Критический реализм в русской живописи второй половины 19 века

Одним из первых в русской исторической живописи Брюллов изображает не конкретную личность, а народ. Не судьба отдельного героя привлекла его, а народная драма. Желая передать оттенки чувств различных людей, Брюллов не стремится к точным психологическим характеристикам. Их заменил привычный в академическом искусстве язык жестов. Среди смятенной толпы есть одна спокойная фигура — художник с ящиком живописных принадлежностей на голове. Это автопортрет самого Брюллова.

В Италии картина вызвала бурю восторга. Фраза: "Вы видели картину «Последний день Помпеи»?» — вытеснила у римлян обычное при встрече приветствие. Болонская, Миланская, Флорентийская академии избирают Брюллова своим членом. Но не только итальянцы восхищались его картиной. Рассказывают, что писатель Вальтер Скотт, которого, как известно, привлекали исторические сюжеты, оказавшись в Риме, просидел перед "Помпеей" целое утро.

Владелец картины Демидов, заплативший за нее баснословную сумму — 40 тыс. франков, отправил полотно в Париж.[14] "Помпея" была выставлена в Лувре, но французская публика встретила ее прохладно. В чем причина? Оказалось, в отсутствии чистоты стиля. "Помпея" вобрала в себя черты двух противоборствующих течений — классицизма и романтизма. Идея картины романтична — трагическое противостояние человека и слепых, жестоких сил природы. Вместе с тем, в ней много и от уходящего в прошлое классицизма — обращение к античной истории, абсолютное преклонение перед чистой красотой, которое исповедовали древние греки и римляне. Трагизм и ужас происходящего на полотне Брюллова не в силах затмить красоту человеческого тела, благородство поз и жестов. В картине нет ни одного изуродованного, запачканного тела. Даже у женщины, упавшей с колесницы и разбившейся насмерть, лицо, грудь, руки девственно чисты.

Не считая исторической картины "Последний день Помпеи", Брюллов прославился в истории русской живописи как блестящий портретист. Среди сотен портретов его работы немало подлинных шедевров. Превосходны портреты баснописца Крылова, поэта Струговщикова, итальянского археолога Микеланджело Ланчи. В каждом из них художник сумел подчеркнуть яркую индивидуальность личности, нашел черты, присущие лишь этим людям.

Карл Брюллов был великим тружеником. За годы, проведенные в России, он написал десятки портретов, работал над большим историческим полотном "Осада Пскова", которое, правда, так и осталось незаконченным, участвовал в росписях только что построенного Исаакиевского собора, преподавал в Академии художеств. Вернувшись в 1849 г. в Италию, он продолжал активно трудиться. Однако слабое от рождения здоровье все более ухудшалось. Художник еще находил силы шутить на этот счет: "Вместо сорока, я прожил пятьдесят, следовательно, украл у вечности десять лет и не имею права жаловаться на судьбу". 23 июня 1852 г. после обеда Брюллова охватил такой приступ судорожного кашля, какого не бывало раньше. Кровь хлынула горлом. Этот день стал для великого Карла последним. Его похоронили в Риме на кладбище Монте Тестаччо.

Годом больших потерь стал для русской культуры 1852-й. В феврале в Москве умер Гоголь. Весной не стало Жуковского, скончавшегося в Германии, в Баден-Бадене. В один день с Брюлловым умер исторический писатель Загоскин, а осенью в больнице, в палате для умалишенных, закончил свои дни художник Павел Федотов.

Под влиянием Хогарта появляются графические работы Федотова: "Магазин", "Офицерская передняя", "Кончина Фидельки", "Следствие кончины Фидельки". Сюжеты художник выбирал самые что ни на есть простые, например смерть любимой барской собачки Фидельки, но развертывал их в целое повествование и придавал оттенок легкой насмешки. Собачка мертва, барыня от переживаний слегла, вся дворня поднята на ноги, вереница сочувствующих выстраивается перед барской постелью, а приглашенный художник, внешне очень напоминающий самого Федотова, уже набрасывает проект памятника околевшей псине. Ироническая нотка, появившаяся в этих графических работах, сохранится и в некоторых картинах живописца.

Пройдя хорошую школу графики, Федотов решил попробовать писать маслом. Сюжет подсказала сама жизнь: чиновник и первая его награда. Тема чиновничества к этому времени, благодаря Гоголю, заняла прочное место в русской литературе. В живописи она была еще нова. Правда, Федотов уже обращался к ней в графической работе "Утро чиновника, получившего накануне первый крестик". Теперь этот сюжет предстояло положить в основу картины. Девять месяцев работал художник над небольшим полотном размером всего 48 х 42 см. Если учесть, что это была его первая проба сил в такой сложной технике, как масло, картину можно признать удачной.

После "Сватовства майора" последовал "Завтрак аристократа". По сюжету эта миниатюрная картина менее значительна, но живописными качествами не уступает предыдущей. Ее можно долго разглядывать, любуясь, с каким мастерством написаны детали: красивого дерева стол, плетеная корзина под ним, стул, шелковый костюм "аристократа". За этой легкостью и артистизмом по-прежнему стоял титанический труд. Однажды, на чье-то замечание о том, как все просто на его картинах, Федотов ответил: "...да, будет просто, коль напишешь раз со сто!..."

За год до смерти Федотов начинает картину "Анкор, еще анкор!". В самом ее названии есть какая-то несуразность: "анкор" по-французски означает "еще". Да и вся картина странная, не похожая на другие федотовские. Сюжета как такового нет. Тесная, темная деревенская изба, на лавке лежит человек — офицер, лицо которого невозможно разглядеть. Скуки ради он заставляет пуделя прыгать через палку. Исчез не только характерный для Федотова повествовательный сюжет, но и его традиционный интерес к окружающим предметам. Не стало и богатства федотовских красок. Господствуют мрачные красно-коричневые тона, придающие бессмыслице происходящего какой-то зловещий оттенок. В русской живописи найдется немного картин, которые были бы проникнуты таким духом трагизма и безысходности, как "Анкор, еще анкор!" Федотова.

Странное впечатление, которое производит эта картина, не случайно. Она выдает признаки тяжелого душевного заболевания, начавшегося у художника. Летом 1852 г. Федотова поместили в частную лечебницу, расположенную недалеко от Таврического дворца. Но помочь ему никто не смог. За ним лишь присматривали: когда становился буйным — связывали ремнями, иногда били... Сохранился карандашный портрет Федотова, нарисованный в это время одним из его друзей: вместо лица — маска, лишенная человеческого выражения. В ноябре того же года мастера не стало.

Еще один великий русский живописец 19 века, Иванов стремится к максимальной достоверности изображаемого. Он хочет побывать в Палестине, чтобы увидеть те места, где происходили описанные в Евангелии события. Но Общество поощрения художников, на чей счет он был послан за границу, отказалось выделить средства на поездку. Тогда в поисках типажей Иванов стал посещать еврейский квартал Рима. В его альбомах появляется множество зарисовок разнообразных типов людей: седобородые старики с длинными крючковатыми носами, кудрявые черноглазые мальчишки, юноши, молодые женщины.

Количество этюдов с каждым годом росло. Их общее число превысило 600! Поистине титанический труд проделал художник. Он писал человеческие фигуры, лица, одежды, деревья, воду, горы и даже камни. Но большинство этюдов посвящено людям. Необходимо было не только найти соответствующий типаж, но и придать человеку нужную позу, правильный поворот тела, точный жест. Со временем художник создал обширную галерею этюдов людей, разных по характеру, социальному положению, возрасту, полу. Эта колоссальная работа в конечном счете полностью оправдала себя. На законченной картине каждый персонаж олицетворяет определенный человеческий тип, характер. До Иванова ни один русский живописец не проник так глубоко в тайники человеческой души. Даже великий Брюллов, работая над знаменитой картиной "Последний день Помпеи", не ставил перед собой такой задачи.

На берегу Иордана сошлись люди разных сословий, убеждений, возрастов и темпераментов: молодые крепкие мужчины и дряхлые старцы, мудрые и глупые, хитрые и доверчивые, твердые духом и колеблющиеся, добрые и озлобленные. Естественно, они по-разному реагируют на речь Иоанна Крестителя, на его многозначительный жест, указывающий на приближающегося Мессию. Среди шести человек, стоящих за спиною Предтечи, — будущие ученики Христа, апостолы: златовласый Иоанн Богослов с готовностью устремляется навстречу Христу, за ним следует Андрей. А вот человек в белой чалме потупил глаза в полной нерешительности. Характерная психологическая деталь — он прячет руки, которые могут выдать его намерения, в широкие рукава хитона.

С надеждой и радостью смотрит на Крестителя сидящий на корточках раб с веревкой на шее. На его лице страдальческая улыбка. Справа от раба две фигуры — отец и сын. Они только что вышли из холодной воды и никак не могут согреться. Их так и называют — "дрожащие". Мальчик смотрит на Иоанна одновременно с любопытством и с испугом, лицо отца озарено радостной улыбкой. Два бородатых старца в белых чалмах — явные недоброжелатели Христа. Это — ревнители иудейской веры, фарисеи. Наконец, около группы людей в правой части картины — два конных римских воина. Их лица, обращенные к Мессии, не выражают ни любви, ни ненависти. Они здесь чужаки и потому полны безразличия к происходящему. Один из искусствоведов справедливо назвал "Явление Христа народу" "хоровой картиной".

Картина Иванова еще и "автобиографична". В тени, под простертой рукой Крестителя, сидит странник в шляпе с посохом в руках. Исследователи полагают, что это автопортрет самого художника. Есть на его картине персонаж — человек в красном, стоящий к Христу ближе всех, — моделью для которого послужил Николай Васильевич Гоголь. Иванов близко сошелся с ним в Италии.

Особое место в "Явлении" занимает пейзаж, на фоне которого разворачивается действие. Поскольку побывать в Палестине художнику не удалось, он написал итальянскую природу, сделав это по всем правилам линейной и световоздушной перспективы. Перед этим Иванов выполнил множество прекрасных этюдов с видами живописных мест Италии. Количество пейзажных этюдов составляет чуть ли не половину всех его работ. Один из исследователей творчества художника заметил, что если бы из всех работ "сохранились только его пейзажи, это одно могло бы завоевать ему почетное место в истории русской и мировой живописи".

Дважды Общество поощрения художников продлевало Иванову срок пребывания в Италии, но на третий раз, когда в мастерской уже висел подготовленный к работе огромный холст, отказало. Художник был в отчаянии, он даже подумывал за полцены продать холст и вернуться в Россию. Выручил поэт Жуковский. Он выпросил у царя пенсию для художника еще на три года. В 1837 г. Иванов приступил к написанию картины, но и через двадцать долгих лет она оставалась незаконченной.

С годами художник стал замкнут и молчалив. В Италии он жил одиноко, в мастерскую почти никого не пускал. Иногда его посещали мысли о самоубийстве. Иванов, как и его современники Брюллов и Федотов, полностью посвятив себя искусству, не познал семейного счастья. У него была дочь от одной из натурщиц, но семьи он так и не создал. В 1848 г. умер отец Иванова, так и не дождавшись возвращения сына. Полученное небольшое наследство позволило художнику прожить в Италии еще почти 10 лет.

Только в 1858 г., после 27-летнего отсутствия, мастер, о котором почти все забыли, прибыл в Петербург. Дорога стоила ему многих сил и нервов. В итальянском порту выяснилось, что ящик с огромным, семиметровым, полотном не помещается в трюм корабля. Пришлось везти его на палубе, открытой брызгам морских волн. В Париже, откуда картину по железной дороге предполагалось переправить в Петербург, долго искали вагон, в который она могла бы поместиться.

Приехав на родину, Иванов начал хлопотать об устройстве выставки своих работ, но так и не дожил до ее открытия. Спустя шесть недель после возвращения из Италии, в возрасте 52 лет, художник, заболев холерой, умер. Через несколько часов после его смерти явился царский лакей с сообщением о том, что император покупает картину "Явление Христа народу" и жалует Иванова орденом св. Владимира в петлицу.

В день похорон за скромным гробом великого живописца шли художники, ученые, литераторы. Среди них были Чернышевский, Некрасов, юный Крамской. На кладбище во время панихиды неизвестный молодой человек невзначай произнес: "Что дала Иванову Россия за его картину?". И сам же ответил: "Могилу!". Много горькой правды было в этих словах. Пройдут годы, и Репин назовет "Явление Христа народу" "самой гениальной и самой народной русской картиной".

Таким образом, в рассмотренный период сюжет картин усложняется, а художники начинают изображать не конкретную личность, а народ. Появляется немало подлинных шедевров не только среди портретов но и картин на различные темы из жизни современного общества. Картины исполняются с удивительной тщательностью. Появляются подлинные шедевры: «Гибель Помпеи» К.П. Брюллова, жанровые картины П.А. Федотова, «Явление Христа народу» А. А. Иванова.