Глава 5.1. Месяц «АДА»

28 февраля нас повели, а точнее сказать, повезли на наш крейсер. Но поехали не все, а только первая партия в количестве 30 человек. Оставшиеся 25 человек задержались ещё на несколько дней в батальоне. Им просто очень повезло, что первыми не поехали... Я же попал в первую партию. Было построение на плацу перед батальоном, потом подъехал небольшой автобус, в который мы и загрузились. 43 дивизия ракетных кораблей располагается в городе Североморск на берегу Кольского залива. Каждый корабль стоит возле причала,которых всего 11. Тяжёлый атомный ракетный крейсер «Пётр Великий» и ракетный крейсер «Маршал Устинов» стоят на 7-ом причале протяжённостью около 300 м. Ещё бы, «Пётр Великий» 250 м в длину, а «Маршал Устинов» короче его на 70-80 м.Когда мы ехали, всё пытались рассмотреть, куда едем, но ничего не было видно, так как окна были замёрзшие.Автобус ехал минут 20 и остановился в корне причала, открыл двери, и мы начали потихоньку выходить. То, что предстало перед нашими глазами, очень трудно описать словами. Это надо видеть. Ничего подобного я ранее не встречал. Наш Пётр оказался огромным кораблём с высокими бортами, высокими мачтами и длинным-длинным. Первая мысль, которая меня посетила, была о том, как человек мог создать такое...? Очень брутальный, серого цвета, но он – произведение искусства, воплощение гениальной инженерной человеческой мысли. В тот момент, когда мы подъехали, был прилив, и корабль казался особенно большим и высоким, такой он и есть на самом деле, просто прилив добавлял ему ещё большую высоту. «Устинов» рядом с ним казался маленьким «корабликом», хотя ракетный крейсер «Маршал Устинов» тоже огромен, но по-своему.

Автобус уже уехал, а мы пошли по причалу в сопровождении «зелёных матросов»[13] и одного прапорщика (мичмана) все они были

с комендантской службы и приехали с нами на автобусе. С бортаобоихкрейсеровнасвовсюприветствовализдешние матросы, радостно крича нам: «Дрищи[14], вам пиз...ц!!!, вешайтесь лучше сразу!» Такие возгласы нас не радовали... Тут мы подошли к трапу[15], который располагается в кормовой части корабля. Возле трапа всегда стоит будка вахтенного (дежурного) офицера на трапе, а в ней находится сам офицер и вахтенный матрос. При виде нас он связался с рубкой дежурного офицера по кораблю при помощи небольшого микрофона и сообщил о нашем прибытии. По динамику мы услышали чей-то одобряющий возглас: «Добро!», и после этого офицер приказал нам подняться по трапу на сам крейсер, что оказалось отнюдь не лёгким занятием, ввиду того, что был прилив и корабль стоял выше, в результате чего трап занял почти вертикальное положение. Есть военно-морская традиция: когда поднимаешься по трапу на борт военного корабля, то ты должен отдать воинской приветствие[16]Андреевскому флагу, который находится на флагштоке[17] в кормовой части корабля. Мы тогда этого, конечно, не знали, поэтому, взбираясь по трапу, услышали это от вахтенного офицера. Мы, как и всегда, должны были построиться на юте[18], но вышел дежурный офицер по кораблю и сказал сопровождающим нас «Зелёным», чтобы те вели нас в «столовую команды № 3» (из всего сказанного, мы только поняли фразу «ведите их»). В этот момент увольнялся «срочник», который вышел на ют уже в гражданской одежде. Увидев нас, он засмеялся и сказал нам: «Добро вам заеб...ца!» Потом сошёл с трапа и горделиво пошёл по причалу. Парень своё отслужил, а мы только начинали свою нелёгкую службу...

Войдя внутрь корабля, мы заметили, что все переборки (стены) покрашены в светло зелёный, почти салатовый цвет. Коридоры длинные и узкие. Над головами проходят трубы различной толщины, провода (кабель трассы), на стенах прикреплены электрические щитки. Каждый коридор, каждое помещение корабля имеет свой номер. Всего на нашем крейсере 1600 различных помещений от кубриков[19] до тамбуров совсякими устройствами. Вообще, устройство корабля – это единый слаженный механизм, подобно человеческому организму. Корабль – это отдельный город на воде. Коридоры и помещение освещаются люминесцентными лампами (лампы дневного освещения), поэтому на корабле всегда светло. Когда он стоит возле причала, электроэнергией и питьевой водой он питается из города. А когда выходит в море – он полностью автономен.

Нас повели в столовую команды №3,где нас ожидали наши старшины. На крейсере «Пётр Великий» 3 таких столовых. В этих столовых питается личный состав матросов и старшин. Столовая команды №1 предназначена для боевой части 5 (БЧ-5). Столовая команды №2 – для БЧ-2, химической службы, комендантской службы, службы снабжения, боцманской команды. Столовая команды №3 – служит местом для питания БЧ-1, БЧ-4, БЧ-7, команды клуба и типографии и команды управления. О предназначении каждой боевой части и службы я расскажу позже. Офицеры крейсера питаются отдельно от мичманов, матросов и старшин в большой кают-компании. Мичманов кормят в малой кают-компании. Командира корабля, а также всех высокопоставленных офицеров из штаба кормят в компании флагман. Всем этим столовым готовят разные камбуза. Матросы и старшины питаются в столовых команд. Им готовят на самом большом корабельном камбузе в больших котлах и чанах. Офицерам готовят отдельно, мичманам отдельно, командиру отдельно. Причём уровень питания матросов и старшин оставался и остаётся низким. Мичманам готовят на уровне домашней пищи, офицерам – на уровне недорогого кафе, а командира и офицеров штаба кормят на уровне крутого ресторана, готовя им изысканные блюда. Так было всегда. Матросов и старшин ни во что не ставили. А вот на подводных лодках все едят из одного котла, поэтому поварам приходится готовить вкусно – командир тоже это ест!О том, что давали на завтрак, обед и ужин личному составу матросов и старшин, мичманам и офицерам, тоже позже. Всему своё время, как говорят.

В столовой команды №3 нас встретил капитан 1-го ранга Могилевец Аркадий Викторович – заместитель командиракорабля (ЗКК) по воспитательной работе, или как его ещё называли «Бальзам». Очень здравомыслящий человек, который давным-давно начинал служить на кораблях со срочной службы, в то время, когда срочники в военно-морском флоте служили 3 года. Он прекрасно знал наш «дрищёвский» удел… Столовая команды №3 располагается между 2-мя коридорами. В тот момент, когда мы стояли по стойке смирно и слушали «Бальзама», здешние обитатели корабля, проходя по коридорам, нехорошо шутили над нами, выкрикивая одну единственную фразу, которую мы уже слышали, стоя ещё на причале: «Дрищи, вам пиз...ц!!!, вешайтесь лучше сразу!». А «Бальзам» только и успевал на них огрызаться. Всю эту картину наблюдали старшины, которые командовали нами в течение одного единственного месяца пребывания нас на корабле в роте молодого пополнения. Они были из различных подразделений корабля – кто-то с БЧ-2, кто-то с БЧ-5. Но один старшина смотрел на нас по-особенному, с коварной хитростью в глазах, со злобой и ненавистью. Этот старшина был с БЧ-7. Не помню, как его звали по имени, но вот кликуху «Михалыч» мы запомним на долго-долго. Этот человек сделал первый месяц нашего пребывания на корабле сущим адом. В прямом смысле этого слова. Он был здоровый и высокий, выше меня на целую голову и шире в плечах. Ещё он был толстый. Глядя своим безжалостным взглядом, он просто испепелял нас. Мы сразу поняли, что шутки с этим человеком не пройдут… «Бальзам» представил нам наших старшин, и те сразу же повели нас в медблок на медицинский осмотр.

Медблок на «Петре Великом» находится в кормовой части корабля, недалеко от кубрика, в который нас поселили. В тот день при осмотре у меня и ещё одного матроса с нашей роты обнаружили повышенную температуру и оставили ночевать в медблоке, в котором на один трап ниже располагаются небольшие спальные помещения на несколько человек. В тот вечер там находилось несколько матросов старше нас по призыву на полгода. Так называемые «Борзые Караси». Они поведали мне и моему сослуживцу, что служить на корабле очень тяжело, что их постоянно бьют, прокачивают, заставляют искать различные вкусности и сигареты своим «годкам»[20]. Эти матросыпопали в медблок с пищевым отравлением, так как не выдержали издевательств своих «годков» и наелись таблеток из хлорки. То есть, попросту, решили «закосить» от службы. Я тогда ещё призадумался: «Неужели всё так плохо?». Мои представления о светлой и беззаботной службе на кораблях начинали рушиться. В тот вечер я узнал обратную сторону медали… Но, тем не менее, не отчаивался. Наши «борзые караси» принесли нам ужин прямо в медблок. Тогда я узнал, что собой представляет ужин на корабле. Он состоял из тарелки мясного супа с макаронами и картошкой. Правда, кроме макарон и картошки, никакого мяса я там не обнаружил, но суп оказался довольно-таки аппетитным. На второе была гречка с тушёнкой. Тоже неплохая. Ещё нам принесли компот из сухофруктов, белый хлеб и много масла. Старший призыв заверил нас в том, что пока есть возможность, лучше наедаться сейчас, так как, попав в боевую часть, команду или службу, можно забыть о хорошей кормёжке как минимум ещё на полгода. Всегда, садясь за стол, первыми накладывают себе «дембеля», те – кому скоро увольняться, затем «годки», после – «борзые караси», и если что-то остаётся на дне кастрюли – это достаётся самому младшему призыву – «карасям». Бывает, что и ничего не достаётся. Таков их удел.

В первую ночь на корабле я никак не мог уснуть. Повсюду шумели какие-то механизмы, что-то гудело и шипело. Со временем я привык к постоянному,

непрекращающемуся шуму. Но тогда это было невыносимо.Утром нам померили температуру – та оказалась в норме - и отправили нас в кубрик, где поселилась наша рота молодого пополнения (РМП). Там уже вовсю «закипела» служба, кто-то из наших уже заступил на пост дневального – ходил заправленный и в пилотке. Дневальными обычно заступают по двое. Один стоит, а другой в нормальном случае отдыхает, в нашем же случае – второй дневальный постоянно наводил порядок в кубрике – поправлял заправленные шконки, «голячил». Остальные сидели и учили выданные им обязанности дневального по кубрику. Я узнал у парней нашей роты, что они тоже не могли заснуть из-за шумов. Ещё я узнал, чем они занимались вчера вечером: после ужина в столовой команды №3 и в нашем кубрике смотрели фильмы по телевизору. В каждом кубрике на корабле стоит телевизор и DVD. Просмотры фильмов проходят по средам после ужина, в субботу после большой приборки и помывки, а также в воскресенье почти весь день. Блин, я-то в медблоке был, и слушал нытьё старшего призыва! В наш кубрик периодически заглядывали разные матросы с разных подразделений и искали своих земляков. Землячество на службе в почёте. Я уже заметил это. Ко мне тогда никто не пришёл из ч,елябинцев, и я подумал, что кроме Вадика и Кайрата земляков у меня здесь нет. Но пришёл один матрос, из-за которого решилась моя дальнейшая судьба на корабле. Он был коренастый и невысокого роста – ниже чем я почти на голову. С большими губами и хриплым басом. Он спросил, умеет ли кто-нибудь играть на гитаре, играл ли кто-нибудь в музыкальных ансамблях? Зачем я тогда поднял руку? Правильно мне потом сослуживцы по подразделению, в которое я попаду, скажут: «Вован, ты сам на это подписался…» Он вывел меня из кубрика не предупредив никого из старшин, которые, вместо того чтобы за нами следить, куда-то проеб…лись. Он вёл меня буквально за руку. Мы зашли в рубку дежурного офицера по кораблю, он взял какую-то дудку и начал мне её демонстрировать. Эта дудка оказалась духовым музыкальным инструментом, под названием ГОРН. Тут он мне начал плести про самое «доблестное» подразделение на всём корабле – боцманскую команду. И сказал, что у меня есть единственный и неповторимый шанс стать Горнистом, что это так почётно и так круто. Я слушал его очень внимательно, но мало чего понял из всех его слов. Я же не умею играть на ГОРНЕ! На что он мне ответил, что это дело времени. Что он тоже когда-то не умел на нём играть, но научился и теперь рад этому. Понятное дело я стал отказываться. «Какой ещё ГОРН?» - думал я! Он повёл меня к тогдашнему помощнику командира корабля – капитану 2 ранга Воронину. Он сидел там не один, а в окружении нескольких человек, которых я узнаю гораздо позднее. Старший матрос Ламанов представил меня во всём моём великолепии. Я не испугался офицерских звёзд и начал отказываться уже при офицерах и мичманах, сидящих там. Но капитан 2 ранга Воронин запугал меня и сказал, что отправит служить меня в «трюма». Непонаслышке я знал, что такое трюма корабля, и не хотел туда никоим образом. Тогда-то я и подписался… Страх перед неизвестностью в очередной раз, победил меня …

***

Старший матрос Ламанов был один из 5 моих «годков». В тот вечер мы спустились в кормовые тамбура, где я познакомился с некоторыми парнями из боцманской команды. Те были мои «дембеля» по призыву. Им оставалось служить меньше месяца. Все они были очень весёлыми ребятами. Ламанов привёл меня в эти тамбура, чтобы я тренировался играть на горне.

Первый раз, дунув в эту «дудку», я понял, что играть на горне непросто. А учиться играть – ещё сложнее. Но было уже поздно. В тот вечер он поведает обо мне начальнику боцманской команды, а тот начнёт готовить список новых призывников в своё подразделение. Я вернулся к себе в кубрик и поведал о своей небольшой прогулке по кораблю. Сказал, что буду горнистом и попаду в боцманскую команду. Надо мной все так и рассмеялись. И тут случилось вот что. Один из наших старшин не досчитался одного человека, то есть меня, и рассказал об этом «Михалычу». Тот спросил, кого не было, и я вызвался. Он поставил меня на «полтора», когда все в кубрике стояли по стойке смирно. Постояв так около 2-х минут, я попытался незаметно выпрямить ноги. «Михалыч» заметил это и просто взбесился! Он со всей силы начал пинать меня по заднице и ногам, да так сильно, что удары у меня в голове отдавались. Под натиском мощных ударов я просто свалился с ног и тут же получил ещё пару пинков в грудь и живот. После этого он схватил меня обеими руками за уши, поднял и начал трясти изо всех сил. Уши болели, слёзы от боли накатывались на глазах, он развернул меня и показал всем стоящим, сказав при этом, что это ждёт каждого, кто самовольно захочет уйти из кубрика. Затем он развернул меня лицом к себе, и всё ещё держа меня за уши, несколько раз ударил меня головой о шконку. Ноги больше не держали меня, и я упал. Голова ходила кругом, я лежал на палубе, и меня всего трясло. Таких пизд…лей ранее я не получал… Встать сам я уже не мог, и «Михалыч» приказал двум моим сослуживцам поднять меня и поставить в строй. Он сказал это так: «Уберите отсюда это дерьмо, пока оно не завоняло!» Ему, наверное, оставалось ещё только плюнуть на меня лежащего, чтобы опустить меня ниже плинтуса, но он этого не сделал. Какой «замечательный» человек! Тогда все почувствовали нечеловеческий, животный страх, подобно мышке, убегающей от кошки. «Михалыч»был самым настоящим зверем, очень жестоким. Он не знал, что такое сострадание… Ему не было ведомо это человеческое чувство.

Сослуживцы потащили меня в умывальник, где пару раз окунули меня в холодную воду. Сознание постепенно начало приходить, но я ещё не понимал, где нахожусь. Глаза всё ещё закатывались, а голова и зад жутко болели. На ужин я так и не пошёл, так как просто не мог идти. Я сидел в кубрике и размышлял о случившемся, мысли путались в голове. Попытался встать, закружилась голова. Я подошёл к зеркалу и посмотрел на себя: в таком виде я был жалок. Но синяков вроде бы не было. Дневальный рассказал мне, как это выглядело со стороны, сказал, что все испугались. После ужина и до вечернего чая мы стояли и учили обязанности дневального по кубрику. Садиться нам было запрещено. Ещё «Михалыч» сказал нам, что из-за меня у всех будет «весёлая ночка». А я стоял с больной головой и чувствовал себя виноватым. Я подставил сегодня всю нашу РМП. Но парни на меня не обижались – это могло случиться с каждым.

На военных кораблях помимо завтрака, обеда и ужина есть ещё вечерний чай. После чая было вечернее построение и нас вывели на верхнюю палубу. Строились мы на крышке вертолётного ангара, который располагается под ютом. После построения мы вернулись в кубрик. «Михалыч» приказал нам раздеться до трусов и построиться в коридоре. Раздевались и строились на время, которое он засекал. Я почему-то оказывался всегда последним, а он акцентировал на этом внимание, говоря всем, что «это дерьмо тащит вас всех ко дну…» Каждый раз, когда мы не успевали, мы одевались заново, потом снова раздевались и выбегали строиться в коридор. И так много-много раз. После того как мы всё-таки успели, нас завели в кормовую «баню» и мы приняли душ. Но на этом наши приключения не закончились – мы начали играть в уже известные нам «Три скрипа». Кубрик был небольшой и узкий, шконки располагались в три яруса. И там не было нормальной вентиляции. Мне, как назло, достался третий ярус. На потолке (далее подволок) располагались лампы дневного освещения, которые не выключали всю ночь. Одна из таких ламп не была закрыта крышкой, сделанной из пластмассы прозрачно-мутного белого цвета, и светила мне в лицо. После нескольких таких подрывов в кубрике становилось душно и сильно пахло потом. Мы все потели, не потеют только трупы. В таком состоянии мы, обычно, и ложились спать.

«Михалыч» был родом из Астрахани, а в нашей роте было несколько астраханцев. Он к ним относился хорошо, когда прокачивал весь кубрик, они стояли в стороне и наблюдали за нами. Также он им разрешал помыться после отбоя. А мы потные и вонючие ложились спать. Так было на протяжении всего месяца.

***

Пришла очередь и мне заступать дневальным. Заступал я и паренёк из нашей роты Антон Григорьев (Гриша). В дальнейшем он попадёт вместе со мной в боцманскую команду. Но тогда он не знал, в какое подразделение попадёт. Никто тогда ещё не знал. Частенько к нам в кубрик заходили матросы-срочники с БЧ-7. Большинство из них были нам «дембеля» по призыву, и им оставалось служить пару недель. Были также и контрактники. Каждый день на корабле заступали дежурные по боевым частям, службам и командам. Один из таких дежурных из БЧ-7 заглянул к нам и спросил у меня и Антона обязанности дневального, а также первичные мероприятия по борьбе за живучесть. Эти знания мы получили ещё в учебном батальоне. Я-то наизусть всё это помнил, а вот Антон почти ничего не знал. Из-за этого нам ночью прибавилось проблем. Кубрик, в котором мы жили, принадлежал БЧ-7, ночью ходили проверяющие по кораблю офицеры или мичмана, которые делали ночные обходы кубриков, и других корабельных помещений. Также они спрашивали обязанности дневального, если им не отвечали, то проверяющий записывал замечание. Из-за этого могли снять дежурного по боевой части, и он мог лишиться увольнения в город. С семи часов вечера я первый заступил дневальным. Антон сменил меня в 11 вечера – стояли по очереди, каждый по 4 часа в течение суток. В тот день «Михалыч», на удивление всем, нас не прокачивал, поэтому отбой произвёлся ровно в 23:00. Я сразу же уснул, а Антон должен был меня разбудить около 02:45, чтобы я успел заправить «шконку», одеться, умыться и занять пост дневального. Но он разбудил меня в половине второго ночи, весь какой-то напуганный и запыхавшийся. Я с просоньяничего не понимал. Встал, заправил, шконарь и оделся. В этот момент в кубрикзашлипьяные дежурный БЧ-7 и ещё один «дембель» матрос-срочник. Оказалось, всё просто, Антон не рассказал им обязанности дневального, за это его «прокачали» и заставили поднять второго дневального, то есть, меня. Нас обоих увели в самую широкую часть нашего узкого кубрика и начали спрашивать первичные мероприятия по борьбе за живучесть. Память у меня, дай Бог, хорошая, и я рассказал всё слово в слово, а вот Антон опять оплошал, и за это нас обоих начали «прокачивать». Пока один отвечал, другой стоял на «полтора» или приседал. Потом менялись. Матрос-срочник начал проверять наши карманы, наверное, думал, что там деньги есть. Но ничего, кроме обёрток от конфет и небольшого лезвия от бритвенного станка, он не нашёл. Лезвие было у меня. Мне начали задавать каверзные вопросы по поводу того, не собираюсь ли я себе вены вскрывать? Я ответил нет. Потом меня ещё что-то спросили, точно не помню, что именно, но мой ответ, по-видимому, не устроил пьяных старшин, и они начали нас избивать. Били по голове кулаками, нанося удары в области висков, лба, темени и затылка. Я попытался уклониться от ударов, за это получил коленкой в живот и ладошкой по лицу. Потом пьяные драчуны скинули аккуратно сложенные вещи матросов нашей РМП на пол. Дали мне 5 минут, чтобы я уложил всё, как было. Сказали, что если не успею, поднимут весь кубрик. Такая перспектива меня не устраивала, так как несколько дней назад я и так всех подвел. Поэтому я без промедления начал укладывать вещи обратно на стол. После этого они пошли в кормовую баню, взяв с собой Антона. Меня оставили в кубрике, опять сбросив все вещи на пол. Козлы… Они сказали, что будут проводить с ним тренировки по борьбе за живучесть. Через час с небольшим, Антон вернулся в кубрик полностью мокрым и дрожал от холода,он рассказал мне, что они открыли воду во всех душевых кабинках и заставили его прямо в рабочем платье затыкать резиновыми пробками все лейки, из которых под большим напором хлестала холодная вода…Азатем, он стягивал резиновой стяжкой всю воду с палубы бани в сливные отверстия. Он потом всю ночь сушил утюгом свои вещи,чтобы в 7 утра сменить меня. Вот такая веселая ночка была у нас с Антоном! С утра нас повели на завтрак. Обычно на завтрак давали варёную рыбу, омлет, перловую или ячневую кашу, мы еще её называли «сечкой», а также чай с хлебом и маслом. С 11 утра я снова заступил на пост дневального. «Михалыч» приказал мне навести порядок в наших «баночках» (шкафчиках). Показал, как должно лежать мыло, зубная паста, зубная щётка, а также бритвенный станок и пена для бритья. Всё это располагалось на первой полке. На второй должны были находиться письменные принадлежности. Я всё начал делать по образцу «баночки», которую он мне показал. Всё точь-в-точь, но ему что-то не понравилось, он сильно схватил меня за руку своей большущей левой рукой, а правой, сжатой в кулак, начал бить меня прямо по темени. Стукнул, наверное, раз 10. Сознание опять стало мутным. Перед глазами расплылось разгневанное лицо «Михалыча». А в ушах стоял сильный звон. Удивительно то, что после всех этих побоев, у меня не было сотрясения мозга, хотяголова болела несколько дней.И он снова сказал, что из-за меня все будут сегодня страдать. Страдать так, как никогда не страдали. Он точно психически нездоров был. Маньяк какой-то. По таким, как он, не тюрьма, а «психушка» плачет! Когда он гневался, лицо становилось больше обычного, краснело, глаза чуть ли не вылезали из глазниц, а волосы взъерошивались сами по себе. Персонаж фильма ужасов. В этот день мы снова тренировались раздеваться на время. Все взмокли, напомню, что естественной вентиляции в большинстве кубриков нет, поэтому мы стали задыхаться. Да ещё этот невыносимый запах вспотевшего мужского тела… И, как обычно, в таком состоянии легли на свои шконки, да и в «три скрипа» поиграли. Только на этот раз командовал не «Михалыч», а один из дембелей. Тот самый, который меня «мутузил».

То, что «Михалыч» был психически неуравновешенным, стало ясно после того, как он нас построил, как всегда, после отбоя, «прокачал», «пробил лосей»[21], а потом начал рассказывать анекдоты и пытаться с нами шутить. Заставил ему анекдоты рассказывать – пока один из нас рассказывал, все остальные опять «прокачивались». А потом спрашивал нас: «Ребята, а почему вам несмешно?». На вечернем построении, когда мы выходили строиться на юте, я смотрел на звёздное небо, видел необыкновенной красоты северное сияние, затем закрывал глаза и думал только об одном: «Мы сейчас вернёмся в кубрик, и «Михалыч» нас снова будет «прокачивать или ещё хуже – бить…». За весь месяц март, проведённый в роте молодого пополнения, мы нормально легли спать всего лишь 5 раз. Совсем без приключений.

В середине месяца марта к «Михалычу» начал захаживать его земляк Толик Морозов. На тот момент он служил в «дивизионе живучести» БЧ-5. Толик был моим «Борзым» по призыву. Позднее, он,как и я,попадёт в боцманскую команду. «Михалыч» после развлечений с нами так уставал, что спал всегда почти до обеда. То есть, с самого подъёма и до самого обеда мы и сами отдыхали от его выходок. Но как только приходил Толик и будил своего «зёму», мы уже не сидели на своих местах, а стоя, бывало и на «полтора», учили свои корабельные обязанности. И так до самого ужина. Мы потом этого Толика стали ненавидеть.

На третьей неделе нас начали распределять по боевым частям, службам и командам. Пришло время подробно рассказать обо всех этих подразделениях и их предназначении.

Боевая часть – 1 (БЧ-1) – Штурманская боевая часть. В этом подразделении матросы, старшины, мичмана и офицеры занимаются управлениемдвижениякорабля,разработкой морских и океанских карт, прогнозированием погоды. А по-простому их все называют «рулевыми», «карандашами», «штурманами». Когда корабль стоит возле причала, они ничего не делают, только прогнозируют погоду. Постоянное место их дислокации – это ходовой пост - проще говоря, кабина управления кораблём. Там даже есть штурвал в виде окружности, правда, он меньше руля автомобиля и поворачивается всего одной рукой. Командир боевой части – капитан третьего ранга Косолапов, высокий дядька не совсем нормальной ориентации. Я как-то послушал, как он со своими матросами разговаривает, можно было подумать, что он их просит с ним любовью заняться, а вроде женатый человек и дети есть. Чего не хватает...?

Боевая часть – 2 (БЧ-2) – Зенитно-ракетная боевая часть. Отвечает за исправное состояние ракет и артиллерийских снарядов, проводит и руководит всеми зенитно-ракетными стрельбами. Военнослужащих этой БЧ называют «Рогатыми». Такое название они получили за артиллерийскую боевую установку АК-130, проще говоря, огромную 2-х ствольную пушку, стволы которой напоминают рога. Поэтому их и называют «рогатые». Ракетный запас нашего крейсера огромный. По понятным соображениям, я не буду перечислять все виды ракет нашего корабля. Это секретная информация. Кому интересно, тот в интернете поищет – там все секреты раскрыты и показаны. Командир боевой части – капитан второго ранга Кривец. Фамилия говорит сама за себя. Стреляют наши моряки неплохо, но когда стрельбами руководил лично Кривец, вероятность попадания была минимальная. Боевая часть 2 состоит из нескольких дивизионов: зенитно-ракетный дивизион №1 (ЗРД-1); зенитно-ракетный дивизион №2 (ЗРД-2); зенитный дивизион (ЗД), который состоит из «батареи универсального калибра» (БУК ЗД) – хозяева АК-130 (мы их танкистами называли), батареи «Кортик» и батареи «Кинжал» (это названия зенитных ракет и прочих снарядов).Еще есть несколько групп, но знал я только группу «автоматиков», так как старшина «Череп», который был у нас на КМБ, служил на корабле именно в этой группе. Они отвечают за автоматическую наводку всех орудий во время качки на корабле.

Боевая часть – 3 (БЧ-3) – Мино-торпедная боевая часть. Отвечает за исправное состояние всех мин и торпед корабля, а также производит ими стрельбы. Эта БЧ является самостоятельной боевой частью, так как на корабле несколько видов подводных мин и подводных торпед. Военнослужащих этой БЧ называют «румынами», почему, не знаю.

Боевая часть – 4 (БЧ-4) – Боевая часть связи. «Связюки». Отвечает за всю телефонную и прочие виды связей на корабле, включая азбуку морзе(морзянка), а также за несколько антенн. Самая главная связь на корабле – это система корабельной трансляции, по которой по всему кораблю подаются «командные слова» - объявляют о тревогах, о каждом действии распорядка дня, строят подразделения и вызывают дежурных по боевым, частям, службам и командам. Перечень подаваемых команд различен, есть даже такая книга – «Командные слова». Она нужна для офицеров и мичманов дежурно-вахтенной службы корабля, чтобы они подавали правильные команды. Более подробно о «командных словах» я узнаю позже, когда стану горнистом. В каждом кубрике есть такая система оповещения. Она похожа на «незатыкающееся радио». Постоянно по трансляции чего-нибудь да говорят, кого-нибудь да вызывают. Поначалу это даже раздражает, но со временем привыкаешь.

Боевая часть – 5 (БЧ-5) – Электромеханическая боевая часть. Чтобы понять в целом назначение этой БЧ нужно рассмотреть её структуру. БЧ-5 состоит из 4-х дивизионов: «дивизион движения» (ДД) - отвечает за приведение винто-рулевой части корабля в движение. Они заставляют корабль двигаться. Поскольку наш крейсер является атомным, то на корабле присутствуют 2 ядерных реактора огромной мощности. Этой мощности хватит, чтобы осветить один большой город. О принципе действия ядерного реактора можно почитать в учебнике по физике за 9 класс. Наш корабль является плавающей атомной бомбой... Но, в тоже время, безопасный (по крайней мере, начальники этого дивизиона утверждают, что корабль абсолютно безопасный и ничего с реакторами не случится даже в случае прямого ракетного попадания) – хочется в это верить; электротехнический дивизион (ЭТД) - обеспечивает подачу электроэнергии по всему кораблю. Дивизион живучести (ДЖ)– состоит из пожарных, водолазов и прочей «нечисти». Цель этого дивизиона обеспечивать непотопляемость корабля в случае пробоин и прочих аварий – для этого у них есть множество различных приспособлений: «заплатки, пластыри», насосы для откачки воды. Ещё матросы ДЖ тушат пожары. Пожарные краны, шланги и огнетушители различных марок находятся в каждом отсеке и помещении корабля. Этот дивизион делится на аварийные партии - носовая, средняя и кормовая. В каждой из частей корабля располагаются боевые посты этих партий, где постоянно дежурят матросы из ДЖ; трюмный дивизион (ТД) – сантехники, сварщики – следят за всеми корабельными трубами, по которым бежит вода, пар, фекалии и прочие сточные воды. Под их надзором находятся различные водные и топливные насосы. На корабле много этих насосов, кингстонов[22] и вентилей.

Боевая часть – 6 (БЧ-6) – Команда обслуживания вертолётного оборудования (КОВО). Эта боевая часть считается сборной из различных боевых частей, служб и команд. У некоторых матросов корабля можно увидеть «боевой номер»[23], начинающийся с цифры 6 (первая цифра говорит о боевой части, в которой служит матрос), а служит он, к примеру, в БЧ-4 или БЧ-5. Начальника, как такового, у них нет. Есть только старшина команды обслуживания вертолётного оборудования» (Ст. КОВО). Когда я служил, им был старший мичман Загороднюк – клёвый дядька, который чем-то напоминал мышонка Рокки из мультсериала проЧипа и Дейла: как и Рокки, Загороднюк тоже любил сыр.Вертолёты прилетали на корабль только тогда, когда он выходил в море. Вертолётный ангар вмещает 3 вертолёта марки К-27.

Боевая часть – 7 (БЧ-7) – Радиотехническая боевая часть. В их пользовании большинство систем радиоэлектронной разведки: локаторы, радары, эхолоты. Есть и боевые посты визуального наблюдения. Эта БЧ делится на 3 дивизиона: радиотехнический дивизион (РТД) – хозяева всех гидроакустических приборов и приспособлений; дивизион разведки и радиоэлектронной борьбы» - прослушивание радиоволн противника и создание радиоэлектронных помех. Макаренко (Макар) – старшина с КМБ был, как раз-таки, с этого «ублюдочного» дивизиона. И «Михалыч» был оттуда и большинство «дембелей», которые захаживали к нам в кубрик. Нашу РМП поселили в кубрик именно этого дивизиона. «Михалыч» был «годок» по призыву Макару. На протяжении всей моей службы на корабле в этот дивизион попадалисамые«отпетые» парни; дивизион управления (ДУ) - я так и не понял, зачем вообще он был нужен на корабле... Всю БЧ-7 называют «пассажиры». Эта БЧ ничем не занимается, когда корабль стоит возле причала.

Служба снабжения (СС) – делится на продовольственную и вещевую службы. Продовольственная служба включает в себя корабельных коков (поваров) и работников корабельных продовольственных складов. Как я уже говорил, пища матросов сильно отличается от пищи офицеров. Поэтому на каждом из камбузов свои коки. Вещевая служба стирала нам тельняшки каждую неделю и меняла постельное бельё. Старшина вещевой службы в то время был старший мичман по фамилии Гамаля. Когда я увидел его первый раз, я сразу понял, что он любит парней в прямом смысле этого слова. Если командир БЧ-1 Косолапов шутил таким способом, то Гамаля постоянно подводил тушью свои и без того огромные ресницы, был холёный, румяный и всё время так и норовил шлёпнуть какого-нибудь матроса по попке. И манера разговаривать у него была далекой от манеры общения мужчин между собой, если, конечно, мужчины нормальной половой ориентации. Старослужащие рассказывали, что когда он был помоложе, то включал на всю каюту песни Софии Ротару, выходил в коридор, в котором находилась его каюта, ловил какого-нибудь матроса, прижимал к себе и танцевал с ним под «Червонуруту». Никто не сомневался, что это было правдой. Меня он хотел к себе в вещевую команду забрать, видимо, я ему приглянулся, но меня от него успели спасти, распределив в боцманскую команду.

Комендантская служба (КС) - или р ота охраны -подразделение, относящееся к морской пехоте. Почти все военнослужащие этой службы были очень «гнилыми» и подлыми людьми, поэтому с ними никто практически не общался. Во главе этой службы стоял капитан-лейтенант Романенков, бывший «румын» - он начинал срочную службу в БЧ-3. В комендантскую службу шло 5 человек с нашей роты. Четверо с первым заходом, а пятый, матрос Чипига из Краснодарского края, со вторым. Из всех этих пятерых только один Ванёк Нестеренко был нормальный, это тот паренёк, который был свидетелем того, как мне Селезнёв нож к горлу приставил ещё в учебном батальоне.С автоматами дружила только эта служба, другим морякам оружие было не нужно.

Боцманская команда (БК) – считается самым лучшим по всем показателям корабельным подразделением. А всё из-за 2-х начальников, к которым относитсялояльно всё командование нашего Крейсера.Это главный боцман - Борис Петрович Позур и старший боцман - Владилен Григорьевич Семёнов. Оба служат в звании старший мичман. БК – это рабочее подразделение, «корабельный стройбат». Постоянно что-то красят, моют борта корабля, занимаются швартовкой и отшвартовкой корабля к причалу и от него, спускаюткорабельныеплавсредства (лодки, спасательные плоты) на воду, принимают к бортам корабля прочие плавсредства и делают ещё много-много чего. Если ты попал в БК, то всегда будешь по уши в краске, невыспавшийся, продрогший и промокший.Таков их удел, так как грязной работы на корабле хватает всегда. Вот в такое подразделение записали меня и ещё 4-х человек.

Химическая служба (ХС) –их предназначение, в целом, - это контроль радиационного фона на корабле. Поскольку наш крейсер имеет два ядерных реактора, то такое подразделение просто необходимо. Они на пару с дивизионом движения управляют работой реакторов, и в случае аварии на корабле именно «химики»ихзаглушают. Командир этой службы, здоровенный мужик, мастер спорта по гребле – капитан 3 ранга Коненко. Его так и называли «Конь» за его огромные размеры. Он один из немногих офицеров корабля, кто начинал служить со срочной службы, и призывался он ещё на 3 года. Хороший мужик и порядочный офицер.

Команда клуба и типографии» (ККиТ) – корабельные художники, дизайнеры и оформители. Они же запускали фильмы по единой телевизионной трансляции и печатали «Корабельные вести». Также заведовали корабельной библиотекой, очень даже неплохой.

Команда управления (КУ) – самые главные «терпилы» на корабле, так как их прямой начальник старший помощник командира корабля и помощник командира корабля по боевому управлению. Они – корабельные писари и чертёжники. По злой иронии судьбы, их кубрик находится под кубриком боцманской команды. Чтобы им попасть в свой кубрик, нужно пройти через «боцманов», а это всегда стоило им оплеух – кто по затылку им треснет, кто под зад даст...Самые «нетрудяги» живут с самыми корабельными «трудягами». Поэтому к ним всегда было и будет такое отношение. Я ж говорю, злая ирония судьбы...

Таким образом, нас быстро расхватали по боевым частям, службам и командам. А мои «музыкально-духовые тренировки» всё продолжались. У меня поначалу ничего не получалось. Какой там ноты связать, я и единый звук не мог издать из этого ГОРНА...

***

Весь месяц мы чувствовали себя очень плохо, мы до жути боялись «Михалыча». Когда по воскресеньям был положенный час письма, он заставлял за этот самый час написать по 4 письма. Напомню, нас было 30 человек, следовательно, писем должно было быть 120. Но их всегда было меньше, и за каждое ненаписанное письмо мы приседали 50 раз, дружно и обнявшись. Вот и получалось, что не хватает, к примеру, 10 писем – 500 приседаний обеспечено. Очень трудно присесть такое количество раз, а ещё труднее, когда все вместе и обнявшись. Приходилось слабеньких парней в буквальном смысле поднимать...

А однажды «Михалыч» дал дневальному свой телефон. Дневальный вытащил его сим-карту, вставил свою и позвонил домой, а это было строжайше запрещено – он подвёл нас всех. «Михалыч» это как-то просёк, а может, сдал кто-нибудь. Он загнал нас всех с голым торсом в кормовую баню, включил пар во всех лейках[24], а мы построились в одну шеренгу. Сначала он приказал нам подтягиваться, немного, всего десять раз, но голова от пара начинала кружиться, и даже эти десять раз давались с трудом. Подтянулись, конечно же, не все. Температура в бане начинала подниматься. Из-за густого пара мы уже не видели друг друга. Затем он начал бить того самого дневального: ударил его ладошкой по лицу, тот упал, а «Михалыч» пнул его несколько раз в живот и лицо. При этом он сказал, что мы сейчас здесь все «сдохнем», что он устроит нам самый настоящий ад... Он начал нас «прокачивать». Мы дружно обнялись и начали приседать: 50-100-150-200 раз... Глаза наливались свинцом, сил уже не было, и мы один за другим начали валиться с ног. Я особо не помню, что было дальше, но кто-то из «дембелей» БЧ-7 забежал в душ, закрыл краны с паром, при этом говоря «Михалычу»: «Ты что, с ума сошёл...?» А тот просто вошёл в раж, подобно маньяку, терзающему беззащитную жертву. Он и слушать никого не хотел, а толькосмотрел на нас с улыбкой. Ему нравилось нас мучить. Кто-то другой подсоединил пожарный шланг к пожарному крану и обдал нас холодной забортной водой[25], тем самым приведя нас в чувства.Вот такой был старшина «Михалыч» - психопат и живодёр.

***

Когда нас распределили по подразделениям, то выдали каждому книжку «Боевой номер» - в ней рассматривались различные аварийные ситуации и способы действия при них. У каждого подразделения и в зависимости от должности были свои задачи при тревогах, поэтому содержимое книжек у всех было разное. Некоторые моменты совпадали, к примеру, в какую аварийную партию бежать по тревоге или какому начальнику подчиняться. Теперь расскажу о самом «Боевом номере», который пришивался над левым карманом у «рабочего платья», и как его расшифровать. Я получил номер 5-36-62 и ходил с ним около полугода. Первая цифра обозначает боевую часть (БЧ); вторые – номер аварийной партии или боевого поста; третьи цифры – номер смены и порядковый номер в ней. На большинстве военных кораблей существует двухсменная система обеспечения – это значит, что одна из двух смен остаётся дежурить на корабле, а другая уходит в увольнение или, как у контрактников говорится, «на сход». Первая смена – это цифры 1-3-5, а вторая смена – 2-4-6. Следовательно, я был во второй смене. Но это корабельное правило военно-морского устава относится только к военнослужащим по контракту и офицерам с мичманами. На «срочников» оно не распространяется, так как их не отпускают «в увольнение».А что касается расписания по боевой тревоге, которое пишется согласно номеру смены, то оно не соблюдалось – один матрос мог стоять на вахте дольше, чем положено. Первая цифра и две вторые в случае с нашим боцманским подразделением обозначают то, что мы не относимся к БЧ-5, а состоим в 2-х боевых постах аварийных партий БЧ-5 – носовоми кормовом. 5-36 – носовой пост аварийной партии; 5-42 – кормовой пост. То же самое касалось матросов БЧ-6 – они служили в других боевых частях, но в море их боевой пост был в вертолётном ангаре. Команда клуба и типографии (ККиТ) носит боевые номера БЧ-7, так как их телевизионные и художественные посты находятся на постах БЧ-7. Команда управления (КУ), состоящая из писарей, носит номера дивизиона управления (ДУ) БЧ-7, так как их боевой пост возле старпома, который во время тревоги спускался в боевой информационный центр (БИЦ), а БИЦ – заведование ДУ. Вот так вот всё непросто. Но когда послужишь на корабле достаточное время, то начинаешь понимать всё что надо и всё что не надо. Это понимание приходит само собой. Как будто так и должно быть.

Книжку «Боевой номер» по военно-морскому уставу мы хранили в том самом кармане с левой стороны на «рабочем платье», над которым пришивался сам номер.Сначала нам дали картонки, на которых был напечатан наш номер. А вот попав в подразделение, номер мы делали из куска линолеума длинной 12 см, а шириной 3 см, обшивая его белой тканью. Сам номер также печатался на компьютере, затем мы наклеивали на него прозрачный скотч, вырезали канцелярским ножом или просто лезвием от разобранного бритвенного станка (напомню, что как раз за это лезвие я был побит «дембелями») каждую цифру. Получался трафарет. Этот трафарет мы ровнонакладывали на белую ткань. Затем макали кусочек поролона в чёрную краску, небольшими усилиями надавливали его на какую-нибудь дощечку, получался «мольберт» (делали мы это для того, чтобы убрать с поролона излишек краски) и только потом прикладывали его к трафарету. Если делать всё аккуратно, то получалось с первого раза, если нет, белую ткань приходилось отрывать от линолеума и обшивать его другой белой тканью. Номер сох около часа, потом мы его пришивали над левым карманом.

***

Через 3 недели нашего пребывания на корабле привезли 2-ую партию военнослужащих с учебного батальона. Счастливчики... Мы им так и говорили. Им дали до того доброжелательных старшин, которые позволяли им по кораблю чуть ли не в трусах ходить. 2-ую партию никто не «прокачивал», а уж тем более, не бил. Прожив с «Михалычем» 3 недели, натерпевшись всего того, что только можно, мы, несомненно, им завидовали. Было обидно, почему нам так неповезло, а они и высыпаются, и улыбаются, да и вообще, ходят бодрые-бодрые?! На тот момент мы радовались лишь тому, что этот кошмар закончится уже через неделю... Оставалось ждатьнедолго. К нам приходил и старший боцман Семёнов, тогда я его увидел первый раз. На вид ему было лет 40, а может и больше, но он отличался исключительной опрятностью и педантичностью – отглаженный, отчищенный, «уставные» туфли были начищены до блеска. Проблема его была лишь в том, что он любил «пропустить» рюмочку, другую... Ему было тогда 34 года. Молодой мужчина, а такой морщинистый... Он пришёл тогда вместе с АйнуромСафином – писарем помощника командира корабля» (ПКК). Тем не менее, Айнур являлся тогда членом боцманской команды, просто в своё время ему крупно повезло, что ПКК его приметил и затянул к себе – до обеда Айнур был писарем, а после – уже боцманом. С ними подошёл ещё один военнослужащий срочной службы Руслан, тоже из боцманов, но ему оставалось служить ровно неделю, как и большинству «дембелей» нашего подразделения. Он принес почти новое «рабочее платье». Тех, кто шёл в БК, в количестве 4-х человек, построили в коридоре напротив кубрика. В БК из нашего РМП шли: Я, Антон Григорьев (Гриша), Макс Прокудин (Малой) и Лёха Фёдоров (Федя).«Дембельское» «рабочее платье» по росту и комплекции подошло только Грише. Руслану нужно было его сдавать перед увольнением, поэтому он обменялся с Гришейна его затёртое, выжженное хлоркой«рабочее платье» Поменялся не глядя. Мы так были рады увидеть хоть кого-нибудь из БК, что я Семёнову сказал, чтобы нас побыстрее забирали из РМП, что мы готовы работать «не покладая рук», а он только рассмеялся. И был прав – работы нам хватило вплоть да нашего «дембеля».Тогда я не знал, что значит служить в боцманской команде. Думал, что будет сложно, но что настолько, особенно в первые полгода службы....

 

 

Глава 5.2. Первые полгода службы в боцманской команде Последняя неделя РМП пролетела очень быстро, и мы не могли сдержать радость. Настроение было на высоте, хотелось громко заорать «УРАААА!!!». За нами пришли наши «годки» - Буторин Лёха и тот самый горнист Миша Ламанов и повели нас в кубрик №10, который станет нашей квартирой на всё время службы. На тот момент я научился издавать несколько звуков на ГОРНЕ. Но чтобы играть так, как Миша, мне надо было ещё учиться и учиться. На этом моменте он всегда особо заострял внимание. Он, как и все мои «годки», был контрактником, а им полагался отпуск, в который он собирался ехать буквально через месяц. Я чувствовал серьёзную ответственность от того, что мне надо быстрее научиться играть на этом «грёбаном» ГОРНЕ, нов то же время я понимал, что за месяц я его не осилю, как бы при этом я ни старался. Но это было далеко не единственной проблемой конкретно для меня.

Ранее я уже видел кубрик №10. Когда я был ещё в РМП, Миша приводил меня туда, но не было времени его рассматривать. Я знал, что такое большая приборка на корабле, благодаря «неимоверным стараниям» старшины «Михалыча», знал, как кубрик должен выглядеть после такой приборки. Но кубрик №10 – особенный кубрик, в котором чистота даже пахла зубной пастой и душистым мылом (в дальнейшем мы узнаем, как это делать). Кубрик (далее «кубарь») располагается в коридоре №6, который является ещё и отдельным отсеком. Чтобы попасть в «кубарь», нужно спуститься по трапу на одну палубу ниже этого коридора. Ниже нашего кубаря находится 36 тамбур, в котором находится кубрик №8 и проживающие в нём писаристарпома. Бедняги... Ей богу, мы им не завидовали. Старпом их «попользует», а потом они ещё и от боцманов «дюлей» получают. Ситуация здесь проста – а истина где-то рядом. Даже ближе, чем можно представить. Их кубрик располагается напротив «гальюна»[26] и умывальника. Этими двумя местами человеческого быта напрямую заведовала БК, но писать, какать и умываться ходят туда и писаря. Следовательно, порядок они тоже должны наводить. Но, бывало, что забывали, поэтому и получали «дюлей».

На момент нашего прихода в БК успели уволиться все наши «дембеля-срочники», те, кто нас старше по призыву на 1,5 года службы. В кубрике нас уже ждали 7 человек – 5 наших «годков» и 2 «борзых». Из пятерых «годков» я был знаком с двумя – Мишей и Лёхой, которые нас и привели в кубрик. Остальные трое – Андрюха Евменов (Евмен), КолянБархоткин, и Рома Харитонов (Лом). Ну и, конечно же, наши «борзые» (старше нас на полгода по призыву) – Толик Моргунов и Серёга Лопаткин.

Все уволенные «дембеля», в количестве 9 человек, были по призыву «годки» нашим «борзым» Их было двое, поэтому им было нелегко.«Дембеля» были родом из Самары, Толик – из Тольятти, что недалеко от Самары. Вроде и земляки, но не мог же один Лопаткин летать? Кадр, кстати, ещё тот. Сам Лопаткин был приписан к команде обслуживания вертолётного оборудования (КОВО), но поскольку их численность на корабле не такая и большая, то «КОВОшники» жили с боцманами. Напомню, что боевые номера с первой цифрой, начинающегося на 6, носили многие матросы на корабле, но они не были конкретно из «КОВО». Был лишь один единственный Лопаткин, по крайней мере, мы так думали. Через какое-то время из отпуска вышел ещё один контрактник – Антон Милокумов (Чаки), он тоже был из «КОВО», да плюс ещё и «годок» Лопаткина и Моргунова. Как выяснилось, не все наши «дембеля» уволились. Их осталось двое – «Чаки» и Айнур Сафин, тот самый писарь помощника командира корабля (ПКК).

***

В день нашего прихода в БК Толик показал свою «коронную» «малую приборку». «Малая приборка» - это одно из корабельных мероприятий, согласно распорядку дня. Делалась она 4 раза в день. И все 4 раза «наводилось мыло» на палубу. Схема выполнения почти такая же, как и в учебном батальоне, за исключением некоторых моментов.Один человек сначала «голячит» (подметает), второй в этот момент «наводит мыло» - здесь уже было попроще – вместо того чтобы кусок мыла тереть о край «обреза» (тазика), его обильно втирают в поролоновую губку, которую опускают в воду и сжимают – образуется мыльная пена намного гуще, чем от простых бултыханий мыльной воды. Затем эту пену кидают на палубу. Третий человек начинает растирать это мыло специальной «растирой», представляющей собой небольшой кусок жёсткого дверного пенопласта (Двери в каюты на кораблях делаются из жёсткого немокнущего пенопласта). Тот, кто «голячил», начинает это мыло собирать половой тряпкой (стягивать) – занятие самое гнусное, так как после каждого «замыленного» метра палубы, тряпку приходится чуть ли не мыть, а на это времени не было – она вся пропитывалась мылом и уже не «стягивала» его, а только оставляла мыльные разводы. И в завершениепалубу сушат сухой тряпкой, причём делают это не руками, а одной ногой – встают на неё и водят ею взад-вперёд, влево-вправо. По распорядку дня на «малую приборку» даётся 30 минут, но за это время надо, помимо палубы, ещё и все «шконки» обтянуть и поправить. Нас было четверо, но мы всё успевали, даже когда нам «годки» временные рамки устанавливали: палубу кубрика вымыть за 10 минут, за 10 минут всё «обтянуть» и поправить и ещё 10 минут, чтобы привести себя в порядок перед приёмом пищи и все тряпки повесить сушить.

***

Первые три дня по военно-морской традиции «годки» нас не трогали и ничем не озадачивали – эти дни называются «3 золотых дня». В эти дни в наше подразделение пришёл ещё один матрос срочной службы – АльвиКухалов (Казах). И вот нас тоже стало 5 – по одному «годку» на каждого. Нам устроили краткую экскурсию по всему кораблю, а также показали, чем заведовалабоцманскаякоманда. Этого, как оказалось, не так уж и много. В кормовой части корабля, там, где находится вертолётный ангар, находятся 4 боцманских помещения: 179 тамбур и боцманская кладовая - по одному борту; 182 тамбур и ещё одна кладовая по другому борту. В 179 тамбуре располагаются 3 огромные «вьюшки» (катушки), на одну из которых намотан стальной трос с отжимной бочки[27], а на 2 другие – толстые «швартовые концы» (канаты), которые используются при швартовке корабля к причалу. В кладовой, находящейся рядом с этим тамбуром хранятся принадлежности для корабельной швартовки: кувалды, ломы, «обгалдеры» (стальной лом с крючком на конце) и прочие предметы повседневного «боцманского обихода». Также это место служило заведованием ещё одного контрактника из БК, про которого я ничего ещё не рассказывал. Им был Слава Морозов (Мороз) – деревенский, «недалёкий» и до боли простой парень. Он являлся «годком» по призыву моим «годкам». На тот момент он уже отслужил «срочку» и у него шёл третий год уже контрактной службы. Главный боцман использовал его в качестве «дешёвой рабочей силы», так как кроме того как покорно работать и трудиться Мороз ничего более не умел. Ну, правда, за исключением одной «фирменной» особенностибоцманов - только в нашем подразделении учили плести красивые коврики из швартового конца (каната) – «матики». Чтобы сплестиодиннебольшой «матик», требуется особая сноровка и сила, чтобы затягивать узлы. Да, «матик» состоит, преимущественно, из специальных узлов. Очень красивое украшение на пол, в нашем случае – палубы. Уж чего-чего, а силы у Мороза было хоть отбавляй. «Сила есть – ума не надо!». Да и выглядел он старше своих лет, но мудрости ему это, к сожалению, не добавляло. Ещё он плёл «аксельбанты»[28] и продавал их «дембелям» и тем, кто собирался ими становиться. Мороз был так-то не плохой паренёк, очень добрый, но ему это не мешало быть «нечистым на руку». Мороз был вор, но я предполагаю, что он болел клептоманией, так как без спроса брал всё, что плохо лежит, даже те предметы, которые ему вовсе были не нужны. А сколько он «дембелей» обманул!Заранее деньги за «аксельбант» возьмёт и тянет время, мол, заказов много, не успеваю, а «дембель», тем временем, увольняется и уезжает домой ни с чем. Может, Мороз прикидывался «недалёким»?

Тамбур № 182 и ещё одна боцманская кладовая располагаются по правому борту. В этом тамбуре находится контейнер для слива в него пищевых отходов. По размерам он напоминает огромную бочку, сделанную из железа. Пищевые отходы выкидывают на юте через специальный сетчатый люк, когда корабль находится в море. В контейнере отходы перемешиваются с забортной водой, поступающей через «кингстон», становятся более жидкими и под действием обратного давления выходят через отверстие в дне корабля. Ещё в этом тамбуре находятся 2 «вьюшки» со швартовыми концами, которыми корабль «крепится» к причалу. А вторая кладовая служит для хранения «особых» предметов для «особых» случаев – приезда гостей, высокопоставленных чиновников, Главнокомандующего ВМФ России и даже Президента РФ. К этим «особым» предметам относятся «белоснежные» «матики» - коврикибольших размеров, которые стелятся на корабельный трап и возле него, а также прочие «украшения», касающиеся исключительно традиций ВМФ.

***

Тяжёлый атомный ракетный крейсер (ТАРКр) «Пётр Великий» является президентским кораблём. Самым лучшим и чистым во всех флотах, поэтому его каждую неделю посещают различные гости и знаменитости, телевидение и военно-морские начальники с различными проверками.«Петр Великий», в буквальном смысле, вылизывают, вымывают и вычищают.Собственных заведований у БК немного, но вот заведование по малой и большой приборке у боцманов самое огромное – это бак[29] размером с половину футбольного поля и оба борта. Высота борта в кормовой части корабля от ватерлинии[30] 6 м; на шкафуте[31] 8-9 м; конец шкафута и начало ракетной палубы 12-14 м; ракетная палуба 14-18 м; бак – от 20 до 23 м (гюйс-шток). Это при том, что корабль 250 м в длину, в результате площадь поверхности бортов получается огромной. Вот этизаведования по приборкам боцмана постоянно «драют» и 2 раза в год красят. Это неимоверно трудная работа, отнимающая много сил и времени. А ещё существует корабельный распорядок дня, который нужно покорно соблюдать – тревоги, учения, строевые смотры, приборки и приёмы пищи. В этом и заключается вся трудность службы в БК – совмещение «каторжных» работ и соблюдение распорядка дня. В первую очередь, мы военнослужащие самого лучшего корабля в России, а уже во вторую – корабельные рабочие.

После «трёх золотых дней» мы уже были знакомы с самым главным человеком в нашем подразделении. Им был главный боцман» ТАРКр «Пётр Великий» Борис Петрович Позур. Очень уважаемый человек на всём корабле и даже за его пределами.На корабле на момент нашего прихода в БК он прослужил 7 лет. А общий стаж его службы был 20 лет. До нашего корабля он служил на авианесущем крейсере «Адмирал Горшков», с которого взлетали самолёты с вертикальным взлётом и посадкой – «Яки». Петрович очень суровый и строгий военный. Наш призыв и следующий ещё застали его суровость. Хоть он нас и не колотил, как предыдущие призывы, но требовал с нас очень и очень многого. Итак, «3 золотых дня» закончилисьи начались «ночные подрывы». «Годки» нас начали поднимать по ночам и озадачивать. Задачи каждый раз ставились разные: принести сигарету, сок, сгущенное молоко и тому подобное. Если что-то не могли найти, нас «прокачивали». В течение всего рабочего дня они считали наши «косяки», а вечером поднимали нас, и мы снова прокачивались. В БК мы пришли в начале апреля, и уже через 2 недели начали красить борта корабля. С одной стороны нас мучили начальники, загружая физически трудной работой, а с другой стороны наши «годки» своими прихотями. Приходилось «разрываться» и учиться работать в команде – большинство поставленных задач решали, помогая друг другу.Всё было не так уж и плохо, но тяжелей всего приходилось, скромничать не буду,мне: помимо работ и требований «годков» я учился играть на горне. Поскольку времени на учёбу почти не оставалось, чтобы хоть как-то успевать тренироваться, приходилось увиливать от малых приборок и прочих важных корабельных мероприятий согласно распорядку дня. Из-за этого у меня начались конфликты со своим призывом и«годками». Миша заставлял меня тренироваться играть на горне в любое появившееся у меня свободное время. В это время наш призыв обычно бегал и искал «годкам»что-нибудь вкусненькое, а я, якобы, увиливал. Остальные «годки» начали меня ненавидеть и настраивать мой же призыв против меня.Но велись не все. Из нас пятерых только двое особенно потакали «годкам» в их желаниях – Гриша и Казах. Остальные: Малой и Федя - меня прекрасно понимали и ничего мне не предъявляли.

Мне нравились моменты, когда мой призыв находился в кубрике, и спускался кто-нибудь из «годков», требуя сигарету. Гриша и Казах подрывались без промедления, а я, Федя и Малой даже глазом не моргали. «Годки» так злились, что мы их не слушаем, что «прокачивали» всё равно всех. «Один за всех, и всех из-за одного!» Поэтому наша троица не видела смысла «подлизываться» к годкам – итог всегда был одинаковым. А вот Гриша и Казах этого, к сожалению, не понимали. Сколько раз я им говорил, что наши «годки» - контрактники, они сами могут себе купить и сигареты, и сок, почему мы должны бегать по кораблю и что-то им «рожать» (искать, добывать)? Но Гриша с Казахом продолжали настаивать на своём – мол, надо своё отлетать и не надо упрощать и без того тяжёлый наш «дрищёвский удел».

Однажды один из «годков», Лёха, заставил меня лично принести ему сигарету, а в этот момент он считал только что полученную зарплату контрактника. Я вежливо сказал ему, что он контрактник, что он получает зарплатуи сам себе может купить, хоть 1000 сигарет. Он обозлился на меня, но ничего не сделал, хотя мы и были тет-а-тет.А вот ночью нас подняли в 2 часа и начали играть с нами в подъём-отбой. Потом мы стояли на «полтора» и приседали. После того как мы уже изрядно подустали, годки приказали нам достать противогазы из-под первого яруса шконок, надеть их, и начать делать «малуюприборку» на время в противогазах. Только с третьего раза мы управились за положенные 10 мин. И этопочти в полной темноте – во время отбоя гасился свет и оставалась гореть только одна единственная лампа дневного света над столиком дневального. После такой «тренировки» нас построили, и Лёха сказал, что это всё из-за меня. На следующий день Гриша и Казах попытались устроить мне разборки, ввиду моего наглого и бессовестного поведения. Малой и Федя за меня заступились, сказав, что им тоже наплевать на наших «годков» - они контрактники и пусть сами себе всё «рожают».

Вообще, на протяжении этих первых полгода службы в БК я не переставал удивляться покорности «годкам» со стороны Гриши и Казаха. Они старались им потакать во всём, а наша «бессовестная троица» (Я, Малой и Федя) над этим смеялась, - все равно всем потом «прокачиваться».

Прошло около 2-х недель нашего пребывания в «самом доблестном подразделении самого доблестного крейсера» (эти слова принадлежали главному боцману), и мы начали заступать на одну из многочисленных корабельных служб – вахту на концах. Поскольку корабль крепится к причалу при помощи швартовых концов (канатов), задача вахтенного на концах следить за работой (натяжением) этих концов. Смотреть, как они натягиваются и стягиваются, и в случае критического натяжения сообщать главному боцману и строить наше подразделение. Вроде всё просто, но на самом деле работа вахтенного на концах, в первую очередь, заключалась в поддержании чистоты корабельного трапа (сходни), а во вторую, в полировке до зеркального блеска корабельного колокола – «рынды». Мы вставали за полчаса до подъёма и шли драить «рынду», затем «драить» трап. Поскольку по трапу кто-нибудь постоянно ходил, вахтенный на концах постоянно мыл этот трап, что давалось иной раз с непомерным трудом.Когда был прилив и корабль поднимался выше причала, трап тоже поднимался почти до вертикального положения. Тебе его надо мыть, а ты думаешь: «Куда бы обрез с водой поставить и как это сделать?» (Я до сих пор не могу понять, почему самую грязную работу на корабле выполняют именно боцмана?). Полировка «рынды» было тоже немаловажным занятием. «Рында - это лицо крейсера, тем более тяжёлого и атомного» (главный боцман). Натирали мы её пастой «Гойя», которая служит для полировки металлических, алюминиевых и медных предметов и поверхностей. Эту твёрдую пасту мы крошили на мелкие кусочки и смешивали с соляркой, в ней она лучше растворяется. После этого, полученную зеленоватую жидкость наливали на кусок войлока и натирали ей «рынду». Затем насухо вытирали её чистой ветошью. Результат был порой ошеломляющий. «Рында» блестела как у кота я…ца. Этой жидкостью мы также полировали «дренчера[32]», которые «росли» прямо из палубы как грибы по всему кораблю.На баке их было больше всего, а поскольку бак является заведованием по приборке боцманов мы «по дрищёвке» постоянно их драили. А что, очень даже хорошо работать на верхней палубе.Особенно зимой! От снега палубу очистили, что занимало почти полдня, а затем оставшиеся полдня, «драили дренчера». Очень весело.

Но было много и смешных моментов, связанных с вахтой на концах. Мы заступали на эту вахту перед самым отбоем. По кораблю давалась команда: «Приборщикам жилых и служебных помещений, уборщикам кают, камбузов, построиться на юте!». После этого на ют выходило строиться около 50 человек с различным мусором. Мусор выкидывали в мусорные баки, находившиеся на причале. У нашего корабля 9 мусорных баков, а у стоящего рядом «Маршала Устинова» их 5. Это зависит от количества экипажа. У авианосца «Адмирал Кузнецов» с экипажем 3000 человек около 25 мусорных баков. И в этом мероприятии вахтенный на концах контролировал процесс выноса мусора с корабля.Мне нравилось заступать на эту вахту, так как была возможность покомандоватьне только своим призывом, но и «борзыми», а иногда даже «годками». Я так входил в роль, что многие думали, что я старослужащий. Пилотка «набекрень», ремень ослаблен, «пальцы веером»... Э-эх, было время!!!

После того как весь корабельный мусор был, в буквальном смысле, утрамбован в мусорные баки, вахтенный строил народ на причале в колонну по 3 человека, а затем ходил и искал себе «жертву» - того кто будет «голячить» и замывать трап. Таких, естественно, было немного – кому охота черновую работу выполнять? Поэтому иногда приходилось применять силу к несговорчивым матросам. Правило было такое – кого-нибудь не напряжёшь, сам будешь трап мыть. В первую свою вахту я сделал всё сам, это притом, что был апрель и лежал снег. Было холодно, и даже горячая вода замерзала очень быстро. Я провозился до 12 часов ночи, пришёл в кубрик, и «годки» меня «прокачали» за то, что я никого не напрёг мыть трап. Это стало мне уроком – либо ты, либо тебя. На кораблях, да и везде, наверное, всё основывается на этом правиле.Сильный заставляет слабого, так как на этого сильного найдется кто-нибудь ещё сильнее. После этого я стал напрягать других мыть трап. То же самое было и в нашем гальюне, когда мы заставляли писарей делать там приборку и драить «дючки» (корабельные унитазы). В команду управления (КУ), те самые писаря, попали двое наших сослуживцев. Наши «годки» сразу поставили нас в известность, что если мы не хотим наводить порядок в гальюне и умывальнике, то должны заставлять «писарчил»(так их сам старпом называл) заниматься этим занятием. Иногда дело доходило до драки. Писаря были нашего призыва и не хотели терпеть наших издевательств, но нас было больше. После очередной драки (я тогда получил синяк под глазом) мы договорились с писарями делать приборкупо очереди. Все были довольны, нам надоело воевать между собой – наш удел был одинаковый.

***

Одновременно с заступлениями на корабельные вахты, такие как «дневальный по кубрику» и «вахтенный на концах», мы начали красить наш крейсер. Такого вида работы я выполнял первый раз в жизни. До этого я только двери в ванную красил ещё на гражданке. А тут предстояло покрасить весь корабль... Сама только мысль об этом наводила страх. Нам предстоял огромный объём работы, а нас было всего 12 человек. Моим «годкам» хоть зарплату платили за это, так как они служили по контракту, а мы – «срочники» - «пахали» почти бесплатно. В первый год своей службы мы красили оба корабельных борта, бак и носовую мачту, высотой и шириной с 7-ми этажный дом с 5-тью подъездами. Ют и ракетную палубу красили БЧ-2 (Ракетно-артиллерийская боевая часть); «шкафут» правого борта красили «румыны» (БЧ-3); «шкафут» левого борта – гидроакустическая группа радиотехнического дивизиона БЧ-7; кормовую мачту – часть матросов БЧ-4 (связисты) и часть матросов дивизиона управления (ДУ) БЧ-7. Всем досталось по огромному куску, никого не обидели и не обделили. Но тяжелее всего приходилось нам, боцманской команде (БК), из-за фантастического объёма покрасочных работ.Казалось бы, что такое покрасить борт корабля? Где-то выше я упоминал об огромной площади бортов нашего «доблестного» крейсера, повторяться не буду, скажу только одно – покраска бортов любого огромного корабля – это полная ж...па! Работ