Глоссарий 1 страница

Глава 11

Глава 10

Глава 9

Глава 8

Глава 7

Глава 6

Глава 5

Глава 4

Глава 3

Глава 2

Глава 1

ПРОРОК

Не было ни одной женщины, ни одного мужчины, ни одного ребенка, которые были бы близки по‑настоящему с моим отцом. Наиболее дружелюбными были отношения падишаха‑императора с графом Казмиром Фенрингом, другом его детства. Доказательством расположения графа может служить то, как он ослабил подозрения ландсраата после арраки некого дела. Моя мать говорила, что на подкупы спайсом было потрачено более миллиона солариев, а ведь были еще другие подарки: рабыни, королевские почести и всяческие знаки внимания. Другое из имеющихся доказательств дружбы графа было негативным: он отказывался убить человека, даже если мог сделать это с легкостью, имея на это приказ моего отца. Сейчас я расскажу об этом.

Принцесса Ирулэн.

Граф Фенринг: краткая биография.

Барон Владимир Харконнен, дрожа от гнева, вылетел из своих личных покоев и быстро пошел по коридору, пронизанному светом заходящего солнца, что лился сквозь высокие окна. От резких движений тело его в суспензорном поле казалось искаженным и изломанным.

Он промчался мимо личной кухни, мимо библиотеки, мимо маленькой приемной и мимо помещения для слуг, где уже царило вечернее спокойствие. Капитан охраны, Иакин Нефуд, сидел на диване, и на его плоском лице застыло то оцепенение, которое вызывает семута. Вокруг него бушевала сверхъестественная семутная музыка. Рядом сидели его люди.

Нефуд встал, лицо его под влиянием наркотика было спокойным, но его неестественная бледность выдавала страх. Семутная музыка прекратилась. Барон оглядел лица вокруг него, отметив выражение спокойствия безумцев. Вновь обратившись к Нефуду, он вкрадчиво проговорил:

— Сколько времени ты являешься капитаном, Нефуд?

— Со времен Арраки, мой господин. Почти два года.

— И ты всегда противостоял опасностям, которые мне угрожали?

— Таково было мое единственное желание, мой господин.

— Тогда где Фейд‑Раус? — проревел барон.

Нефуд весь сжался под его свирепым взглядом:

— Мой господин?!

— Ты не считаешь, что Фейд‑Раус может представлять для меня опасность? — голос его снова зазвучал вкрадчиво.

Нефуд провел языком по губам. Его оцепенение мало‑помалу проходило.

— Фейд‑Раус в помещении для рабов, мой господин.

— Снова с женщинами, а? — барон трясся от гнева.

— Сир, могло быть, что он...

— Молчать!

Барон подошел ближе, отметив при этом, что люди отступили назад, страшась его гнева.

— Разве не приказывал я тебе всегда иметь под рукой исчерпывающую информацию о том, где находится барон‑наследник? — спросил барон. Он придвинулся к Нефуду еще на один шаг. — Разве я не говорил тебе, что ты обязан каждый раз сообщать мне, что он направился в помещение для рабов, когда бы это ни произошло? — Он придвинулся еще на шаг. — Разве я не говорил, что ты должен знать совершенно точно о том, что говорит барон‑наследник?

На лбу Нефуда выступила испарина.

Тусклым, лишенным выражения голосом барон повторил:

— Разве я не говорил тебе всего этого?

Нефуд кивнул утвердительно.

— И разве не говорил я, что ты обязан проверять всех рабов‑мальчиков, присылаемых ко мне, и что ты обязан это делать сам... лично?

И снова Нефуд кивнул.

— Может быть, ты не заметил изъяна на бедре того, которого прислал мне сегодня вечером? — спросил барон. — Возможно, ты...

— Дядя!..

Барон обернулся и уставился на стоящего в дверях Фейд‑Рауса. Присутствие его племянника здесь, сейчас, поспешность, следы которой молодому человеку не удалось скрыть, — все это говорило о многом: Фейд‑Раус имел целую систему собственных шпионов, неустанно следивших за бароном.

— В моих покоях лежит тело, и я желаю, чтобы его унесли, — сказал барон. Держа руку на оружии под плащом, он мысленно поблагодарил судьбу за то, что у него такое превосходное защитное поле.

Фейд‑Раус бросил взгляд на двух охранников, стоящих у стены справа, и подал им знак. Те козырнули и направились к двери, а потом — по коридору в направлении покоев барона.

"Значит, эти двое, — подумал барон. — Этому юному чудовищу еще нужно поучиться конспирации!?

— Полагаю, ты закончил свои дела в помещении для рабов, Фейд? спросил барон.

— Я играл в чеопс с их начальником, — сказал Фейд‑Раус. А про себя подумал: "Что же произошло? Мальчик, которого мы отослали моему дяде, очевидно, убит. Но он удивительно подходил для игры. Даже Хават не мог бы сделать лучшего выбора. Мальчик был превосходен!?

— Играешь в шахматы? — спросил барон — Как это мило. Ты выиграл?

— Я... э... да, дядя, — сказал Фейд‑Раус с легким замешательством.

Барон щелкнул пальцами.

— Нефуд, ты хочешь вернуть себе мое расположение?

— Сир, что я сделал? — спросил Нефуд.

— Сейчас это неважно! — отрубил барон, — Фейд обыграл начальника над рабами в чеопс. Ты это слышал?

— Да, сир, — неуверенно сказал Нефуд.

— Я хочу, чтобы ты взял троих людей и отправился к начальнику над рабами, — сказал барон. — Задуши его. Тело принеси сюда, чтобы я мог убедиться, что все проделано чисто. Мы не можем держать в штате такого незадачливого шахматиста.

Заметно побледнев, Фейд‑Раус шагнул вперед:

— Но, Дядя...

— Потом, — сказал барон и махнул рукой. — Это потом, Фейд.

Два охранника, посланные в апартаменты барона, прошли по коридору мимо открытой двери, неся тело мальчика, чьи руки беспомощно свисали и раскачивались. Барон проследил за ними взглядом, пока они не скрылись из виду.

Нефуд встал радом с бароном.

— Вы желаете, чтобы я убил начальника над рабами сейчас, мой господин?

— Сейчас, — ответил барон. — А когда сделаешь, добавь в свой список тех двоих, что сейчас прошли мимо. Мне не понравилось то, как они несли тело. Это надо делать аккуратнее. Их трупы тоже покажешь мне.

Нефуд с готовностью кивнул:

— Мой господин, если есть хоть что‑то...

— Делай то, что тебе велел твой хозяин, — прикрикнул на него Фейд‑Раус. И он подумал: «Я могу сейчас надеяться только на спасение собственной шкуры».

«Теперь он запомнит этот урок», — подумал барон и улыбнулся про себя. — «Этот мальчуган знает, как мне понравиться и как отвести от себя мой гнев. Кто еще есть у меня, способный взять в свои руки бразды правления, которые я однажды выпущу из своих рук? Другого такого у меня нет. Но знать он должен. А я, пока он учится, должен себя сдерживать».

Нефуд знаком велел своим людям следовать за ним и пошел к двери.

— Ты не пройдешь со мной в мои покои, Фейд? — спросил барон.

— Я в вашем распоряжении, — ответил Фейд‑Раус, думая: «Я пойман».

— После тебя, — сказал барон, указывая на дверь.

Фейд‑Раус колебался не более секунды. "Неужели я окончательно проиграл? — подумал он. — Всадит ли он мне в спину отравленный клинок... медленно, сквозь защитное поле? Есть ли у него другой преемник??

"Пусть познает мгновение ужаса, — подумал барон, идя вслед за племянником. — Он наследует мне, но только тогда, когда я сам выберу время. Я не позволю ему отбросить то, что я построил!?

Фейд‑Раус старался не идти чересчур поспешно. Он чувствовал, как натянулась кожа на его спине, как будто само тело вопрошало, когда оно получит удар. Мускулы его напряглись и снова расслабились.

— Ты слышал последнее сообщение с Арраки? — спросил барон.

— Нет, дядя.

Фейд‑Раус силой заставил себя не оглядываться. От крыла служебных комнат он повернул в коридор.

— У Свободных появился новый пророк, религиозный предводитель, или что‑то в этом духе, — сказал барон. — Они называют его «Муаддиб». Очень смешно. Это слово обозначает «мышь». Я сказал Раббану, чтобы он позволил им свою религию. Пусть будут хоть чем‑то заняты.

— Это очень интересно, дядя, — сказал Фейд‑Раус. Он повернул в коридор, ведущий в опочивальню барона, удивляясь про себя: "Почему он болтает о религии? Не кроется ли здесь намек для меня??

Они прошли через приемную в спальню. Там их встретили признаки не слишком упорной борьбы: передвинутая суспензорная лампа, подушка на полу, сломанная кассета на кровати.

— План был умный, — проворчал барон. Повернув регулятор защитного поля до упора, он смотрел на племянника. — Но не слишком. Скажи мне, Фейд, почему ты не убил меня сам? У тебя было достаточно возможностей.

Фейд‑Раус отыскал суспензорный стул и опустился на него без приглашения, что было лишним доказательством его замешательства.

?Теперь я должен призвать на помощь все свое мужество", — подумал он. — Вы сами учили меня, что руки должны оставаться чистыми, — сказал он.

— Ах, да! — сказал барон. — Когда ты стоишь лицом к лицу с императором, то должен говорить правду. Ведьма, сидящая возле императора, услышит твои слова и узнает, правда это или ложь. Я предупреждал тебя об этом.

— Почему вы никогда не привозили Бене Гессерит, дядя? — спросил Фейд‑Раус. — Если бы рядом с вами сидела Предсказательница правды...

— Тебе мои вкусы известны! — рявкнул барон.

Фейд‑Раус внимательно посмотрел на дядю и сказал:

— И все же одна из них могла бы быть полезной...

— Я им не доверяю! — отрезал барон. — И хватит об этом.

Фейд‑Раус холодно проговорил:

— Как пожелаете, дядя.

— Я вспоминаю о том, что произошло на арене несколько лет назад, сказал барон. — Кажется, к тебе был подослан раб, который должен был тебя убить. Так ли это было?

— Это было так давно, дядя. В конце концов я...

— Пожалуйста, никаких уверток, — жестко проговорил барон.

Фейд‑Раус, глядя на своего дядю, подумал: «Он знает. Иначе бы он не стал спрашивать».

— Это был обман, дядя. Я пошел на него, чтобы устранить вашего начальника над рабами.

— Очень умно, — заметил барон. — И смело. Этот раб‑гладиатор едва не взял над тобой верх, так?

— Да.

— Если бы твоя хитрость могла сравниться с твоей храбростью, тебе не было бы цены. — Барон покачал головой. И как это с ним случалось множество раз с того ужасного дня на Арраки, он поймал себя на том, что сожалеет о гибели Питера, своего ментата. Ловкость того человека была поистине дьявольской. Впрочем, она его не спасла. Барон снова покачал головой. Иногда пути судьбы поистине непостижимы.

Фейд‑Раус оглядел спальню, изучая следы борьбы и удивляясь тому, как дяде удалось одолеть раба, столь тщательно им подготовленного.

— Удивляешься, как я одержал над ним верх? — спросил барон. — Позволь мне оставить в тайне мои стариковские секреты, Фейд. Сейчас нам лучше заняться сделкой.

Фейд‑Раус внимательно посмотрел на него. «Сделкой! Значит, он намерен оставить меня в преемниках. Иначе почему сделка? Сделка заключается с равным или почти равным».

— Какой сделкой, дядя? — Фейд‑Раус не без гордости отметил, что его голос остался звучным и спокойным, не выдавая тех чувств, что переполняли его.

Барон тоже отметил это обстоятельство. Он кивнул.

— Ты — благодатный материал, Фейд. Я не намерен зря расходовать хороший материал. Тем не менее ты упорствуешь, отказываясь узнать свою истинную для меня ценность. Ты упрям. Ты не понимаешь, почему тебе следует относиться ко мне, как к высшей для тебя ценности. Это... — Он указал на следы борьбы в комнате. — Это было глупо с твоей стороны. Я не намерен награждать тебя за глупость.

?Переходи к сути дела, ты, старый дурак!" — подумал Фейд‑Раус.

— Ты думаешь обо мне, как о старом дураке, — произнес барон. — Я должен тебя в этом разубедить.

— Вы говорили о сделке.

— Нетерпение свойственно юности, — сказал барон. — Что ж, суть сделки в следующем: ты прекратишь эти глупые покушения на мою жизнь; я, когда ты к этому будешь готов, уступлю тебе место. Я сделаю тебя властелином, а сам стану просто советником. Ты все еще считаешь меня дураком, и эти слова только укрепляют тебя в твоем мнении, не так ли? Ты думаешь, что я стою перед тобой на задних лапах! Осторожнее, Фейд! Старый дурак разглядел сквозь защитное поле иглу, которую ты всадил в бедро мальчика‑раба. Как раз на то место, на которое я кладу руку. Малейшее давление — и отравленная игла в ладони старого дурака! А, Фейд?..

Барон покрутил головой, думая: «И все же план удался бы, не предупреди меня Хават. Пусть парень верит в то, что я сам все понял. В некотором смысле так оно и есть. Это я спас на Арраки Хавата от гибели, и он просто обязан отблагодарить меня за это».

Фейд‑Раус молчал, размышляя: «Можно ли полагаться на его слова? Если действовать осторожнее, я рано или поздно уберу его. Но надо ли торопить события, ведь он не будет жить вечно».

— Вы говорили о сделке, — напомнил Фейд‑Раус. — Какие гарантии ее выполнения мы можем дать друг другу?

— А как мы можем доверять друг другу? — спросил барон. — Так и быть, Фейд, я открою тебе секрет: я приставил Зуфира Хавата наблюдать за тобой. В таком деле я полностью доверяю способностям Хавата. Ты меня понимаешь? Что же касается меня, то тебе придется поверить мне на слово. Но я не могу жить вечно, не так ли, Фейд? И возможно, тебе следует задуматься над тем, что на свете есть вещи, в которых я разбираюсь лучше, чем ты смог бы это делать.

— Я дам вам клятву, а что дадите мне вы? — спросил Фейд‑Раус.

Ответ барона был краток:

— Я дам тебе возможность жить.

И снова Фейд‑Раус пристально посмотрел на своего дядю. «Он приставил ко мне Хавата. Что бы он сказал, если бы я поведал ему, что это Хават придумал трюк с гладиатором, стоивший дядюшке потери начальника над рабами? Возможно, он бы сказал, что я лгу, стараясь очернить Хавата в его глазах. Но добрейший Зуфир‑ментат предвидел и эту возможность».

— Итак, что ты мне на это скажешь? — спросил барон.

— Что я могу сказать? Разумеется, я согласен.

И Фейд‑Раус подумал: "Хават! С обоих концов он играет против середины... Так ли это? Перешел ли он в лагерь моего дяди, после того как я посоветовался с ним насчет этого покушения с использованием мальчикараба??

— Ты ничего не сказал насчет Хавата, — прохрипел барон.

Фейд‑Раус раздул ноздри, подавляя гнев. В семье Харконненов имя Хавата служило сигналом опасности в течение многих лет... а теперь у него появилось новое значение: он все еще опасен.

— Хават — опасная игрушка, — сказал Фейд‑Раус.

— Игрушка? Не будь глупцом. Я знаю, что приобрел в лице Хавата, и знаю, как его контролировать. Хават глубоко эмоционален, Фейд. Его эмоции... их можно обернуть нам на пользу.

— Я вас не понимаю, дядя.

— А между тем это достаточно просто.

Лишь быстрый взмах ресниц выдал возмущение Фейд‑Рауса.

— И Хавата ты не понимаешь, — невозмутимо продолжал барон.

«Как и ты!» — подумал Фейд‑Раус.

— Кого должен винить Хават в своем теперешнем положении? — спросил барон. — Меня? Конечно. Но он был инструментом Атридесов и брал надо мной верх до тех пор, пока не вмешалась империя. Вот как он смотрит на это дело. Его ненависть ко мне привычное для него чувство. Он верит в то, что в любое время может одержать надо мной победу. Веря в это, он подавляет ненависть ко мне. А я направляю его внимание туда, куда хочу: против империи:

Фейд‑Раус наморщил лоб, силясь понять услышанное.

— Против императора?

"Пусть мой дорогой племянничек отведает и этого, — подумал барон. ‑Пусть примерит на себя: император Фейд‑Раус Харконнен. Пусть спросит себя, сколько это стоит. Конечно, такое стоит больше, чем жизнь старого дяди, чьими стараниями мечта может стать явью!?

Очень медленно Фейд‑Раус провел по губам кончиком языка. "Может ли быть правдой то, что говорит старый дурак??

— И при чем же тут Хават? — спросил он.

— Он думает, что сможет использовать нас против императора в качестве оружия мщения.

— И когда же?

— Дальше мести его планы не идут. Хават из числа людей, которые должны служить другим, но сам он этого не знает.

— Я многому научился у Хавата, — сказал Фейд‑Раус, сознавая, что говорит правду. — Но чем больше я его узнавал, тем острее чувствовал, что нам нужно от него избавиться, и как можно скорее.

— Тебе не понравилась мысль о том, что он может за тобой следить?

— Хават следит за всеми.

— Он может возвести тебя на трон. Хават хитер и очень опасен, но я еще не отменил для него противоядие. Кинжал тоже опасен, Фейд, но на него есть ножны. Яд — ножны для Хавата. Когда мы уберем противоядие, смерть заключит его в ножны — навсегда.

— В некотором смысле все это похоже на арену, — заметил Фейд‑Раус. ‑Притворство внутри притворства. Нужно следить за тем, куда уклонился гладиатор, куда он посмотрел, как он держит нож.

Он видел, что его слова понравились дяде. При этом он подумал: "Да! Как на арене. И лезвие — ум!?

— Теперь ты понимаешь, как нуждаешься во мне, Фейд? — спросил барон. — Я еще могу быть полезен.

«Кинжал полезен, пока не притупится», — подумал Фейд‑Раус, а вслух произнес:

— Да, дядя.

— А теперь, — сказал барон, — мы вместе отправимся в помещение рабов. И я прослежу за тем, как ты собственными руками убьешь всех женщин в крыле удовольствий.

— Дядя?

— У нас будут другие женщины, Фейд. Но я уже сказал, что больше не допущу ошибки.

Лицо Фейд‑Рауса потемнело.

— Дядя, вы...

— Ты примешь это наказание и кое‑что вынесешь из него, — сказал барон.

Фейд‑Раус увидел злорадство в глазах дяди. «И я должен помнить эту ночь, — сказал он. — И помня ее, я должен помнить другие ночи».

— Ты не откажешься, — сказал барон.

«Что бы он сделал, если бы я отказался?» — спросил себя Фейд‑Раус. Но он знал, что существовали более изощренные наказания, которые бы согнули его еще более грубо.

— Я тебя знаю, Фейд. Ты не откажешься.

"Хорошо, — подумал Фейд‑Раус. — Сейчас ты мне нужен, я это понимаю. Сделка заключена. Но я не всегда буду в тебе нуждаться. И когда‑нибудь...?

Глубоко в человеческом подсознании заключена укоренившаяся потребность в подчиняющейся логике, имеющей смысл вселенной. Но мысленная вселенная всегда на шаг не совпадает с логической.

Принцесса Ирулэн.

Собрание высказываний Муаддиба.

«Я видел много правителей Великих домов, но никогда не встречал свинью более тучную и опасную, чем эта», — сказал себе Зуфир Хават.

— Можешь говорить со мной откровенно! — прогремел барон. Он откинулся на спинку суспензорного кресла, устремив на Хавата взгляд заплывших жиром глаз.

Старый ментат посмотрел на гладкую поверхность разделяющего их стола и отметил его помпезную отделку. В этом, как и в красных стенах совещательной комнаты барона, и в пряных запахах трав, сквозь который пробивался более сильный запах мускуса, был виден вкус барона.

— Ты не заставишь меня остаться лишь пассивным исполнителем, пославшим Раббана. Это предупреждение только потому, что ты так захотел, сказал барон.

Морщинистое лицо старого Хавата осталось бесстрастным, не отразив ни одного из обуревающих ментата чувств. — Я хочу знать, — продолжал барон, — какие признаки на Арраки дали тебе пищу для подозрений относительно Салузы Второй. Одних твоих слов насчет того, что император якобы находится в какой‑то связи с Арраки и этой таинственной планетой, недостаточно. Я послал столь поспешное предупреждение Раббану лишь потому, что туда отправлялся лайнер. Ты сказал, что промедление недопустимо. Очень хорошо, но теперь я должен получить объяснения.

«Он слишком много болтает, — подумал Хават. — Он не похож на Лето. Тот мог сообщить обо всем, что мне нужно, лишь одним движением бровями или руки. И на старого герцога он не похож. У того одно сказанное с определенным выражением слово заменяло целое предложение. А эта глыба! Тот, кто его уничтожил бы, сделал бы ценный подарок человечеству».

— Ты не уйдешь отсюда до тех пор, пока я не получу полного и подробного объяснения, — предупредил ментата барон.

— Вы недооцениваете Салузу Вторую, — сказал Хават.

— Это колония для уголовников, — возразил барон. — На Салузу Вторую посылаются отбросы со всей Галактики. Что еще мы должны знать?

— Условия на тюремной планете более деспотичны, чем где‑либо еще, возразил Хават. — Вы слышите о том, что смертность там составляет более шестидесяти процентов. Вы слышите о том, что император практикует там все формы деспотизма. Вы слышите обо всем этом и не задаете вопросов. — Император не позволяет Великим домам обследовать эту планету, проворчал барон. — Но и в мои подземные темницы он тоже не заглядывает.

— И это... — Хават приложил к губам костлявый палец, — отбивает у вас охоту проявлять любопытство в отношении Салузы Второй?

— Некоторыми тамошними делами нельзя похвастаться.

Хават позволил себе улыбнуться — чуть заметно, одними губами. Глаза его блеснули в свете глоуглоба, когда он посмотрел на барона.

— И вы никогда не задумывались о том, где император берет своих сардукаров?

Барон поджал свои толстые губы, сделавшись похожим на обиженного ребенка. Голос его был сердитым, когда он сказал:

— Он проводит наборы рекрутов... так говорят... существует воинская повинность...

— Ха! — не выдержал Хават. — То, что вы слышите о подвигах сардукаров, это ведь не слухи! Эти сведения получены из первых рук, от тех немногих выживших, кому приходилось сражаться с сардукарами.

— Сардукары — превосходные солдаты, это несомненно, — сказал барон. ‑Но, думаю, мои собственные легионы...

— Являются в сравнении с ними группой туристов! — фыркнул Хават. ‑Думаете, я не знаю, почему император обрушился на дом Атридесов?!

— Это не та область, в которой тебе можно строить догадки, предупредил барон.

«Неужели даже ему неизвестно, чем руководствовался император?» подумал Хават.

— Моим догадкам открыта любая область, если только для этого вы меня наняли, — сказал Хават. — Я — ментат. От ментата нельзя скрыть ни информацию, ни расчеты.

Барон посмотрел на него долгим взглядом, потом сказал:

— Говори то, что ты должен говорить, ментат!

— Падишах‑император обрушился на дом Атридесов потому, что военачальники герцога, Гурни Хэллек и Дункан, готовили воинов, маленькое войско, почти таких же великолепных, как сардукары. Некоторые из них были даже лучше. И герцог собирался увеличить свое войско, сделать его таким же, как у императора.

Обдумав это открытие, барон спросил:

— И что собирались делать с ним Атридесы?

— Это следует, из тех суровых испытаний, которым подвергались рекруты.

Барон с сомнением покачал головой.

— Уж не Свободных ли вы имеете в виду?

— Именно их.

— Ха! Зачем же было тогда предупреждать Раббана? После разгрома, учиненного сардукарами, и после репрессий Раббана Свободных осталось не больше горсточки.

Хават молча посмотрел на него.

— Не больше горсточки! — повторил барон. — Только в прошлом году Раббан убил их шесть тысяч!

Но Хават молчал.

— А годом раньше число убитых составляло девять тысяч, — сказал барон. — И сардукары, прежде чем уехать, отчитались почти за двадцать тысяч.

— А сколько потеряли за последние два года войска Раббана? — спросил Хават.

Барон потер подбородок.

— Ему, конечно, пришлось вести усиленную вербовку. Его агенты давали весьма экстравагантные обещания и...

— Скажем, тридцать тысяч для круглого числа? — спросил Хават.

— Такая цифра, пожалуй, чересчур велика.

— Совсем наоборот, — не согласился Хават. — Я, подобно вам, могу читать в докладах Раббана между строк. И вам, конечно, должны быть понятны мои отчеты о полученных от наших агентов сведениях.

— Арраки — суровая планета, — сказал барон. — Потери от бурь могут... — Мы оба знаем, сколько списывается на бури, — возразил Хават.

— Что из того, если мы потеряли тридцать тысяч? — жестко спросил барон. Его лицо потемнело от прилившей крови.

— По вашим собственным подсчетам, — сказал Хават, — он убил пятнадцать тысяч более чем за два года, потеряв при этом в два раза больше людей. Вы говорите, что сардукары отчитались еще в двадцати тысячах. Я видел отчет по их возвращении из Арраки. Если убили двадцать тысяч, то их потери составили пять человек к одному. Почему вы не хотите посмотреть этим цифрам в лицо, барон, и понять, что они означают?

— Это твоя обязанность, ментат, — нарочито ледяным тоном проговорил барон. — Что же они означают?

— Я давал вам цифры, сообщенные Дунканом Айдахо после посещения им сьетча, — сказал Хават. — Они выверены. Имей они даже двести пятьдесят сьетчей, их население должно составлять около пяти миллионов. По моим подсчетам, у них по крайней мере в два раза больше общин. На такой планете вы только зря тратите свои людские резервы.

— Десять миллионов, — Щеки барона дрогнули от изумления.

— По меньшей мере.

Барон поджал жирные губы. Похожие на бусинки глаза, не мигая, уставились на ментата. "Действительно ли таковы его расчеты? — размышлял он. — Как такое могло пройти незамеченным??

— Мы не нанесли им сколько‑нибудь существенного ущерба, — сказал Хават. — Мы лишь уничтожили некоторое количество наименее выносливых особей и сделали сильных еще более сильными — точно так же, как на Салузе Второй.

— Опять Салуза Вторая? — взревел барон. — При чем тут планета‑тюрьма императора?

— Человек, выживший на Салузе Второй, становится жестче, чем большинство других людей, — сказал Хават. — А когда к этому прибавляется превосходная военная подготовка...

— Чепуха! Судя по вашим доводам, вы считаете, что я могу принимать Свободных в солдаты после тех репрессий, которым они подвергались со стороны моего племянника?

Хават холодно проговорил:

— Разве вы не подвергаете репрессиям некоторые ваши отряды? Репрессии имеют и положительную сторону: ваши солдаты лучше многих других. Будучи солдатами барона, они все время помнят об острастке.

Барон молчал, не отводя взгляд от ментата. Новые возможности?.. Не дал ли Раббан в руки дома Харконненов мощное оружие, сам того не предполагая?

Наконец он спросил:

— Как же можно быть уверенным в лояльности таких рекрутов?

— Я бы разбил их на небольшие отряды, не больше взвода, — сказал Хават. — Я бы перестал притеснять их и изолировал бы от обучающих кадров, состоящих из людей, которые знают их подноготную, преимущественно таких, которые пережили ситуацию преследования. Потом я внушил бы им мистическую мысль о том, что их планета на самом деле была тайным местом воспитания сверхсуществ, подобных им. И в то же время я показал бы им, что могут заработать подобные сверхлюди: богатая жизнь, красивые женщины, красивые дома... все, что пожелаешь.

Барон согласно кивал:

— То, что имеют у себя дома сардукары.

— Рекруты со временем начинают верить, что место, подобное Салузе Второй, почетно, поскольку оно произвело на свет их — элиту. Рядовые сардукары во многих отношениях ведут такую же жизнь, что и члены Великих домов. — Что за мысль! — прошептал барон.

— Вы начинаете прозревать, — сказал Хават.

— Где же это началось? — спросил барон.

— А откуда берет начало дом Коррино? Были ли на Салузе Второй люди до того, как император послал туда первую партию заключенных? Бьюсь об заклад, что даже герцог Лето, ваш сводный кузен, не задумывался над этим. Задавать подобные вопросы рискованно.

В глазах барона засветилось понимание.

— Тайна Салузы Второй тщательно охраняется. Используется любая выдумка, чтобы...

— А что там скрывать? — вставил Хават. — Что у падишаха‑императора есть планета‑тюрьма? Это и так всем известно. Что у него есть...

— Граф Фенринг! — выдохнул барон.

Хават замолчал, озадаченно глядя на барона.

— Что «граф Фенринг»?

— Несколько лет назад, — припомнил барон, — этот имперский хлыщ прибыл на день рождения моего племянника в качестве официального наблюдателя и для того, чтобы... мм... чтобы завершить деловые переговоры между императором и мной.

— И что же?

— Я, помнится, сказал что‑то насчет создания планеты‑тюрьмы на Арраки. Фенринг...

— Что же, буквально, вы сказали? — спросил Хават.

— Это было довольно давно и...

— Мой господин барон, если вы желаете извлечь из моего служения вам пользу, вы должны снабдить меня соответствующей информацией. Записывался ли этот разговор?

Лицо барона потемнело от гнева.

— Ты дотошен, как Питер! Я не люблю...

— Питера с вами больше нет, мой господин, — сказал Хават. — Кстати, что с ним случилось на самом деле?