефлексов «числа зверя» в современной жизни. По утверждению некоторых журналистов, страх перед числом 666 получил даже особое название — «гексакосиойгексеконтагексафобия» (от др.-греч. ἑξακόσιοι ἑξήκοντα ἕξ –шестьсот шестьдесят шесть).

Живое переживание мистики числа запечатлено также в следующем размышлении А.Ф. Лосева о мифологии электрического света, приводимом в его «Диалектике мифа», где говорится: «Свет электрических лампочек есть мертвый механический свет… В нем нет благодати… нет чисел, про которые Плотин сказал, что это – умные изваяния, заложенные в корне вещей, а есть бухгалтерия, счетоводство и биржа…» [76]. И далее: «Это – таблица умножения, ставшая светом, и умное делание, выраженное на балалайке… Нельзя молиться при электрическом свете, а можно только предъявлять вексель… нелепо… для православного – живой и трепещущий пламень свечи или лампы заменить тривиальной абстракцией… пошлого электрического освещения» [77].

Как напишет спустя полвека А.Ф. Лосев в отзыве на исследование пианиста и музыковеда М.М. Гамаюнова «Диалектика слова, числа и звука в творчестве И.С. Баха»: «Число для него (автора – В.П.) – и тут он остается верным всему мировоззрению Баха, – не есть просто обыкновенное орудие счета и не просто таблица умножения, но жизненно-трепещущая структура самой действительности» (цит. по [78]). А «жизнь чисел – вот сущность музыки» [79]. С помощью «подробных и весьма тонких музыкально-числовых анализов» М.М. Гамаюнов приходит в своем исследовании к выводу, что «числа, символизирующие основные понятия христианской религии, оказываются кратными “личным” баховским числам» [80].

Данной александрийской позиции М.М. Гамаюнова противостоит антиохийская позиция музыковеда М.И. Друскина, который, упоминая об использовании Бахом в своих инструментальных циклах чисел 3 и 6, совсем, как епископ Кассиан (Безобразов), отрицавший адекватность символической интерпретации библейского текста, замечает: «Ошибаются, однако, те исследователи, которые в этих цифрах ищут потайной, сакральный смысл – якобы символ божественного триединства. Объяснение тому проще – практическое: можно было исполнять с паузой, антрактом, либо два цикла подряд, а затем еще два, либо – с паузой – подряд три» [81].

М.М. Гамаюнов же утверждает, что Бах, как художник, творящий «in Nomine Dei» («во славу Господню»), считавший Библию на немецком и латинском своей настольной книгой и хорошо знакомый, кроме того, с библейской символикой, «не мог мыслить “творение” в отрыве от числа 6» [82]. Ведь это число, согласно классически-библейскому пониманию, восходящему к Книге Бытия, есть символ божественного творения. Само же музыкальное творчество было для Баха, как это приоткрывается из анализа его буквенно-числовых транскрипций, «слиянием творчества общечеловеческого с божественным творчеством» [83].

http://podvorie-alexandria.ru/aleksandrijskoe-podvore/khristianskoe-chtenie/item/147-mistika-i-simvolika-chisla.html