Труд как фактор формирования сознания

Человеческое общество создается человеческим трудом. Труд – это специфически человеческая деятельность, стимулируемая обществом и порождающая общество. Труд следует рассматривать как самодеятельность общественного существа, стимулируемую обществом и направленную на индивидуально-творческие решения каждым человеком основной задачи общества: саморазвитие общества как более высокой по сравнению с биологическим уровнем ступени существования. Труд – это не просто добывание средств жизни отдельным индивидом, эти средства, понятые как средства биологического выживания можно добыть и без всякого труда. Труд – средство создания общества, искусственных, человеческих условий жизни, превышающих биологическое существование. Труд, точнее широко понятая, материальная и идеальная человеческая самодеятельность, проявляется далеко не только в сфере добычи материальных средств существования, но прежде всего в сфере организации общественной, коллективной, человеческой жизни – в сфере воспитания, общественного самоуправления, производства идей, ценностей, постановки целей существования и т. д. Труд – это реализация сверхприродного потенциала человека (человечества), того, что М. К. Мамардашвили, вслед за М. Шелером, М. Хайдеггером, другими экзистенциалистами называл подлинным бытием человека в отличие от его исходного, «отприродного», низшего существования. Труд – это реализация человеческой сущности, понятой как предназначение человека (общества) быть точкой роста природы, существом, растормаживающим общеприродный процесс, обеспечивающим бесконечный прогресс природы. Труд, организуемый обществом, осуществляет «потенциальный гуманизм природы» и одновременно делает общество – «осуществленным натурализмом человека», труд – это средство «подлинного воскресения природы» (К. Маркс. – Т. 42. – С. 118). Труд впервые превращает субстанцию (природу) в субъекта собственного саморазвития. Труд, как самодеятельность общественного человека как раз и требует от человека адекватных психологических и духовных качеств, пробуждает эти качества. Прежде всего, он порождает отмеченную выше человеческую способность «идеации» (М. Шелер), т. е. выхода за рамки простого отражения конкретных предметов и их состояний (плохое, хорошее) к воображению общих идей добра и зла, образцового и уродливого, сущего и должного. Труд как преобразующая природу деятельность пробуждает способность к воображению идеальных состояний предметов и следования воображенным образам как стимулом более важным, чем результатам простого их отражения. Труд – это беспрерывный процесс распредмечивания природы и создания идеальных образов потребного человеку будущего и одновременно бесконечный процесс опредмечивания воображенных образов и идеалов. Труд можно назвать субстанцией общества – первоосновой, которая, модифицируясь, входит в сущность созданных им общественных предметов, состояний и процессов.

Человеческий труд по своей сущности – вовсе не тот исполнительский, тем более наемный труд, который создает материальные потребительские ценности (потребительные стоимости, приобретающие на рынке абстрактную меновую стоимость). Такой (исполнительский, наемный, преимущественно физический) труд является исторической аберрацией, абстракцией, сколком с целостной человеческой самодеятельности, которую можно назвать полноценным, конкретным, сущностным, или всеобщим, трудом. Последний – включает в себя и потому требует для своего осуществления максимума человеческих духовных способностей: силы воображения, волевого саморегулирования, чувствования и осознания ценностей человеческого окружения и человеческого образа жизни, т. е. нравственных и эстетических форм сознания, сознательного переподчинения человеком мотивов своего поведения, переподчинения, вызванного гуманистическим, любовным чувством человека к другим людям, чувствами собственной универсальности (равенства всем другим людям), свободы, самоцельности, суверенности и т. д. В конечном счете, труд как сущностный, всеобщий – личностное явление; человеческая личность, личностное состояние – условие и следствие человеческого труда как всеобщей (сущностной) человеческой силы.

Начинаться человеческий труд должен был именно с такой, всеобщей, модальности. Он – не простое количественное увеличение, нарастание в жизнеобеспечивающей деятельности животного элементов интеллектуальности, корректности и биологической эффективности. Однако, исторически всеобщий труд дополняется, «обрастает» социально обусловленной феноменологией: рабский, подневольный, наемный, отчужденный, жизнеобеспечивающий, порождающий капитал, роскошь, средства насилия, войны, карательные операции, оранжевые революции и т. п. Эти превращенные формы заслоняют собой его изначальную сущностную основу, и тогда он как всеобщее человеческое деяние, как личностное достояние становится незаметным для познания, зараженного позитивистским эмпиризмом. Тем не менее, в своей сущности труд может быть только всеобщим трудом – человеческой самодеятельностью, обусловленной всей массой человеческой духовности и порождающей ее. А вся эта масса духовности - выход человека за пределы биологически-эмпирического, приспособительно-природного существования. Противостояние человека миру в целом в качестве субъекта, рассматривающего всю природу как свое неорганическое тело, как дом своего бытия – это и есть личность. Труд – личностен, личность – имеет трудовую основу. Возникновение личности и труда – единый взаимопорождающий процесс, причем это справедливо как для филогенеза, так и для индивидуального становления человека.

3.3 Язык, речь как фактор формирования человеческого сознания.

Начнем с самого начала, с выяснения особенностей физиологии высшей нервной деятельности животных. Мы говорили выше, что психика животных реактивна, животные не совершают произвольных акций, в них без всякого с их стороны субъективного участия автоматически протекают реакции на внешние раздражители. К описанию поведения животных полностью подходит схема: «стимул - реакция», S→R. Физиологически это обеспечивается функционированием нервной системы на уровне безусловных и условных рефлексов. Схематически эти рефлексы можно изобразить так:

П – внешний предмет, биологически важный раздражитель.

Р – рецептор, орган чувств.

ДЦ – двигательный центр.

М – мышца.

Схема условного рефлекса:

Р1 – орган чувств воспринимающий биологически нейтральный раздражитель.

Зр.ц. – зрительный (слуховой) центр.

В случае безусловного рефлекса двигательный центр мозга, возбуждаясь от сигнала поданного органом чувств, автоматически передает сигнал на мышцу. Никакого субъективного («личного») участия животное в этом процессе не принимает, у него нет способности (воли) как-либо затормозить или усилить и тем более отменить, подавить импульс, идущий от мозга к мышце. Этот механизм всеобщ для всего живого, он возникает вместе с жизнью, он существует в упрощенном виде даже при отсутствии нервной системы: раздражимость простейших – это уже по существу безусловный рефлекс: живая материя реагирует движением на внешние раздражители.

Условный рефлекс принципиально не отличается от безусловного. Он столь же не-произволен, автоматичен, неуправляем со стороны животного – его носителя. Суть его в том, что параллельно с биологически важным раздражителем (агрессия хищника, воздействие пищи на органы вкуса и т. п.) всегда существует биологически нейтральные. Животное не только чувствует на себе зубы хищника, но видит его, чует его запах, слышит издаваемые им звуки. Эти раздражители возбуждают рецепторные центры мозга одновременно с безусловными раздражителями. Русская школа физиологии, И. П. Павлов доказали что при достаточно частом совпадении возбуждения биологически важных и сопутствующих центров мозга между ними замыкается устойчивая, хотя и временная, угасающая, если не будет подкрепления, связь. Одно лишь зрительное восприятие хищника возбуждает двигательный центр мышцы точно так же, как это сделал бы непосредственный контакт животного с хищником. Один лишь свет лампочки, включенный при поедании животным пищи, так же возбуждает пищевой центр, как и реальное предъявление мяса. Никаких «мыслей», никакого субъективного, волевого участия в этом процессе животное не принимает. Никакого выбора форм поведения, никакой свободы воли. Когда ассистенты И. П. Павлова писали в отчетах экспериментов, что «собака задумалась», он приходил в ярость и, будто бы случалось, что разбивал колбы об их лбы.

Тем не менее, у высших позвоночных, в частности у обезьян, в редких случаях экспериментов, но, может быть, и в естественных условиях, возникает нечто приближающее их к произвольному, субъективному поведению. Дело в том, что мозг животного целостен и в нем всё взаимодействует. Как зрительное впечатление от хищника возбуждает двигательные центры лап, так и непосредственное воздействие хищника (или простое бегство от него в стаде) возбуждает зрительный центр. Даже не видя хищника, животное его представляет, «видит» в своих глазах, не видя его реально. Это виртуальное видение еще не человеческое воображение, это просто чувственный образ предмета. Он, будучи независимым от предмета, подвижен, расплывчат, неустойчив, мерцающ. Более того, он может быть вариативным: представить хищника можно, «вспоминая» его в разных ситуациях, в разных обличиях. Эти «воспоминания» могут сменять друг друга по ассоциации: один образ вызывает другой, третий. В зрительном аппарате животного хаотически мелькают образы хищника, а может быть разных хищников, попадавших ранее в поле зрение животного. И каждый из этих образов побуждает двигательный центр к стимулированию мышечной активности. Животное мечется, совершая действия по схеме проб и ошибок, едва начав одно действие, прерывает его и начинает вести себя иначе. Вспомним И. А. Крылова: «Понюхает, полижет и на хвост нанижет». А если обратиться к экспериментам школы И. П. Павлова, то можно вспомнить интересный фильм ленинградских физиологов под названием «Обезьяний остров». В 70-е годы ХХ века ученые института физиологии высшей нервной деятельности имени И. П. Павлова высадили небольшое стадо обезьян шимпанзе на маленьком острове в Псковском озере. В этом фильме вообще много интересного, но нас сейчас интересует лишь одинэпизод. Самому «умному» и активному самцу по имени Бой было дано задание добыть банан, который был помещен в глубокий ящик, так, чтобы до него невозможно было дотянуться рукой. Бой метался около этого ящика точно по схеме «мартышка и очки»: переворачивал ящик, прыгал на его крышке, грыз зубами, пытался дотянуться до него различными палками, которые были оставлены учеными рядом, но которые были слишком коротки и т. д. И вдруг он прекратил прыгать и метаться. Лег на спину и явно задумался! Потом быстро встал, подбежал к кустам, выломал длинную ветку, обгрыз с нее сучки и листья, целенаправленно ринулся к ящику и достал приманку. Здесь происходило явное ассоциативное ветвление образов действий, которое могло бы длиться бесконечно, но животное смогло прервать непроизвольное возникновение ассоциаций, предельным напряжением воли (это уже действительно воля) оно смогло сконцентрировать внимание на одном из образов, а может быть даже и высветлить, детализировать его – и включить поведение, соответствующее только ему.

Некоторые элементы, проблески человеческого мышления здесь налицо. Однако здесь преобладает еще животное поведение. «Мысль» эта мелькнула лишь в его индивидуальном мозгу и не стала достоянием какого-нибудь другого животного. Она угасла, как и возникла, в нем одном. И еще: «мысль» эта возникла в индивиде и ради достижения индивидуальной, биологической цели – добывания пропитания для самого себя. Такие «мысли» смертны с самого своего возникновения. Здесь тело, физиология, руки данного животного оказываются единственными участниками и спутниками такой «мысли». И. П. Павлов называл это мышление «ручным мышлением» высших животных. Ручное мышление – это высшее, чего может достичь биологическая, не организованная социально материя. И одновременно это – пьедестал, база для возникновения человеческого сознания.

Что происходит в нервной системе и психике человека в условиях возникновения человеческого общества? Прежде всего, как мы отмечали, человек приобретает способность подавлять импульсы, идущие от двигательных центров к мышцам, задерживать их энергию, тормозить рефлекторную реакцию. Это и есть механизм воли. Человек не подчиняется стихийному течению рефлексов, он подчиняет их себе. Человек блокирует импульс от двигательного центра к мышце и включает рассуждение, проигрывает в уме варианты поведения и затем сознательно и произвольно (волевым усилием) включает то или иное поведение – от полной «поддержки» первоначального импульса до его отмены или замены другими вариантами. При этом не происходит нарушения величайшего закона живой материи, открытого И. М. Сеченовым: «нервное возбуждение всегда заканчивается мышечным движением». Мышечная канализация нервной энергии осуществляется и здесь, но уже не в движениях мышц тела, а в работе мышц языка, человеческой речи. Речь, язык являются своеобразным «дренажным клапаном» нервной системы, они являются заменителями наших макродвижений; беря на себя энергию двигательных центров мозга, органы речи тормозят работу мышц тела.

Причем, механизм этот не абсолютен. Мы знаем, что люди часто, размышляя, во-первых, произносят вслух слова размышлений, а во-вторых, макродвижениями тела дополняют или иллюстрируют ход своих мыслей. Нерадивый рассказчик может так увлечься повествованием о том, как он встретил своего неприятеля, как дал ему пощечину и т. п., что невольно параллельно начнет изображать, как он это сделал, порываясь продемонстрировать эту пощечину на своем собеседнике. Но в развитом случае человек совершает внутреннюю речь, размышляя «про себя», хотя и в таком случае работают как мышцы его органов речи, так и – в микромасштабе – соответственно сокращаются и мышцы тела.

На этом основан способ «чтения мыслей» посредством сканирования (чувствования) подобных микродвижений человеческого тела. Часто этот эксперимент воспроизводится на эстраде. Психолог вызывает из зрительного зала человека и предлагает ему мысленно захотеть подойти к какому-нибудь человеку в зале. Человек задумыват это действие. Тогда экспериментатор, сжимая в своей ладони его запястье, уверенно подводит его к задуманному человеку. Далее психолог объясняет, что он чувствовал микродвижения руки своего подопытного, направленные к задуманному человеку. Уловить такие микродвижения непосредственно, без приборов – дело индивидуального таланта (а по сути тренировок) экспериментатора. Но чуткими приборами «снять» подобные импульсы не представляется трудным. Это не «чтение мыслей», это лишь улавливание не полностью задержанных волей импульсов на мышцы тела, поступающих на них в процессе мышления.