Обзор основных событий XV века

Виды исторических источников. 2. — Источниковедение. 3. — Русское летописание. 4. - Летописные своды и их изучение. 5. - Юридические источники. 6. - Жития и их ис­следование. 7. - Мемуары и переписка. 8. - Источниковедческая литература.

Сегодня мы с вами подведем итоги того, что нам удалось сделать в первом семестре. И будет это не в виде каких-то выводов, а скорее в форме обзора тех источников, которые вам понадобятся для то­го, чтобы углубленно готовиться к экзаменам и просто разбираться, где и что можно найти, с чего на­чинать в том, честно говоря, колоссальном количестве разнообразных книг, с которыми вам предстоит ознакомиться.

Итак, обзор источников по истории Руси в домонгольский период и период татарского ига. Строго говоря, источниками можно назвать любые памятники, которые дошли до нашего времени от прошедших времен. Но мы должны все-таки их классифицировать, и по этому вопросу ведутся даже оп­ределенные споры — какую предпочесть классификацию. Общеупотребительной является та, по которой все источники делят на вещественные, этнографические, лингвистические, устные и письменные.

Под вещественными источниками обычно подразумевают то, что исследователь получает в резуль­тате археологических раскопок — остатки фундаментов или, скажем, черепки, наконечники, монеты и т.д. Это нас, строго говоря, касается не впрямую, потому что мы строим обычно изучение русской истории в первую очередь на источниках другого рода. Что касается этнографических источников, то они касаются быта, обычаев жизни народов: "этнография" — описание народов, описание племен. Это то, что записывают обычно исследователи, наблюдая за жизнью тех или иных племен, поэтому здесь не всегда можно говорить о каких-то исторических критериях. Разложить бытование тех или иных обычаев во времени не всегда просто.

Лингвистические источники — это нормы языка, зафиксированные чаще всего в каких-то письмен­ных сочинениях. Здесь есть, конечно, определенная сложность, потому что лингвистические источники очень часто являются одновременно и письменными источниками.

Устные источники. Всякие устно передававшиеся легенды, сказки, так называемые плачи, предания, сказания рано или поздно, конечно, записывались, но все-таки на протяжении многих сотен лет сущест­вовали в устной традиции.

И, наконец, источники письменные — это главные для нас источники, самые важные, все остальные являются вспомогательными. Здесь следует назвать, во-первых, летописи, во-вторых, юридические па­мятники, актовые материалы, жития святых, а для более поздних времен (XVIII-XIX века) — эписто­лярное наследие, мемуарную литературу, документы, связанные с делопроизводством и т.д.

Здесь сразу возникает вопрос: источниковедение — что это такое? Откуда взялась эта дисциплина (она существует, ее преподают), какую она сыграла роль? До XX века (точнее, до конца XIX) специаль­ных работ, где источник был бы проанализирован сам по себе, в точном соответствии с другими источни­ками, — таких работ не было совсем или их было очень мало. Такие выдающиеся историки, как Н.М.Ка­рамзин, В.О.Ключевский, С.М.Соловьев, всегда опираясь на источники, оставляли как бы за пределами изложения материала свою работу с ними, свой анализ их. В своих лекциях они уже формулировали те выводы, к которым пришли, работая с источниками. Сам процесс этой работы они не показывали.

В конце XIX — начале XX века положение стало меняться. Чрезвычайно сильно стали развиваться филологические науки, и в первую очередь лингвистика, сравнительное языкознание, больших успехов добилась археология. Поэтому анализ именно источников стал чрезвычайно важным, к тому же и коли­чество источников стало резко возрастать.

Когда произошло "самое великое в мировой истории событие" в 1917 году (так его квалифицировали советские историки), вся русская историческая наука была объявлена буржуазной, и, следовательно, не­доброкачественной. А значит, и труды великих историков не надо было переиздавать. Но ведь предки наши не все были сразу казнены и не все сразу уморены голодом, все-таки русские ученые успевали ос­тавить учеников, да и каждый толковый гимназист был в конце концов образованным человеком. И вот оказалось, что заниматься формальным анализом источников все-таки можно. Нельзя писать больших обобщающих трудов по истории, потому что классовый подход, естественно, не позволял отклоняться от указаний очередного высокопоставленного товарища. А формальный анализ источников давал возмож­ность эти указания как-то обойти.

Допустим, анализируя какую-то грамоту, выясняли, когда она написана, что в ней написано,.прав­диво ли написано, подложна она или не подложна, на каком она написана материале, какие существуют параллели среди других грамот, какие списки, редакции. Это стало распространяться, и возникла дисци­плина, которую и называют источниковедением.

В 1940 году вышел первый двухтомный учебник, который так и назывался — "Источниковедение истории СССР". 1-й том — это источниковедение истории с X по XVIII век (написал его Михаил Нико­лаевич Тихомиров, академик, замечательный источниковед), а 2-й том написал тоже замечательный уче­ный — Сергей Александрович Никитин, который долгое время заведовал кафедрой в Московском универ­ситете. Оба этих ученых, разные люди, хотели достичь одной цели: дать возможность студентам хоть что-то узнать. Поэтому, естественно, цитируя положенное число раз указания товарища Сталина, они тем не менее довольно тщательно, насколько это было возможно по тогдашним временам, разбирали, что такое летописи, что такое жития, грамоты, где они хранятся, какая существует основная специальная литература по этому вопросу и т.д. Поэтому, насколько сильно деградировали официальные учебники истории, на­столько быстро стал развиваться формальный анализ источников, формальное источниковедение.

Коль скоро речь идет о летописях, то мы с вами уже говорили о "Повести временных лет". Я вам рассказывал о том, что она сохранилась в составе Лаврентьевской летописи, что существует несколько ее вариантов, несколько списков, и в Ипатьевской летописи. Но существуют еще четыре Новгородские ле­тописи — 1-я, 2-я, 3-я и 4-я, которые предоставляют нам чрезвычайно ценный материал по истории именно Новгорода. Если первые три летописи — специфически новгородские, то четвертая просто пред­ставляет собой огромный летописный свод. Что такое свод? Откуда взялось это понятие, кто его создал, что в него входит и почему оно так прочно вошло в российскую науку, почему без этого понятия мы с вами не можем понять историю русского летописания? Конечно, русские летописи существовали очень давно. Русские летописи переписывали, начиная с самых первых лет их существования. Умирал один ле­тописец, второй дописывал, менялась политическая ситуация или он знакомился с какой-то другой лето­писью и дополнял одну за счет другой, создавалась как бы новая редакция. Вы помните, что "Повесть временных лет" имеет несколько редакций.

Но если в X-XI веках русское летописание, вероятнее всего, велось только в двух городах — Киеве и Новгороде, то уже в XII веке летописание начинает распространяться. Вероятно, каждый епископ же­лал, чтобы при его кафедре фиксировались те или иные события, которые затрагивали его епархию, да и вообще события в России. Естественно, что каждый удельный князь желал, чтобы в его княжестве ве­лась самостоятельная летопись. Ведь не случайно, что именно в период феодальной раздробленности, ко­гда Российское государство как бы деградирует, культурный процесс, наоборот, чрезвычайно активен. Именно этот период домонгольской истории — своеобразный "золотой век" той эпохи, потому что каж­дый князь спешит украсить свою столицу. Своеобразная гордость за свой родной город превалирует в сознании людей того времени.

В это время появляются местные центры, где и пишутся летописи. Их писали в Чернигове, Смолен­ске, Суздале, Ростове. В XIII столетии этот процесс продолжается, но когда начинается татарский погром, то, естественно, рукописи горят. В конечном итоге они сгорят не все, но мы можем только догадываться, какое количество бесценных текстов было уничтожено. Рассказывая вам о нашествии Тохтамыша в 1382 году, я говорил о том, что москвичи и жители московских окрестностей, которые хотели спастись за ка менными московскими стенами, снесли в Москву книги, которые были сложены в каменных соборах до самых стропил. Все это сгорело. Сколько тысяч таких уникальных текстов, летописей, житий, актов и т.п. было уничтожено, мы можем только догадываться на основании того в общем-то небольшого историче­ского материала, который сохранился.

Но когда Москва начинает становиться центром русского государства, то, естественно, возникают и иные задачи перед московскими летописцами — надо отражать уже не специфически московские про­блемы, а общерусскую жизнь, события, важные для всей Руси. Как это можно сделать? Это можно сде­лать, скомпоновав из разных текстов, из разных известий общий текст, который более или менее систе­матически будет излагать события, происходящие на Руси.

Уже отошли в прошлое те короткие лапидарные записи, которые встречаются в "Повести временных лет": "В лето такое-то бысть тишина" — и точка. Все понятно: половцев не было, печенегов не было, и было хорошо. Или другая запись: умер-де такой-то князь, был он боголюбив, богобоязнен, нищелюбив, похоронен он был в такой-то церкви. Тоже событие очень важное по понятиям того времени. Сейчас бу­дет излагаться совсем другое. Пойдет речь и о татарских нашествиях, и о приходах каких-то именитых гостей, и о том, что решил сделать великий князь. А главное — даже те материалы, которые говорят о прошлом, будут перекомпоновываться заново, потому что из них надо будет излагать общерусскую ис­торию на все предыдущие годы. Так возникнут летописные своды. Они были и раньше. Но древние сво­ды были более скромных размеров. Начиная с XIV-XV веков, своды становятся воистину общерусски­ми. Таким огромным сводом является 4-я Новгородская летопись.

Понятие "летописный свод" ввел академик А.А.Шахматов. Это был великий русский лингвист, чело­век, феноменально одаренный способностями к языкам. Он начал изучать русские летописи на принци­пиально новой основе. Если до этого просто читали текст, выписывали оттуда те или иные материалы, иногда как бы проверяли по параллельным текстам, то А.А.Шахматов, глубоко понимая эволюцию язы­ка, построил изучение летописей на основе следующего принципа: он брал летописи поздние (допустим, XVII века) и выделял именно слой, который относится к XVII столетию. Оказывалось, что не все созда­но в XVII столетии, что масса материалов механически переписывалась, скажем, из XVI века. Он шел дальше вглубь и таким образом, сравнивая летописные тексты, как бы слой за слоем вскрывал ту неве­роятно сложную работу, которую проделали русские переписчики, русские летописцы, составляя своды, компонуя материал из разных источников.

Таким образом А.А.Шахматов создал, можно сказать, новую науку об истории русского летописа­ния. Именно ему принадлежит знаменитая гипотеза о трех сводах, которые предшествовали труду Не­стора. И самое интересное, что именно все эти своды еще XI века — это бесспорная гипотеза, потому что иначе состав "Повести временных лет" объяснить невозможно.

Труды А.А.Шахматова, может быть, самое сложное чтение в русской истории. Чтобы его понять, нуж­но либо обладать его эрудицией, что поистине невозможно, либо неделя за неделей, пользуясь массой под­собных материалов, пытаться понять ход мысли. Эти книги тем не менее являются классикой русской ис­торической науки, хотя написаны они профессиональным лингвистом, филологом, который стал выдающимся русским историком, создавшим историю русского летописания, что позволило, естественно, полнее представить и исторический процесс. У него были ученики, которые продолжали эту работу.

Последний крупный русский историк летописания — А.Н.Насонов. А дальше начинается время (50-60-е годы), когда, не меняя концепции А.А.Шахматова, уточняли ее детали. Такие работы пишут и сей­час. Не думаю, что когда-нибудь гипотеза Шахматова будет принципиально изменена, и вряд ли может в ближайшее время родиться новый Шахматов. Да может, это и не нужно.

Что касается юридических памятников, то здесь речь идет о "Русской правде" в первую очередь, за­тем о княжеских церковных уставах, об этом мы с вами немного говорили. Изучение "Русской правды" начинается еще в XVIII веке, когда были открыты первые списки. Литература о "Русской правде" очень обширна и делится на следующие направления: до революции "Русскую правду" часто анализировали просто как памятник права, т.е. историю появления тех или иных норм, проводили соответствующие па­раллели; в советское время "Русскую правду" стали в основном исследовать как источник по социаль­но-экономической истории и пытаться понять, как действовали законы классовой борьбы в ту далекую эпоху. Началось скрупулезное изучение тех статей, которые вещают нам о холопах, закупах, рядовичах, огнищанах, тиунах, сколько гривен за голову холопа, у кого какие права и обязанности и т.д. Это было, конечно, нужно, но подход был сугубо классовый и поэтому слишком однообразный.

Тем не менее "Русская правда" — один из наиболее тщательно изученных памятников, хотя до сих пор высказываются разные мнения о взаимосвязи "Краткой правды", "Пространной правды" и "Сокращен­ной правды" — трех основных вариантов этого древнего законодательного памятника.

Следующими будут актовые материалы. Здесь речь пойдет о государственных договорах и грамотах, скажем, локального значения. Государственные договора — это договора России с греками 907, 911, 945 и 972 (или 974?) годов. Из них самые знаменитые договора — это договор 911 года (договор Олега) и 945 года — договор Игоря. Оба эти текста читаются в "Повести временных лет", они чрезвычайно раз­работаны с юридической стороны и поэтому представляют колоссальный интерес и огромную важность для исследователей, т.к. показывают, если хотите, уровень взаимоотношений древней Руси, еще языче­ской, и Византии.

Актовые материалы следующего периода — это грамоты, которые давали князья монастырям, или вкладные грамоты, то есть "я-де, такой-то, на помин души своих родителей или поскольку постригаюсь в монахи, то в монастырь даю деньги или имущество". Одна из самых знаменитых — грамота Варлаама Хутынского, знатного новгородца, который, постригаясь, отдал в монастырь свое имущество. Грамота эта сохранилась.

В XIV веке появляются грамоты, в которых князья договариваются друг с другом. Отношения князей тогда часто определялись уже договорами, и договора эти были весьма интересно разработаны и, более то­го, составлялись по всем правилам юридической науки — в двух экземплярах (по одному для обеих сто­рон), с соответствующим видоизменением формул. Несколько таких грамот полностью сохранились.

Наконец, к XIV веку относятся знаменитые ярлыки, которые давали татарские ханы русским митропо­литам. Ярлыки эти были собраны вместе в XV-XVI веках, когда Русская Церковь хотела показать свет­ской власти, какие права были у Русской Церкви даже при татарах. Это весьма любопытный документ. Ярлыки представляют собой очень короткие тексты, в которых оговариваются права русских митрополитов либо по какому-то определенному случаю — скажем, ярлык, который гарантирует проезд через степи (та­тарин, который нарушил бы права митрополита, оговоренные ярлыком, автоматически преследовался уго-ловно со стороны ханской власти и подлежал смертной казни, т. к. это было уже нарушение ханского ав­торитета). Сохранились ярлыки, выданные митрополиту Алексию и некоторые другие.

Наконец, жития. У нас к житиям чрезвычайно не простое отношение. Для верующих людей часто житие — это неоспоримое свидетельство, и каждое слово, находящееся в житии, это истина. Но ведь жи­тия писали совершенно по-разному. И если проследить развитие этого жанра, то мы увидим, какие тре­бования, какие принципы предлагались для авторов, чтобы они им следовали. Если взять древнейшие наши житийные материалы, то это "Сказание о Борисе и Глебе", где мы видим следы и литературной обработки, но при этом там практически полностью сохранена чисто историческая канва. То есть "Сказание о Борисе и Глебе", которое существует и в "Повести временных лет" и как отдельная редак­ция, точно излагает те события, которые имели место. Литературная обработка — это всегда вставка. Скажем, молитва, которую читает князь перед гибелью — может, он ее читал, а может, и нет. Здесь речь идет о том, что нужно показать князя таким благочестивым, каким он и был Ясно, что здесь проследить точно слова, которые он произносил, невозможно. Но при этом, анализируя те действия, которые проис­ходят, мы можем сказать, что эти древние тексты сохраняют очень много подлинных событий.

Возьмем "Житие Александра Невского", о котором у нас тоже шла речь и которое вы все читали. Известно, что оно было написано вскоре после смерти князя, вероятно, при дворе его сына, Дмитрия Александровича, вероятно, по поручению митрополита Кирилла. В житии безвестный автор прямо ссы­лается на рассказы самого князя, на рассказы дружинников. Этот человек профессионально подошел к задаче, которую перед ним поставили. Опросил людей, вспомнил то, что знал, вероятно, как-то все продумал, и получился очень короткий, но убедительный текст.

Таким же древним подлинным текстом является и "Житие Михаила Черниговского" в древнем вари­анте, которое восходит к XIII столетию. Это тоже бесспорно правдивое изложение исторических фактов.

Лучшая работа по древним княжеским житиям принадлежит Н.И.Серебрянскому, она так и называ­ется — "Древнерусские княжеские жития"[14]. Это уникальная работа, она до сих пор сохранила свое зна­чение, потому что нового практически ничего не было написано. Та книжка о житиях, которую написал Н.М.Федотов, совершенно иная. Он не располагал источниками, он писал эту книгу в эмиграции и ско­рее подходил к теме концептуально, чем источниковедчески. Он скорее говорил о значении житий, о тех или иных традициях житийной литературы. Но анализа житий текстуального там просто не было.

Существует еще одна книга, тоже совершенно удивительная, которую написал В.О.Ключев­ский — "Древнерусские жития как исторический источник"[15]. Вот тут-то Ключевский, бывший семи­нарист, выдающийся исследователь, казалось бы, показал все, на что он способен. Но того, кто на­чинает читать эту книгу, быстро постигает некоторое разочарование, потому что Ключевский исполь­зовал жития святых как материал по истории колонизации русской земли.

Вы, наверное, знаете, что в домонгольские времена монастыри были, как правило, только в городах или в непосредственной близости от них. Так, например, Киево-Печерсккй монастырь возник рядом с Киевом. Сейчас трудно себе представить, что он был рядом, а не в самом Киеве. То же было и в Моск­ве: первые монастыри были в Москве, а Богоявленский уже за пределами Москвы, от Кремлевской сте­ны целых 250 или 300 шагов. Это трудно себе представить, но это так. А вот после того, как Москва на­чинает возвышаться, то есть начиная с XIV века, мы видим совершенно иную картину: монастыри основываются вне городских стен, за их пределами, в совершенно диких местах, и все время идут дальше и дальше на восток и на север. Где возникает Троицкая обитель? В пустыне, как сказано в житии, в глу­хом лесном месте. Куда идут ученики преподобного Сергия? Никто из них не идет в город — и они, и их ученики, и их внуки-ученики идут на север, в леса. И так до тех пор, пока не возникают самые северные монастыри. И вот В.О.Ключевский написал свою книгу именно об этом явлении. Поэтому о благочестии русских подвижников, о какой-то их личной жизни, об их чудесах там ничего не говорит­ся. Так что эта книга является скорее источником по социально-экономической истории или, если хотите, по церковно-экономической истории. Книга эта замечательная, она написана на колоссальном материале, он перелопатил чудовищное количество текстов, но анализировал их именно под таким углом зрения и делал это специально. Он был человеком верующим, но его интересовал именно этот момент, потому что этот момент не исследовался, а в его время освоение русских пространств было делом Церкви. За монастырями шли крестьяне, за ними потом стали двигаться помещики, то есть начало освоению земли положила Церковь такой необычной своей деятельностью.

Вывод этот чрезвычайно важен, и он утвердился в литературе, но он же одновременно сослужил не очень хорошую службу, потому что с этого момента стали, естественно, исследовать церковную историю как историю экономическую, историю церковного землевладения, церковных хозяйств. Это очень инте­ресный аспект деятельности монастырей, и не следует забывать, что одним из выдающихся администра­торов, одним из выдающихся, если хотите, инженеров был митрополит Филипп (Колычев), который в бытность свою игуменом Соловецкого монас. i,,._r«так поставил хозяйство, что до сих пор можно только поражаться. Монастырь с этого момента становится как бы школой хозяйствования для всего русского севера, и до начала XX века русские мужики будут туда отсылать своих сыновей-подростков годика на три-четыре, чтобы они там потрудились и подучились, а уж потом, хорошенько освоив хозяйственную часть, возвращались домой и начинали работать. Так вот, начало этому было положено тоже Церковью. Но именно такой подход к житиям привел к тому, что в XX веке если и рассматривали историю церкви, то именно под таким углом. И здесь надо сказать, что большая часть житийных материалов стала иссле­доваться уже в 60-70-е годы не историками, а литературоведами. Народилась генерация людей, которые стали исследовать древнерусскую литературу, причем брать все, что там имеется (а имеется там много), и, переходя от летописных повестей, содержащихся в летописях, к житиям — полным, кратким, проложным и т.д., стали исследовать их именно как произведения литературы. Выяснилось, конечно, что в этих житиях очень много штампов, очень часто, в особенности в поздние времена (в XVI, XVII веке) жития писали по своеобразному трафарету, где меняли имена, названия, а суть оставалась неизменной. Так впоследствии для советских учебников литературы писали биографии русских писателей: родился в такой-то семье, у него была русская няня, которая приучила его к сказкам, а потом он начал обличать царизм и бороться за светлое будущее.

Представьте себе, что такой штамп действительно имел место, и поэтому к житиям, особенно к позд­ним их обработкам, надо относиться очень сдержанно. Тем более что когда эти жития были обработаны чисто литературно уже в XVIII—XIX веке из самых благочестивых побуждений, они часто абсолютно ут­рачивали не просто подлинные факты, но даже аромат подлинности. Вы, вероятно, знаете, что в связи с 600-летием со дня смерти преподобного Сергия была издана масса его житий. Самое печальное, что не было издано то самое древнее житие Епифания Премудрого в обработке Пахомия Серба, которое лежит в основе всего. Оно практически не переиздавалось или переиздавалось очень мало. Зато обработок и переработок XIX века было издано много.

Изучая русскую историю и историю Русской Церкви, вы должны помнить, что эти сборники житий, которых сейчас очень много издается, имеют разную ценность. Если вас интересует история или даже просто какие-то литературные особенности, то надо брать тексты канонические, то есть древние. Они опубликованы в научных изданиях, и здесь колоссальное дело сделал Дмитрий Сергеевич Лихачев, ко­торый в своем двенадцатитомном издании поместил немало таких текстов, хотя далеко не все. Общего свода житий, научно изданных, у нас, к сожалению, нет, и это очень большое упущение. Они разброса­ны по отдельным статьям, отдельным исследованиям, там, где источниковеды копались в редакциях, ва­риантах, разночтениях. Иногда эти книги настолько трудно читать, что уже не воспринимаешь текст, по­тому что все разобрано на отдельные фразы, на отдельные части — какая фразу какую имеет параллель в другом списке, житии и т.д. Это надо понимать.

И, наконец, завершая обзор, нужно сказать о том, что было сделано в XVIII-XIX веках. К этому мы еще вернемся и будем об этом подробно говорить, но переписка частных лиц очень интересна — есте­ственно, если не иметь в виду сугубо личные тайны. Нам, современным людям, чаще всего очень трудно заставить себя написать большое письмо даже близкому другу. Нам проще схватить телефон, заказать разговор, а потом оплатить счет. Мы уже привыкли к такому способу общения. А для человека поколе­ния, последние представители которого умирали в 60-е годы, написать письмо было совершенно иным делом, они писали по многу писем в неделю регулярно, они общались таким способом, для них как раз телефон был лишним. Что же тогда говорить о людях XIX века или XVIII? Их переписка — часто со­вершенно бесценный источник.

Если же говорить о мемуарной литературе, то это интересно всегда. Это самая необъективная лите­ратура на свете, и поэтому она самая интересная. И я от души рекомендую читать все мемуары под­ряд — они всегда интересны. Даже самые неприятные личности всегда умудрялись написать что-то лю­бопытное. Что же говорить о людях, которые действительно много знали, много думали, многое понимали? Конечно, некоторые мемуары пишутся для того, чтобы задним числом свести счеты со своими оппонентами, это очень часто бывает, а иные, наоборот, чтобы изобразить собственную персону с са­мых лучших сторон. Такие мемуары обычно пишут дипломаты. Мемуары Бисмарка, скажем, или Талейрана невероятно скучны, потому что они сами предстают там как люди абсолютно идеальные, тогда как известно, что таковыми они не являлись. Но мемуарную литературу сейчас переиздают, поэтому те, кто имеет возможность пополнять собственные книжные запасы, должны следить именно за этим — тут масса любопытного материала. Наконец, существует уже литература современная биографического жан­ра, где профессиональные писатели, очень профессионально используя архивы, переписку и ту же мему­арную литературу, практически очень мало оставляя места для своих собственных наблюдений, обильно цитируя, дают очень интересные картины прошлого. Такие книги писал Мережковский (его роман о На­полеоне практически целиком состоит из цитат), такую вещь написал Стефан Цвейг о знаменитом Жозе-фе Фуше, и многие другие. Апофеозом подобной литературы является абсолютно светское чтение, но очень поучительное — записки Бруссона, секретаря Анатоля Франса, которые имеют очень интересное название: "Анатоль Франс в туфлях и халате". Они даже написаны таким языком, что можно подумать, будто их писал сам Франс. Секретарь на протяжении многих лет записывал каждый Божий день все, что сказал его патрон и потом — для того, чтобы свести с ним счеты, потому что тот его выгнал, не знаю уж за что, — он это все издал. История чрезвычайно поучительная.

Несколько слов о том, что нее нужно читать вначале, чтобы разобраться в этом море литературы. Конечно, было бы хороню начинать с изданий популярных, но популярных сочинений, кроме учебни­ков обществоведения, не существует. Еще ни один писатель не сумел популярно изложить эту, прямо скажем, весьма занудную тему. Поэтому я вас адресую в первую очередь к учебникам по источникове­дению М.Н.Тихомирова и С.А.Никитина. Это очень толковые и ясно написанные книжки. Это были люди старой культуры, и если они ссылались на товарища Жданова и товарища Сталина, не забывай­те, какое это было время.

Всем, кто интересуется русскими летописями, я рекомендовал бы прочитать замечательную книж­ку _ "Русские летописи и их культурно-историческое значение"[16]. Это одна из первых книг Д. С. Лиха­чева, написанная, когда он еще не был академиком. Это чрезвычайно добросовестная книга, которая по­могает войти в очень не простой мир русского летописания. Если говорить о "Русской правде", то существует пособие для студентов по изучению "Русской правды", написанное М.Н.Тихомировым[17]. Оно довольно широко тиражировалось, это брошюра в твердом переплете, очень сухо написанная, но помо­гающая понять, что к чему. В серии "Русское законодательство", в первом томе, есть очень обстоятель­ный комментарий к "Русской правде" (лучше тихомировского, на мой взгляд), мне кажется, его читать интереснее, но само это издание — большая редкость, встречается только в библиотеках.

Что касается актового материала, то анализ русских грамот вам сейчас не обязателен. А вот тем, кто всерьез интересуется житиями, я рекомендую хотя бы посмотреть книгу Н.И.Серебрянского "Древнерусские княжеские жития". Она очень не проста, была написана до революции, но она сразу вам покажет класс исследования, который тогда был присущ русским ученым.

Наконец, книжку Н.М.Федотова[18] тоже очень полезно прочитать. О мемуарной литературе речь пойдет на следующий год, а что касается переписки, то первая, с которой вы встретитесь, это переписка Ивана Грозного[19]. Я желал бы, чтобы вы с ней познакомились к следующему семестру. Переписка вели­кого государя с его бывшим воеводой, князем Андреем Курбским, чрезвычайно любопытна[20]. Крайне за­бористое чтение, сочное. Но это, видимо, и писалось для того, чтобы читали все, кто может. Великий го­сударь демонстрирует немалую эрудицию, цитируя обильно Св. Писание, а что касается Курбского, то это, пожалуй, первый русский диссидент, и очень основательный. Его знаменитое сочинение — "История о великом князе московском"[21] — это первый российский "Архипелаг ГУЛАГ".

Наконец, несколько слов о так называемых сочинениях иностранцев о России. Если забираться в да­лекие времена, то молено говорить о византийских источниках, об арабских и т.д. Пожалуй, определен­ную ценность являют некоторые страницы хроник Титмара, епископа Мекленбургского. Но это все весь­ма давно и весьма далеко.

Затем, конечно, чрезвычайно любопытно читать Иоанна де Карпини — "История монголов". Даль­ше: Гильом де Рубрук, "Путешествие в восточные страны" в переводе Малеина (СПб, 1911). Эта книж­ка — раритет, но в библиотеках она есть.

Надо читать "Записки о Московии" Сигизмунда Гильберштейна, который был послом римского им­ператора в Москве на протяжении многих лет, они сейчас переизданы. Уникальная книжка опричника Ивана Грозного немца Генриха Штадена — это жуткие страницы новгородского погрома. Интересно чи­тать довольно обильные воспоминания путешественников XVII века, а вот что касается более позднего времени, то здесь можно сказать, что в основном писали чепуху. И то, что написано о России уже в XVIII-XIX веках, это чушь, и здесь либо проглядывает элементарное непонимание страны (прежние путешественники стремились что-то понять, здесь наоборот — понимать никто ничего не хотел), либо сквозит определенная неприязнь к России. Вся эта литература сейчас переиздается, поэтому на прилавках вы это можете увидеть. Это очень поучительное чтение, потому что впоследствии, когда нам с вами при­дется говорить о возникновении славянофильских идей, о том, как эволюционировало западничество, за­падная идеология в России, нам придется говорить и об этом.

Лекция 11