Звездные войны ближнего прицела

Неподготовленный человек, допустим солдатик только намедни принявший присягу и теперь попавший в боевую часть, войдя впервые в кабину К-2 не отличит ее от УНК «стодвадцатьпятчиков». С внешней стороны кунги совсем копии, и с внутренней в общем-то похожи. Тем не менее, не смотря на аналогичную элементную базу, то есть попросту, ламповую начинку всех блоков, это принципиально другой уровень. Речь даже не в том, что здесь в один фургон умудрились напихать только половину функционального имущества целиком поместившегося в УНК, ибо стартовая батарея «двухсотки» располагает своим собственным кунгом – К-3. Речь о том, что С-200В действует на куда больших дистанциях и высотах. Относительно «стодвадцатьпятки» это лукосовская «Звезда Смерти» соотносительно тех же лукосовских боевых космо-крейсеров из «Звездных войн». Сейчас «Звезда Смерти» держит в «широком луче» сразу три приближающихся цели.

– Компактно идут гады, – комментирует Владимир Иванович Корташов. Он сегодня многолик: командир дивизиона, начальник сокращенного боевого расчета, стреляющий офицер, да еще и офицер пуска. Это все такие должности, требуемые в боевой работе. И еще он конечно «последняя надежда Земли» и лично полковника Бубякина, затеявшего мятеж. Ведь из двух каналов после предположительно ракетных взрывов теперь на группе исправен только один.

– Нам бы сейчас спец-БЧ, – говорит В.И. Корташов мечтательно, и все офицеры в К-2 невольно косятся в его сторону, ибо для них ядерная оснастка ракеты совсем уже непредставима – они из других времен. Зато их уважение к командиру дивизиона возрастает на порядок. Не исключено, что это такой психологический трюк Корташова, ибо он сам по срокам службы не успел застать благостную эпоху, когда в каждой группе зрдн наличествовал один, обладающий неким секретным запасом атомных чудес. Выходит нынешняя «Звезда Смерти» не годится древним даже в подметки.

– Это отвлекающая группа, – поясняет Корташов со знанием дела присущим асу-ракетчику из тех же дальних времен конфликтов в «ливиях» и «ливанах». – Думаю, где-то понизу рулит основная. Ладно, теряем время. – Он подносит один из двух находящихся в руках микрофонов, тот, что связывает с кабиной управления и целераспределения К-9М. – «Девятая» – «первому»! Михаил Юрьевич давайте смахнем покуда этих, а? Что с того, что «засветимся»? Они и так все о нас ведают, знают…

– «Первый» – «девятой»! Уничтожить цель с азимутом…

Ответ приходит молниеносно, без какой-либо пробуксовки на переваривание инсинуаций Корташова. Там в «К-девятой» однозначно не спят, или у Корташова с Бубякиным имеется, помимо ГГС, еще и телепатический контакт.

«Звезда Смерти» начинает работать.

Сговор

– Значит, эти сволочи успевают на всех фронтах, что ли? – удивляется Чикоян.

– Получается так, Тигран, – кивает Беда. – Приканчивают всяких оппозиционных шишек прямо на дому. Тем, кто живет с ними в одном подъезде, не везет – вполне могут угодить под двадцатимиллиметровую очередь.

– Что, вот так прямо, с БМП, с улицы и «мочат»?

– Тебя, Тигран, как снайпера, это конечно нервирует, да, что ли? – подкалывает Беда. – Тебе все надо хирургические перчатки, и шовчик аккуратненько наносить, чтобы одна пуля, и прямиком в лоб, кому следует.

– Да, не снайпер я, Дима, – почему-то начинает оправдываться Чикоян.

– Ну да, помню – ты «полуснайпер», – подмигивает Беда. – Подход к делу один и тот же. У турок, скорее всего, снайперов для этих дел не хватает. Да и зачем? У них полная свобода рук, и перевес сил. Чего им мудохаться? Сразу метелят всеми доступными средствами.

– Представляю, сколько они кладут трупов в параллель тому, что мы ведаем, – вклинивается в разговор капитан Нелесный. – Список же, наверное, более полный, там не только сегодняшние лидеры, но и вообще, кто-то потенциальный.

– Тут, Алеша, опять налицо сделка, – констатирует Шмалько. – Откуда у турок данные списки? Со спецслужбами помолвка, более никак.

– Со спецслужбами, с ментами, с оранжевыми в целом, или какие у нас в Киеве в преимуществе сейчас, и с мафиози, ясный перец, – перечисляет начальник службы вооружений. – Тут налицо сговор с преступными целями. Сколько у нас в нынешнем уголовном кодексе дают, в смысле, обещают, за такое?

– Кстати, это объясняет нестыковку, – перебивает Шмалько. Я на счет того, что будто получается – одна рука не ведает о маневрах второй.

– В смысле?

– Ну, станки с заводов тащат, и одновременно цвет нации буцуют – потенциальных лидеров будущего сопротивления.

– Прямо Аргентина семидесятых – «эскадроны смерти», – вставляет Беда.

– То есть, одно дело краткосрочное – умыкнул и смотался, а другое перспективное – для долгого, беспечного правления. Чувствуете несуразность, Дмитрий Гаврилович?

– Несуразность была бы, если турки только для себя работают, – в странной для его деятельной души задумчивости поясняет Беда. – Но они же на подряде, так? Делают черную работу за местных. Ну, или те, под прикрытием оккупации, шустрят по-своему. В плане, чикают кого надо, под видом… В смысле, потом все едино спишется на чужих.

– Сговор тех и тех против народа, правильно? – поворачивает голову Шмалько.

– Конечно, товарищ майор! На своих полицаев надежды мало – не тот менталитет покуда еще. Вон, пан капитан Алексей Мартынович – свеженько-наглядный пример. Лупит из гос-гранатометов по дорогим гостям. А ведь по идее, внутренние войска – надежда и опора режима! Так что в своих – уверенности просто никакой. Потому и пригласили казачков-то засланных.

– Кстати, о казачках, – встряет Чикоян. – А чего наши хваленые сабельщики не…

Беседа прерывается самым неожиданным образом: дверь распахивается и в комнату влетает Сергей Парфенюк с заряженным и взведенным автоматом наперевес.

Звезда Смерти»

Экипаж «Звезды Смерти» состоит сейчас исключительно из офицеров. Такое противоречит инструкции, но по взглядам присутствующих соответствует обстановке. До недавнего времени в кабине находилось всего четверо. Вообще-то должно быть пятеро, но в дивизионах Василькова, по аналогии с крымскими полигонными мятежниками, тоже не все из штатных командиров поддержали инициативу Бубякина. Так что боевые штаты ужали. Тем более, даже на должность дизелиста пришлось для безопасности назначать офицера: присматривать за солдатиком, а заодно и охранять оного, ведь личного оружия на дивизионе по-прежнему кот наплакал. Но сейчас в кабине уже, как положено в наставлениях по боевой работе, пятеро. Ибо, по русской пословице, не было бы счастья, да несчастье помогло. После выхода из строя «второго» дивизиона подполковника Мальцева, в группе имеется некоторое количество незадействованных по делу специалистов. Так что теперь в кабине на должности «записывающего», то есть, осуществляющего фото– и аудио-контроль, наличествует целый капитан с фамилией Папёнов; кстати один из немногих уцелевших после опрокида К-1 и последующего обстрела. Сейчас он не главная фигура. Весь экипаж «Звезды Смерти» смотрит в индикаторы, но держит уши торчком. Они ждут некоего внешнего импульса.

– «Первый» запрет пуска снят! – раздается по ГГС, и это то самое.

Все еще нарушающий наставления, из-за совмещения должностей стреляющего офицера и офицера пуска в одном лице – подполковник Корташов – выходит из прострации размышлений о не случившихся когда-то атомных войнах с применением не существующих ныне в Украине спец-БЧ и кратко, согласно той же инструкции, распоряжается:

– Очередью три ракеты! Первая, вторая, шестая – пуск!

Все правильно, поскольку цели идут плотной группой и всем скопом помещаются в «луче», то изначально одноканальный С-200 превращается во многоканальную систему.

«Звезда Смерти» работает.

Судьи и адвокаты

Парфенюк говорит в совершенно нехарактерной для себя манере – очень визгливо и нервно, но наведенный ствол добавляет словам недостающую вескость.

– Всем отодвинутся! Отойдите от этого майора! Что, майор, упис…ся? Руки выше!

Вообще-то Шмалько совсем не обделал штаны – это глупое предположение. По-честному, он еще даже не врубился в ситуацию – она слишком неожиданна. Зато в нее сразу и конкретно вписался Дмитрий Беда.

– Слушай, Сережа, разве ты сейчас часовым? Вроде ж, Шампур? Нет?

– Не двигайтесь, Дмитрий Гаврилович, а то и вас засандалю, – лицо у Парфенюка белое: сейчас бы ведро холодной воды, но никто в комнате благоразумно не шевелится.

– Меня-то за что, помилуйте? – очень буднично и даже чуток игриво интересуется Беда.

– Молчите лучше, – почти неслышно шипит Парфенюк; во рту у него пена.

– Все-все, молчу, как скажешь, – сообщает Беда. – Может, я вообще выйду, а? У тебя тут с кем дела? С майором?

Глаза у Парфенюка мечутся по помещению: оказывается Громова с Ладыженским тут нет; как-то он упустил момент, когда они испарились. Беда цепко отслеживает все тонкости движений вооруженного человека. Дмитрий Гаврилович начинает, медленно подниматься с кровати: делать это спокойно тяжело – кровать старая и прохудившаяся, сидя на ее видавшей жизнь сетке проваливаешься чуть ли не до пола.

– Сидеть! Всем сидеть! – визжит Парфенюк. У парня явно истерика, а патронов в рожке полный комплект, хватит обновить обои во всем помещении.

– Да, сижу, сижу, Сергей, чего там, – очень заискивающе комментирует Беда. – Но ты уж не запутывай в конец. А то – то «сидеть», а то «отодвиньтесь». Ты не нервничай, Сережа, мы ж тут без оружия, так? Решил кого-то пришить? Так хоть объясни, чего? как? Мы вот как раз обсуждали, что турчаки лупят лучших людей города. Слыхал, Серый?

– Хватит меня заводить, – требует Парфенюк. Слюны у него и правда полон рот, но сплюнуть не получится – придется опускать голову и терять из виду мишень.

– Что стряслось-то, парень? – очень обыденно интересуется Беда. – Мы смирно сидим, не волнуйся. Ты что тепереча, на турчаков подрабатываешь, когда не в смене?

Парфенюк молчит, косит глазом на Дмитрия Гавриловича. Затем все-таки сплевывает. Получается неудачно, комок белых слюней течет по подбородку, увесисто капает на одежду: сцена отработана и детализирована в духе Андрея Тарковского. Все окружающие смотрят внимательно и напряженно – чего гениальный мастер и добивался. Минута, а может и более протекает в молчании.

– Так ты на турок пашешь, или как? – вклинивается в режиссерскую паузу Беда. Теперь на него вся надежда.

– Это не я на турок, Гаврилович, – наконец размыкает губы Парфенюк. – Это вот он – на турок.

– Э, э! Давай разберемся, Сережа… Слушай, забыл твое отчество!

– Неважно, Дмитрий Гаврилович, неважно.

– Неважно, так неважно. Кто ж против? Но давай разбере…

– А что, не на турок? – как-то отрешенно, не под ситуацию, спрашивает Парфенюк. – Они Таню Стекольщикову в аэропорту…

– Э-э, стоп! Откуда ты знаешь? Ты что, тело видел? Да и никто не видел. Тут…

– Они всех там передавили и сожгли, – убежденно говорит Парфенюк. – С турками заодно, гады. Так, майор? Вот пусть скажет?

– Подожди, майор! Молчи! – снова вклинивает Беда. – Ты что, Сергей, хочешь сказать, что командир батальона с турками связан?

– Вообще, надо бы всех их, – поясняет Парфенюк: наверное, для наглядности, ему бы сейчас акомпонировал поясняющий жест, в виде ребра ладони на шее, однако руки заняты. – Но Ладыженский с Громовым – они ведь молокососы, их просто втянули, приказали. А приказывал – он!

– А ему турки, значит, да? – любопытствует Беда.

– Почему нет? Если власти и менты с оккупантами «Вась-Вась», то что, армия лучше? – говорит Парфенюк, и лицо его при этом становится не таким мраморным – краснеет: для ведающих жизнь – это хороший признак.

– Сереж, так Андрей, он ведь по собственной инициативе действовал, не по приказу.

– Тем более, – цедит Парфенюк. – И вообще, вы что, Гаврилович, в адвокатах?

– Ну да, в адвокатах, Сережа! Куда ж денешься.

– А я тут суд не заказывал. Давай, майор, сюда!

Тут Беда неожиданно легко вскакивает и в миг оказывается прямо напротив ствола.

– Как же не заказывал? – спрашивает он спокойно, как будто и не преодолел только что скорость звука, сокращая расстояние. – Ты ведь и есть суд. Ты взялся судить. Ну так, суди. Приведи аргументы.

– Я сейчас пальну, Дмитрий Гаврилович. В сторону!

– Нет, я же адвокат! Так что выслушай, – Беда говорит быстро, скороговоркой; информационная емкость текста в пересчете на секунды возрастает. Вероятно, хотя бы на эти секунды он продлевает жизнь всех присутствующих в комнате: автоматическое оружие – штуковина неразборчивая. – Слушай, Парфенюк, а для чего янычары этих девочек в самолеты напхали, ты думал? Для того чтоб лучше горели, что ли? Ты знаешь, сколько этот транспортник американский стоит? (Как его там зовут-то?) «Мабудь» миллионов сто? Не легче ли было спалить девушек прямо в общагах? Никак не выходит совместная с танкистами акция, вот никак! Теперь пунктик «два». Для чего все-таки девиц в эти штатовские «Антеи» напхали? Думаю, на юг они направлялись. И не в Черное море их собирались сбрасывать. А везти подальше. Как можно использовать насильно захваченных иностранок? Ты, дорогой Сергей, мало на эту тему общался, все в себе хранил. А мы тут кое-что слышали, но тебе не доводили.

– Про Таню? – перебивает Парфенюк с некоторым изменением интонации. Сердце наверное у него в этот миг екает.

– Нет, не про Таню, Сергей. Извини. Про остальных. Тебе не доводили, дабы не расстраивать. И так наблюдали, что парень сам не свой. Наверное, зря не доводили, ведь, все едино, узнаешь рано-поздно. Девочек-то наших, эти гаденыши заморские, насиловали. Ты знал об этом? Представлял, наверняка. Ведь видел гадов вблизи, когда тебя вырубили. Мы предполагаем, что и везли их в Турции для чего-то эдакого. Может, кого и увезли. Потому не ясно, что хуже? Оказаться на чужбине в рабстве, или уж тут, в горящем керосине… Ты, конечно, можешь стрельнуть. Оружие у тебя. Давай, начни с меня. Только я тебе альтернативу предлагаю, Сергей.

– Зубы мне заговариваете, Гаврилыч. Наш пан-майор ни причем, что ли? Отойдите.

– Ладно, хочешь говорить со Шмалько, говори. Я выйду.

Тут Беда делает быстрое движение, точнее, целую серию движений.

Как результат, Парфенюк оказывается на полу, под ним, а автомат направленным куда-то в потолок. Беда же, как ни в чем не бывает, продолжает беседовать.

– Слышь, Сереж, не дави курок ладно. Кипеж подымешь, турки сюда явятся, или вертушку пришлют. Да еще потолок продырявишь, или рикошетом кого накроет. Не дави, а? Мы тебя, Сергей, прекрасно понимаем. Но ведь, неизвестно, жива твоя Стеольщикова, нет? Не хочется заронить у тебя глупую надежду, но вдруг она где-нибудь в больнице, в бессознательном состоянии? Ныне в госпиталях такая бордель. Сообщат со временем. Теперь слухай сюды, Сергей!

К моменту этой фразы, очнулись и все остальные в помещении. Так что руки-ноги Парфенюка надежно блокированы, а автомат на предохранителе, и начальник службы вооружений Нелесный, аккуратно отсоединяет магазин и отводит затвор, для извлечения досланного патрона. Так что Беда может спокойно, врезать Парфенюку в любое место, хоть в челюсть, хоть ниже пояса. Однако он такого не делает. Возлежа на поверженном, он продолжает вещать.

– Сережа, мы понимаем, стресс, все такое. Успокойся, родной. Мы тут все сделаем вид, будто ничего не было. Правда, дружка твоего, Сашу Шампура, все же просветим по поводу. Простим тебя, раз обошлось без последствий. И теперь слушай альтернативу. Я ж обещал, так? Мы вот планируем все же захватить кого-то из турчаковских шишек в плен, и допросить как следует. Попадется какой-нибудь офицерик, он точно будет в курсе, что, как и для чего планировалось на нашем донецком аэропорту. А потом, когда все расскажет, дадим тебе право его стрельнуть. Подходит такой план, а? Ты ж, Парфенюк, пойми, тебе сейчас или с нами до конца – ты в отряде – или уж ни с кем. Мало того, что ты свидетель, так еще и натворишь с дуру чего-нибудь, получишь пулю за зря. А если в плен? Заморские гады, или наши, местные, они же все с тебя вытрясут. Начнут потом на нас охоту по-настоящему, ведая силы и средства. Кроме того, у меня еще один бонус-джокер. У нас ведь с тобой кое-какие совместные должки, припоминаешь? Имеются кой-какие добренькие знакомые. И уж очень хочется мне их разыскать. Будешь участвовать? Вот наш товарищ Александр Шампур, он, наверное, с превеликим удовольствием. Ну что, лады, Серый? А вы, братцы, – обводит взглядом Беда остальных, – Ладыженскому с Громовым покуда не говорите. Отметелят паренька за своего майора. Правильно, паны офицеры? В современном украинском уставе, есть строчки о защите своего командира, а?

– А как же, – докладывает удерживающий руку Парфенюка Шмалько. – «особлыво» внимание обращено.

F-15 «Игл»

При всем уважении к «Орлу» F-15 приходится констатировать: делать тысячу метров в секунду он не способен. Причем, даже на высоте более десяти километров, а не то, что на текущих двух.

И вообще, против изделия 5В28 очень трудно устоять. Тут вам не изящная 5В27 «стодвадцатьпятки», которая имеет в своем не слишком простом нутре два заложенных режима работы. В том плане, что когда цель идет предельно низко, то ракета совершенно автоматически падает на нее сверху, а когда супостат движется на средних и выше, то тогда уж она настигает его снизу. Массивная, энергоемкая 5В28 всегда приближается к агрессору сверху, как дамоклов меч – именно таково ее кредо. Быстренько поднимаясь после взлета в стратосферу, она сразу попадает в свою стихию, в холодное разряжение легко режущегося воздуха. Здесь удивительно запросто можно разогнаться до тех самых трех с мелочью махов, и облегчится до минимума, преобразовав топливо с окислителем в кометную атрибутику. А потом просто доить даренную физикой инерцию. Доить и доить, покуда в нутре не оборвется жизнь сверхнадежного бортового источника. Это в худшем случае. В лучшем, наконец-то получить на датчике радио-взрывателя заветные шестьдесят метров до цели: датчик хоть и глуп как пробка, но зато всяческие дистанции измеряет на диво точно. Хорошо, очень хорошо двигать по жизни имея ясное, совсем бескомпромиссное целеполагание, оставив в приземных слоях воздуха тяжесть детских штанишек – четырехтрубную связку ускорителей. Без них скользить в прозрачной синеве гораздо приятней. Ты – ракета, но движешься не в пустоте космоса, а потому имеешь славную птичью возможность править полет крыльями. И что с того, что топливо съедено? Есть крылья и инерция. Этого достаточно. Никто, даже хваленый «Игл», не способен уклониться от падающей сверху самонаводящейся дубины.

В ее носу, радиопрозрачный купол. Под ним тайна ее целенаправленной уверенности в себе – приемная антенна. Очень нехитрым, но надежным экраном она рассечена на две независимые доли. То есть две ноздри, чующие запах парящей в лазури дичи. Ей не уйти, любой перепад в чувствительности каналов, тут же компенсируется рулями. Тяжелый, сварганенный в далеких шестидесятых автопилот воспринимает рассогласование как зубную боль. Он может от нее избавиться, только загнав приемный сигнал точнехонько посередине. И значит, каждую секунду он будет приближать к себе цель ровно на тысячу метров: плюс-минус ее собственная подвижность. Но последняя поправка – мелкая вошь, потому как, по мере сокращения расстояния, сигнал будет нарастать.

От 5В28 уйти нельзя. Как нельзя уйти от главной диаграммы локатора наведения. Ибо в этом мире, несмотря на все уверения дядюшки Эйнштейна, все же существует сверхсветовая скорость. Это – угловая скорость любого луча. Светового или радио не суть важно. Да, пятно света не есть материальный объект. Так и что с того? Вы способны от него уклониться? Луч радиолокатора будет запросто преследовать даже маневрирующий фотонный звездолет. А здесь…

При всем нижайшем поклоне американским авиастроителям, признаем, F-15 «Игл» звездолетом не является. Выйти из луча…

Нет, разумеется, он может попробовать. Безусловно, простая небесная акробатика здесь не помогает. Русские истребители сильны в ней куда больше, но и они не способны, разве что при маневре «кобра Пугачёва» или «колокол». С помощью своих поворотных, управляемых сопел такие штуки умеет делать Су-27. Но по сути, «зависание» способно сбить с толку приемную систему локатора, чем сорвать автосопровождение, однако, согласимся, из луча локатора даже «Сушка» не выскакивает. Ладно, о чем речь? F-15, хоть и «Орел», но «зависать» неспособен.

Зато, как всякий уважительный агрессор, он пользуется аппаратурой помехопостановки. Есть разные типы. Все они по-своему воздействуют на приемную систему РПЦ. Сбивают сигнал по фазе, подстраивая собственный бортовой передатчик. Давят, используя активную шумовую помеху широкого диапазона. Уводят частоту, имитируя эффект Доплера, дабы заставить наземный локатор рыпнуться за миражем и «потерять след». Ссыпают в воздух всякую мелкую, нарезную хрень, дабы закакать пространство лишними отражениями.

Сейчас ничего из этого приведенного списка не сработало. Все три 5В28 нашли свои цели.

Избавление от груза

– Да, мы в курсе, что наши друзья поступили несколько некорректно, – отозвались из далекого Крыма. – Да, мы тоже питали надежду разрешить все столь простым способом. Правда, тогда бы «Измир» был выведен из игры, а вы нам еще нужны, капитан Нури. Очень и очень нужны. Мы вас всех тут ждем не дождемся. И не волнуйтесь, отдыхать долго не получится – работы валом. Сейчас на всякий случай сместитесь к югу еще чуть. Ловите точку? Вертолет из окрестностей Винницы уже вылетел. Будет у вас… Нет, он, из экономии, идет все же по прямой, но зато на малых высотах… На счет груза? Ладно, зафиксируйтесь и избавьтесь… Да, до полной неопознанности. Конец связи.

Вот и все приветы. Ладно, делаем привал по случаю избавления от бедняги Юсуфа.

Аллах не забудет твой подвиг. Тем более хорониться тебе в чем мама родила, ибо мало ли какие выводы способны сделать криминалисты по образцам тканей. Ну и конечно отпечатки пальцев, цвет глаз, форма носа, зубные протезы и объем черепа… Ничего этого просто-напросто не должно быть. Вот жил-был человек индивидуальный, а теперь есть только человек обобщенный, абстрактный такой человечек. Спрашивается, откуда растут ноги у современного искусства?

Зато молитвы как положено, но в ускоренной перемотке. И отряд теперь шагает в два раза бойчей, ибо стресс есть мощнейший стимул работоспособности: куда там химическим стимуляторам. Причем, оружие нисколько делу не мешает, а наоборот придает уверенности в борьбе с судорогами голеней. Не исключено что таким путем можно докандылять до самого Крыма, потом сделать паузу и следовать к Турции: акулы в Чёрном море некрупные.

Но пока имеется надежда на геликоптер. Слава господину Сикорскому! хоть он вроде и русского происхождения!