Офицер – профессия героическая

Они движутся в другом направлении. Поначалу осторожно, а потом все более раскованно. Жрущие соляру вхолостую «Форды» уже не слышны. Не слышны и «Раз, два, ухнем» в турецком исполнении. К сожалению, не слышен и грохот металла, с тридцатиградусного ускорения таранящего другой металл, так же как и крики задавленных. Волшебство леса не действует, и 120-ти миллиметровый миномет не катится вниз по мановению волшебной палочки. Максимум через пару часов он разместится наверху и в его зоне поражения окажется полгорода.

Майор Шмалько молча размышляет, сколько месяцев или лет его станет мучить совесть? Вообще-то, даже если бы позиционное размещение турецкой артиллерии сорвалось, кто мешал повторить его потом? Ведь не остались бы они с Ладыженским и Громовым неприступной крепостью у этого террикона? В конце-концов на искусственную гору, наверное, вполне получится забраться и с другой стороны. Там, по идее, должны быть более пологие склоны, особенно в направлении шахты. Вероятно, выработка все-таки брошена, а склон, по которому ранее ходили вагонетки, перекрыт, ибо с той стороны вполне запросто бы получилось вытянуть на вершину не только миномет, но и что-нибудь помассивней.

Андрей Валентинович Шмалько ищет себе оправдание перед потомством, живущим уже ясно, что не при коммунизме, но, по крайней мере, не в условиях явной иноземной оккупации. Последний раз солдаты-срочники бригады стреляли из личного оружия два месяца назад. Два раза по три патрона. Плюс – добросовестным сержантам, еще по шесть штук. Плюс – некоторые офицеры и сверхсрочники по неполному рожку. Украина не столь богата, дабы учить своих воинов стрельбе. Благо, разрешено без меры стачивать сапоги отработкой строевой выправки. Следовательно…

В апогее фильма о партизанах-мстителях вполне бы получилось перестрелять турок около миномета. Заодно, в параллель огнестрельному процессу, лишившиеся опоры колесные стволы сделали бы из кого-нибудь инвалида войны. Водители этих американских «КРАЗ-ов» умерли бы не успев нажать клаксоны, и даже вернуться в кабины. Незамеченные сходу офицеры пристрелили бы еще кого-то из своих, наводя дисциплину. А тут бы мстители-танкисты заменили приконченные рожки и разобрались бы с этими командирами. Короче, еще до прибытия вертолета, майор Шмалько с сотоварищами взорвал бы вражеские ящики боеприпасов, а так же угнал хотя бы одну иностранную машину. По пути вполне бы получилось задавить еще кого-то в форме, ибо глупые оккупанты принимали бы их поначалу за своих.

Однако без спланированной режиссуры, все могло получиться несколько по-другому. Вот смог бы он простить себе, угробленных за десяток турок, наводчика Ладыженского и механика Громова? Себя в рассмотрение не принимаем: офицер – профессия героическая.

Тем не менее, совсем не эти слюнявые, кухонно-интеллигентские обсасывания были все-таки главной причиной нерешительности. Но пока майор Шмалько этого не ведает. Он поймет позже, хотя скоро. Этим же вечером. Пословица «Утро вечера мудреней» действовала в условиях нынешнего постмодернизма навыворот.

Четвертая власть:

«…есть ли примиренческая позиция России в отношении Запада правильной по сути? Не зашла ли Москва слишком далеко в задабривании мирового сообщества? Неужели вступление в ВТО стоит ухода из Севастополя? Кто-нибудь считал, сколько стоит Севастополь? Да, вот именно, стоит! В денежном эквиваленте! Сколько поколений русских вкладывали свой труд в создание этого города, его инфраструктуры, самой военной базы, наконец? Не повторяем ли мы путь Советского Союза в плане покидания стран Варшавского…»

Рукоприкладство

Да действительно, происходил технологический процесс – металл сражался с металлом. Правда, вряд ли кто-то даже слыхом не слыхивающий о таблице Менделеева сделал бы ставку на одну из сторон. Весовые категории были ясно не равны. Алюминий до крайности легко режется высококачественной сталью. Вообще, выбор орудия исполнения со стороны янки был несколько странен. В отношении созданного из легкого металла изделия 5В28 вполне ударно сработала бы и обыкновенная кувалда. Может быть, господа империалисты просто не слыхивали о столь простом инструменте? Вполне вероятно. Ибо действительно, пользовать переносную микро-дрель, или там мини-пилу (Володин точно не рассмотрел) работающую от встроенного аккумулятора было даже как-то нерационально. Ведь воздействие американцев по понижению боевой готовности дивизиона никак не могло ограничиться кромсанием одной ракеты. Даже на пусковых установках не стоящего на «второй колонке» «второго» стрельбового канала их имелось две штуки. Что, после посадки карманного источника питания, они бы помчались назад в казарму ставить аккумулятор на подзарядку? Смешно! Короче это был странный маразм, уж лучше бы они использовали какую-нибудь пластиковую взрывчатку. С помощью нее, при удачном выборе места закладки, вполне бы получилось вывести из строя даже пусковые. К тому же наличествовали еще и всяческие кабели. Настоящий боевой диверсант, попади он в границы позиции, мог бы натворить дел, используя даже простые подручные средства. По всей видимости, тут сработали некие атавистические, присущие буржуазной культуре черты. Заостренный корпус ракеты – слишком явный признак прогресса, символика и предмет в одном лице. Остатки следов созданной развалившейся империей мощи требовалось стереть начисто, ибо любому нормальному постмодернисту видно, что эти грубые славянские аборигены, общинно-крестьянской породы, никак не могли произвести таковой высокотехнологичный продукт в реальности – такое просто противоречит структуре мироустройства. Вот потому-то дрель и работала в повышенных оборотах, громче чем предусматривалось, так что даже прогуливающийся в стороне Володин смог данный шум уловить.

Говоря современным, продвинутым языком, в момент когда шум и действо совместились в голове комбата в единое целое, планка у него попросту упала. Наплевать ему стало славяне перед ним или англосаксы, он просто взревел и кинулся в атаку. Стоящий в стороне наблюдатель был ему несколько менее интересен, чем забравшийся на пусковую паразит с дрелью. Вихрем принесшийся майор ухватил его за ногу и дернул вниз, подальше от коробящейся ракеты, с такой силой, что американец не только выронил свое орудие вандализма, но и проехался носом по крашеному зеленым корпусу ПУ. Однако украинский офицер не дал опешившему герою-янки спрятаться, то есть, используя инстинкт, отползти под тяжелую подъемную часть железной конструкции. Володин набросился на него с диким криком, одним махом развернул, хватанул за грудки, и тут же выдал серию приличных боковых ударов по физиономии. С американца мгновенно сошел весь оставшийся запас спеси, он превратился в дрыгающуюся, всхлипывающую травоядную жертву. Естественно, майор тоже, причем еще ранее, преобразился в животное, однако это было что-то хищное, из породы львиных.

Надо сказать, что комбат Володин не был боксером-разрядником, не значился он физкультурником-любителем, лупцующим по утрам грушу просто для личного удовольствия, но он являлся офицером современной украинской армии – маленькой наследницы Советской. В очень многих случаях, как впрочем и в большинстве армий мира, отношения с солдатами строились здесь на почве морально-психологического, а в отношении отдельных лиц, и физического подавления. Понятное дело, уставом – а теперь уже «статутом» – сие никак не нормировалось. Однако устав есть красивое кабинетное творение, плохо стыкующееся с прозой реальности. Ну а поскольку майор украинской армии Володин был строевым офицером, но обитал все-таки не в затертой двумерности плаката строевой подготовки, а в четырехмерном континууме истинной жизни, то когда-никогда кулаки о солдатские ребра он все-таки разминал. И похоже, положа руку на сердце, это делалось несколько чаще, чем в далеких буднях Советской армии. Такова уж была местная украинская специфика вливания в европейскую демократию.

Тем не менее, очень похоже, что «братки по оружию» из США об этом ведать не ведали. Вообще, не смотря на свою принадлежность к самой мощной планетарной империи всех времен гегемонии homo sapiens, гости оказались весьма нервными ребятами. Например «второй номер» поначалу вроде бы бросился выручать товарища, однако на полпути все же замер, ибо ясно понял что произойдет с его собственным выбритым личиком, когда «зъихавший з глузду» украинец оставит коллегу по диверсионной деятельность умирать в покое и переключится на его физию. Зато он вспомнил, что совсем рядом, на поясе, у него наличествует орудие с технологией далеко превосходящее по грубости карманную дрель.

Простой сюжет

Наблюдаемая картина тривиальна. Не в плане того, что демонстрируется каждый божий день, нет. Но это не какой-нибудь распад протона, представимый только схематически, да и то ограниченным числом лиц, мечтающих о Нобелевке по физике. То, что происходит, сто раз наблюдалось в кино, и в старых роликах о партизанском сопротивлении тоже. Еще тысячу раз оно впоследствии прокручивалось в голове, с самых различных ракурсов. Может быть, кому-то в жизни случалось видеть подобие картины наяву.

Основных участников двое. Роли распределены, согласуясь с основным постулатом эволюции: один из участников исполняет роль хищника, второй – жертвы. Ведущий – не крупный, но явно активный самец, жертва – молодая женщина, или вообще девочка, не с этого ракурса и не в такой нервной обстановке оценивать. Жертва в слезах, транспортируется посредством сцепки за волосы, но все же еще пытается тормозить процесс, хватается за все встречные препятствия. Самец – турок – действует одной рукой, во второй автоматическая винтовка.

Реализовавшиеся из-за угла танкисты реагируют мгновенно, но каждый по-своему. Младший сержант Ладыженский уже вздергивает АКСУ и опускает предохранитель. Майор Шмалько отводит его ствол рукой. Взгляд его мечется по округе – он оценивает декорации. За сценой наблюдают несколько гражданских, все явно в шоке; возле выхода из подъезда лежит кто-то, наполовину скрытый дверью, не исключено что это уже покойник. Шмалько сейчас не интересует такая детализация, он усекает главное – других турок в пределах зоны наблюдения нет.

Можно позволить действовать остановленному Ладыженскому, но наличествуют опасения, что в горячке тот создаст друшлат из всего окружающего пейзажа. Конечно, шуметь очень нежелательно, и наверное в каком-то из вариантов, одиночного противника можно легко удавить простыми методами, типа внезапной атаки прикладом. Однако у турецкого пехотинца М-16, и кто знает в каких «курдистанах» он проходил предыдущую стажировку. К тому же Шмалько уже поднимает извлеченный из кобура ПМ. В момент прицеливания, турок обнаруживает новых свидетелей и заодно наведенный в его тело ствол. Он начинает реагировать, но теперь уже не разобраться, отпускает ли он девушку до попадания пули, или то есть попросту реакция на боль.

Турок падает, корчится на земле. Тупоносая начинка «Макарова» угодила ему в бочину на уровне груди. Все трое танкистов одновременно бросаются вперед. До жертвы метров двадцать пять, как раз дистанция отработки навыков стрельбы из пистолета. Однако отсюда, с нового ракурса, майор Шмалько, оглядываясь на гражданских, обнаруживает еще одного противника. Этот солдат тоже вооружен винтовкой, но, похоже, ошарашен выстрелом. Неизвестно чем он занимался в проеме двух металлических гаражей, возможно, справлял какие-то надобности. Тем не менее, Шмалько некогда дожидаться, когда тот очухается и придет в себя. Майор начинает палить в его сторону, даже не приняв положенную по наставлениям стойку для стрельбы. Три пули последовательно дырявят недавно крашеный гараж. Гильзы отщелкиваются в сторону, одна обжигает лицо Ладыженского.

На турецком солдатике ни царапины, однако он отработанно падает, и принимает позу для стрельбы лежа. Ему остается только подтянуть автомат, когда АКС-74У вовремя подключившегося Ладыженского осуществляет опорожнение не менее трети рожка.

Дальний турок превращен в кровавое месиво: в него что-то попало, и проблем с ним нет. С первым хуже. Явно с трудом преодолевая боль в раздробленных ребрах, простреленном легком, но к досаде, не задетом сердце, он пытается отползти, да еще и дотянуться до выроненного автомата. Нормального приклада у АКСУ нет, потому обиженный этим обстоятельством танковый механик Громов бьет его берцем. Это мышиная возня. Добивать раненного сапогами можно и полчаса кряду. Требуется делать что-то более радикальное. К примеру, лоботомию. Однако начавший целить в голову турка Шмалько, теряет уверенность, сталкиваясь глазами с приговоренным. Так дело не пойдет. Накрыть его какой-нибудь тряпкой что ли?

Вокруг полная фантасмагория не дающая сосредоточиться. Спасенная от изнасилования, и бог знает чего еще, девица теперь вошла в обычный женский амплуа – истерику. Она визжит как резаная. Благо в ушных раковинах Шмалько все еще звенит. Но ведь нет времени ожидать пока все вокруг устаканится само собой. Того гляди сюда, на выстрелы, пожалует новая банда, а они стоят здесь на виду всего двора. Но и оставлять как есть тоже нельзя. Раненый турок – это свидетель. Конечно, и все окружающие тоже свидетели, но может они не будут сотрудничать с оккупантами в плане выдачи своих? К тому же, это где-то в сытых странах можно спорить о том, надо ли уничтожать приговоренных по суду к смерти наиболее гуманным образом, или же и так сойдет. Здесь и сейчас не тот случай. Именно пистолет Шмалько является орудием справедливости.

– Заткните ей рот, что ли… В смысле, успокойте женщину, – командует он Громову с Ладыженским. – И отведите, хотя бы метров на пять.

Он начинает сосредотачиваться по новой. Все без толку. Турок что-то заподозрил. Сквозь свое учащенное, хлюпающее красной пеной дыхание, он начинает что-то говорить. Вероятно, молит добросердечного врага о милости, или молится Аллаху, дабы поставил зачет, а быть может, проклинает неверных. Проблема с языками сводит все эти действия к единому знаменателю. Эта же проблема отодвигает прочь, за бредовостью, и идею допросить пленного на счет чего-нибудь важного, типа количественного состава, вооруженности, нумерации принимающих участие в боевой операции соединений. Шмалько ясно понимает – эта идея-фикс всего лишь очередная задвижка, услужливо поставленная подсознанием для отодвигания в неизведанность будущего необходимости контрольного выстрела в голову. Господи боже, он майор, или не майор? Надо что-то делать, и быстро. Уж лучше вообще бросить все как есть и уйти, чем стоять тут в размышлении, наблюдая как в покалеченном… человеке, человеке, ком же еще… хлюпает.

Он снова поднимает ПМ. Бормотание турецкого солдата приобретает вид скороговорки. Шмалько становится оловянным солдатиком, роботизированным полицейским. Однако сбросить абсолютно все ограничители не выходит.

Вместо единичного контрольного, он производит три выстрела в грудную клетку раненого. Пусть будет, что будет.

Четвертая власть:

«…наконец-то Россия становится цивилизованной страной, осознающей и отвечающей за свои поступки. Возвращение Украине ее исконной территории – небольшого северо-черноморского Севастополя – это морально правильное решение. Однако лидеры мирового сообщества, а с ними и весь цивилизованный мир, надеются, что это есть лишь начало пути. Раскаявшаяся в своих многовековых преступлениях, в своих националистических язвах, Россия обязана со временем вернуть и другие незаконные обретения. Речь даже не о исконно японских островах на Курилах. Это далеко и в Азии. На повестке дня давно стоит вопрос о незаконном анклаве прямо в центре Европы. Калининград – вот место, о котором…»