Начало политики протекционизма

В международной торговле от присущей XVI в. ориентации на интерес власти и связанного с ней западного гостя перешли к пониманию необходимости защиты отечественного купца. Вслед за многочисленными челобитными русских купцов 1635, 1637, 1639, 1642 гг. при Алексее Михайловиче в 1646 г. было подано новое купеческое прошение с просьбой ограничить льготы западноевропейского, особенно английского, купечества. Челобитную 1646 г. подписало 150 русских купцов. Привлекает в ней внимание возросший уровень общественно-политического сознания отечественного торгового сословия. К примеру, для русских торговцев абсолютно справедливым кажется прошение английского короля за интересы своих коммерсантов — монарх и должен защищать своих подданных. При этом русские челобитчики отмечают, что в Англии беспорядки, и английские «торговые люди все Карлосу королю не подручны и от него отложились, и бьются с ним четвертый год»[877]. Как показали дальнейшие события, попытка русских гостей сыграть на солидарности монархов была весьма продуманной. После повторного обращения к царю Алексею в ходе работы Земского Собора 1648–1649 гг. 1 июня 1649 г. появился царский указ о выдворении англичан с территории России. Англичане, пояснялось в указе, «всею землею учинили большое злое дело, государя своего Карлоса короля убили», а кроме того говорилось, что от деятельности английских конкурентов русские купцы обеднели. Пробуждение желания правительства «защищать своих» видно из отклонения Алексеем Михайловичем демарша лорда Джона Колпепера, посла некоронованного английского короля Карла II, который просил сохранить за британскими купцами-роялистами их привилегии в России. Просьба же Колпепера о субсидии для его властителя была уважена.

Протекционизм проступал красной нитью в Торговом уставе 1653 г. и Новоторговом уставе 1667 г. Согласно Уставу 1653 г., русские купцы облагались единой пошлиной в 5 % цены продаваемого товара, которая заменила прежние многообразные сборы: явочный, езжий, мостовой, полозовый и пр. Иностранцы платили в Архангельске и Астрахани пошлину в 6 %, а при самостоятельном провозе товара в глубь страны уже 7 %.

Однако ряд западных купцов, особо приближенных к царскому двору, по-прежнему получали жалованные грамоты с привилегиями вплоть до освобождения от налогов. Поэтому челобитные русских торговцев с жалобами на ущемление их интересов западными гостями продолжались. Преференции обладателей жалованных грамот били не только по русским торговцам, но и по иностранным, не имевших грамот «с красными печатями». Одна из челобитных середины 1660-х гг., обнаруженная А.В. Демкиным, была подана на царское имя за подписью и русских, и «приезжих иноземцев розных земель, галанцев и анбурцев», не имевшим жалованных грамот и ведших дела лишь в Архангельске. Русские и «немцы» просили запретить иностранным владельцам жалованных грамот проезд и торговлю внутри России. Русские жаловались на свое «разорение», непривилегированные «немцы» грозились прекратить ездить в Архангельск[878].

Правительство отреагировало изданием Новоторгового устава 1667 г. Он запретил розничную торговлю иностранцев, как и торговлю в России между иностранцами. В Архангельске пошлина составила 5 % с продаваемых на вес товаров и 4 % — с оборота прочих товаров, но при провозе купцом-«немцем» товаров дальше пошлина удваивалась. По расчетам голландского историка Я.В. Велувенкампа, на практике иностранцы, решившиеся торговать в глубине России, платили еще больше: сначала 10 % транзитную пошлину со стоимости товаров, поставляемых ими в Москву и другие русские города, а потом еще 6% взималось при продаже товаров в самих этих городах. Итого, вместе с въездной пошлиной получалось более 20 %[879]. Но торговые обороты русской международной торговли от этого не падали, а росли, что указывало на правильность протекционистского курса. Также поступали западные монархи. Руководитель написания Новоторгового устава Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин не скрывал, что при составлении документа заимствовал чужой опыт, отмечая: «Доброму не стыдно навыкать и со стороны, у чужих, даже у своих врагов»[880]. Одним из главных составителей Устава 1667 г. являлся купец и промышленник Петер Марселис.

После выхода Новоторгового устава русское купечество больше не обращалось к царю с просьбами закрыть иноземным торговцам путь внутрь страны[881]. Надо сказать, что Новоторговый устав не отменил практику выдачи отдельным западноевропейским купцам жалованных грамот и монополий. В первую очередь государственных монополий на продажу или закупку какого-либо товара, на котором в тот или иной год само государство желало заработать. В течение всего царствования Алексея Михайловича казна выступала крупнейшим экспортером партий различных объявленных монопольными товаров. Ряд товаров — первоклассная пушнина, черная икра, поташ - почти все время значились государственной монополией. Крупные экспортные сделки от лица государства совершались регулярно, когда власть нуждалась в средствах для покупки западноевропейского вооружения и для найма офицеров и прочих специалистов на Западе. А поскольку в этом правительство нуждалось постоянно, то и операции от лица казны были регулярными. Агентами казны выступали всё те же «немцы», купцы, часто совмещавшие свой бизнес со службой в Посольском приказе.

На 1620-1630-е гг. приходится первый «бум» продажи за рубеж русского хлеба. Тридцатилетняя война с ее многочисленными армиями создала в Европе продовольственную проблему. Цены на хлеб выросли. Русская корона с удовольствием продавала купцам-посредникам зерно к немалой для себя выгоде. В ноябре 1626 г. Габриэль Марселис и Альберт Балтазар Бернс получили у царя разрешение закупить для датского короля 30 тысяч четвертей (около 3 тыс. тонн) зерна. Для их вывоза из России не хватило 10 зафрахтованных в 1627 г. судов, и за остатком хлеба в 1668 г. прибыли дополнительные корабли. В 1629 г. эти же купцы приобрели еще 4 тысячи четвертей хлеба, а в 1630–1632 гг. получили жалованную грамоту на вывоз в Данию 75 тысяч четвертей зерна. Примерно в это же самое время купцы Питер де ла Дале и дю Мулен через своего агента-компаньона в России Давида Рутса приобретали хлеб для шведского короля. В 1628–1629 гг. они купили 36 тысяч четвертей зерна, а в 1631 — еще 80 тысяч [882]

В 1653 г. уже русский подданный, православный «немчин» Андрей Виниус и московский торговый иноземец Иван Еремеев Марсов от имени московского правительства продали большие партии зерна и поташа, а закупили для русской армии до 6 тысяч панцирей, до 400 тысяч фунтов свинца, до 4 тысяч пистолетов, столько же карабинов, 200–300 тысяч фунтов пороха. Для перевозки всего этого зафрахтовали а Амстердаме 2 корабля. Недостаток средств в 2 тысячи ефимков эмиссары компенсировали займом у местных купцов, который на следующий год вернул Кунрату Кленку в Архангельске таможенный голова Иван Мальцев.

В 1650–1660-х гг. в роли «государственного торгового агента» часто бывал англичанин Джон Хебдон, в прошлом переводчик Английской (Лондонской) Московской компании. В 1652 г. в Амстердаме в ранге уполномоченного царя он с помощью Кунрата Кленка, сына известного в России купца Георга Кленка, ловил опасного для русской короны беглеца некоего Т. Анкундинова, выдававшего себя за никогда не существовавшего сына царя Василия IV Шуйского. В 1659 г. Джон Хебдон продал с подачи казны 1200 пудов шелка — голландским и английским купцам; в 1660 г. — 100 тысяч пудов литовской пеньки на 180 тысяч ефимков. На полученную выручку Хебдон закупал оружие и сукно для полков нового строя, провёл наём мастеров различных специальностей. Когда в 1660 г. ему не хватило денег на царев заказ, он взял их взаймы у голландских купцов Кунрата Кленка, Яна и Маркуса Вогеларов (оба — сыновья известного торговца с Россией первой половины XVII в.). В благодарность русское правительство дало Кленку и Вогеларам жалованную грамоту, освободившую их на 1662–1667 г. от уплаты половины пошлин в Архангельске и в глубине России.

В 1671–1672 гг. московские агенты — немец Томас Келдерман и русский Владимир Воронин - поставили от имени царя на Запад в три партии 2002 бочки поташа[883].

Приступив к политике протекционизма, центральная власть прекрасно осознавала необходимость расширения международных торговых связей и не шла на поводу эгоистических и недальновидных просьб отечественных купцов. Челобитные торговых русских людей от 1627, 1635, 1637, 1649–1667 гг. требовали полностью изгнать не только англичан, но и голландцев, гамбуржцев и прочих «немцев» с внутреннего русского рынка. Высылки западноевропейских купцов требовали выборные от купцов на Земском соборе 1648–1649 гг.[884] Отметала центральная власть и попытки местного абсурдного «протекционизма». Так ещё при Михаиле Романове голландский купец дю Мулен, закупавший у Белозерского монастыря рыбу, обязался снабжать монастырских крестьян-рыболовов, находившихся на Кольском полуострове, зерном по 300–500 четвертей в год. Местные власти запретили ему возить зерно на западноевропейских судах. Последние порожняком приходили за рыбой, а дю Мулен для перевозки зерна обязан был нанимать русские струги. Они были плохо приспособлены для перевозки по морю крупных партий грузов. С русскими судами постоянно что-то происходило, от чего все несли убытки. В начале 1616 г. дю Мулен обратился в Москву с ходатайством и хлеб, и рыбу возить ему на своих судах, и уже в апреле того же года он получил положительный ответ[885]. В июне 1682 г. была рассмотрена челобитная голландских и датских купцов, которые жаловались на произвол архангельских властей и русских торговых голов, чинивших самовольное задержание иностранных судов до глубокой осени и бравших «прибавки» при взятии пошлин. Жалоба была признана справедливой, и виновные понесли наказания[886].

При царе Федоре III и в регентство Софьи протекционистская политика, сочетаемая с покровительством расширению всех видов торговли, получила новый импульс. В 1687 г. отменили таможенные пошлины в русско-украинской торговле. В 1680-х гг. заключили много торговых соглашений как со старыми западными торговыми партнерами (к примеру, Речью Посполитой, Швецией, Нидерландами, Пруссией), так и с новыми, иногда весьма отдаленными от центра России — как, например, было с Китайской империей. Попытки английских купцов даже после реставрации королевской власти в Британии (в Москве получали просьбы Карла II и Якова II) вернуть себе прежние привилегии остались безответными[887].

При этом стоит заметить, что от старой экономической политики остался принцип превалирования интересов казны над интересами отдельных социальных групп подданных. Купцы, как при первых Романовых, так и при царе Федоре III, царевне Софье, как далее и при Петре I, часто использовались в качестве торговых агентов правительства. В регентство Софьи круг товаров, позиционированных как государственная внешнеторговая монополия, даже вырос[888]. В 1687 г. были ликвидированы откупа при продаже спиртных напитков, агенты государства, занятые торговлей алкоголем, давали клятву все доходы перечислять в казну[889].

В целом следует констатировать значительные подвижки России в модернизации торгово-промышленной деятельности в XVII в. Причем стоит признать, что западноевропейский опыт и связи сыграли в данном вопросе главную роль, работая катализатором всех описанных выше процессов. В результате, в отличие от азиатского Востока или стран Нового Света, в России не появилось предпосылок для превращения страны в колонию Запада. «Командные высоты» в регулировании отношений между россиянами и более развитыми в области торгово-промышленного дела «немцами» по-прежнему оставались за государевой властью. В этом был «плюс» вотчинного государства. В итоге развитие товарно-денежных отношений, торговли, специализация русских регионов не деформировали вотчинный уклад, а сосуществовали с ним. Европеизация во всех ее проявлениях оставалась процессом, контролируемым вотчинным государством и существующим в первую очередь для укрепления государственного господства над обществом и роста государственного внешнеполитического могущества России.

Внутренняя модернизация пробудилась, но шла крайне медленно и противоречиво. Выбранная еще во второй половине XV в. модель европеизации где-то стимулировала ее, но чаще сдерживала. Она подменяла модернизацию суррогатной формой постоянных заимствований «новшеств», созданных на Западе. При этом поверхностная европеизация сделала Россию специфической частью большого Европейского мира, ибо без него Россия не обладала ни могуществом, ни конкурентоспособностью, ни, как это ни парадоксально, самобытностью как по отношению к Западу, так и по отношению к Востоку.