Включение Сибирского царства в состав Российского государства

Разрушительные годы Смутного времени оставили Русь слабой и растерянной. Чтобы восстановить жизнедеятельность московских административных органов и веру русских в себя, от правительства царя Михаила потребуются максимальные усилия.

Поскольку государственные доходы сократились катастрофически, проблема пополнения государственной казны, среди массы неотложных дел, являлась одной из наиболее насущных и болезненных. При решении этой главной проблемы, как и других, русское государство спасло разнообразие и обширность ее геополитической основы – евразийский масштаб Московской империи.

Уступив Польше и Швеции свои западные провинции и понеся на западе тяжелейшие потери, Россия обратилась за новыми силами: к своим восточным владениям – Уралу, Башкирии и Сибири.

Как говорилось в Главе 1, богатые купцы и промышленники Строгановы, которые к середине XVI века создали процветающее дело в Сольвычегодске на севере Руси, скоро обратили свое внимание на Урал и приняли активное участие в освоении Сибири.

В Смутное время Строгановы поддерживали правительство царя Василия Шуйского, а затем национальную армию Минина и Пожарского, и за заслуги царь Василий пожаловал их в именитые люди (чин выдающихся граждан)[642]. Строгановым удалось сохранить основную часть своих владений и ресурсов, и к моменту избрания на трон Михаила Романова они являлись самыми богатыми купцами и промышленниками Московии. Земский Собор решил обратиться к ним за финансовой поддержкой, как советовал царь Михаил еще до своего венчания на царство

24 мая 1613 г. царь написал Строгановым письмо, в котором описал отчаянное положение страны: казна пуста, царь не в состоянии обеспечивать стрельцов и казаков деньгами, обмундированием и провиантом, и это в то время, когда царству угрожает новое нападение Польши. Царь просил Строгановых выделить государственной казне большую ссуду (деньги, продукты, одежда и другие товары). Епископы от имени Земского Собора также обратились к Строгановым с посланием, в котором упоминали о положении армии и призывали их спасти Отечество.

Строгановы просьбу не отклонили, и это стало началом их значительной помощи правительству царя Михаила.

Естественным результатом завоевания Казани явилось русское продвижение в Башкирию. В 1586 г. русские возвели в сердце Башкирии крепость Уфу. Это обеспечило их контроль над большинством местных племен. Главой русской администрации в Башкирии был воевода (военный управляющий), обычно имевший чин стольника (полковника). Дьяк (секретарь) и несколько подьячих (чиновников) вели дела в административном здании (приказной избе) в Уфе. К ведомству воеводы были прикреплены одиннадцать переводчиков.

Русский гарнизон Уфы был невелик. Около 1625 г. он состоял из двадцати пяти боярских детей, 220 стрельцов и четырех артиллеристов. Через десять лет русские военные силы укрепили. В Мензелинске и Бирске разместили еще два дополнительных небольших гарнизона, а в 1655 г., когда Смоленск сдался московитам (см. Глава 5), некоторых из смоленских дворян перевели в Уфу.[644]

Каждый боярский сын, служивший в русском гарнизоне в Башкирии, получил маленькое поместье. Это довольно незначительное количество земли положило начало сельскохозяйственного освоения Башкирии.

Русская администрация не вмешивалась в племенную организацию и дела башкирских родов, а также в их традиции и привычки, но требовала регулярной выплаты ясака (дани, выплачиваемой мехами). Это составляло главный источник дохода русских в Башкирии. Ясак являлся также финансовой основой русской администрации Сибири.

К 1605 г. русские установили твердый контроль над Сибирью. Главной крепостью и административной столицей Сибири стал город Тобольск в низовьях реки Иртыш. На севере в важный центр пушной торговли быстро превратилась Мангазея на реке Таз {впадающей в Обскую губу). На юго‑востоке Западной Сибири передовым постом русских на границе монголо‑калмыцкого мира служила крепость Томск на притоке средней Оби

Свидетельством устойчивости правления русских в Сибири является тот факт, что на деятельность административных органов московские смуты не оказали особого воздействия. В 1606‑1608 гг., правда, были волнения самоедов (ненцев), остяков, селькупов (нарымских остяков) и енисейских киргизов, непосредственной причиной которых послужил случай вопиющего нарушения принципов русского правления в Сибири – позорные злоупотребления и вымогательства по отношению к коренным жителям со стороны двух московских голов (капитанов), присланных в Томск царем Василием Шуйским в 1606 г. Следует отметить, что эти два военачальника вели себя немногим лучше и по отношению к русским служащим. Они присваивали деньги и продукты, предназначенные для выплаты жалованья томским стрельцам и казакам. Те жаловались сначала томскому воеводе, а затем царю, и в 1608 г. воевода отослал этих двух капитанов обратно в Москву.

Попытки мятежников штурмовать Тобольск и некоторые другие крепости русских провалились, и волнение подавили с помощью сибирских татар, некоторые из которых подвергались нападениям восставшими. В течение 1609 и 1610 гг. остяки продолжали выступать против русского правления,[646] однако их мятежный дух постепенно ослабел.

Все это происходило именно тогда, когда новая и более серьезная угроза владениям русских в Сибири появилась из степей центральной Азии.[647] К 1606 г. калмыки приблизились к русским поселениям Западной Сибири в бассейнах рек Тобол, Ишим и Иртыш. Сыновья татарского хана Кучума, свергнутого русскими после завоевания Сибири, попросили калмыков помочь им отвоевать владения отца.

Силы калмыков доходили до четырнадцати сан (отрядов), то есть до ста сорока тысяч конников. В сравнении с ними русские гарнизоны в Сибири были ничтожны. Однако русские имели преимущество в огнестрельном оружии, поскольку калмыки вряд ли вообще его имели. Кроме того, русских поддерживали сибирские татары, большинство которых присягнули на верность царю.

Калмыки исповедывали буддизм (ламаизм), их общественная организация представляла собой свободный союз князей (называемых тайши, единственное число – тайша), чьи действия часто противоречили друг другу, и время от времени между двумя или более группами тайши происходили столкновения.

Централизованная форма управления в армейской администрации русских помогла им отразить калмыцкую угрозу, использовав противоречия среди тайши, а также конфликты между калмыками и соседними народами, такими как восточные монголы, казахи и ногайцы.

Другим фактором в предотвращении в тот момент войны между русскими и калмыками явилась их общая заинтересованность в торговле. Калмыки вывозили лошадей и крупный рогатый скот, продавая или обменивая на ткани и утварь. Они также желали получать от русских меха, металл и порох, которые те не хотели им продавать.

В конце 1607 г. из Тары в Москву отправилось первое калмыцкое посольство. 14 февраля 1608 г. его принял царь Василий Шуйский.[648] Московское правительство неправильно поняло намерения калмыцких тайши: оно ожидало, что те станут подданными царя, тогда как калмыки желали лишь установить с русскими мир и добрососедские отношения. Переговоры были продолжены, хотя и не без возникновения спорных моментов.

Для того чтобы пресечь притязания потомков Кучума и выказать уважение всем сибирским татарам, царь Михаил назначил старшего из внуков Кучума Арслана (сына старшего сына Кучума) царем Касимова.7 августа 1614 г. новый царь Касимова получил торжественную аудиенцию у царя Москвы.[649]

В 1617 г. царь Михаил принял под свое покровительство врагов калмыков – монгольского правителя районов Уренгоя, носившего титул Алтан‑хан (или Алтан‑каган), «Золотой император». Русские называли его Алтын‑хан или царь Алтын.[650] В 1618 г. один из самых могущественных калмыцких тайши, Далай‑Батыр, отправил в Москву своих послов и получил царскую грамоту о защите. Два года спустя его соперник Урлюк (из племени Торгут) тоже выразил готовность стать царским вассалом и получил царскую грамоту.[651]

Таким образом царь стал покровителем трех ханов, одного монгольского и двух калмыцких, находившихся во враждебных взаимоотношениях. Предполагалось, что царь будет судьей, но никто из его номинальных вассалов не шел на уступки двум другим, а царь не располагал достаточным войском, чтобы силой установить мир между ними.

К 1630 г. значительное количество калмыков стало продвигаться на запад. Некоторые из них напали на Башкирию, другие проникли в бассейн нижней Волги. В 1640 г. все калмыцкие тайши и некоторые восточные монгольские ханы провели в Джунгарии встречу, на которой пытались создать калмьцко‑монгольский союз. Был одобрен свод законов (Tsaadjin‑bichig), имеющий силу для всех ойрато‑калмыцких племен. На встрече также обсуждались планы дальнейшего калмыцкого наступления

После этого продвижение на запад тургутов и близких к ним калмыцких родов возобновилось с новой силой. В результате этого, давление калмыков на Сибирь ослабело. Могущественный калмыцкий тайша Урлюк возглавлял западный поход калмыков, и в феврале 1643 г. один из его внуков пытался захватить Астрахань, но потерпел поражение. В декабре того же года Урлюк, направляясь на запад, пересек низовья Волги и вступил в степи северного Кавказа. Калмыки напали и на русскую крепость Терский Городок, и на землю кабардинских князей, которые тоже являлись царскими подданными. Русские стрельцы и терские казаки отразили нападение калмыков на Терский Городок. Кабардинцы и их союзники Малые ногайцы нанесли калмыцкой армии сокрушительное поражение. Сам Урлюк в этом сражении погиб.[65

Когда Смутное время наконец закончилось, русские промысловики и казаки пересекли Енисей и возобновили свое продвижение на восток. За ними шли представители царской администрации. В 1619 г. был построен форт Енисейск. При продвижении русские воспользовались развитой сетью речных путей, используя волоки между восточными притоками Енисея и западными притоками Лены.

Русских в Сибири влекла жажда приключений и страсть к исследованию новых земель. Им всегда хотелось узнать, что же находится за горизонтом. Доклады первопроходческих групп русских предпринимателей и казаков полны ценной географической и этнографической информацией. Взятое в целом, продвижение русских по Сибири составило важную главу в истории географических открытий, а также в географической науке.

С практической точки зрения русскими руководило то, что можно назвать пушной лихорадкой, которая вела их дальше и дальше в поисках новых охотничьих угодий.[653]

Сибирские народы охотились на пушных зверей до прихода русских с луком и стрелами. При таком способе охоты ежегодная добыча не бывала столь значительной и не могла привести к сокращению животных. Русские использовали силки и капканы, которые были много эффективней, и такой способ в конце концов привел к бедствию, поскольку популяции соболей и других пушных зверей стали быстро исчезать. Особенно вредными, хотя и высоко продуктивными для промысловиков, являлись силки, называвшиеся кулёмой.[654

Сокращение количества пушных зверей в Западной Сибири заставило русских продвигаться в Восточную Сибирь, где животных было больше.

Промысловики (промышленники) двигались небольшими вооруженными группами, называвшимися ватагами. Руководителя называли передовщик. Каждая ватага представляла собой нечто вроде совместного предприятия. Каждый член имел свою долю в добыче. Между компаниями промышленников и отрядами казаков особой разницы не было. Каждая группа казаков тоже была ватагой, так как они занимались и торговлей.

В действительности и стрельцы и другие служилые люди тоже, где возможно, входили в пушные предприятия, несмотря на правительственные запрещения. Сами воеводы часто имели доли в ватагах. Поскольку это было незаконно, они действовали через подставных лиц.

К 1631 г. одна казацкая ватага дошла до озера Байкал, а две других – до реки Лены. В 1632 г. основали город Якутск. В 1636 г. группа казаков, отплыв из устья реки Оленек, вышла в Северный Ледовитый океан и прошла на восток вдоль побережья. По стопам этой и других экспедиций казак Семен Дежнев проплыл вокруг северо‑восточной оконечности Азии. Начав свой путь в устье реки Колымы, попал затем в Северный Ледовитый океан и высадился в устье реки Анадырь в Беринговом море (1648‑1649 гг.).[655]

За десять лет до арктического путешествия Дежнева казацкой экспедиции из Якутска удалось выйти в Охотское море по реке Алдан. В 1640‑х и 1650‑х гг. были исследованы земли вокруг озера Байкал. В 1652г. основали Иркутск. На востоке Поярков спустился по низовьям реки Амур и из его устья проплыл на север вдоль побережья Охотского моря (1644‑1645 гг.). В 1649‑1650 гг. Ерофей Хабаров открыл русским путь на средний Амур.[656]

Таким образом, к середине семнадцатого века русские установили свой контроль над всей Сибирью кроме полуострова Камчатка, который аннексировали в конце столетия (1697‑1698 гг.).

Что касается этнического состава вновь присоединенных районов, то большую часть огромной территории между Енисеем и Охотским морем населяли тунгусские племена. Тунгусы, лингвистически родственные маньчжурам, занимались охотой и оленеводством. Их насчитывалось около тридцать тысяч.

Вокруг озера Байкал находилось несколько поселений бурятов (ветвь восточных монголов) с населением не менее двадцати шести тысяч человек. Буряты в основном были скотоводами и охотниками, некоторые из них занимались земледелием.

В бассейне Средней Лены жили якуты. Они лингвистически принадлежали к тюркской семье народов. Их было примерно двадцать пять тысяч – в основном скотоводы, охотники и рыболовы.

В северо‑восточном треугольнике Сибири, между Северным Ледовитым океаном и северной частью Тихого океана, обитали различные палео‑азиатские племена, около двадцати пяти тысяч оленеводов и рыболовов

Коренные народы были значительно многочисленнее русских пришельцев, но они были разобщены и не имели огнестрельного оружия. Родовые и племенные старшины часто конфликтовали между собой. Большая их часть оказалась готова признать царя своим сувереном и платить ему ясак.

Однако, когда русские казаки или представители администрации требовали дополнительной дани или бессмысленно разоряли жителей, что они иногда себе позволяли, те стойко сопротивлялись. В 1642 г. якуты подняли мятеж, потому что воевода Якутска приказал произвести перепись их скота, но восстание было подавлено жестокими мерами.[657]) В 1644 г. казацкий атаман Василий Колесников начал собирать дополнительный ясак с бурят верхней Ангары, которые уже выплатили дань правительственному приказу на Верхней Лене. Под предлогом сбора ясака казаки занимались грабежом, захватывали и насиловали женщин. Это привело к яростному выступлению бурят, которое удалось остановить только кровавой расправой с ними.[658]

Подобные бунты вызывали не основные принципы московского правления, установленные при Борисе Годунове, а вопиющие нарушения этих принципов со стороны казаков и правительственных чиновников.

Окончание войн со Швецией и Польшей (1617‑1618 гг.) позволило московскому правительству полностью посвятить себя реорганизации и укреплению русской финансовой и административной систем. Сибири, в связи с ее важностью для пополнения государственных доходов, уделялось большое внимание.

В царствование Бориса Годунова делами Сибири управлял Казанский Дворец, или Приказ. В начале правления Михаила внутри Казанского приказа образовали специальный Сибирский отдел, а в 1637 г. он превратился в самостоятельный Сибирский Приказ.

После возвращения митрополита Филарета из польского плена и избрания его патриархом, он должен был стать фактическим главой не только Церкви Московии, но правительства и органов исполнительной власти. В Сибири он занимался исключительно церковными делами. В период Смутного времени среди сибирское духовенство погрязло в распущенности и пренебрежении к своему долгу;

государственные чиновники допускали много злоупотреблений, нарушающих интересы церкви. Поэтому было решено создать в Тобольске митрополичью кафедру и назначить главой церковной администрации Сибири всеми уважаемого прелата. Для этого выбрали архимандрита Хутынского монастыря в Новгороде Киприана, и он стал первым архиепископом Тобольска, куда прибыл в 1621 г.

Попытки Киприана реформировать церковную и монастырскую жизнь в Сибири, внести порядок в церковную администрацию встретили серьезное противодействие со стороны местного духовенства. Несмотря на все это, несмотря и на краткий срок своей деятельности в Сибири, Киприану удалось до определенной степени поднять моральный и материальный уровень сибирского архиепископства. Он также собрал материал по истории Сибири. В 1624 г. его призвали в Москву и назначили митрополитом Крутицким. Позже он стал митрополитом Новгородским и оставался на этом посту до своей смерти в 1635 г.[659] В Сибири преемники Киприана, из которых Нектарий (1636‑1640 гг.) был особенно одаренным администратором, продолжили его дело.

Государственная администрация в этот период находилась в руках князя Юрия Яншеевича Сулешева (потомка известного крымского татарского рода), который в Москве поступил на царскую службу и был назначен управляющим Тобольска в январе 1623 г.[660] Суле‑шев был деятельным и энергичным руководителем. Среди других дел он уделил большое внимание дорогам и средствам связи, возродив систему ямской службы.[661] Он установил новые правила сбора ясака, что привело к значительному увеличению государственного дохода.[662] Он также запретил государственным служащим участвовать в торговле пушниной.[663]

Сулешев прослужил в Сибири два года, что являлось обычным сроком для сибирского воеводы. В 1625 г. его сменил известный боярин князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой (один из членов триумвирата 1611‑1612 гг.).[664] Это назначение показывает, какое большое значение московское правительство делами Сибири. Трубецкой умер в том же году. Его преемником назначили князя АА Хованского.[665]

В 1625г. в Сибири было четырнадцать городов и острогов (крепостей), куда назначались воеводы. Это были Тобольск, Верхотурье, Тюмень, Туринск, Тара, Томск, Березов, Мангазея, Пелым, Сургут, Кетс‑кий Острог, Кузнецк, Нарым и Енисейск.[666] В каждый город обычно назначали двух воевод, один из которых являлся старшим; в каждый острог – одного. С дальнейшим продвижением на восток количество городов и острогов, а следовательно, и воевод возрастало.

Каждый воевода руководил военными и гражданскими делами своего района. Он подчинялся непосредственно Москве, однако тобольский воевода имел определенную власть над всеми другими, позволявшую ему координировать действия сибирских вооруженных сил и органов управления.[667] Старший воевода Тобольска имел также ограниченное право поддерживать (под контролем Москвы) отношения с соседними народами, такими как калмыки и восточные монголы.

Положение воеводы в Московии, и еще больше того в Сибири, предоставляло массу возможностей обогащения, однако отдаленность, трудности проезда и небезопасные условия жизни в пограничных районах отпугивали московскую придворную аристократию. Чтобы привлечь известных бояр на службу в Сибири, московское правительство предоставило сибирским воеводам статус, который имели воеводы в действующей армии, что означало лучшее жалованье и особые привилегии.[668] На время срока службы в Сибири владения воеводы в Московии освобождались от налогов. Его крепостные крестьяне и холопы не подлежали преследованию по суду, кроме случаев грабежа. Все судебные дела против них откладывались до возвращения хозяина. Каждому воеводе предоставлялись все необходимые средства для проезда в Сибирь и обратно.

Русские вооруженные силы в Сибири состояли из боярских детей; иностранцев, таких как военнопленные, переселенцы и наемники, высланные в Сибирь в наказание (их всех называли «дитва», поскольку большую часть из них составляли литовцы и западные русские); стрельцов и казаков. Кроме них были местные вспомогательные войска (в Западной Сибири в основном татарские). Согласно расчетам Ланцева в 1625г. в Сибири находилось менее трех тысяч московских военнослужащих, менее тысячи казаков и примерно одна тысяча местных. Десять лет спустя соответствующие цифры были следующими – пять тысяч, две тысячи и около двух тысяч.[669] Параллельно росту вооруженных сил в Сибири происходило постепенное расширение сельскохозяйственной деятельности. Как уже отмечалось раньше, правительство набирало будущих сибирских крестьян либо по контракту (по прибору), либо в приказном порядке (по указу). Крестьяне в основном переселялись из Пермской области и русского Севера (Поморья). Правительство использовало на сельскохозяйственных работах значительное количество преступников и ссыльных военнопленных. Подсчитано, что к 1645 г. в Западной Сибири поселили не менее восьми тысяч крестьянских семей.[670] Кроме того, с 1614 по 1624 гг. там было размещено более пяти сотен ссыльных.[671]

С самого начала продвижения русских в Сибирь правительство столкнулось с проблемой недостатка зерна, так как до прихода русских сельскохозяйственное производство коренных народов в западной Сибири соответствовало только их собственным нуждам. Чтобы удовлетворить потребности военных гарнизонов и русских служащих и, зерно приходилось привозить из Руси.

При постройке в Сибири каждого нового города вся пригодная для пашни земля вокруг него исследовалась и лучшие участки отводились под государеву пашню. Другая часть предоставлялась служащим и духовенству. Остатки могли занимать крестьяне. Сначала пользователи этой земли освобождались от специальных повинностей в пользу государства, но во время пребывания на посту воеводы Тобольска Сулешев распорядился, чтобы каждый десятый сноп из урожая в поместьях, отведенных служилым людям, передавался в государственное хранилище этого города. Этот законодательный акт применялся на территории всей Сибири и сохранял силу до конца XVII века.[672] Такой порядок был сходен с институтом десятинной пашни (десятая часть обрабатываемого поля) в южных приграничных районах Московии. Благодаря подобным усилиям, к 1656 г. появилось изобилие зерна в Верхотурье и, возможно, в некоторых других районах Западной Сибири.[673] В Северной Сибири и Восточной Сибири русские вынуждены были зависеть от ввоза зерна из западной ее части.

Русские были заинтересованы не только в развитии земледелия Сибири, но и в разведке там месторождений полезных ископаемых. Вскоре после строительства в 1618 г. города Кузнецка местные власти узнали от коренных жителей о существовании в этом районе залежей железной руды. Четыре года спустя томский воевода отправил кузнеца Федора Еремеева искать железную руду между Томском и Кузнецком. Еремеев обнаружил месторождение в трех милях от Томска и привез образцы руды в Томск, где выплавил металл, качество которого оказалось хорошим. Воевода послал Еремеева с образцами руды и железа в Москву, где эксперимент был успешно повторен. «И железо получилось хорошее, и из него можно было делать сталь». Царь наградил Еремеева и отослал его обратно в Томск (1623 г.).

Затем в Томск из Устюжны отправили двух опытных кузнецов для руководства новой литейной для производства ружей. Литейная была небольшой, производительностью только один пуд металла в неделю. Тем не менее, некоторое время она служила своей цели.

В 1628 г. месторождения железной руды разведали в районе Верхотурья, там открыли несколько литейных, общая производительная мощность которых была больше и стоимость продукции ниже, чем в томской. Литейную в Томске закрыли, и Верхотурье превратилось в главный русский металлургический центр Сибири того периода. Кроме оружия там производились сельскохозяйственные и горнодобывающие орудия.[674]

В 1654 г. железорудные месторождения были обнаружены на берегу Енисея в пяти верстах от Красноярска. Искали в Сибири также медь, олово, свинец, серебро и золото, однако результаты появились в конце XVII века.

Несмотря на развитие сельского хозяйства и горного дела, пушнина оставалась для русской казны и для отдельных предпринимателей в XVII веке главным источником дохода.

Все меха, собранные в качестве ясака, шли государству. Кроме того, государство занимало привилегированное положение в торговле, на основе чего казна наложила десятину (десятинную пошлину) в мехах на промысловиков и торговцев. Государство также при потребности покупало меха у частных торговцев.

Ясак собирали двумя способами. В большинстве случаев в Запад‑вой Сибири местные жители сами доставляли свои шкурки русским официальным лицам в ближайший город или острог. В таких районах, как Восточная Сибирь, где люди жили в большой удаленности от города или острога, воевода этого города посылал своих сборщиков в местные родовые общины.[675]

Все собранные шкурки отправлялись в Москву. Уплата ясака регистрировалась в специальных книгах (ясачных книгах). Более семнадцати сотен таких книг еще хранится в Москве в Центральном государственном архиве древних актов.[676]

Сбор десятинной пошлины осуществляли в каждом районе таможенные чиновники (головы) и их помощники (целовальники). Этих чиновников обычно избирали из посадских в Северной Руси. Посадская община выберет кандидата, а Сибирский Приказ утвердит его в должности. В некоторых случаях их выбирали из сибирских купцов. Целовальников избирали из сибирских промышленников и торговцев.[677]

Объем ежегодного дохода Московского государства от пушнины и его рост в первой половине XVII века невозможно установить с абсолютной точностью. Согласно расчетам Раймонда Фишера годовой доход от мехов равнялся 45000 рублей в 1624 г. и вырос до 60000 к 1634 г.

Доход от пушнины в 1635 г., как это вычислил Милюков на основе официальных записей, составил 63518 рублей. К 1644 г. он вырос до 102021 рубля, а к 1655 г. – до 125000 рублей.[679]

Следует отметить, что покупательная способность русского рубля в XVII веке равнялась примерно семнадцати золотым рублям 1913 г. Таким образом, 125000 рублей XVII века можно считать равными 2125000 рублей 1913 г.

Как бы ни были впечатляющи эти цифры, существуют свидетельства, что в действительности цена собранных мехов превышала эти расчеты. Вот, например, объем годового дохода от пушнины за 1635г. Милюков оценивает в немногим более 63000 рублей. Однако цена мехов, доставленных в Москву из одной только Мангазеи составила судя по всему, не менее 30000 рублей (35000 в 1638 г.).[680]

Оценить пропорциональный вклад сибирских мехов в увеличение русского национального дохода в XVII веке было бы еще труднее, поскольку надежного расчета национального дохода Руси на тот период не произведено. Тем не менее, представляется очевидным, что меха составляли существенный фактор роста русского дохода после Смутного времени, поскольку отдельные лица, как и государство, получали огромное количество соболей и других мехов, самостоятельно добывая животных или покупая шкурки у коренных народов. Перед отправкой шкурок на Русь, они должны были уплатить десятинную пошлину натурой. Объемы этих платежей фиксировались таможенными чиновниками в районах, где шкурки были получены.

Хотя общих подсчетов подобных записей пока не сделано, доступные нам частичные вычисления показывают, что частная торговля сибирскими мехами была исключительно интенсивной. Например, из записей о сборе десятинных соболей в Мангазее в период с 1625 г. по 1642 г. известно, что годовой сбор между 1625 г. и 1634 г. составлял примерно 10000 рублей, кроме 1630 – 1631 г., когда в Мангазее происходили волнения, и он снизился до 5000 рублей. С 1635 г. до 1642 г. в Мангазее ежегодно собирали от 12000 до 13000 рублей десятинной пошлины.[681] Десятинная пошлина мехами, собранная в Якутске в 1641 г., составила 9700 рублей.[682]

Сбор 10000 рублей в качестве десятинной пошлины означает, что общая цена мехов, заявленная в соответствующих таможнях, составляла 100000 рублей. На основе данных по Мангазее и Якутску можно видеть, что оборот мехов в частной торговле значительно превышал оборот мехов, осуществляемый государственной казной. Фишер считает, что в середине XVII века частные предприятия ежегодно вывозили из Сибири мехов на сумму 337000 рублей.[683] С моей точки зрения, цифра Фишера явно занижена, и фактический годовой оборот частной торговли сибирскими мехами был, вне всякого сомнения, значительнее, не менее 350000 рублей в год, что равняется почти 6000000 золотых рублей 1913

Важность Сибири для России

На всем протяжении XVII столетия Россия была не в состоянии ответить на призывы грузин и армян о помощи против Персии, Турции. Русская закавказская политика того периода провалилась и политически, и экономически. С другой стороны, отношения с центральной Азией приносили русским значительную экономическую выгоду.

Именно Сибирь оставалась самым важным районом деятельности русских на Востоке. Более того, из‑за продолжающего процесса русской колонизации, Сибирь была близка к тесной интеграции с Московией.

Большое значение сибирских мехов в государственном доходе Московии и в частной торговле сохранялось до конца XVII в.

Полезные ископаемые являлись еще одним ценным естественным ресурсом, обнаруженным в Сибири. В первой половине XVII в. в нескольких районах западной Сибири разведали месторождения железной руды. Какой бы примитивной ни была русская металлургическая промышленность в Сибири, она прекрасно отвечала своей цели – производству инструментов и оружия, нужда в которых росла с увеличением русских вооруженных сил и экспансией сельскохозяйственной колонизации этих земель.

В 1660‑х гг. разведка месторождений полезных ископаемых и металлургическая промышленность получили дальнейшее развитие, прежде всего из‑за войн с Польшей и крымскими татарами (а позже и с Турцией), приводивших к увеличению потребности в вооружении и источниках доходов.

Московские финансы находились в плачевном состоянии; эксперимент с медными деньгами окончился полным провалом; отсюда – отчаянные поиски источников серебра и золота.

В 1658 г. горожанин (посадский человек) Алексей Жилин обнаружил в районе Енисея залежи меди, которые он предложил разрабатывать на обычных условиях передачи правительству 10 процентов выплавленной меди (один пуд из каждых десяти). Он получил из казны субсидию в 500 рублей. В помощь Жилину из Соликамска был отправлен опытный медеплавильщик Данила Михайлов.

Предприятие оказалось успешным, но в 1664 г. Михайлов донес, что Жилин обманывает правительство при выплате десятого пуда. Жилин не признал обвинения.[1403]

К этому времени Жилин активно занимался и черной металлургией. Казацкий офицер из Якутска, Федор Охлочков, доложил Сибирскому приказу в Москве, что Жилин организовал на реке Соленая у Енисейска соляной, слюдяной и железоделательный заводы. Выплавляемый им металл прекрасно подходил для производства оружия. Однако Жилин не платил налогов, и администрация Енисейска не понимала, на каком основании Жилин владеет землей и промышленными предприятиями.

Охлочков предложил Сибирскому приказу передать жилинские предприятия правительству, поскольку таким образом они принесут казне значительно больший доход.[1404] Нет свидетельств, последовало ли правительство совету Охлочкова. По всей вероятности, от Жилина потребовали платить обычные налоги

Другим исключительно инициативным предпринимателем в области горного дела и металлургии Сибири в 1660‑х гг. был Дмитрий Тумашев, самостоятельно исследовавший район Верхотурья в поисках железной руды и драгоценных камней. Дмитрия учил горному делу его отец, Александр Тумашев, в 1640‑х гг. открывший месторождение меди у Соликамска на западном Урале. Дмитрий нашел в Верхотурье и железо, и драгоценные камни, а также залежи слюды. С помощью своего брата Петра он построил плавильный горн и в 1669 г. поехал в Москву с образцами найденных им минералов и драгоценных камней. Правительство пообещало возместить ему понесенные расходы и поощрило продолжать геологоразведку в Сибири. Однако московские чиновники затягивали оплату и выдачу Тумашеву окончательных инструкций, и он уехал из Москвы без их разрешения. Тумашев вернулся в Верхотурье, намереваясь руководить и расширять свою литейню.

Когда Сибирский приказ узнал о его отъезде, воеводе Верхотурья направили приказ установить местонахождение предприятия Тумашева, сделать его описание и допросить Тумашева, его помощников и работников.[1405]

Из доклада посланного для расследования чиновника стало известно, что литейня Тумашева состоит из печи с тремя горнами и кузнецы, на которой трудились пятнадцать работников. Ежедневно выплавляется три однопудовых заготовки (один пуд равняется 36 английским фунтам). 164.5 пудов железа было обнаружено на складе.[1406]

Тумашева взяли для допроса в Тобольск. Он утверждал, что в 1670 г. выплавил 145 пудов железа, каждый десятый из которых, как и положено, передал правительству. В 1671 г., с сентября по декабрь, было выплавлено 223 пуда. Из этих цифр видно, что его дело развивалось с каждым годом. Ему дали официальное разрешение продолжать работы. Кроме того, правительство поручило ему регулярно проводить разведку драгоценных камней, меди и серебряной руды.

В других случаях правительственные чиновники сами проявляли инициативу в разведке минеральных ресурсов и организации их разработки. В 1667 г. старшим воеводой Тобольска назначили энергичного администратора Петра Ивановича Годунова. В ряду многих других занятий, он искал – и нашел – серебряную руду на восточных склонах Уральских гор в верховьях реки Исеть. Ему помогали местные жители, среди них монах Далматовского монастыря – Лот. Образцы отправили в Москву. При выплавке из одного килограмма руды было получено 2,08‑2,34 грамма серебра. Дело Годунова продолжил Михаил Селин. В 1670 г. он добыл 60 пудов серебряной руды.[1407]

В конце 1660‑х гг. тюменский казак Федот Белоглаз и серебряных дел мастер Петр Черепанов разведали серебряную руду в верховьях Енисея. В 1669 г. Черепанов выплавил 51 грамм серебра из двенадцати килограммов руды. Он сделал из этого серебра кресты и кольца для продажи в Красноярске. Только в 1673 г. Белоглаз и Черепанов доложили о своей работе енисейским властям.[1408]

В некоторых случаях русские получали информацию о полезных ископаемых от аборигенов. В 1669 г. тунгусский князь, Дай‑Контай‑ша, прислал гонца воеводе Нерчинска с известием, что тунгусы его племени накопали много серебряной и оловянной руды, но не знают, как ее плавить. Князь просил русские власти направить к нему русских литейщиков для работы с рудой.

Узнав об этом, московское правительство решило взять дело в свои руки. В 1676 г., с помощью другого тунгусского князя, русские нашли остатки древних копей, где еще можно было добывать руду. В 1678 и 1687 гг. новые залежи серебряной руды были обнаружены в районе реки Аргун. В 1689 г. Сибирский приказ распорядился построить на Аргуне завод по выплавке серебра. В 1700 г. его расширили и модернизировали.[1409]

И в Нерчинске, и на Алтае серебряные руды содержали также и золото. Примерно в 1676 г. посадский человек Филимон Свешников доставил в Нерчинск образцы «желтой» руды.[1410] Однако только в 1704 г. первый образец (менее двух фунтов) золото‑серебряной руды привезли в Россию.[1411]

Кроме залежей серебра и золота (и их остатков в старых копях), Дополнительный источник драгоценных металлов составило разорение погребальных курганов, хранивших золотые и серебряные украшения правителей степных империй.[1412]

В 1669 г. тобольский воевода Годунов доложил в Москву, что в курганах у реки Исеть найдено много золотых и серебряных изделий. Годунов дал задание монаху Лоту собрать от башкир всю информацию о древних копях и курганах.

Его башкирские информаторы рассказали Лоту, что в Уральских горах существует множество следов старых копей и кузниц, а немного западнее Иртыша находится покинутый древний город (каменные здания), где каждый год башкиры собираются для молитвы и клятвы не открывать расположения старых копей никаким пришельцам.

Из Тобольска послали чиновников, чтобы проверить достоверность собранной Лотом информации. Оказалось, что башкиры добывают изгоры золото и серебро и тайно продают серебро русским (частным лицам, а не правительству) по цене 12 рублей за пуд. Тобольские чиновники не увидели на горе древних строений, но башкиры сказали им, что старый каменный город, где есть остатки древней кузницы, действительно существует в другом месте, на острове реки Иртыш.[1413]

Мы не располагаем информацией, как много золотых и серебрянных предметов из древних могил было найдено или куплено русскими в конце XVII столетия. Судя по всему, только часть из них дошла до царской казны. Разграбление продолжалось в начале XVIII в. Петр Великий приказал все обнаруженные древности хранить в созданной им Кунст‑камере. Теперь они в музее Эрмитаж в Ленинграде.[1414]

Без систематического изучения всех опубликованных и неопубликованных материалов по сибирской металлургии во второй половине XVII в. невозможно, даже приблизительно, оценить объем производства металлов. Большинство сибирских горнов были малы по размеру, однако их было много. Известные источники не всегда содержат данные об их производительности. Не существует полного списка даже зарегистрированных местными властями, а ведь много незарегистрированных. В обширных и малонаселенных лесах Сибири частным горноразработчикам и литейщикам было не сложно избегать правительственного контроля и налогов. Во многих случаях местные власти сами имели доли в этих незаконных железоделательных заводах и поэтому помогали предпринимателю избегать ответственности. В любом случае, металлургия Сибири в тот период удовлетворяла значительную часть местных потребностей при производстве инструментов и оружия, а часть железа из западной Сибири даже доходила непосредственно до Московии.

Управление Сибирью в 17 веке

На всем протяжении XVII в. русское население в Сибири продолжало увеличиваться, как вследствие колонизации, так и вследствие естественного прироста.

По оценке П.А. Словцова, в 1662 г. в Сибири было семьдесят тысяч русских.[1415] Местное население Словцов оценил в 288 тысяч. Недавно Б.О. Долгих, проанализировав ясачные книги и другие архивные материалы, пришел к заключению, что в конце XVII и начале XVIII в. их насчитывалось 216 875.[1416] Может показаться в связи с этим, что оценка Словцовым местного населения Сибири в XVII в. чересчур завышена. С другой стороны, его цифра для русского населения Сибири в 1662 г. представляется обоснованной.

Согласно переписи 1678 г., количество дворов посадских и крестьян дворцовых, монастырских и церковных земель Сибири равнялось 10 289. Людей других категорий следует прибавить к этому числу, однако их количество на 1678 г. неизвестно. В 1710 г. другие категории составляли более 30 процентов от населения в целом.[1417] Если в 1678 г. пропорция была примерно такой же, то дворов было около четырнадцати тысяч, в каждом не менее шести человек (обоих полов, включая детей). Общее количество русских в Сибири в 1678 г., таким образом, можно оценить в восемьдесят четыре тысячи человек (возможно, больше).

Согласно В.И. Шункову, к концу XVII века количество русских дворов в Сибири достигло двадцати пяти тысяч, по меньшей мере одиннадцать тысяч из них были крестьянскими.[1418]

Обширность территории Сибири и многократное превосходство по численности местного населения над русским требовали сильной администрации, хорошей организации связи (почтовых лошадей и станций) и соответствующих вооруженных сил.

С начала русской колонизации ключевым городом в административной системе являлся Тобольск, и поначалу все новые города и крепости, строившиеся по ходу русской экспансии, подчинялись Тобольску.

Такое административное и военное в главном городе, к которому принадлежали меньшие города, стал называться разрядом (мн. ч. – разряды, термин первоначально относился к основному управлению военной администрации только в Москве). Тобольский разряд впервые упоминается в 1601‑1602 гг.[1419]

С последующим продвижением на восток возникла необходимость предоставить больше власти воеводам некоторых более отдаленных городов. В 1629 г. организовали Томский разряд. В 1638 г. воевода Якутска получил власть, соответствующую положению главы разряда. В 1676‑1677 гг. был создан Енисейский разряд.[1420]

Следует отметить, что разряд, введенный как форма административного управления в Сибири, позже послужил образцом для сходных административных реформ в самой Московии. При царе Михаиле в 1636 г. сформировали разряд для охраны московско‑украинской границы. При царе Алексее создали Новгородский разряд (для защиты от шведов), Севский и Белгородский – в южной Руси (против крымских татар).

До образования других сибирских разрядов Тобольск являлся административной столицей Сибири. После учреждения новых разрядов тобольский воевода потерял большую часть своей прежней власти. Москва рассматривала сибирские разряды как более или менее независимые друг от друга. Все подчинялись Сибирскому Приказу в Москве, там дела каждого разряда велись отдельно. Кроме того, каждый воевода ревностно относился к собственной власти и всегда был готов оспорить право воеводы Тобольска действовать в качестве старшего.

Несмотря на все это, географическое положение Тобольска и другие обстоятельства сами собой делали власть его воеводы большей, чем других. Во многих делах тобольский воевода оставался посредником между московским правительством и воеводами более отдаленных городов. Тобольск превратился в основную базу людских ресурсов и запасов для всей Сибири, лагерь для колонистов и ссыльных, а также в главный центр получения информации об остальной Сибири. Распределять людей, оружие, продовольствие и другие припасы было легче из Тобольска, чем из Москвы.[1421]

В связи с особым значением города, пост старшего воеводы Тобольска считался одним из самых важных в градации московских административных должностей. Его обычно выбирали из известного боярского рода, и, чаще всего, он был человеком уже прославившимся своим административным талантом и энергией.

Самым выдающимся руководителем из тобольских воевод при царе Михаиле был князь Юрий Сулешев. При царе Алексее наиболее творческий и инициативный тобольский воевода – стольник Петр Иванович Годунов, занимавший пост старшего воеводы с 1667 по 1670 гг.[1422]

Свою главную цель Годунов видел в содействии государственной власти (государевым делам) и государственным интересам (государским прибылям). Получив назначение в Тобольск, Годунов разработал широкую программу военных, административных, финансовых и экономических реформ, благодаря которым сумел решить много насущных и остростоящих вопросов. Не все его реформы были успешны, но, взятые вместе, они оказались очень важными для будущего развития Сибири.

Как только Годунов в 1667 г. прибыл в Тобольск, он приказал произвести перепись населения во всех городах и сельских районах Тобольского разряда. Целью переписи, согласно инструкции Годунова местным официальным лицам, являлось выяснить как экономическое положение и способность платить налога различных групп населения, так и обороноспособность городов, особенно расположенных в южной части западной Сибири, открытой для нападений калмыков, башкир и других противников.

Что касается военных дел, то Годунов решил не только реорганизовать вооруженные силы под своим командованием, но и построить укрепленную линию для защиты южной части Тобольской провинции (районы Шадринска и Тюмени).

Работа по возведению линии началась на востоке у городка Тарханский острог на реке Тобол. Оттуда она прошла вверх по Тоболу к Ялуторовску, а затем на запад вверх по реке Исеть, через Шадринск и Далматово к Уральской горной гряде. Общая длина линии должна была составить 472 версты. Она состояла из засек (преград из поваленных деревьев в лесных районах) и в некоторых местах из рвов и земляных валов. Между существующими укрепленными городами Дополнительно построили несколько новых крепостей. За время службы Годунова на этом посту линию полностью не закончили, однако она служила своей цели.

Сибирские вооруженные силы первоначально состояли из стрельцов, казаков и вспомогательных отрядов местных жителей. В самой Московии, начиная примерно с 1630 г., при помощи иностранных специалистов создавались новые армейские подразделения. Большую часть из них расформировали после неудачной войны с Польшей 1632‑1634 гг. При царе Алексее эксперимент повторили в более широком масштабе, и отряды нового типа – рейтары (кавалерия) и солдаты (пехота) – постепенно стали основой московских армий.

В 1661 г. один из предшественников Годунова в Тобольске, князь Иван Хилков, организовал два отряда модернизированных войск, кавалерийский и пехотный. Людей набирали на месте и отдавали на подготовку к инструкторам, каких смогли найти, большинство из которых сами не имели представления о новых методах.

Эти войска стояли небольшими отрядами в городках и селениях южной части Тобольской провинции. Когда Годунов прибыл в Тобольск, количество рейтаров приближалось к семи сотням человек, солдат – к 850. Годунов нашел, что все они недостаточно подготовлены, большинство плохо вооружены, а их содержание – слишком дорого. Кроме того, Годунов понял, что и рейтары, и солдаты не соответствуют своей задаче – сражаться с калмыками или татарами. Рейтаров – тяжелую кавалерию – готовили воевать крупными отрядами: метод эффективный в войнах против Польши и Швеции, но не со степной конницей.

В связи с этим Годунов заменил два отряда одним, хорошо подготовленным подразделением легкой кавалерии – драгунами. Кавалерия драгун была более подвижной, чем рейтарская, и обучена воевагь в пешем строю, на случай если возникнет такая необходимость.

Чтобы сократить расходы на новый отряд, Годунов установил для солдат и офицеров значительно более низкое жалованье. В качестве компенсации тем и другим дали право получить земельные участки, размер которых зависел от чина. Младшим офицерам полагалось от 9 до 24 десятин; старшим офицерам – от 27 до 90. Этот принцип применялся также к жалованьям других категорий жилых людей в Сибири.

Чтобы поддержать производство сельскохозяйственной продукции, Годунов принял меры к увеличению количества земель, обрабатываемых для государственных нужд (государева или десятинная пашня). В районах Тюмени, Тары и Пелыма провели перепись пахотных земель, чтобы предотвратить уклонение крестьян от сдачи зернового налога. Целью Годунова было сделать Сибирь производящей достаточно сельскохозяйственной продукции для того, чтобы ежегодная доставка зерна из Перми в Тобольск стала ненужной. Это ему удалось.

Ища способы увеличить государственные доходы в Тобольской провинции, Годунов приказал проверить население города Трбольска, чтобы выявить горожан, не зарегистрированных ни как служилые, ни как члены посадской (городской) тягловой общины. Таковыми являлись различные младшие родственники горожан: сыновья, младшие братья или племянники, которые, таким образом, до сих пор избегали службы или тягла (налогооблагаемого статуса).

Если в армии или администрации находились вакансии, этих младших родственников регистрировали на службу; остальных объявляли посадскими, как и младших родственников обычных посадских.

Практически на все категории населения (служилых, посадских, крестьян, казаков) наложили разного рода повинности. Работа из включала в себя постройку или ремонт речных судов и мостов, пре доставление лошадей и повозок для транспортировки соли и топлива, уборку и ремонт улиц Тобольска и так далее. Все работы были действительно необходимы, да беда в том, что людям за нее не платили. Система, выгодная для государственной казны, но ненавистная народу, привела к многочисленным жалобам на Годунова.

Значительно более конструктивными были усилия Годунова по развитию промышленности, например, строительство мастерских две изготовления канатов, веревок и такелажа; винокуренного завода и железоделательных мастерских. Кроме того, Годунов также разведал месторождение серебряной руды.

Огромное значение имела поддержка Годунова таких научных работ, как создание общей карты Сибири и сбор данных о Китае.

Годунов прекрасно понимал важность глубокого знания ресурсов и потребностей страны, за которую он нес ответственность Для широкомасштабного сбора информации он использовал официальные каналы, отсюда его инструкции подчиненным, программы переписей и т.д.

Обычно он предпринимал подобные шаги, предварительно обсудив их в узком кругу своих неофициальных советников, людей которым он доверял, хорошо знавших эту страну и живущий здесь народ. Среди членов этого неофициального кружка был стрелецкий сотник Ульян Ремезов, человек острого ума, глубоко интересовавшийся географией и историей Сибири, многие считали его волшебником.[1423]

Кроме опоры на эту группу постоянных советников, Годунов всегда стремился получить информацию и помощь от местных людей. Так, при поисках месторождений железной руды в бассейне реки Исеть, Годунов положился на монаха Далматовского монастыря – Лота, горного специалиста‑самоучку.

С другой стороны, со своими подчиненными в Тобольске и других городах Тобольского разряда Годунов вел себя надменно и властно. Исполненный идеей государственного приоритета и являясь в Тобольске представителем царя, Годунов требовал полного подчинения и уважения от своего младшего воеводы, князя Ф.Ф. Бельского, секретарей (дьяков) и других чиновников администрации, а также от народа в целом. Он считал своим долгом демонстрировать государственную власть при всех официальных действиях.

Тобольские служащие жаловались, что, когда Годунов работал в своем кабинете правительственного здания (приказной избе) в Тобольске, он выставлял охрану на улице под окнами. Они должны были стоять на часах без головных уборов как зимой, так и летом. «Никто из предыдущих воевод не требовал этого».

Когда Годунов по праздникам или торжественным случаям посещал службу в соборе, он организовывал впечатляющую процессию; по таким дням на площади перед собором устанавливались десять пушек.

Из‑за высокомерного поведения Годунова и его попытки сконцентрировать высшую административную власть над всей Сибирью в собственных руках, он постоянно не ладил с другими сибирскими официальными лицами, такими как князь Бельский, воевода Верхотурья – Иван Колтовский и др. Многие из них жаловались в Москву. Поначалу их жалобы игнорировались, и в июне 1668 г. князя Бельского сняли с должности и вызвали в Москву. Годунов снова мог чувствовать себя в безопасности.

Но в следующем году в Москву поступили новые жалобы. В июне 1670 г. совместная делегация от тобольских служилых людей разных категорий, татар Тобольска и Тары, а также крестьян Тобольского района отправилась в Москву протестовать против новых налогов и повинностей, наложенных на них Годуновым. Это было разинского восстания, и московское правительство внимательно относилось к настроениям военнослужащих и крестьян. В октябре Годунова освободили от должности и возвратили в Москву. Его неофициальных советников, включая Ульяна Ремезова, выслали в отдаленные города (Ремезова сослали в Березов). Большую часть финансовых мер Годунова, считаемых населением непосильными, аннулировали.

Тобольск не только являлся самым важным городом в сибирской административной системе, он также стал интеллектуальным центром Сибири.

Русское население Сибири изобиловало людьми огромной энергии, предприимчивого духа и острого интеллекта. Именно они продолжали открывать новые земли и разведывать для своей страны полезные ископаемые. Их ряды постоянно пополняли приезжающие в Сибирь по собственной воле, люди, ссылаемые в Сибирь за оппозицию к Московскому правительству или церковным властям, а также иностранные военнопленные.

Две наиболее образованные группы сибирского общества, из которых происходило большинство тех, кого мы можем назвать (с необходимыми оговорками) интеллектуалами того периода, составляли духовенство и представители администрации, воеводы и их штат, дьяки я подьячие. Однако люди пытливого ума и значительного образования (по московским стандартам того времени) встречались также среди армейских и казацких офицеров, купцов и предпринимателей (промышленников).

Среди европейцев в Сибири (преимущественно это были ссыльные, но встречались и иноземные специалисты на русской службе) были личности такого высокого ума и образования, как хорват Юрий Крижанич.[1424]

Крижанич приехал в Москву из Рима в сентябре 1659 г. и был принят правительством на службу в качестве ученого. Царь уполномочил его отредактировать и внести исправления в научный труд по славянской грамматике, а также составить словарь славянского языка. Его работа в Москве продолжалась только шестнадцать месяцев. В январе 1661 г. его сослали в Тобольск. Точная причина ссылки неизвестна, но предполагают, что в беседе с каким‑то боярином он сказал нечто о царе Алексее, что боярин неправильно понял и счел оскорблением государя.[1425]

Согласно инструкциям из Сибирского приказа, Крижаничу пожаловали хорошее денежное содержание. Тобольским властям приказали использовать Крижанича «для государевых дел, к которым он подходит». Собственно, воевода позволил Крижаничу делать то, его он считает важным, и тот посвятил себя сочинительству.

Крижанич провел в Сибири пятнадцать лет, ему позволили вернуться в Москву только в 1676 г., после смерти царя Алексея. В 1677 г. он получил разрешение покинуть Русь. Крижанич отправился в Вильно, где вступил в Доминиканский монашеский орден. Он умер в Вене, во время ее осады турками, в 1683 г.

В Тобольске Крижанич завершил редакцию славянской грамматики, порученную ему еще в Москве. Кроме того, он написал собственное сочинение по славянской грамматике. Основная работа, созданная им в Сибири, касается принципов управления государством и приложения их к России. Она известна под названием «Диалоги о государственной власти», или «Политика».[1426]

Крижанич также написал несколько богословских трактатов, один из них направлен против московского правила совершать новый обряд крещения над римскими католиками, желающими перейти в православие. (Когда Крижанич писал эту работу, московский Собор 1666‑1667 гг.. отменил правило). Другой труд Крижанича этого периода представляет собой выступление против староверов.

Известно, что, находясь в Тобольске, Крижанич также написал научную статью по географии и этнографии Сибири, а также небольшую работу о торговле с Китаем. Рукописи этих его трудов не обнаружены. В 1680‑1681 гг., после отъезда из Московии, Крижанич написал на латыни «Историю Сибири» (также известную под названием «Relatio de Siberia»), некоторые части из которой использовал Н. Витсен в своей книге «Noord en Ost Tartaryen» (первое изд., 1692).[1427]

В Тобольске Крижанич поддерживал тесные контакты как с иностранцами, так и с русскими. Среди иностранцев, живших там одновременно с ним, было четыре монаха‑доминиканца, сосланных в Сибирь в 1656 г. (они оставались в Тобольске до 1664 г.), а также много поляков и литовцев. По всей вероятности, именно благодаря кому‑то из этих иностранных ссыльных, Крижанич получил возможность читать свежие немецкие газеты (они поступали в Тобольск с известным опозданием, но, судя по всему, весьма регулярно).

Из русских, кроме государственных чиновников, Крижанич был знаком с некоторыми православными священниками и с высланными лидерами староверов. Аввакум, как нам известно, отказался беседовать с ним, однако Федор и Лазарь оказались готовы обсуждать религиозные темы.

Крижанич также стал близким другом купца Афанасия Андреевича Осколкова. Осколков часто ездил по делам в Москву и мог получать из Германии книги, необходимые Крижаничу для работы. Среди других русских друзей, упоминаемых Крижаничем в своих работах, – Ульян Ремезов. Крижанич также знал нескольких ссыльных украинцев.

В целом, список друзей и знакомых Крижанича читается как справочник по интеллектуальной элите Сибири 1660‑х и 1670‑х гг. и показывает разнообразие ее представителей и их интересов.

Во многих отношениях проблемы интеллектуальной жизни и столкновение идей и религиозных чувств в Сибири были сходны с переживаемыми в тот период в Москве. Особенностью тобольского круга, однако, являлся острый интерес к истории и географии Сибири, монголо‑тюркскому миру южнее ее границ и к Китаю.

Работы Крижанича по Сибири и китайской торговле следуют традициям предшествующего тобольского географического исследования. Важной вехой на этом пути явилась карта Сибири, составленная при поддержке тобольского воеводы Петра Годунова в 1667 г., когда Крижанич уже был в Тобольске.[1428]

Преемники Годунова продолжали собирать в Тобольске информацию по географии и этнографии Сибири. Что же касается связей с местными племенами и народами Сибири и территорий южнее ее, то следует отметить, что в 1678 г. в Тобольске было четыре переводчика с татарского языка, один – с калмыцкого и три – с остяцкого. Кроме того, было два переводчика с калмыцкого языка (и, по всей вероятности, с языка восточных монголов) для чтения официальных калмыцких документов и писем.

Карту Годунова дополнили примерно в 1672 г. Военному атташе шведского посольства в Москве в 1673 г., Э. Пальмквисту, удалось получить копии двух карт, очевидно, подкупив некоторых чиновников московского Посольского приказа.[1429]

На основе исследований, проведенных в Тобольске в 1670‑х и 1680‑х гг., Семен Ремезов (сын Ульяна) начал в 1690‑х гг. свою работу по географии, этнологии и истории Сибири. Его замечательный «Атлас Сибири» был завершен в 1701 г.[143