(письма рабкоров)
ФАКТ 1
ИСТОРИЯ О ТОМ,
КАК ФЕЛЬДШЕР ЖЕРТВОВАЛ СУКНО В МОПР
Этот гнилой факт, насквозь пронизанный алкоголизмом, получился в нашем Н-м клубе Западных железных дорог, когда был организован вечер МОПРа.
Шел вечер крайне торжественно, с бойкой продажей сукна с аукциона в пользу МОПРа.
Тогда неожиданно грянул вопль, похожий на поросенка.
Все рабочие головы обернулись, как одна.
И что же они увидали?
Нашего фельдшера приемного покоя. Он качался, как маятник, совершенно красный.
Все задались вопросом: откуда появился фельдшер?
И, во-вторых, — не пьян ли он?
И оказалось, что он действительно пьян, но, что удивительнее всего, мгновенно оказались пьяными и завклубом, и председатель правления, и члены наших комиссий.
Один из пораженных членов клуба выступил и заявил фельдшеру:
— Вы не похожи на себя!
А фельдшер ответил с дерзостью:
— Не твое дело.
Тут все поняли, что нарезался фельдшер в клубе, совместно с правлением, якобы пивом.
Но мы знаем, какое это пиво!
|
|
Несмотря на опьянение, фельдшер сквозь всю толпу проник к эстраде и в одно мгновение ока выиграл сукно с аукциона, причем всем заявил:
— Видали, какой я пьяный! Назло вам жертвую сукно в МОПР!
Лишь только аукционист объявил о его пожертвовании, как фельдшер, увидев, что сукно его забирают, раскаялся в своем поступке и с плачем объявил:
— Это я сделал без сознания, в состоянии опьянения. Факт считаю недействительным и требую возвращения сукна.
При общих криках ему с презрением вернули сукно, и он покинул клуб.
После этого председатель правления, упав, разбил себе лицо в кровь, а заведующего клубом вывела из клуба его невеста.
Вот какие вечера…
Позор писать!
Письмо списал
М. Булгаков
«Гудок», 17 января 1925 г.
Ревизия
(из рабкоровских сцен с натуры)
Дверь станционного помещения открылась и впустила ревизора, а за ревизором ввалилось бледное станционное население.
Ревизор, впрочем, произвел не страшное, а скорее приятное впечатление. Он был гладенько выбрит, почему-то пахнул резедой, руки его были сложены на животике, и животик этот колыхался, а левая ножка прихрамывала, как простреленная. Кроме того, он смеялся оригинальным образом — с треском и звоном, как будто внутри у него помещался музыкальный ящик.
— Только в управлении Западных таких и делают! — восторженно шепнул один конторщик другому.
Начал ревизию ревизор с того, что выпустил свою музыку:
— Хе-хе-хе, — а затем заиграл дальше: — А у вас здесь очень мило… Столики, окошечки, бумажки… Э-э-э… это что такое?
— Конторские книги, — отрапортовал начальник станции.
|
|
— Очень, очень красивые. Тяжелые какие. A-а… э… это что такое? Рядом с книгами? Черненькое… кругленькое?
— Чернильница, — отрапортовал начальник станции.
— Помилуйте, какая же чернильница! Что вы, мой дорогой!.. Которая с бантом?
— Это конторщица, — удивленно ответил начальник станции.
— Очень, очень мила.
Тут ревизор насадил на нос пенсне и через все помещение проследовал непосредственно к конторщице. Левая ножка его при этом запрыгала, как на пружине.
— Драсте, товарищ!
— Здравствуйте, — ответила конторщица, почему-то густо краснея.
— Трудитесь все? Очень, очень хорошо. Пишете?
— Пишу, — ответила конторщица замогильным голосом.
— Что же вы пишете, милая? — спросил ревизор и изогнулся у стола.
— Все, что ни прикажут, — ответила конторщица почтительно.
— Э-э-э… Да вы послушная, как я вижу. Это хорошо! А это что такое?
— Кавычки, — ответила конторщица.
— Какая прелесть! Никогда не видал таких красивых кавычек. Только такой ручкой и можно вывести такие прелестные кавычки. Чья это ручка, позвольте узнать?
— Казенная, — ответила конторщица, а потом добавила, еще гуще краснея: — А это моя собственная. Не трогайте.
— Очень, очень милая ручка. Такой бы ручке да маникюрчик, а она кавычки тут всякие пишет! И глазки. Ваше как имя, товарищ конторщица?
— Анна, — ответила конторщица.
— Анютины глазки, стало быть! Хе-хе… Ги-ги!
— Ги-ги?! — очень удивленно отозвались станционные.
— Ну, хорошо, не буду вам мешать. Я вижу, что у вас все в порядке. Тетради… Книги… Очень, очень мило. Ну-с, итак, всего лучшего. Оревуар!
— Честь имеем кланяться, — отозвались станционные и, почтительно расступившись, пропустили ревизора. Он торжественно прошел в дверь и отбыл.
Когда дверь за ним закрылась, начальник станции развел руками и заявил:
— Сорок пять лет живу на свете и ничего подобного никогда не видел. Вот это ревизор так ревизор!
— Легкая личность, — согласились все и разошлись по своим домам.
«Гудок», 24 января 1925 г.
Богема