Осада замка Монсегюр

Такова в общих чертах история этого религиозного движения, которое распространяется в Лангедоке и прилегающих к нему провинциях, нанося этим вред католической Церкви. К нему вскоре присоединяются многие благородные семьи, потому ли, что они оценили религиозную терпимость, или же они не могли больше выносить развращенность официальной Церкви, ее упадок и явную несостоятельность. Как бы то ни было, тридцать процентов Совершенных были выходцами из лангедокской знати. В 1145 году, за полвека до Альбигойского крестового похода, святой Бернар явился собственной персоной, чтобы поразить катаров, и он был удивлен тем, что тех было действительно очень много, но «не было учения более христианского, нежели учение катаров, и нравы их были чисты».

Тем не менее, в 1200 году католическая Церковь, еще более обеспокоенная развитием ереси и прекрасно сознающая, какую зависть вызывает на Севере эта богатая южная провинция, решает вмешаться при первом же удобном случае. Этот случай вскоре ей представляется: четырнадцатого января 1208 года был убит легат папы римского Пьер де Кастельно, и хотя катарская ересь была абсолютно непричастна к этому убийству, Рим дает сигнал к вооруженному наступлению.

В июле 1209 года в Лионе под предводительством аббата Сито собирается огромная армия и отправляется в дорогу, ведущую на юг. Симон де Монфор, испытанный солдат и вассал французского короля, возглавляет военные действия, полный решимости не отступать ни перед чем и стереть с лица земли страну еретиков. Его святому делу оказывает помощь молодой и страстный испанский миссионер Доминго де Гусман, основавший в 1216 году монашеский орден, носящий его имя note 16, представители которого будут заседать в трибуналах Инквизиции. Катары будут не единственными жертвами этого печально известного учреждения; такая же участь постигла издавна живущее в Лангедоке еврейское население, которое защищали знатные семьи провинции.

В 1218 году, во время осады Тулузы, Симон де Монфор был убит, но истребление народа продолжалось еще целую четверть века, за исключением нескольких лет передышки. В 1244 году капитулирует замок Монсегюр, и катарская ересь официально перестает существовать на юге Франции. Но только официально; и Эмманюэль Ле Руа Ладюри в своей прекрасной книге «Монтайу, провансальская деревня» вполне справедливо отмечает деятельность катаров еще в течение долгого времени после падения замка Монсегюр. Маленькие «очаги» вспыхивают там и сям, под защитой гор или в подземных гротах, верные своему учению, продолжающие неустанную борьбу со своими преследователями. Именно так и удалось одной из общин выжить в окрестностях Ренн-ле-Шато.

Сокровище катаров.

Во время крестового похода и еще долго после него катаров окутывает ореол тайны; не исчез он полностью и сегодня. Превозносимые в самых невероятных легендах, окруженные полутенью, свойственной великим тайнам мировой Истории, они остаются одной из самых привлекательных загадок прошлого Франции, и по отношению к ним возникает всегда великое множество вопросов.

Прежде всего их происхождение. Некоторые видят в них потомков богомилов, еретической секты, распространившейся в Х и XI веках в Болгарии и эмигрировавшей затем на запад. Без сомнения, часть их осела в Лангедоке; однако вероятно, что катары имели более глубокие и давние французские корни, выросшие из предшествующих им ересей в самом начале христианской эры note 17.

Смущают некоторые детали, такие, например, как анекдот, рассказанный летописцем Жаном де Жуенвилем, советником Людовика IX Святого в XIII веке: «Святой король поведал мне, что многие альбигойцы пришли к графу Монфору… и сказали ему, чтобы он пошел посмотреть на тело Господа нашего, который в руках священника обрел плоть и кровь. И он им ответил: „Идите и смотрите вы сами, вы, не верящие в это, а я в это верю твердо, так, учит Священное Писание“. note 18 Любопытно, что Жуенвиль больше не возвращался к этой истории, и она остается загадочной. На какой ритуал он намекает? Если катары отрицали значение святого причастия, что просили они констатировать графа Монфора и почему?

Не меньшей загадкой является и их сокровище. Из достоверных источников ясно, что катары были очень богаты, и их богатство оправдывалось большим количеством разного рода даров, которые они принимали, распоряжались ими и перераспределяли, исполняя свои дела. Но было и другое, так как с самого начала крестового похода ходили слухи, что в замке Монсегюр, этом великолепном каменном корабле и оплоте веры, находилось некое богатство, не материальное, а мистическое. Однако, после падения крепости ничего похожего не обнаружили… Тем не менее, мы не должны обходить вниманием странные происшествия, имевшие место в замке, а затем его капитуляцию.

Коротко о фактах: весной 1243 года многочисленная армия, состоящая из конных и пеших французских солдат, окружает огромную скалу, чем исключается всякая возможность войти либо выйти из осажденного замка. Маневр прост: крепость расположена на большой высоте, с внешним миром никаких сообщений быть не может, и осажденные погибнут от голода и жажды.

Но несмотря на численное превосходство армии, этого количества солдат не хватает, чтобы полностью окружить подножие горы. Иногда случаются дезертирства; существует также такое сообщничество между жителями окрестных деревень и даже между осаждающими и осажденными, что последним удается пересекать «границу» и приносить провизию или получить другую помощь от преданных их делу сторонников.

В январе следующего года, за три месяца до падения цитадели, двое Совершенных покидают замок унося с собой большую часть сокровища катаров (золото, серебро и огромное количество денег), которое они переносят в укрепленный грот, находящийся в глубине гор, а также в другой замок-крепость; больше никто и никогда об этом не услышит…

Первого марта Монсегюр с находящимися в нем пятьюстами осажденными сдается; сто пятьдесят или двести человек являются Совершенными, остальные – хозяева замка, рыцари, конюхи, солдаты, младшие офицерские чины и их семьи.

Переговоры начинаются сразу же, и условия капитуляции предъявляются удивительно выгодные: еретики из Монсегюра получают прощение за все свои прошлые ошибки, и солдаты могут покинуть замок, взяв с собой свое оружие, вещи и деньги. Что же касается Совершенных, то они должны будут предстать перед судом Инквизиции, чтобы исповедоваться во всех своих заблуждениях, и как только они отрекутся от своей веры, они будут освобождены и подвергнуты самым легким наказаниям. В противном случае, они взойдут на костер.

Осажденные просят двухнедельного перемирия, которое победители в необъяснимом порыве великодушия им дают. Взамен еретики добровольно отдают заложников, которые будут убиты при малейшей попытке к бегству. Но никто не пытается покинуть крепость, и в течение двух недель обитатели Монсегюра все вместе готовятся к смерти, ибо отречению все они предпочли мученичество. Было ли это в силу их убеждения или же из-за отказа выдать инквизиторам то, что от них требовали? Человек двадцать из них получают Consolamentum, став Совершенными, они без страха идут навстречу смерти.

Перемирие заканчивается пятнадцатого марта. На заре двести Совершенных, из которых ни один не согласился отречься, собрались внутри высокого палисада «против подножия горы», где полыхали уже многочисленные вязанки дров, ибо для такого большого количества жертв не успели приготовить столбы. К вечеру от них уже ничего не останется; только несколько кучек горячего пепла еще долго будут дымиться ночью.

Однако, четверо избежали сожжения. Это четверо Совершенных, которых оставшиеся в крепости с риском для жизни спрятали в подземелье, пока остальные еретики покидали замок, чтобы взойти на костер. В ночь на шестнадцатое марта они с помощью веревок, подвешенных на западной стене, убегают из замка. Побег такой же опасный для них самих, как и для остатков гарнизона; зачем он? Какое такое важное поручение должны были они выполнить, что избрали опасный ночной побег, тогда как на следующий день они могли свободно покинуть крепость?

Как свидетельствует старый лангедокский рыцарь Арно-Роже де Мирпуа, эти люди унесли с собой то, что осталось от сокровищ катаров. Но разве большая часть его не была уже вынесена из замка Монсегюр три месяца назад? Да и как можно, нагрузив себя тяжелыми и громоздкими слитками драгоценных металлов и деньгами, спуститься в пустоту с высоты более ста метров?

Значит, четверо беглецов унесли с собой не материальные ценности, а нечто другое. Быть может, какую-нибудь ценную информацию, содержавшуюся в рукописях, реликвию или предмет культа, которые ни за что не должны были попасть в чужие руки… Но почему тогда это не могли вынести раньше и укрыть в надежном месте, пока было время? Почему это сохранялось в крепости до самого последнего и опасного момента?

Ответ на эту загадку, кажется, лучше всего искать в перемирии, желаемом и полученном. В самом деле, двухнедельная передышка была так необходима осажденным, что эта необходимость оправдывает выдачу большого числа заложников. Передышка, служащая для того, чтобы отдалить неизбежное, выиграть время. Не какое-то время, а вполне определенное количество времени, даже специфическое, потому что позволило им дождаться дня весеннего равноденствия, ритуального праздника катаров, совпадающего с христианской Пасхой.

Но ведь катары, подвергающие сомнению факт распятия, не имеют никакого основания придавать значение воскресению!? Тем не менее, известно точно, что четырнадцатого марта, накануне истечения срока перемирия, в окруженном замке состоялся праздник note 19. Без сомнения, эта дата была выбрана не случайно, также как и то, что в конце церемонии шесть женщин и человек двенадцать мужчин – рыцарей и младших офицеров – были приняты в лоно катарской Церкви. Имеет ли все это какое-либо отношение к таинственному «предмету», который тайно покинет Монсегюр спустя две ночи? И, следовательно, был ли этот «предмет» необходимым во время церемонии? Играл ли он какую-то роль в обращении новых еретиков? Был ли он настолько драгоценен, что для его спасения требовалось сообщничество всех, кто отправлял его из замка, и риск собственной жизнью? Все эти вопросы сводятся к одному: каким же легендарным и необыкновенным сокровищем обладали катары?

Тайна катаров.

Тогда мы вернулись к духу многочисленных легенд, которые в XII и XIII веках тесно связывали между собой катаров и Святой Грааль. До сих пор мы придавали этому мало значения, даже не зная точно, существовала ли на самом деле эта драгоценная чаша, и какой интерес представляла она для религии катаров.

Имеются многие свидетельства; кое-кто считает даже, что романы о Святом Граале – Кретьена де Труа, например, и Вольфрама фон Эшенбаха в Германии, – это интерполяция в христианскую религию катарской идеи, скрытой в поэтической аллегории. Это утверждение содержит долю правды; действительно, во время Альбигойского крестового похода представители Рима осудили романы о Святом Граале как опасные, если не еретические, из-за явно выраженного в них очень специфического дуализма.

Ко всему прочему, Вольфрам, немецкий поэт, располагает замок, в котором находится священная чаша, в Пиренеях, и, как кажется, Рихард Вагнер принял эту версию. Этот замок называется Мунсальвеш – германизированная форма названия Монсальва – термина катаров. Кроме того, в одной из поэм Эшенбаха владельца замка Грааля зовут Перилла; хозяина Монсальва звали Раймон де Перей; в документах той эпохи его имя писалось чаще как Перелла note 20.

Если эти совпадения поражают нас, то они поразили также и Соньера, более, чем мы, проникшегося духом местного фольклора. А так как он неплохо разбирался в географии, то он знал, что Монсегюр находится недалеко, и что его трагическая судьба все еще волнует умы жителей; он знает также, что величественная тень вековой крепости вполне могла бы скрывать какую-то тайну.

Итак, на следующий день после окончания перемирия четверо из осажденных сбежали из капитулировавшей цитадели, унося с собой драгоценную ношу. Но разве этот груз не был вынесен из замка три месяца назад? Значит, могло случиться так, что вторая часть его, которую потом найдет аббат Соньер, содержала в себе некое разоблачение? И что это разоблачение каким-то непонятным образом связано со Святым Граалем? В таком случае, Романы о Граале могли бы иметь другое значение, нежели то, которое им обычно придают?

Где же тогда находится это сокровище? В укрепленных гротах Орнолака, в Арьеже, где, согласно преданиям, группа катаров будет уничтожена вскоре после трагедии Монсегюра? Но кроме человеческих останков в Орнолаке ничего не нашли. Почему бы тогда не вспомнить о Ренн-ле-Шато, расположенном в полдне езды верхом от Монсегюра, или об одной из труднонаходимых пещер, которые буквально пронизывают близлежащие горы? И, следовательно, почему бы тайне Монсегюра не быть одновременно «тайной аббата Соньера»?..

О ком бы ни шла речь – о катарах или о Соньере – оба сокровища означают, вероятно нечто отличное от того, что этим термином обычно определяют; и в обоих случаях можно различить какой-то знак, информацию, относящуюся к христианству – к его доктринам и к его теологии, и может быть, к его истории и происхождению. Располагали ли им катары или хотя бы некоторые из них, вызвав этим лютую ненависть и месть со стороны Рима? Была ли это та самая информация, на которую указывал английский священник, говоря о «формальном доказательстве»?

Снова мы испытали чувство, что подверглись самым нелепым измышлениям на очень опасной и неустойчивой почве, так как наши знания о катарах были ничтожны, и было очень трудно установить какую-либо гипотезу.

Именно тогда наше расследование привело нас на новый, еще более загадочный, более маловероятный путь: путь рыцарей Храма.

 

ВОИНСТВУЮЩИЕ МОНАХИ.

 

Знакомые и дорогие для Истории тени тамплиеров! Горделивые рыцари в белых плащах с красным крестом, галопом несущиеся по дорогам Святой Земли… Солдаты Христа, вечно бесстрашные, часто фанатичные, отдающие службе свою веру и свои силы, чтобы, как мы знаем, проявить себя героями во время крестовых походов. Рыцари Храма Соломонова – вот кто эти воинствующие монахи; но они были также членами таинственного ордена, союза со многими и опасными ликами, интриги, замыслы, действия и заговоры которого еще и сегодня окружены атмосферой неясности и двусмысленности.

Каких только чувств они ни вызывали! Как только им ни удивлялись, какими только их ни описывали… Если Вальтер Скотт в «Айвенго» показывает их лицемерными и спесивыми деспотами, без стыда злоупотреблявшими своей властью и богатством, вершившими по своей прихоти судьбы отдельных людей и целых государств, то другие писатели XIX века видят в них злодеев, осквернителей, идолопоклонников, еретиков, а также магов и алхимиков. Однако, сегодня кое-кто считает их несчастными жертвами, простыми пешками на шахматной доске Церкви и государства; другие, в традициях франкмасонства, рассматривали их прежде всего, как мистиков, адептов некой науки, известной только им, тайны которой они ревниво охраняли.

Если в историческом плане никто не отрицает ни храбрость тамплиеров во время крестовых походов, ни их вклад в развитие западноевропейской культуры XII и XIII веков, если мы сознательно признаем их могущество и влияние, которыми они пользовались в Христианском мире, равно как и одну из главных ролей, сыгранную ими в Истории, то никто без колебаний не может определить их истинную личность. Кем они были в действительности и что скрывали за их респектабельным фасадом? Почему столько сомнений и вопросов, столько легенд вокруг этих загадочных «солдат Христовых»? Почему, наконец, за официальными версиями, принятыми историками разных стран, упорно присутствует какая-то другая, заботливо скрываемая правда?