Русские люди в новых для себя занятиях

Промышленное дело и поиски полезных ископаемых были не единственной сферой, куда переносился европейский опыт или появлялись ростки модернизации. Во второй половине XVII в. в России делались попытки селекции растений, животных, рационализации хозяйства. Этим занимались все первые Романовы, а также многие их придворные, к примеру Борис Морозов, Илья Милославский, Голицыны. Превосходной хозяйкой оказалась жена царя Ивана V, урожденная Прасковья Салтыкова.

Адам Олеарий рассказывает: «Тут имеются всякого рода кухонные овощи, особенно спаржа толщиною в палец, какую я сам ел у некоего голландского купца, моего друга в Москве…Латук и другие сорта салата никогда не садились русскими; они раньше вообще не обращали на них внимания и не только не ели их, но даже смеялись над немцами за употребление их в пищу, говоря, что они едят траву. Теперь же и некоторые из них начинают пробовать салат»[841]. Как и Герберштейн, Олеарий был восхищен качеством русских дынь. Бросается в глаза, что оба писали не о дынях, привезенных из южных областей страны, а о дынях, которые разводят в центре России, культура которых ныне явно утрачена. Олеарий отметил превосходный вкус («их можно есть без сахара») и вес дынь: «…Подобная дыня, — вспоминает он, — в пуд (т.е. 40 фунтов) весом, была поднесена добрым приятелем на дорогу, когда я в то время уезжал из Москвы»[842]. Побывавший в Москве в 1675 г. имперский дипломат Адольф Лизек проник в тайны выращивания русскими в их суровом климате столь прекрасных дынь. Лизек ел дыни весом в «20 фунтов» (пол пуда, или 8 кг), но слышал от людей, «заслуживающих полного доверия… что бывают дыни в 30 и даже 40 фунтов». Для их выращивания нужны особые унавоженные грядки, а главное их нужно укрывать от холодов. «Посадивши дыни, русские ухаживают за ними следующим образом: каждый садовник имеет две верхние одежды для себя и две покрышки для дынь… Если чувствует холод, то надевает на себя верхнюю одежду, а покрышкою прикрывает дыни. Если холод увеличивается… прикрывает дыни другой покрышкою»[843].

Со времен царя Михаила в России стали специально заниматься цветоводством. Олеарий сообщает: «Красивых трав и цветов в Москве в прежние годы было не много. Однако бывший великий князь (Михаил Романов. — Прим. авт.) вскоре после нашего пребывания в стране постарался прекрасно устроить свой сад и украсить его различными дорогими травами и цветами. До сих пор русские ничего не знали о красивых махровых розах, но ограничивались дикими розами и шиповником и ими украшали свои сады. Однако несколько лет тому назад Петер Марселис, выдающийся купец, доставил сюда первые махровые и прованские розы из сада моего милостивейшего князя и государя в Готторпе; они хорошо принялись здесь» [844]. Все, чем увлекался царский дворец, быстро подхватывалось высшим сословием. Подтверждением тому служит запись моряка Стрюйса, сделанная четверть века спустя после Олеария. «Недавно вошли в моду цветы. Прежде смотрели на них как на пустяки и говорили о разведении их как о смешной забаве, но с некоторых пор нет дворянина, у кого бы не росла большая часть цветов, свойственных умеренному климату Европы…» [845]

Адам Олеарий перечислил многие русские хмельные напитки, начиная с водки, настоек на ее основе, медов и кончая пивом. Про виноградное вино он написал, что его везут из Европы через Архангельск. Имперский дипломат Адольф Лизек, писавший о России 30 лет спустя Олеария, отметил среди иностранных напитков вина «испанские, французские и рейнские». «За неимением винограда для вина, — продолжил он, — русские делают квас, варят пиво и мед и гонят водку»[846]. Однако попытки производить в России столь распространенное в Западной Европе виноградное вино начали совершаться еще в начале царствования Алексея Михайловича. Адам Олеарий утверждал, что в районе Астрахани русские «начали заниматься виноградарством»[847]. Царь Алексей Михайлович стал первым русским правителем, который пытался наладить процесс изготовления собственных виноградных вин. Узнав, что у нидерландского купца Давида Рутса служит с 1646 г. «купор» - специалист по упаковке и проверке качества вин (упоминаемый не раз нами выше Йохан ван Сведен) - царь в 1648–1649 гг. отправил его в Астрахань для налаживания там виноделия и обучения этому делу русских[848]. 17 мая 1652 г., как свидетельствует документ, сохранившийся в архивной коллекции Оружейной палаты, астраханец Богдан Северов получил «государево жалованье» («сукно доброе») за то, что прислал в Москву из Астрахани «виноградное питье»[849]. 30 марта 1652 г. в столицу прибыл с виноградным вином астраханец Федор Токарев, присланный «немчином» Паском Загосом из астраханских царских виноградников[850]. Заметка голландца Бальтазара Койэта свидетельствует, что растить виноград Алексей Михайлович пытался даже под Москвой. «В Измайловском, - пишет Койэт, - также находится прекрасный летний дворец царя, в котором есть оранжерея с цветником и парником моргенов в 20; царь садит здесь и виноград, из которого потом, для курьеза, велит готовить вино»[851].

«Пионером» в производстве российских виноградных вин был и генерал русской службы Патрик Гордон. Во время своего пребывания в Киеве в качестве начальника местного гарнизона он наладил производство вина из винограда, произрастающего в его киевском саду. Генерал потчевал этим вином своих русских и иностранных сослуживцев. Дневниковая запись шотландца от 14 октября 1685 г. сообщает: «В день рождения нашего короля (английского монарха — Прим. авт.) мы праздновали с обычной торжественностью и пили … вино из моего собственного виноградника»[852]. Помимо винограда Гордон культивировал в своих имениях яблони, вишни, сливы, рябину, смородину, крыжовник, барбарис, бузину и орех[853].

Алексей Михайлович в дворцовых селах по совету западноевропейских специалистов вводил 5-польный севооборот, требовал щедро удобрять поля навозом. Царь выращивал новые сорта фруктов, овощей, цветов и деревьев, привезенных из Западной Европы. К примеру, в 1653 г. два эмиссара русского правительства Андрей Виниус и московский торговый иноземец Иван Еремеев Марсов среди прочих товаров для казны закупили за границей фруктовые деревья[854]. Зная интерес государя, голландское посольство ван Кленка 1675–1676 гг. привезло ему в подарок 8 породистых лошадей. Их везли в Россию на корабле, снабженном особыми гамаками, в которых животные могли перенести бурю.

Сын Алексея Михайловича царь Федор, несмотря на плохое здоровье, слыл хорошим наездником и любил лошадей столь же страстно, как его отец — соколов. При Федоре III была впервые сделана попытка заняться селекцией лошадей, правда, в масштабах придворной конюшни. В России XVI–XVII вв. лучших лошадей покупали у татар (в царской конюшне кроме хороших татарских коней и аргамаков, держали также арабских, персидских лошадей и английских пони). Федор Алексеевич пытался разводить коней крупных западноевропейских пород, пригодных для тяжелой кавалерии. В 1676 г. царь выменял у посла Кунрада ван Кленка крупного белого жеребца, а потом стал выписывать таких лошадей из Западной Европы[855]. Со смертью Федора попытки вывести свою породу крупных лошадей прекратились. Вернулись к этой идее только в царствование племянницы царя Федора - императрицы Анны Иоанновны (1730-1740), когда её фаворит Эрнест Иоганн Бирон поставил придворное коневодство на профессиональный уровень. В итоге к концу 1730-х в России на базе западноевропейских пород была выведена собственная крупная порода, что позволило сформировать первый в России Конногвардейский кирасирский полк.

Видя деятельность «немцев», в XVII в. в новые для себя занятия стали втягиваться русские люди из разных слоёв общества. Царь Михаил сначала посылал «немчин» на поиск руд. Так первым в Перми и Зауралье собирал сведения о рудах служилый иноземец Дж. Ватер, но уже в 1625 г. сюда были отправлены и русские горные специалисты. 28 января 1634 г. русский рудознатец Александр Иванов был награжден соболями за то, что нашел признаки медной руды у Соликамска[856]. В 1641 г. русский рудознатец «у государева дела в Перми» Семен Колокольников получил награду за разработку медной руды[857]. С 1630 г. началась казенная добыча руд в Зауралье. Стольнику В.И. Стрешневу и гостю Н. Светешникову было поручено организовать там медеплавильное производство. Завод начал давать продукцию в 1633 г. В 1631 г. в Нерчинске пустили казенный завод по производству железа[858]. В 1642 г., опалившись на главу Сыскного приказа А. Репнина, царь Михаил послал его в Тверской уезд с интересным поручением — искать золото[859]. Вольное население черносошного севера и охочие люди Урала и Сибири стали разыскивать полезные ископаемые. С подачи коренных жителей на Северной Двине была найдена алебастровая гора. Присланный из столицы немец-специалист ее описал, прикинул, сколько будет стоить продать пуд алебастра за море. Были наняты люди для добычи алебастра и договорились с купцами о доставке его к Архангельску.

Простая буржуазная кооперация, зачатки которой появились в России еще в конце XVI в., в XVII столетии активно развивалась. Ее примером были многочисленные артели бурлаков, тянувших по Северной Двине, а также по Волге от Астрахани к Нижнему Новгороду и далее торговые баржи, артели каменщиков, строивших здания из кирпича и песчаника. Посадские и торговые люди, а также монастыри охотно занимались производством соли, смолы, дегтя, древесного угля, селитры, пороха и поташа. Многие из этих занятий уже при Михаиле Романове государство объявило своей монополией, которую отдавали на откуп, в том числе и русским людям. Русские откупщики, как правило, должны были поставлять в казну каждую десятую бочку производимого продукта. Правительство Михаила пыталось активно привлекать стрельцов к созданию пороховых мельниц, зелейных и селитровых производств[860]. Самым ярким проявлением развития простой кооперации являлось производство поташа и солеварение. Последним с успехом промышляли еще в конце XVI в. знаменитые Строгановы, а также перешедший в русское подданство сын царского лейб-медика Данила Ильфов. К концу XVII столетия только за Строгановыми числилось 162 варницы, за гостями Шустовыми и Филатовыми — 44 варницы, за Пыскорским монастырем — 25 варниц[861].

С конца XVI столетия активно занимались промыслами с прикидкой на международную торговлю северные русские монастыри, а также их крестьяне. Например, крупный голландский торговец дю Мулен регулярно закупал рыбу у Кирилло-Белозерского монастыря. Эта обитель стояла на Белоозере к северо-западу от Вологды, а рыбу монастырские крестьяне ловили на реке Умбе на юго-западном берегу Кольского полуострова[862]. Расположенный на южной окраине Архангельска монастырь Архангела Михаила являлся владельцем земельных угодий на острове Соломбале и на противоположном городу берегу, заселенном многочисленными монастырскими крестьянами. Однако одной из самых прибыльных статей дохода обители являлось содержание дворов и амбаров в крепости Архангельска, которые монастырь сдавал русским и иноземным торговцам[863]. Печенегский монастырь в 1670-е гг. в течение 10 лет специализировался на заготовке семги, сушеной трески и рыбьего жира. Все это монастырь поставлял оптом западным купцам Бутенанту и Иерониму Траделу, а те большую часть экспортировали на Запад через Архангельск, а меньшую поставляли к царскому столу[864].

Новые занятия не вытесняли старые. В XVII в. развивалось привычное с давних пор городское ремесло. Но и сюда проникали западные технологии, появлялись новые изделия, которые ранее не изготовлялись русскими мастерами. Адам Олеарий отмечал, что русские ремесленники очень восприимчивы и, если рядом работает заграничный мастер, они быстро перенимают у него опыт, даже когда он не передает им свои секреты. «Выработанные подобным (усовершенствованным. — Прим. авт.) путем товары они продают по более дорогой цене, — делится своими наблюдениями голштинец и продолжает: — В особенности изумлялся я золотых дел мастерам, которые теперь умеют чеканить серебряную посуду такую же глубокую и высокую и почти столь же хорошо сформированную, как у любого немца»[865].

Вообще для русской экономики второй половины XVII в. свойственны разнонаправленные тенденции. Рядом с господством застойного и архаично примитивного натурального сельского хозяйства появились экономические новшества - хозяйственная специализация районов, развитие разнообразной торговли, товарно-денежные отношения, выход промышленности на уровень патронируемого правительством мануфактурного производства. Последнее явно относилось к зачаткам внутренней модернизации русского хозяйства.

Некогда английский капитан Ченслор, прибывший в середине XVI в. на Русский Север, обнаружил там множество маленьких деревушек, «которые так полны народа, что удивительно смотреть на них. Земля вся хорошо засеяна хлебом, который жители везут в Москву в таком огромном количестве, что кажется удивительным. Каждое утро вы можете встретить от семисот до восьмисот саней, едущих туда с хлебом, а некоторые с рыбой. Иные везут хлеб в Москву, другие везут его оттуда, и среди них есть такие, которые живут не менее, чем за тысячу миль»[866]. 25-летняя Ливонская война, «прелести» опричнины, природные катастрофы и эпидемии изменили эту картину до неузнаваемости, что и отражено в свидетельствах Флетчера, проехавшего через те же места в 1588 г. Флетчер предрекал народные бунты, и Смута вполне подтвердила его аналитический дар. Почти сто лет спустя, в 1675–1676 гг., этим же маршрутом прибыло голландское посольство ван Кленка. Самые ходовые слова, которыми хронист посольства Бальтазар Койэт, описывает виденное, — «превосходно» и «прекрасно». Вдоль всей дороги от Архангельска до Холмогор, Вологды, Ярославля и, наконец, до Москвы голландцы видели активную промысловую деятельность и возделанные поля и угодья. Русский Север в те времена производил много соли — товара, который был самым распространенным в России консервантом продуктов на длительный срок. Поднимаясь вверх по Северной Двине, голландское посольство то и дело встречало «разные суда с солью, которая получается из Соль-Вычегодска и из Соловецкого монастыря на Белом море, а иногда привозится с Кильдина или Вардегуза. Каждую лодку тащили вверх 40, 50, 60 и даже 70 человек, вплоть до Вологды, где груз выгружается»[867]. В торговом Ярославле голландцы обнаружили много западноевропейских и русских купцов, причем состояние некоторых русских коммерсантов не уступало состояниям крупных голландских негоциантов. «Мы проехали по некоторым улицам и видели прекрасные строения из дерева и камня, — сообщает хроника посольства по приезде в Ярославль. — Наконец, нас привезли во двор русского купца Дмитрия Ивановича Боровского, который… по милости Божией так нажился от торговли, что считается имеющим капитал более, чем в 100 000 имперских талеров»[868]. В Тотьме, помимо местного воеводы, голландцы общались со старым русским купцом Иосифом Андреевичем. «…Он был очень богат и ежегодно получал до 40 000 гульденов дохода: у него было 8 солеварен, с которых он каждый год собирал 8000 рублей»[869]. Состояние сельского хозяйства на пути от Архангельска до Москвы также радовало взгляд нидерландских дипломатов. «То мы видели землю под паром, то приятные долины, нивы с колосящимся хлебом, приятные поля с высокою красивою травою… Мы проехали через много прекрасных деревень, а также мимо превосходнейшего города, называющегося Ростовом»[870].

Можно заподозрить, что столь радужная картина русской действительности проистекала от юного возраста Б. Койэта (он не достиг 20 лет) и доброжелательного приема, который повсеместно по царскому приказу был оказан голландцам. Однако и «бездушная» статистика, выведенная из актового материала XVII в., подтверждает развитие городской жизни, торговли и промысловой деятельности. Во второй половине XV в. в России насчитывалось 63 города. Через 100 лет их было 68. В 1610 г. — 138, а в середине XVII в. — 226. В Москве в середине XVII в., по подсчетам разных авторов, проживало от 100 до 200 тысяч человек. Это был один из самых густонаселенных городов Европы того времени. В Пскове и Новгороде насчитывалось 30 тысяч жителей. В остальных городах около 10 тысяч Последнее вполне соответствовало средним и малым городам Западной Европы того времени. Новые пограничные городки на юге, западе и востоке имели меньшее число жителей, причем от 90 % до 75 % здесь составляли стрельцы, городовые казаки и солдаты. В середине XVII в. на 13 млн жителей России приходилось примерно 537 тысяч горожан[871].

В среднем по стране тяглое городское население, занятое в торговле, ремесле и промыслах, составляло в XVII в. чуть меньше 32 % от всех обитателей городов; на служилых людей приходилось 60 %. Но это в среднем! В центральных уездах, в Поволжье и на Русском Севере процент тяглых горожан составлял по разным городам от 60 до 80 %[872].

Как видно из описания путешествия в Москву посольства ван Кленка, на Русском Севере и примыкающем к нему Верхнем Поволжье к 1670-м гг. сложилась благоприятная ситуация для начала процесса накопления первоначального капитала. Русские «торговые мужики» включились в данный процесс, который мало чем отличался от европейского аналога. Этому способствовало отсутствие широкого распространения крепостного права на севере. Вольное черносошное крестьянство, как и посадский люд энергично осваивали не только свой край, но и двигались в Сибирь. Лингвистическими исследованиями было установлено, что в Сибири был распространен именно северорусский и верхневолжский диалекты. Критичный в оценке социально-экономического состояния России в середине XVII в. лейб-медик англичанин С. Коллинс и тот делал исключение для Сибири, «заслуживающей имя лучшего цвета Русской империи»[873]. Промысловые охочие люди в Сибири, многие из которых были первопроходцами (самый яркий из них Ерофей Хабаров), отличались теми же чертами характера и образом жизни, что и западноевропейские пионеры.

Русские купцы отдали дань общеевропейскому стремлению попасть в экзотические страны Востока. В середине XVII в. торговый человек Арсений Суханов добрался до Египта и «открыл» эту страну для России. Все увиденное он описал в записках[874], которые не менее содержательны, чем знаменитое «Хождение за три моря» Афанасия Никитина.

Совсем иная картина открывалась взору иностранного наблюдателя в центральных районах России, где традиционно было сильно помещичье землевладение. С окончательным закрепощением крестьян Соборным Уложением 1649 г. помещики получили новый стимул заняться хозяйством, принцип организации которого был далек от буржуазного. Парадоксом для территорий восточнее Эльбы, включая особенно Речь Посполитую и Россию, являлось то, что стимулом развития крепостного барщинного земледелия оказалось именно развитие товарно-денежных отношений, хозяйственная специализация районов, расширение внутренней и внешней торговли. Всё это открывало перед помещиком отличные перспективы быть поставщиком товарного хлеба как у себя в стране, так и на внешний рынок. При этом основная масса земледельцев опускалась на положение «рабочего скота», отученного от самостоятельности и предприимчивости. «Русские крестьяне, — писал Самюэль Коллинс, — находятся в совершенном рабстве, заботятся только о том, что наполняет желудок, а все, что они приобретают сверх ежедневных потребностей, отбирают помещики или их управители»[875]. В отличие от голландцев, которые видели Россию середины 1670-х гг., Коллинс описывал 1650–1660-е гг. Две крупные наступательные войны, которые Россия провела в это время, легли страшным грузом на экономику страны. «Всего здесь стало мало, замечает Коллинс, - все вшестеро дороже прежнего, а медные деньги потеряли цену… [у купцов] силой брали товары за медные деньги, а медные деньги упали сначала от ста до одного, и когда казна снова захотела вывести их, многие разорились, многие повесились, другие пропили свое имущество и померли в пьянстве»[876].

Упоминание иностранцем войн в контексте их разрушительного влияния на экономику, на социально-экономическое и морально-психологическое состояние русского общества заставляет заметить разницу в мотивации войн России и молодых буржуазных государств, таких, к примеру, как Голландия или Англия. Последние воевали, по сути, за интересы своих «торговых мужиков». Россия, Речь Посполитая, Священная Римская Империя, Швеция и Франция во многом руководствовались прежде всего геополитическими, имперскими целями. Стремление к величию государства заставляло игнорировать интересы населения. От того «семь тучных лет» регулярно сменялись «семью тощими годами».