Доносы на Грейга, видимо, повлияли на его судьбу - царь Николай I решил послать в Николаев "сильную руку". Выбор пал на Михаила Петровича Лазарева (1788-1851гг.). По свидетельству самого контр-адмирала Лазарева, его кандидатуру, якобы, подсказал А.С.Грейг.
17 февраля 1832 г. М.П. Лазарев был назначен начальником штаба Черноморского флота, и 9 июля прибыл в Николаев. Совершив с Грейгом ознакомительное плавание на яхте по всем портам Черного моря, контрадмирал Лазарев направился, по поручению Грейга, в Севастополь - подготовить русскую эскадру в помощь турецкому султану*.
Лазарев родился в семье столбового дворянина, сенатора, Владимирского наместника. В 1800 г. поступил в Морской кадетский корпус, из которого в 1803 г. выпущен гардемарином и направлен волонтером в английский флот.
В 1812 г. Лазарев, как и Грейг, принимал участиее в высадке десанта в Данциге. Осенью 1813г., командуя коммерческим судном "Суворов", принадлежащим Российско-американской компании, совершил плавание в Русскую Америку, которое закончилось как кругосветное в 1816 г. В составе экспедиции под командованием Ф.Ф. Беллинсгаузена** Лазарев совершил второе кругосветное плавание на шлюпе "Мирный", во время которого была открыта Антарктида. В 1822 - 1825 гг. Лазарев на фрегате "Крейсер" снова совершил кругосветное плавание, за что получил чин капитана 1 ранга.
В 1926 г. Лазарев принял в командование корабль "Азов" и перешел на нем из Архангельска в Кронштадт. В следующем году составе русской эскадры Лазарев отправился в Средиземное море. 8 октября 1827 г. произошла знаменитая Наваринская битва, в которой в составе эскадры графа Гейдена участвовал и Лазарев на корабле "Азов", показав себя храбрым и распорядительным боевым командиром. За это сражение "Азов" получил Георгиевский кормовой флаг, а Лазарев - чин контр-адмирала.
Поступив в подчинение к Грейгу, Лазарев, внешне демонстрируя преданность адмиралу, втайне готовился его "столкнуть". М.П. Лазарев был крайней противоположностью Грейгу: маленького роста, коренастый крепыш, с чрезмерным честолюбием и самолюбием, с твердыми убеждениями, что дисциплина, как в английском флоте, должна строиться на карательных мерах: линьках*** и зуботычине.
До последнего времени советские и русские историки создают однобокое представление о Лазареве, шлифуя и лакируя его, как монумент. Да, Лазарев был прекрасным моряком-практиком, знающим до тонкостей морское дело и службу, это был моряк "до мозга костей". Но дадим слово тоже моряку, декабристу Д.И.Завалишину, которого цитируют лишь однобоко, пряча от широкого читателя те строки, которые я привожу: "Я пользовался таким уважением и такнм расположением Лазарева, что для того, чтобы произнесть тот справедливый приговор, которого он заслуживает, надо было глубоко проникнуться полным сознанием обязанности беспристрастия к историке.
Лазарев был человек с неоспоримыми способностями и характером, но имел несчастие, с одной стороны, вынести из службы на английском флоте все его недостатки в утрированном еще почти до безобразия виде, а с другой стороны - воспитаться под влиянием Екатерининских нравов. Он был человек положительно безнравственный, и мы увидим ниже, что даже честность его была условная, все человеческое достоинство, по его понятиям, заключалось в том только, чтобы быть отличным моряком. Невежество его по предметам общего образования было даже изумительнее, он ничему не придавал значения вне своей специальности, да и в ней был знаток только практической части. Поэтому его гордость сильно возмущалась моим теоретическим превосходством, и он, не решаясь отрицать его, старался для уменьшения значения его доказывать всегда преимущества будто-бы практического знания над теоретическим.
Религия, по понятиям Лазарева, была только необходимое политическое орудие для невежественного народа, и он даже доказывал, что, кто хочет быть хорошим морским офицером и даже вообще военным человеком, тот не должен быть христианином, и что, наоборот, христианин не может быть хорошим офицером.
Он предавался разврату всякого рода, был жесток по системе и с деспотическими привычками, поэтому любил льстецов, имел наушников и фаворитов, но был нетерпеливым к открытым заявлениям. Мне пришлось видеть его в большом унижении, когда выказалось все бессилие так называемых "железных характеров", если они прилагаются к несправедливому делу. После бунта команды, который он был бессилен укротить, и который был укрощен мною, ему долго как-то совестно было смотреть мне в глаза".
Я не буду приводить примеры безнравственных и нечестных поступков Лазарева, о которых пишет Д.Завалишин, а коснусь только бунта. Он был не один, бунтов команды было два - во время стоянки "Крейсера" у Ван-Дименовой земли и на Ситхе. И это, насколько я знаю, были чуть ли не единственные бунты команды за всю историю русского парусного флота. И здесь Лазарев остался верен себе: спасая свою карьеру, он скрыл от командования флота факт бунта, поскольку, согласно "Морскому уставу", командир, допустивший бунт на корабле, должен быть разжалован в матросы.
Вскоре по прибытии на Черноморский флот, когда Лазарев блестяще подготовил эскадру и провел Босфорскую экспедицию в помощь турецкому султану против восставшего египетского паши, Николай I пожаловал ему звание генерал-адъютанта. Это было придворное фискальное звание, дававшееся особенно доверенным генералам и адмиралам и позволявшее писать прямые доносы императору.
Как следует из переписки М.П. Лазарева с князем Меншиковым, графом А.Ф. Орловым и другом молодости А.А. Шестаковым, Лазарев не скрывал своего желания заменить Грейга на посту главного командира. Он открыто писал, что ожидает, чтобы у него были "развязаны руки". Чтобы ускорить это смещение Грейга, М.П. Лазарев пользовался разными слухами и даже сплетнями, касавшимися жены Грейга Юлии Михайловны, и писал регулярно письма и доносы, порочащие адмирала Грейга.
К 1833 году положение Грейга резко ухудшилось. Меншиков, желавший скорее сместить Грейга, не реагировал ни на одно его предложение, нужных денег на флот не давали, свирепствовавшая на юге чума и карантинные заставы остановили все поставки флоту, выселение евреев-купцов прервало хорошо отлаженные ими торговые связи. Флот, лишенный снабжения, не выходил в море и был вынужден стоять в гаванях. У Грейга началась депрессия, отягченная еще и непрерывными доносами и разбирательствами комиссий.
К этому добавился трагический случай, потрясший Николаев: 16 июня 1833 г. внезапно умер любимец императора флигель-адъютант, капитан 1-го ранга, бывший командир знаменитого "Меркурия" А. И. Казарский. Через князя Меншикова в октябре Бенкендорф донес царю, что следствием установлено отравление Казарского, получившего в наследство 70 тысяч рублей, которое разграблено "при большом участии, николаевского полицмейстера Автономова". Назначенное Грейгом следствие, - сообщал далее Бенкендорф, - ничего не открыло". И это понятно: Грейг уже получил назначение в Петербург и собирался сдавать дела Лазареву, поэтому следователи и не спешили. В заключение Бенкендорф писал: "другое следствие также ничего хорошего не обе-шает. ибо Автономов ближайший родственник генерал-адъютанта Лазарева".
На докладе Меншикова царь написал резолюцию: "Поручаю вам лично, но возлагаю на вашу совесть, открыть лично истину по прибытии в Николаев. Слишком ужасно".
Комиссия во главе с Меншиковым провела вскрытие могилы Казарского сделала анализ останков, но факт отравления не подтвердился. Известно, что совесть у князя Меншикова отсутствовала, и он не был заинтересован в открытии истины.
Видимо, смерть А.И. Казарского была последней каплей, выплеснувшей на Грейга неудовольствие императора. 2 августа 1833 г. Николай I назначил Грейга членом Государсвенного Совета, а генерал-адъютанта Лазарева - исправляющим должность главного командира Черноморского флота и портов и военного губернатора Николаева и Севастополя.
Свершилось!
Грейг еще до начала октября оставался в Николаеве, передавая дела Лазареву и собираясь в дорогу. Одновременно он добился у императора "чистой" отставки своего друга, обер-интенданта Черноморского флота контр-адмирала Н.Д.Критского, которого Лазарев люто ненавидел и добивался предания его суду. Грейг, безгранично доверяя Критскому, не мог его бросить на растерзание новому начальнику. Как вспоминает морской врач Н. Закревский, "Несмотря на такое ограждение контр-адмирала Критского от отчетности по управлению его интендантством, он, бывши уже в отставке, получал иногда мелочные запросы,... и один из них был запрос интендантства о сундуке, окованном железом, сундуке, взятом будто бы Критским из Адмиралтейства к себе и не переданном обратно по принадлежности. Ответ Критского был такой: Я бы, в. пр. желал знать, какою опасностию угрожает Черноморскому флоту неявка сундука, о котором вы меня спрашиваете? Если опасность на самом деле так экстренна и неотклоннма, то спешу уведомить вас, что сундук тот поступил в число мебели, требовавшейся на укомплектование квартиры начальника штаба (Лазарева), приказавшего сундук тот поколоть в щепы, за то, что был простой дубовый, окованный вороненым железом, а не из красного дерева и не оправленный бронзированными скобами. Если б не на такое экстреннее требование, в.нр. поспешить уведомить вас, то я на всякое другое подобное откапываемым вами дрязгами, не отвечал бы вам, или не так забавно как теперь".
Глубокой осенью, 9 октября 1833 г., после прощального обеда, данного думой в честь адмирала, А.С.Грейг выехал через Московскую заставу в Петербург. Дума же занесла его в книгу граждан города "навечно". Грейга до Московской заставы провожали жители города, многие были с детьми. В этот же день, но через Одесскую заставу, уехал из Николаева и Н.Д.Критский, поселившийся в Одессе.
*Для борьбы с восставшим против султана египетским пашой
**Белинсгаузен служил в Николаеве и наблюдал за постройкой фрегата "Флора".
***Тонкие тросы (веревки), которыми пороли матросов.
2013-12-28
698
