Общеполитическая линия компартии

Политика и культура

Проявляя определенную гибкость в хозяйственной политике, большевики не знали сомнений и колебаний в реализации второго «урока Кронштадта» — укреплении контроля правящей партии над политической и духовной жизнью общества.

В качестве важнейшего инструмента партия использовала здесь органы ВЧК. В начале 1922 г. это ведомство было реорганизовано и создан новый конституционный орган — Государственное политическое управление (ГПУ, с 1924 г.— Объединенное ГПУ). Оно лишалось прямых карательных функций. «Впредь все дела о преступлениях, направленных против советского строя,— указывалось в декрете ВЦИК от 6 февраля 1922 г.,— подлежат разрешению исключительно в судебном порядке революционными трибуналами или народными судами». В течение 1922 г. были подготовлены и утверждены Уголовный и Гражданский кодексы, проведена судебная реформа: упразднялись ревтрибуналы, вводились прокуратура и адвокатура. Однако через два года в ОГПУ появилось так называемое Особое совещание с правом (лишь формально ограниченным) внесудебного преследования граждан и вынесения фактически окончательного приговора.

Этот аппарат насилия не просто сохранял свои специфические черты, присущие ему в эпоху гражданской войны, но и бурно развивался, окруженный особой заботой власть имущих, все плотнее охватывал государственные, партийные, хозяйственные, военные и прочие общественные институты. Достаточно сказать, что бюджет ГПУ занимал в 20-е гг. третье место среди непроизводственных ведомств, уступая только бюджету Вооруженных Сил и расходам на народное образование. При средней месячной зарплате рабочих в 1925 г. до 44 рублей, комсостава Красной Армии (кроме высшего) от 75 до 140 рублей средняя ставка по системе ГПУ равнялась 780 рублям.

Основной удар наносился по все еще сохранявшимся структурам оппозиционных политических сил. В 1922 г. были закрыты легально издававшиеся газеты и журналы левых социалистических партий и течений (левых эсеров, эсеровской группы «Народ», эсеров-максималистов, анархистов). Вскоре и сами эти небольшие маловлиятельные политические образования прекратили под прямым воздействием ГПУ свое существование. Летом 1922 г. в Москве прошел публичный судебный процесс над лидерами правых эсеров, которых обвиняли в контрреволюционной, террористической деятельности. Часть из них была приговорена к смертной казни, остальные получили длительный срок лишения свободы. Протесты мировой общественности, отмечавшей откровенно предвзятый, политизированный характер судебного разбирательства, побудили ЦК РКП(б) отказаться от исполнения смертных приговоров и свернуть подготовку аналогичного «процесса меньшевиков». В середине 20-х гг. чекисты выявили и ликвидировали последние подпольные группы правых эсеров и меньшевиков. С организованной политической оппозицией большевистскому режиму было покончено. В советской стране уже не осталось каких-либо иных политических образований, кроме компартии и коммунистического союза молодежи (создан в октябре 1918 г.; с 1926 г.— Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи).

Через разветвленную систему секретных сотрудников ВЧК — ОГПУ (сексотов) был налажен контроль над политическими настроениями государственных служащих, интеллигенции, рабочих и крестьян. Органы тайного сыска оперативно выявляли и изолировали в тюрьмах и концлагерях всех активных противников большевистского режима. Особое внимание обращалось на кулаков и городских частных предпринимателей, которые с развертыванием нэпа и собственным хозяйственным укреплением стремились обеспечить политические гарантии своих экономических интересов (это, в частности, выражалось в требованиях независимых Крестьянских союзов, расширения избирательных прав, демократизации политической системы).

Лишь однажды из тактических соображений большевистское руководство попробовало немного отойти от проводимой линии на «закручивание гаек» в политической сфере. Произошло это после известного всплеска крестьянского недовольства 1923— 1924 гг. В 1925 г. компартия начала кампанию по «оживлению» Советов. Было несколько сокращено число лиц, лишенных избирательных прав, смягчена процедура выборов. Результаты не замедлили сказаться: по сравнению с 1924 г. доля коммунистов в сельских Советах упала почти в два раза; число случаев открытой агитации за независимые Крестьянские союзы, напротив, вчетверо возросло.

«Оживление» Советов без излишнего пропагандистского шума было свернуто, а административный нажим на население усилился. В частности, повысился удельный вес граждан, пораженных в избирательных правах: с 4% в 1922—1924 гг. до 6% в 1927 г. Все больше людей по политическим мотивам оказывалось в местах заключения без какой-либо надежды выбраться на волю. Касаясь причин этого, прокурор Верховного суда СССР П. А. Красиков откровенно писал в одном из секретных документов той поры: «Все условия политической ссылки побуждают ссыльных замыкаться в свой тесный круг, и потому молодежь оттуда возвращается более озлобленной и обученной в политическом отношении и потому более способной к борьбе с нами. Как лагерь, так и ссылка в итоге воспитывают и закаляют наших врагов... Сплошь и рядом через Особое совещание ОГПУ должны проходить дела о так называемых «пересмотрах» — в отношении политзаключенных, срок которых истек, и нужно давать новые ограничения. Основанием к такой мере социальной защиты служит не новое преступление, а убеждение, что это лицо может совершить его... Таким образом, совершенно естественно (!) создается определенный круг лиц, находящихся в ведении ОГПУ».

К концу 20-х гг. этот «круг лиц» настолько расширился, что в казне уже не хватало средств на их содержание. И тогда столь же «естественно» в умах большевистских вождей родилась новая идея: использовать труд заключенных в «интересах народного хозяйства». Многочисленные «острова архипелага ГУЛАГ» (Главного управления лагерей ОГПУ) стали быстро превращаться в места подневольной работы сотен тысяч, а затем миллионов людей.