Р: Крайне критичное (как минимум, теоретически) рассмотрение судом показаний свидетелей и сторон основывается на столетиях опыта, накопленного поколениями юристов, и поэтому оно должно быть перенято историками в качестве примера для подражания, пусть даже научные методы установления истины не могут не отличаться от методов юридических. Судья, например, должен принять окончательное решение о том, что соответствует истине, а что — нет, за ограниченный период времени. Учёный же, напротив, не должен (и, пожалуй, даже не может) приходить к окончательному суждению, если он желает оставаться верным основным принципам науки. В судопроизводстве решение может быть сильно искажено эмоциональными факторами, в то время как в науке влияние эмоциональных факторов является минимальным или и вовсе отсутствует.
Большинство показаний свидетелей и признаний, относящихся к холокосту, было дано в связи с уголовными процессами. Отдельные, неэмоциональные свидетельские показания — большая редкость. Это было попросту неизбежно из-за характера вещей, о которых шла речь, и связанных с ними эмоций. Поэтому правдивость показаний свидетелей и признаний нужно было подвергать критическому анализу со стороны специалистов в областях истории и других наук, действующих в суде в качестве экспертов и помощников судей. Однако на процессах, о которых шла речь до сих пор, этого никогда не происходило[978].
С: Но ведь вы нам говорили, что на процессе Демьянюка всё-таки выступил эксперт (глава 4.2.2).
Р: Тот эксперт всего лишь оценил степень ненадёжности памяти свидетелей. Он не высказал никаких мнений по поводу правдивости самих показаний. Это вообще не входило в его компетентность.
Крайне некритичное отношение судей к свидетельским показаниям поднимает вопрос о том, могут ли вообще эти свидетельские показания представлять какую-либо ценность для науки, в которой для установления истины нужны неэмоциональные, поддающиеся проверке описания событий. Попытки построить историческую науку на основании свидетельских показаний в суде и уголовных процессов, основанных на этих показаниях, пусть даже они были сделаны на процессах, строго придерживавшихся правовых норм, сомнительны сами по себе. Ещё более сомнительными являются попытки некоторых учёных привести свидетельские показания в качестве доказательства, когда неясно даже, были ли данные показания вообще приняты судом [979].
Таким образом, исторической науке, имея дело с холокостом, приходится довольствоваться показаниями крайне сомнительного качества в своём большинстве. Следовательно, историкам нужно непременно учитывать обстоятельства, при которых были даны соответствующие показания, так как ценность показаний зависит, не в последнюю очередь, от степени беспристрастности, проявленной прокурорами, судьями, средствами информации и общественностью по отношению к свидетелям и обвиняемым.