Воспоминание о войне1941-1945 года не дают мне спокойно заснуть и сны ужасные вижу, будто летят самолёты, туча самолётов, на улице ночь, я нахожусь возле своего дома и вижу на тёмном небе белые пятна – взрывы зенитных снарядов, наши стараются сбить вражеские самолёты, я бегаю, ищу укрытия, и потом соображаю что у нас в нашей местности нет и не должно быть так как наша станция и все дома построены на болотистой местности. Любую канаву заливает водой. Этот сон я вижу часто и от этого ужаса всегда просыпаюсь и не соображаю где нахожусь.
А теперь о том, что нам пришлось пережить, Я родилась в городе Ржеве Калининской области в 1932 году. Жили мы на частной квартире почти на берегу Волги. Наша семья состояла из четырёх человек – наша мама Айвазова Анна Алексеевна. Наш папа Айвазов Константин Георгиевич и старшая моя сестрёнка-Айвазова Роза Константиновна и я Айвазова Тамара Константиновна. Папа мой не русский-ассириец -уроженец Кавказа из Ереванской обл. с. Н-Койласар Камарлинского р-на. В двадцатых годах приехал в Россию к своей старшей сестре в город Ржев. В Ржеве он познакомился с моей мамой и женился на ней, когда ей было 16 лет. Папа работал в торгово- кооперативных организациях г. Ржева-был член «ВКП(б)» ещё он был уважаемый человек в городе,однажды среди своих друзей рассказал анекдот против советской власти. Один из друзей, завидуя его карьере, донёс до властей, в декабре 1937 года ночью увели от нас. Утром, когда мы проснулись - спросили у мамы; Где наш папа? Мама сказала, что наш папа уехал в Москву за подарками для вас. Но когда мы вышли на улицу нас стали дразнить мальчишки – обзывать вражышками. И что нашего папу милиционеры увели ночью под пистолетом. Мы прибежали со слезами домой, мама обняла нас и вместе с нами долго плакала. Мы остались без средств к существованию,мама не работала, папа не разрешал ей работать,да и специальности у не было. Нужно было платить за комнату, в которой мы жили. У нас в комнате ни чего не было, стояла односпальная солдатская кровать на которой спали наши родители,сестрёнка спала на полу,а я была маленькая – спала на сундуке –мне шёл тогда пятый год.В том сундуке тоже почти ничего не было. Я помню – мы с сестрёнкой открыли сундук, когда мамы не было дома и увидели почти одни книги. Среди книг находилась «История ВКП(б)» Мы стали листать её и увидели портреты Бухарина, Троцкого и других врагов народа. Папа почему-то не заклеил их, а просто перечеркнул крестом.При обыске милиционеры придрались к этому.
· Мама устроилась работать на пуговичную фабрику, приходила с работы домой с забинтованными руками, она стачивала пальцы об наждак, обтачивая пуговицы,зарплата была мизерная хватала только уплатить за комнату и на хлеб. Уходя на работу, она оставляла в выдвижном ящике стола по два кусочка хлеба - по одному кусочку белого и по одному кусочку чёрного хлебушка посыпанные сахарным песочком.Изредка-тётя Шура- хозяйка дома подкармливала нас чем Бог пошлёт, так она говорила. У тёти Шуры жила внучка –Галя Камолова-она училась в школе, а по вечерам читала нам сказки, я очень любила слушать.В1940году я пошла в первый класс, в1941году закончила учёбу с похвальной грамотой на долгих четыре года. Сколько длилась война столько не пришлось учиться. Наша – четвёртая школа находилась-как мне тогда казалось- на высокой горе. Прошло время, мы вернулись из германии и в один прекрасный день я отправилась на свою родную улицу Тетерина. Дошла до мостика который около водокачки, посмотрела вдаль и обомлела –передо мной был пустырь заросший бурьяном. Я пошла по тропинке –примерно вспомнила где стоял дом в котором жили мы. Дошла до горы и удивилась а гора-то совсем не высокая, на горе стояла моя родная школа цела целёшенька. И вспомнилось мне, как в начале войны первого сентября мы гурьбой отправились в школу. Школа для нас была закрыта, её закрыли под госпиталь. Кто-то из детей сказал, что нам нужно идти в школу, которая находится около аэродрома, и мы бегом побежали искать новую для нас школу. Это было большое здание, мы вошли в него, нашли второй класс, сели за парты и тихо стали ждать. Долго ждали. Примерно ждали пол часа, пришла женщина и сообщила нам, что занятий больше не будет. Опустив головы мы отправились домой. На улицах было тихо и пусто –кромешная тишина – народ по ночам потихоньку эвакуировался из города, вот тогда мы поняли,что и учителя эвакуировались, а нас никто не предупредили. Мы-дети ни когда не думали о том, что война это так ужасно! В начале лета когда началась война, мы маленькие дети не особенно ощущали начало войны, еды нам и до войны не хватало. Мы жили своей детской жизнью. Отца у нас не было, а мама постоянно находилась на работе Мы играли на своей улице со сверстниками в разные игры, купались на Волге, ловили вилкой рыбок, которые назывались усачами, строили домики из песка на берегу и вдруг однажды ясным, солнечным днём в чистом, голубом небе появились белые пятна, а высоко, высоко выше этих пятен виднелась блестящее передвигающее пятно, звука не было слышно, а по улице бежала наша уличком и кричала – Миленькие, бейте фашистских гадов, бейте их окаянных!!! Вот тогда мы поняли, что началась война. Этот самолёт был разведчик. В эту ночь - сестрёнка и я только уснули, как слышим сквозь сон крик хозяйки дома.Она кричала –Девчонки, вставайте быстрее бомбёжка началась!- Мы вскочили и раздетые побежали за тётей Шурой в укрытие которое находилось через дорогу, в огороде у уличкома. Там была траншея покрыта досками и засыпана землёй. Бомбы летели с визгом, взрывались. На улице было светло, как днём от фонарей которые были спущены с фашистских самолётов – над мостом и электростанцией.Ни одна бомба ни попала,в цель они летели в реку и там взрывались. Сестрёнка и я громко плакали от страха и от того, что с нами не было нашей мамы, а дядя Герман успокаивал нас, он говорил нам, что немцы в самолёте услышат наш плач и сбросят на нас бомбу. Мы на время замолкали, а потом снова начинали плакать. Мама наша перед войной устроилась по знакомству в контору торговой организации – уборщицей, её устроил один хорошей человек – Василий Всеволодович Симонов. Мама почти не была дома, Она рано утром производила уборку в канторе, а потом дежурила у телефона, было очень строго, нельзя было пропустить не одного звонка, а тем более мама боялась всего, ведь нас считали семьёй –врага народа, и поэтому она не могла оставить свой пост. Однажды она прибежала домой, приготовила нам узелочки с бельём и сказала нам, чтобы мы в следующий раз, когда начнётся тревога, брали свои узелки и бежали в укрытие. Взять нас с собой на дежурство она не могла т. к. там вообще не было ни какого укрытия.Вскоре опять началась бомбёжка,как и в прошлый раз, была ночь, но и этот раз, как в прошлую ночь на улице было светло, как днём. Сестрёнка Роза и я бежали через дорогу, а за нами бежала тётя Шура и собирала наши вещички, которые мы растеряли по дороги т. к. узелочки наши развязались и посыпались из них наши чулочки, носочки, рубашечки и лифчики. После этих бомбёжек в городе страшно запахло войной, на улицах валялось много горелой бумаги, горели дома, в городе пахло гарью. После второй бомбёжки мама взяла нас с собой на работу, она так решила – умирать так вместе. Я помню, в городе людей стало мало, на площади, по которой всегда проходило так много людей ни оказалось, ни кого, на прилавках в магазинах и на витринах не было ни чего, здании все были покрашены в серый цвет на стёклах в домах были приклеены крестом полоски бумаг, чтобы взрывной волной стёкла не выбивались. Как – то под вечер, мама оставила старшую сестру у телефона, а меня взяла с собой в магазин, решив, что может быть что –то из продуктов привезут. Зашли мы в магазин, людей в магазине не было кроме продавца, на прилавке рдела крупная красная смородина. Продавщица свернула из газеты кулёк, насыпала в него смородины и подала кулёк мне не взяв с мамы деньги. Мы поспешили к Розе, чтобы насладиться всем вместе этой прекрасной ягодой и заодно утолить голод. М ы зашли за угол магазина и увидели – со стороны Ржева 2 – не очень высоко - чётко были видны фашистские кресты на крыльях самолётов они тучей надвигались на нашу сторону. Мама побежала звать Розу, чтобы она немедленно спускалась с третьего этажа, а я бежала за мамой, уронила кулёк и вся смородина рассыпалась по асфальту от испуга я собирать смородину не стала. Роза чуть не кубарем скатилась вниз, в это время началась бомбёжка, было очень жутко бомбы беспрерывно с визгом падали и взрывались, а мы стояли, прижавшись к стене здания, нас обдавало горячем воздухом и прижимало к стене, так как взрывы были совсем близко. Около нас пробегали сапёры, стоял страшный гуд, земля дрожала, а мамочка наша громко произносила молитвы и старалась обнять и прижать нас к себе. Каждый раз, когда мы попадали под бомбёжки или артобстрелы, мама громко произносила молитвы и кричала нам, чтобы мы открывали рты, чтобы у нас не лопнули перепонки в ушах. Нужно было уходить из города, но мама боялась оставить свой пост, ведь мы были семья врага народа. Однажды прибежала мамина знакомая – т. Валя Лебедева и уговорила маму бросить всё и спасать своих детей. Она договорилась с военными, которые уезжали со склада 40 и мы вместе с ними уехали из города. Доехали до деревни Вороничено переночевали у хороших людей, а на утро мама с тётей Валей вернулись в город чтобы взять кое-какие вещи. Они возвращались по Волоколамскому шоссе- с военными, не далеко отъехали от города, как налетели фашистские самолёты и стали строчить из пулемётов и сбрасывать бомбы. Мама и тётя Валя побежали спасаться, не далеко стоял сарай, они вбежали туда там были ящики, мама села на ящик, а тётя Валя уткнулась ей в подол и стала просить маму –Нюрушка, читай молитвы! Мама подняла голову и увидела, что крыша была вся дырявая, видны были пролетающие самолёты и видно было, как пикировали и сбрасывали бомбы. Мамочка громко просила Боженьку, чтобы он спас их от смерти. Когда прекратилась бомбежка, они вышли из сарая увидели что творилось на дороге, было много убитых и раненых военных. Они помогали перевязывать военных и грузить раненых на машины.Наши мамы вернулись в деревню поздно вечером А на утро мимо деревни проходили беженцы с узелками за спинами, несли на руках детей, шли быстро боялись налётов вражеских самолётов. Маму увидел мужчина с нашей улицы и позвал идти с ними, этот мужчина управлял лошадьми которые были запряжены к телеги,а на телеге лежали вещи людей которые шли рядом.Мама позвала нас и мы пошли с этими людьми.У нас вещей было мало так как те вещи которые они везли из города остались там на дороге. Тогда же мама потеряла все документы. У нас с собой не было ни каких продуктов, кушать было нечего.Продвигались мы по просёлочным дорогам и через леса,но и там настигали фашистские самолёты бывало летит самолёт на бреющем полёте над нами и строчит из пулемёта, а мы ещё только услышим гул самолётов сразу бежим кто куда, а мама кричит нам вслед – девчонки, прячти головы! Бывало мы уткнёмся головами к земле, а попы наши торчат наружи. Бог миловал людей, а вот лошадку одну убили осталась одна лошадка,пришлось сбрасывать половина вещей, люди теряли всё и не жалели только –бы спастись самим. Не помню сколько время мы шли люди помогали друг другу нести детей. Помню с нашей улицы с нами шла девушка которую звали- Варя Капитонова, она несла за спиной патефон,на руках она несла тёти Валину доченьку. Вечером мы дошли до деревни Грыжнево, нас остановили наши военные сказав нам чтобы мы дальше не шли так как под Старицей немцы высадили десант и если мы пойдём туда то нас там перебьют. Мы остановились в этой деревне. Председатель колхоза поселил нас в колхозные детские ясли, на утро некоторые семьи расселились по домам.Остановились наши военные в деревни приходили к нам заводили патефон была всего одна пластинка- Раскатилися златы колечки я танцевала с красноармейцем Алёшей,мне было тогда девять лет, а он всегда танцевал только со мной потом он подарил мне керосиновую маленькую лампу со стеклом. Жили мы в этой деревни, постепенно военные стали отходить к Москве, покидая нас и деревни в которых оставались не защищённые люди. Как –то днём женщины натопили баньки для военных и предложили им помыться, некоторые военные пошли в бани и наверное не успели помыться.как бегу из леса мальчишки и кричат –фашисты идут! Женщины побежали к баням сообщить нашем, что подходят к деревни фашисты. военные выбегали из бань не успев как следует одеться они убегали в противоположную сторону леса, но в этот раз пришли только немного фашистов это была немецкая разведка, они заходили в дома и требовали у жителей – Матка гип мир яйко, млеко, курку, цукер. Открывали сундуки, лазали в кладовки отбирали всё,что им нравилось прошли по домам, награбили, что у кого находили и ушли из деревни. Женщины отправили своих детей, чтобы сказать нашем военным,что немцы ушли,но там их уже не было Через несколько дней, поздно вечером, мы услышали скрип колёс и окрики.Кто –то из взрослых погасил керосиновую лампу мы откинули одеяло, которым было занавешено окно – во время войны у всех на всех окнах висело, что – то тёмное, плотное, чтобы свет не проникал на улицу, это делалось для того, чтобы вражеские самолёты не смогли обнаружить места расположения людей.Мы увидели, как по улице двигались немецкие фуры, запряжённые лошадьми с остриженными,короткими хвостами. Лошади были большие и к каждой фуре было впряжено по две – три пары.Немцы стали забегать в дома и греться у печей. На улице было холодно, выпал первый снег. За деревней была колхозная пасека. Рано утром двое фашистов ввалились в наше жильё, лица у них были распухшие шинели грязные и мокрые и от этого они нам казались ещё страшней.Оказывается, они полезли разорять ульи и получили первый бой от пчёлок,пчёлки защищали своё жильё. Фашисты держали в руках соты с мёдом и требовали у женщин вёдра. Когда они получили вёдра то стали засовывать в них соты. Затем притащили дрова затопили печь и поставили вёдра, чтобы топился воск. Мы городские жители не понимали, для чего они это делают. В помещении у нас было тепло но они очень долго топили печь, а взрослые боялись что они могли сжечь наш дом. Утром у фашистов началась работа ещё другая. В каждом дворе на воротах висели туши поросяти в каждом доме немцы топили печи до красна, а хозяева тряслись за свои дома боялись зимой с детьми остаться на улице. Они уводили из каждого дома коров,ловили кур гусей.К нам прибежала женщина звали её баба Марфа и стала уговаривать нашу маму чтобы мы перешли к ней жить, она думала, что немцы пожалеют детей и не отберут её коровку.Но через несколько дней мы проснулись от тихого плача бабушки Марфы, она сказала нам,что фашисты увели её коровушку. Нам было очень жалко бабушку Марфу и её коровушку. Моя сестрёнка Роза –ей было тогда 12 лет- ушла как-то в лес и целый день её не было дома, мама переживала а я плакала я думала,что она потерялась,но когда стемнелось Роза пришла и привела с собой раненого коня, завела коня в хлев где стояла раньше корова. Мама и баба Марфа испугались, но делать было нечего они порешили, что будет то и будет. На второй день явились снова фашисты. Они увидели коня осмотрели его и наверно решили, что у нас прячется советский воин. На сеновале лежало сено для коровы и Роза решила, что этого сена хватит на зиму для лошадки вскоре мы увидели, что к нам идёт немецкий солдат, без головного убора блондин, волосы зачёсаны назад, с закатанными рукавами, а в руке у него была финка. Этот немец выглядел как палач он залез на сеновал и стал тыкать финкой в сено – по видимому он думал что обнаружит русского солдата, но там ни кого не оказалось. Он увёл лошадь за деревню и там застрелил её. Я и Роза плакали от горя, нам было жалко нашу лошадку. Потом мы зашли за хлев и я шёпотом спросила у Розы, зачем она пошла в лес, она мне также шёпотом сказала что пошла искать тех красноармейцев которые стояли в деревни до немцев, но ни кого не нашла, а нашла лошадь, лошадь хромала потому что была ранена в переднюю левую ногу. Роза решила что раз лошадь стояла в лесу, значит по близости где-то по близости лежит раненый наш военный, она долго искала но ни кого не нашла и поздно вернулась домой. А вскоре в этой деревни произошло ещё одно горе. Немцы объявили жителям деревни Лагушино чтобы они собрались в один из домов, наши ни кто не пошли, а я отправилась туда -мне было в то время девять лет- и мне было любопытно и не понятно для чего так много народу собралось в этой избе. Мне не было ни чего видно, и я из коридора притащила тяжёлый табурет и залезла на него. Вот тут я всё увидела – на возвышенности – в виде сцены – стоял стол за столом сидели фашисты, с правой стороны стоял дяденька тот который поселил нас в детские ясли,а с левой стороны стоял переводчик и он же предатель.Я не помню кто что говорил только помню,как после собрания громко заплакала женщина,мне пришлось спрыгнуть с табурета и убежать домой. Прибежала я домой и стала рассказывать, что я там видела.И Нина –бабы Марфина дочь – объяснила нам что этот переводчик -в первую мировую войну попал в плен к немцам и жил там, а когда вернулся с немцами в деревню то решил выслужиться перед немцами и придал хорошего человека только за то что он был коммунист даже не пожалел двоих детей. Я не понимала, что фашисты хотели от него и от людей которые стояли перед ними. Фашисты присудили отправить этого человека в город Ржев, в гестапо. Гестапо находилось в чёртовом доме, а чёртовым домом этот дом прозвали люди потому,что когда дул сильный ветер то из трубы раздавался громкий свист. Люди рассказывали, что ещё до Революции строители строили одному богатому человеку этот дом а этот человек был очень жадный и при завершении стройки этот богач не расплатился со строителями. И тогда строители договорились с печниками,чтобы печники ему навредили чем не будь и печники вделали в трубу бутылки. Вот в этот дом в гестапо и увезли председателя кооператива. Жена ездила в гестапо, хотела узнать, что с её мужем? Она узнала, что ему на спине фашисты вырезали звезду.Когда она поехала во второй раз в гестапо то его она не застала, он был расстрелян Незадолго до Нового1942 года немцы согнали женщин в ригу молотить рожь, маму нашу тоже угнали туда, сестрёнка и я побежали за мамой Впервые я увидела так много снопов около риги и как молотят зерно Работали одни женщины, так как в деревне мужчин почти не было Дети остались дома одни женщины беспокоились о них. Одна женщина попросила меня погонять лошадей, а сама побежала к себе домой посмотреть что делают её дети она боялась как –бы дети не нашли спички и не сожгли –бы дом. Я была городская девочка и не знала как это делается но всё же залезла на упряжь, взяла прутик в руки которой дала мне женщина сижу и наблюдаю как лошадки ходят по кругу Надоело мне сидеть и я встала на упряжь во весь рост и тут только помню как затрещала моя голова и больше ничего не помню. Потом мама рассказывала,как женщины остановили лошадей, как одна из женщин подхватила меня и всей гурьбой побежали на конец деревни, там на одном из домов висел белый флаг с красным крестом. Женщины принесли меня к этому дому и стали кричать, на зов вышел пожилой полный немец, увидел меня маленькую окровавленную, на руках у женщины, он велел внести меня в дом. Там он приказал хозяйке нагреть воды, меня положили на стол.Когда стали давать мне наркоз я очнулась и стала кричать –Дураки, не душите меня-! Мама стояла за дверью и плакала, а когда она услышала что я обзываю немцев дураками, решила что они действительно душат меня она заплакала ещё сильнее и потеряла сознание, хозяйка дома закричала, вышел молодой немец плеснул маме в лицо водой,мама очнулась и не могла понять,что случилось? За дверью было тихо. Хозяйка рассказала маме,что когда сняли с головы платок то кожа с волосами упала мне на плечи и ещё сказала что из левого глаза текла кровь. Мама думала, если я останусь жива, то у меня не будет одного глаза. Ей было плохо она не могла оставить меня, но хозяйка отвела её в свою комнату и уложила на свою кровать а перед этим дала ей что - то выпить. Мама успокоилась и уснула и не видела как меня унесли в тот дом где жили мы. Бабушка Марфа рассказала маме, что нёс меня офицер, принёс меня в ту комнату где жили немцы, положил на кровать и приказал немцам не курить и громко не разговаривать. Я крепко спала под наркозом,а накануне Нового года немцы притащили ёлку и стали наряжать,им из германии прислали ёлочные игрушки и гостинцы,откуда-то притащили целый ящик бенгальских огоньков, а бабушка Марфа испугалась она думала, что немцы притащили взрывчатку, сама дрожала и напугала нас. Вечером следующего дня немцы собрались за столом, к ним пришёл тот пожилой военный врач, который спас меня, он приказал позвать меня. Я и Роза – моя старшая сестрёнка - вошли в комнату где стояла ёлка и стол со шнапсом, и стол со шнапсом и гостинцами. Врач взял меня и посадил к себе на колени, а Розу поставили около ёлки. Роза стояла у ёлке и смотрела на стол казалось, что она вот, вот заплачет,мне было жалко её и тоже хотелось заплакать. Один из немцев фотографировал нас,я сидела у врача на коленях с перевязанной бинтами головой и левым глазом. Фотокарточки мы не видели так как перед самым Рождеством немцев погнали наши прочь от Москвы. Перед тем как они отходили от Москвы, выгоняли население и оставшийся скот из населённых пунктов, но мы сбежали раньше. У бабушке Марфы в это время жил Молодой человек, кто он ей был мы не знаем, прошло время и мама сказала нам,что он отстал от наших военных. Вот он-то и сказал маме, что меня немцы хотят увезти в германию.Этот дядя Вася говорил женщинам, что у него болит печень и женщины грели воду наливали в бутылку и прикладывали к его животу. Они его жалели, он уговорил маму бежать. Однажды глухой морозной ночью –пока немцы спали, а мы были уже наготове одеты потихоньку вышли во двор запрыгнули в сани, а бабушка Марфа притащила пол мешка ржи и бросила нам в сани. Дядя Вася хлестнул лошадку, и она трусцой унесла нас за деревню. Всю дорогу я спала и не помню, как мы подъехали к какому-то дому меня дядя Вася внёс на руках в дом и положил на кровать и сам поспешно вышел. С тех пор мы долгое время его не видели. Я была очень слабая мне хотелось только спать и я спала, а мама была рада тому что я не просила кушать так как у нас из еды ни чего не было. В доме было темновато на столе горела коптилка и при таком свете мама не разглядела что перед ней стоит родной человек эта была двоюродная сестра моей кавказкой бабушки тётя Нюра, получилось случайно раньше мама ни когда не была у неё они были очень рады этой случайной встречи. Тётя Нюра была уже старенькая и нам детям она доводилась бабушкой она была одинока, жила в небольшом ветхом домике в общем доживала свой век так она сказала нашей маме. Она предложила маме зарубить трёх оставшихся кур чтобы накормить детей. Мама так и думала утром накормить нас,она провозилась всю ночь с курами а под утро сидя за столом нечаянно задремала.На улице стало рассветать и бабушка Нюра в окно увидела как чёрной лентой вдалеке движется что-то непонятное для её плохо видящих глаз но потом она поняла что это гонят на станцию людей,а сзади гнали скот. Бабушка закричала не своим голосом,мама от испуга вскочила и стала собирать нас, бабушка суетилась и просила у мамы прощение за то что ей некуда нас спрятать. Только мама успела сказать бабушке,что на шестке она оставила для неё курочку как дверь распахнулась и на пороге вместе с морозным воздухом появился фашист с автоматом. Не заходя в избу немец с порога скомандовал -Лёс раус шнель,шнель -!!! Мы втроём выскочили на улицу бабушки с нами не было выстрелов не было и мама нас успокоила сказав нам что немец её не заметил и она спряталась за печку я бежала всё оглядывалась на бабушкин дом меня тревожило то что из открытой двери струился тёплый воздух. Вещей у нас почти не было они висели на нас, а вот мамочки нашей досталось тащить на себе эти пол мешка ржи если бы нас гнали-бы медленнее, но нас гнали чуть-ли не бегом я видела что мама задыхалась Роза-сестрёнка моя- кричала ей чтобы она бросила эту рож но она из последних сил выбиваясь дотащила мешок с рожью до вагона в который нас загоняли, мамочка успела немного передохнуть за счёт тех людей которые карабкаясь в холодные товарные вагоны,некоторые люди срывались и падали а немцы подгоняли некоторые пытались помогать. Мама мамочка моя! Тебя давно уже нет с нами и я уже состарилась но до сих пор я с теплотой вспоминаю тебя и плачу от того что в то время была не в силах помогать тебе. В то время когда нас гнали, были Рождественские морозы в вагонах было холодно как на улице холод пробирал до костей да и одёжка на нас была лёгкая. В вагонах не было ни какой подстилки мы подкладывали под себя свои узелочки и прижавшись друг к другу засыпали. Поезд тронулся и мы не знали куда нас везут,когда стемнело, поезд остановился какой то мужчина стал открывать дверь, люди зашевелились стали вставать с пола и столпились у двери всем хотелось чтобы дверь скорее открылась и как только дверь открылась народ повалил из двери сестрёнки и мне не терпелось выскочить за народом, но мама нас придерживала она боялась что нас в спешке затопчут. Самые последние из вагона выбежали мы и бежали за народом к вокзалу, а вокзал был весь разбит. Люди опускались в какое –то подземелье за людьми спустились и мы, там было небольшое помещение и оно было забито полностью людьми и только в этой тесноте мама вспомнила что дети не кормлены и что у нас есть варёные куры, мама отломила нам по окорочку и по помещению разнёсся запах варёного мяса. Там были дети ещё и наша мамочка отламывала кусочки мяса и раздавала детям сама осталась голодная, мы смотрели на маму и удивлялись Когда стало рассветать на улице мама тихонько выбралась из подвала -она сразу поняла что мы находимся в своём городе-побежала на улицу Революции к дому 56 там жила её тётя Калитка была закрыта изнутри и мама постучала в окно, в окне показался немецкий офицер, он закричал –Матка партизан! и тётя Дуня увидев маму закричала ему – пан нет это не партизан это моя племянница и побежала открывать маме калитку увидев маму одну она испугалась но, мама опередила её объяснив ей что дети находятся на территории вокзала, попросила у тёте Дуне салазки они поспешили в сторону вокзала тётя Дуня обрадовалась когда увидела нас, она до последнего не верила, что мы живы и что мама не растеряла в этой суматохи нас. Меня посадили на салазки и положили пол мешка ржи, было очень морозное утро и они быстро добежали до дома. Немца в доме не было, он вообще больше не появился. Тетя Дуня сказала, что немец собирался улетать в Германию лечить свои зубы он всю ночь не спал, выл как волк от боли, а она лежала и думала – так тебе и надо знал куда пёрся. Он исчез из дома и нам стало легко мы чувствовали себя свободными за долгое время пребывания в окружении немцев. Когда мы прибыли к тёте Дуне она стала раздевать меня сняла с моей головы одеялко – которым была замотана вместо платка моя голова – и ахнула, моя голова была вся забинтована,она стала спрашивать у мамы в чём дело и мама рассказала всё, что мы бежали из деревни Грыжнево от немцев. Швы у меня не были сняты и мы переживали по этому поводу, тётя Дуня успокоила нас, сказав, что наш доктор Вайсман работает в больницы. Утром она стала собирать меня в больницу, повязывает мне на голову одеялко и приговаривала- вот всю жизнь прожили непутёвые и даже путёвого платка или шапки не могли нажить ребёнку. Я стала заступаться за своих родителей.Ведь у нас папу забрали когда мне было пять лет мы до сыта не ели я до сих пор помню у кого и что я ела. Бывало мама возьмёт меня с собой, зайдём к её знакомым там нас обязательно чем-нибудь угостят ходили к знакомым мы очень редко и поэтому я и помню у кого чего я ела. Из одежды и обуви у нас не было достатка. Зимой мы ходили гулять по очереди, летом бегали босиком, даже в гости к родным меня мама водила босиком Помню случай как однажды я и мама зашли в обувной магазин там на полках лежали парусиновые туфельки и я попросила маму чтобы она купила мне туфельки,а мама взяла меня за руку и вывела из магазина, я громко заплакала она вела меня через площадь по булыжной мостовой я спотыкнулась и разбила большой палец на левой ноге потекла кровь мама разнервничалась и потащила меня дальше,я спотыкнулась и ободрала до крови большой палец на правой ноге. Я очень любила свою мамочку, но в тот раз она нехотя сделала мне два раза больно и я со слезами на глазах смотрела ей в лицо и поняла что ей очень плохо, плакать я перестала.На площади стоял памятник В.И. Ленину и я сквозь слёзы показала пальцем и спросила маму –кто это- и мама опять раздражительно стала мне объяснять чтобы пальцем я ни когда не показывала, что показывать пальцем не культурно! Наша мама закончила два класса до революционной школы но была культурной женщиной она ни когда не выпивала не курила не сплетничала не злилась ни на кого и ни когда ни кому не завидовала,она была настоящий интеллигентный человек. Мамочка наша была глубоко верующей человек она знала много молитв которыми спасала нас во время войны.Она,имеющая два класса образования, да ещё была женой врага народа, могла работать только уборщицей, а уборщицы всегда и во все времена зарабатывают гроши. Своего угла у нас не было ни когда мы жили у частников в небольших комнатах, мебели у нас не было своей. Наш папа даже самовар не покупал он говорил маме, что член партии большевиков не должен быть похож на мещанина жили честно воровать и обманывать людей а тем более Государство он был не научен хотя и жили в нужде. Жили мы так как жили большинство людей в то время, и в конце концов мы остались без отца,что могла сделать одинокая без образования с двоими детьми, женщина. Я хотя и маленькая была,но хорошо понимала всю сложность нашего положения и поэтому защищала свою мамочку. Собрала меня тётя Дуня и повела к доктору Вайсмону – как жалко что я не помню его инициалы, он снял с моей головы швы, помазал какой-то мазью и дал мазь с собой, у меня быстро зажила голова. Но не долго мы радовались как на следующее утро зашёл немецкий офицер, увидел в каморке сапожные принадлежности и решил поставить к нам двоих сапожников один был немец, а другой чех. Немец по русскому ни чего не говорил и ни чего не понимал, а чех всё понимал и хорошо разговаривал по нашему он быстро нашёл общий язык с дядей Ваней и безо всякого насилия уговорил его помогать в работе им. В этом доме жили три семьи всего семь человек, да ещё поселили к нам двоих немецких солдат, дом был не большой обыкновенный, деревянный деревенский. И вот всю переднюю комнату немцы заняли под сапожную мастерскую мы же ютились кто где мог, наша кровать стояла в прихожей и над нашей кроватью была вешалка на которую немцы вешали свои шинели. На нашей кровати мы спали четверо вольтами – мама, Роза, Люда-двоюродная наша сестра и я. Остальные спали кто где мог. На кухне, на печи, в маленькой узенькой комнатке где стояла одна кровать и была лежанка из изразцового кирпича на которой тоже кто – то спал. В передней комнате в переднем углу висело много икон а в центре этих икон стояла большая икона от пола до потолка Божьей Матери, вся икона была отделана серебреным окладом. Шла первая зима той проклятой войны. Припасов почти ни каких не было у тёте Дуне и вот мы свалились на её голову две семьи шесть человек и как тут не вспомнить чеха которого звали Фриц – тётя Дуня говорила,что нам Боженька его послал если бы не он мы бы не пережили эту зиму.Фриц любил меня как свою сестрёнку которая жила с мамой в Чеха-Словакии вот только не помню в каком городе он жалел меня и приносил из своей кухни сухой паёк, отдавал тёте Дуне и говорил-Это Тамаре и тётя Дуня закладывала всё в общий котёл вместе с очистками и ещё что было у неё залежавшееся со старых времён-так она любила говорить. Ещё она давала маме свои вещи чтобы мама ходила в деревни и меняла на продукты питания эти вещи, мама часто уходила в деревни и редко приходила с продуктами зато приходила из дальнего похода, падала без чувств на кровать с распухшими ногами, сапоги с её ног не могли снять пришлось разрезать сзади.Какое то время нам помогла выживать рожь которую нам дала бабушка Марфа, когда мы убегали из деревни Грыжнево от немцев. Тётя Дуня готовила из очистков, которые приносил мой троюродный брат с немецкой кухни – его водил туда Фриц, он хотел чем не будь помочь нашим семьям и вот из этих очистков и немного муки из нашей ржи которую мы мололи на жерновах тётя Дуня пекла нам всем лепёшки, а сковородку смазывала стеариновой свечой вкус был не приятный,но есть хоть немного нужно было что бы не умереть с голоду. За стол не садились не перекрестясь и тётя Дуня всегда говорила, что эту еду нам послал Бог. Плохо нам было когда Фрица перевели от нас. В конце января на нашей улице остановились несколько машин и мы увидели из окна, как из кузовов этих машин выпрыгивают эсэсовцы,они нагло заходили в дома не закрывая за собой двери, беспардонно забирались на лежанку и старались обогреться. В нашей комнате поселились семь эсесовцев. Все семеро вешали над нашей кроватью свои шинели. Один из эсэсовцев вскоре заболел сыпным тифом,его увезли в госпиталь,после него заболел дядя Паша,он был старенький и совсем слабый. Дядя Паша был муж тётин Дунин, его немцы велели перенести в пустой не топленый дом который был рядом, за дядей Пашей заболела тифом и я меня отнесли тоже в этот дом,мы лежали с высокой температурой вставать с постелей мы не могли,мама по ночам приходила к нам топила печь и ухаживала за нами лекарств не было. Чех –Фриц узнал что я заболела, принёс какие то таблетки, термометр, настольную игру и немного печенья, всё это передал он с сестрёнкой Розой. Ещё до прибытия эсэсовцев к нам прибыла молодая девушка Нина она была родная племянница дяди Паши она тоже помогала маме ухаживать за нами. Взрослое население немцы выгоняли на снега - борьбу на большак. Однажды они разгребали снег на большаке, вдруг увидели, едут танки и на переднем танке стоял офицер он распахнул шинель и женщины увидели что это был наш офицер они стояли как вкопанные не веря своим глазам, когда пришли домой долго были под впечатлением они думали, что скоро нас освободят, но их мечтам не пришлось сбыться. Им почти не приходилось спать, они по ночам находились около нас, а на утро их полицаи выгоняли на снега борьбу днём к нам ни кто ни приходил, мне становилось хуже мама мерила мне температуру и качала головой, а я видела её беспокойство и спрашивала – Я умру? – Эсесовцы отправили нас в этот пустой дом умирать, но мы выжили с трудом стали подниматься с постели и учились ходить, держась за стенку. Вскоре эсэсовцы куда-то съехали из нашего дома, но в городе они хозяйничали. После болезни я совсем была слабая и мама меня часто отправляла гулять на улицу, однажды сидела под окном на лавочке я увидела из далека шли два солдата с автоматами, когда подошли ближе я испугалась это были чех Фриц и немец Вилли, раньше я видела их в рабочей одежде при фартуках и с молотком в руках, а тут с автоматами. Фриц подошёл ко-мне и спросил как я себя чувствую, но я растерялась и как будто язык проглотила от испуга ни чего ему ни сказала даже не поблагодарила за его помощь и доброту. Больше я его ни когда не видела. На следующее утро я и Женя мой троюродный брат-в ту пору ему было десять лет- также сидели на лавочке и вдруг с противоположной стороны мы увидели как к нам подгоняли группу людей сзади подгоняли людей фашисты, мы не успели вбежать в калитку и нас вместе с людьми погнали, мы не знали куда нас гонят, как сейчас помню – снег был жухлый ноги вязли идти было тяжело,а гнали нас почти бегом. Оказывается нас гнали на площадь, ещё из далека мы увидели виселицу на которой висели три человека. С тех пор прошло так много время, ведь это было в 1942 году и мне уже восемьдесят лет, а я до сих пор помню этих молодых людей которые висели на виселице, помню до сих пор в чём они были одеты и что у них было на ногах. Двое молодых парней и как мне казалось по середине висела девушка может я ошибаюсь, что это была девушка у неё были тонкие черты лица, и я подумала, что это была девушка на плечи свисали длинные чёрные волосы и одета она была не так как были одеты парни. Парни были одеты в чёрные тужурки с цигейковыми воротниками и на головах у них были одеты шапки кубанки на ногах были портянки –видно кто-то позаботился и стащил с их ног обувь – может это сделали немцы.На девушке была одета светло коричневая длинная овчинная шуба на ногах были обуты стеганые бурки без калош. видно на парнях была добротная обувь Кто то не погнушался стащить с парней обувь, а стёганные бурки не понравились. У всех у троих из одной половинки носа была запечённая кровь. Когда нас пригнали на площадь, они были мертвы и поэтому мы не знали кто они. Фашисты подъезжали на машинах и фотографировали, смеялись, а я смотрела и плакала, Женя дёргал меня за рукав и шептал – Перестань реветь, немцы увидят! В ту зиму казалось, что война ни когда, ни кончится было холодно голодно постоянно хотелось есть, а кушать было нечего ложились спать голодные и утром вставали и знали что еды у нас нет и просить не у кого. У меня пухли ноги, мама не знала что делать, а тётя Дуня говорила маме что это происходит от голода, я опять слегла а мама смотрела на меня и плакала и вот однажды немцы спешно стали убегать со Ржева один через мост на Ржев два. Оказывается, какие-то ребята пустили слух, что в город вошли наши и немцы оставили всё и без оглядки бежали. В это время наша мама шла от своей тёти мимо немецкого продуктового склада и увидела что от склада бегут люди и что-то тащат мама подошла ближе к складу и услышала мужской голос, мужчина кричал ей – Что стоишь разинув рот, хватай ящик и тащи домой!- Мама очнулась и увидела перед её ногами стоял ящик она взвалила на себя непосильную ношу и старалась бежать, когда она отдалилась на почтенное расстояние услышала стрельбу сзади она добежала до дома, где жили её родственники и за забором стоял её дядя, она перебросила ящик через забор и прибежала домой, не зная, что она так тяжело на себе тащила. И только когда стемнело, к нам пришёл дядя Саша и сообщил ей радостную весть. Он сказал: что мамочка наша не зря надрывалась, что она притащила целый ящик тушёнки и что теперь она спасёт своих детей. Нас было много и на какое-то время эти консервы послужили для нас всех поддержкой в трудную годину. Зиму мы кое- как прожили, началась весна, у тёте Дуне в огороде начала пробиваться из земли крапива, мы вытаскивали крапиву с корешками и тётя Дуня варила нам щи без нечего, щи были противные, но есть нужно было чтобы не умереть и мы ели. Так хотелось покушать хлебушка! А где было взять? На улице Володарского не далеко от Калининских домов, немцы построили фанерный, длинный дом и поселились в нём. Ребятишки собирались около этого дома, а немец выходил и бросал хлеб, ребятишки подбегали и кто первый подбегал, хватал хлебушек и с жадностью тут-же съедал. Роза-сестрёнка моя, как-то позвала меня туда за хлебушком и я пошла с ней, когда немец бросил кусок хлеба я побежала со всеми и тут же упала разбила в кровь коленки и заплакала Роза от досады стала успокаивать и ругать меня сказала что больше ни когда ни возьмёт меня с собой. Я без Розы своей жизни не представляла, мы с ней жили дружно всегда и везде были вместе. На это место приходило много детей, взрослое население сидели дома, а дети ходили по улицам в поисках еды, я вспоминаю двух мальчиков которые стояли в стороне на них была грязная одежда и Роза тихонько мне шепнула что бы я обратила на них внимание, я уставилась на них и увидела как они чесались и из волос с головы и из за пазухе доставали что-то и клали в рот, Роза поняла что они доставали и ели вшей она сказала мне об этом. Голод, что это такое? Кто не испытывал настоящего голода тот нас не поймёт, а ещё и осудят и не приведи Бог этим людям испытать его. Мы с Розой ходили туда не один раз и не одного раза нам не приходилось раздобыть хлебушка. Роза упрекала меня за то что мне ни чего не доставалось она говорила с досадой мне-Ну рыжая ты ни когда ни чего не добьёшься! Хотя я не была рыжая а называла она меня так потому что я обзывала её цыганкой потому что она была в папу чёрненькая. Мы называли так друг друга в порыве гнева или досады и всё равно мы были дружные. А вот немцы часто подходили к Розе дёргали её за руку и спрашивали со злостью- Юдэ? –И тогда мы с ней в растерянности смотрели с испугом на них и в растерянности не знали что сказать и спасибо тёте Дуне она подбегала и объясняла немцу как могла –Нет пан это никс юдэ! Её батька Кавказ! И они отставали. Мы жили всегда в страхе переживали друг за друга ведь в войну каждую минуту могло что-то случится вдруг неожиданно прилетел самолёт и сбросил бомбу на жилой дом, а в доме жили не винные люди и мы хоть и дети сознавали, что люди гибнут от своих бомб или неожиданно начинается артобстрел прятаться некуда и ждёшь смерти мы жили всю войну в стрессовом состоянии. Ни кто нам не помогал ни во время войны ни после войны стабилизировать наше состояние и вот в таком стрессовом состоянии мы должны были прожить всю свою жизнь и уметь быть сдержанными, для нас не было психологов мы обязаны были справляться со своим состоянием сами. Те люди кто побывал непосредственно на войне не жили и не живут спокойно хоть и трудно, но приходится сдерживать себя. На оккупированной фашистами земле жилось не выносимо, был страх который можно в любой момент ожидать от немцев трудно было переносить любую болезнь так как не было ни каких медикаментов и ни какого питания страх перед бомбёжками и арт обстрелами. Я помню как однажды приполз к нам дядя Саша-наш родственник-с разбитой головой и босиком. Был сильный мороз, фашисты злобствовали из-за холода ещё сильнее и прямо на улице разували тех у кого подходила им тёплая обувь. У дяди Саши были обуты новые белые валенки он шёл через дорогу к нам навстречу шли два фашиста увидели на дяди Саши валенки и один из них скомандовал- Русь раус штифель! Дядя Саша не понял о чём орал фашист и только когда очнулся босиком понял что им нужно было от него. В мае месяце почти каждый день весь город наши обстреливали снарядами, особенно летели параллельно улицы Володарского видно наши целились в мост который пролегал через реку Волгу, но снаряды не долетали. А мы не задолго до этих сильных арт обстрелов перешли жить в двух этажный деревянный дом который находился как-раз на этой улице он одной стороной стоял на улицу Революции а другой стороной на улицу Володарского одним словом-угловой. У нас были две светлые комнаты всё было бы хорошо если бы было чего поесть. Не успели мы привыкнуть к новой жизни в новой квартире как начались арт обстрелы ещё сильнее, мы спускались на нижней этаж когда снаряды летели над нами, соседка-пожилая женщина- к которой мы заходили в квартиру чтобы хоть как не будь спрятаться-лежала на кровати, укрывшись перьевой периной громко кричала под взрывы снарядов –«Сыночки мои родные, дайте жару проклятым фашистам!» И от этого у нас пропадал страх она говорила, что ей не страшно что её не убьют, что она дождётся своих сыновей. В следующей раз рано утром опять полетели снаряды взрывались совсем близко я и Роза вскочили и быстро стали одеваться, а мама кричала нам чтобы мы поторапливались, она отвела нас опять к этой женщине и сама осталась с нами, мы прижались к стене мама молилась и громко читала молитвы. Один снаряд взорвался прямо перед окном, посыпались стёкла и штукатурка с потолка и со стен в комнате стало как в густом тумане мы как стояли так и стояли прижавшись к стене. И сразу затихло. Как будто специально нужно было напугать нас. Мама поднялась в свою квартиру и ахнула, там в окнах не было стёкол,всё кругом было белое на полу валялась какая –то тряпка мама подняла с пола эту вещь встряхнула и оказался это её единственный костюм единственная стоящая вещь которая у неё осталась. В прихожей комнате над окном зияла огромная дыра, а около печки где прятались соседская парочка – муж и жена-валялся большой осколок от снаряда. Как хорошо что в это утро соседи не пришли на это место прятаться. Мы опять остались без крова и мама пошла просится к дяде Саши на квартиру и они с тётей Шурой показали ей на первом этаже небольшую комнатку, мы поселились там. На втором этаже жили немцы один немецкий офицер, его денщик и собака овчарка во двор приходили ещё немцы они возились с мотоциклом и вообще чем то занимались всегда было шумно. Во дворе этого дома находился погреб в котором мы прятались от бомб и снарядов. Однажды вечером перед сном мама решила, в корыте искупать нас и только успела уложить нас спать как начался налёт самолётов. Окно мама открыла, чтобы хоть немного проветрить комнату перед сном. Во дворе как всегда были немцы, а мы когда лежали в постели всегда туго прижимали ухо к подушке так было хорошо слышно приближение самолётов. Первые услышали мы приближение самолётов и закричали маме и тут-же услышали со двора крики немцев, они кричали- Сталин капут Гитлер капут крик капут! Мамочка наша стащила с нас двух спальное ватное красное одеяло и крикнула нам чтобы мы бежали в погреб. Мы выбежали во двор в одних рубашонках немцев во дворе не было и мы не подумали о том куда они могли деться. На улице было страшно самолёты пикировали над городом на землю со страшным визгом летели и взрывались бомбы земля под нами дрожала и стонала от боли в воздухе стоял страшный шум Мы подбежали к погребу и мама опустила меня первую и я очутилась на голове у немца на холодной каске своей голой попой. Немцы моментально закричали «Лёс раус!» Я испугалась и закричала мама выхватила меня наружу и мы побежали в огород легли в межи старых грядок мама в середине, а мы по краям накрытые своим спасительным одеялом мы лежали прижавшись всем своим телом к Матушке Земле страдалице нашей, а кругом гудело гремело и полыхало огнём. Из конюшни, выскочили кони и носились по огороду, а мамочка наша не переставая громко читала молитвы. Когда наступило затишье самолёты отбомбились и улетели за линию фронта мы стали подниматься с земли и с одеяла посыпалась земля и зазвенели осколки, в пяти шагах от нас лежала убитая лошадь а рядом с ней стояла и ржала другая лошадь. Вытряхнули мы своё одеяло в некоторых местах одеяло было дырявое и из дырок вываливалось клочьями белая вата. Мы смотрели на лошадь которая стояла как вкопанная и смотрела на нас мама удивлялась и как только они не растоптали нас? Кругом была тишина, немцы куда-то исчезли и долго мы их не видели, мама сказала дяде Саши про лошадей в огороде и моментально набежал народ живая лошадь куда то исчезла а к мёртвой лошадке подошёл какой то мужик стопором и с ножом и стал разрубать лошадь на куски и бросать, а люди хватали куски мяса и убегали. Кто-то принёс тазик в этот тазик собрали сгустки крови я смотрела до конца мама и Роза смотреть на это не могли, да наверно мама ещё не знала что это мясо можно есть. Они ушли потому что не могли смотреть на эту жестокость не смотря на то что нам нечего было есть. Это лето было очень дождливым, да ещё почти каждый день были арт обстрелы, но несмотря на все ужасы ужаснее всего хотелось есть и мы с Розой выбирали момент, когда мама отходила куда не будь от нас мы убегали искать еду. Однажды шёл сильный дождь мама ушла в дом и мы выбрались из погреба и побежали в сторону моста по улице Володарского благо было затишье от арт обстрелов. До этого побега Роза рассказала мне что они с мамой проходили мимо одного места на той стороне где очень пахло хлебом и мы бежали туда. Дождик не прекращался и опять полетели снаряды они взрывались то сзади то впереди, а мы продолжали бежать не останавливаясь, спустились с горы, вбежали на мост, а на мосту скопилось много воды мне вода была по калено, идти было очень трудно мы оглянулись назад посмотреть далеко-ли мы ушли и увидели страшную картину- с горы спускался старичок и вдруг на этом месте взорвался снаряд и старичка не стало в ужасе мы продолжали с трудом по высокой воде пробираться дальше. По мосту движения ни какого не было кроме нас. Счастье наше что снаряды не долетали до моста. Наконец то перешли на ту сторону и бегом припустились на то место где пахло хлебом мы были мокрые на нас не было сухого места с нас стекала вода. Пока бежали Роза попросила меня что бы я просила хлеба, около пекарни ни кого не было один немец подходил к входу повернул голову и увидел нас мокрых грязных Роза увидела что немец остановился, дёрнула меня за руку и я как по команде выпалила- Пан битте гип мир брод их волен эссен! Немец ни чего не говоря поспешил к входу скрылся за дверью, Роза забеспокоилась она решила что я не умею просить и высказала мне – Ну рыжая опять, опять у тебя ни чего не получилось и только она так сказала, выходит этот немец и в руке у него пол буханки хлеба он протянул хлеб мне, а дождь продолжал моросить, я поблагодарила немца сунула хлеб под мокрое платье и мы побежали назад, не думая что нам будет от мамы. Мама всё это время не находила места искала нас, плакала ведь она не видела и не знала где мы. А мы несли по очереди под мокрыми платьицами нашей мамочки промокший хлебушек. Когда мы прибежали мамочка была рада перестала плакать увидела нас мокрых и закричала –Где вы были?- И Роза достаёт из под платья пол буханки мокрого хлеба и подаёт маме. Мамочка наша заплакала опять и быстрее стала нас обтирать нас и переодевать. Снаряды продолжали взрываться и мы всей семьёй вернулись в погреб и там стали есть свою добычу. Мама отламывала кусочки хлеба и давала нам хлеб был мокрый он крошился крошки падали на землю мы подбирали с земли и клали в рот. Мама сама не ела и мы со слезами заставляли её кушать. А утром пришла тётя Дуня и предложила маме цветную тонкую бумагу красную,белую, розовую, жёлтую для того чтобы мы ни куда не убегали а чем ни будь занимались. Мама научила нас делать розочки и мы с удовольствием садились на край западни, чтобы на случай арт обстрелов или бомбёжки нам можно было моментально спрятаться, сидели и делали цветы. Когда сделали изрядное количество красивых разных розочек задумались на что нам их привязать, я догадалась, пошла в огород, наломала сиреневых веток и принесла их Розе, она стала возмущаться, говорила, что у роз листочки ни такие крупные, а я всё равно стала привязывать Роза увидела что получается красиво и стала помогать мне. У нас получился красивый букет. И сестрёнка моя предложила мне походить по домам где живут немцы и предлагать им цветы за хлеб. Мы отправились на улицу за Калининские дома а как эта улица называлась я не знаю, прошли всю улицу не одного немца не видели и только на самом краю улицы у самого последнего дома стоял и курил немец, мы подошли к нему поближе и я предложила ему –Пан, кауфен майне блюме их волен ессен!-Немец бросил окурок и ушёл в дом мы продолжали стоять он быстро вышел и вынес пол буханке хлеба взял у меня букет и протянул мне хлеб я поблагодарила немца и мы понесли первый свой заработок маме. Сколько было радости у нас ведь ещё один день прошёл и мы хоть немного поели. Роза решила продолжать делать цветы,мы опять взялись за работу, изготовили ещё один букет отправились опять на ту улицу мы думали что может из другого дома нас увидит кто ни будь и купят у нас цветы, но улица была пустая и как увидела старуха из того последнего дома где мы продали в прошлый раз свой букет? Ведь мы ещё не дошли до её дома, она выскочила и заорала на нас –Опять припёрлись со своими цветами, нечего обманывать порядочных людей, убирайтесь с нашей улице! А разве мы обманывали? Мы своим трудом заработали в прошлый раз хлебушек. А ведь эта женщина была и наверно русская, своя неужели она не понимала что мы голодные. На этот раз мы вернулись домой к голодной маме со слезами, нам было больно от того что мы пообещали маме что что не будь принесём покушать и было до глубины души обидно за ту женщину которая прогнала нас. На этом наш бизнес, как сейчас говорят, закончился. Помню в начале июня был теплый солнечный день по нашей улице за долгие дождливые дни в первые началось движение людей в эти дни было затишье не летели снаряды не бомбили наши самолёты и народ стал собираться на колхозной площади для обмена у кого что есть это было второе военное лето и кто не успел эвакуироваться остались на местах со своими не растраченными вещами и в трудное время старались обменять на что не будь съестное. Мы находились у тёти Дуни в её доме вдруг среди ясного солнечного дня раздались огненные взрывы катюши мы спрятались в подполе снаряды поливали огнём колхозную площадь одной очередью люди горели если бы катюша продолжала бы свою работу живыми ни кто не ушёл бы от туда. Когда стало тихо Роза и я побежали посмотреть где гуляли снаряды катюши мы подбежали к зернохранилищу и увидели горящего человека. Сестрёнка дальше не пошла и меня не пустила над площадью стоял смрад кругом дымилось. После этого случая арт обстрелы усилились и вот одна женщина предложила маме уйти за город, она знала оно место где можно прятаться и сказала что там есть подземная баня. Она с детьми и мы отправились за город, только перешли по мосту через Волгу вдруг услышали гул самолётов посмотрели назад и увидели как летят наши самолёты и сбрасывают бомбы, как во время мы успели уйти! Было это ближе к вечеру и мы торопились от страха и что бы за светло попасть в эту подземную баню ведь мы были не одни. Стемнело когда мы добрались до хутор Лочи, подошли к этой подземной бани открыли дверь и увидели, там в глубине бани горела коптилка люди лежали везде и на полу и на полатях, курице негде клюнуть казалось что люди уже спали, но вскоре зашевелились и стали предлагать места приговаривая при этом- В тесноте да не в обиде- Кое-как все улеглись, оказалось что только моей сестрёнке Розе негде было поместиться. Было одно место на верху, но Роза не хотела забираться туда, а парнишка который лежал в низу тоже не захотел забираться на верх так и пришлось Розе ложиться на верху, среди ночи парнишка закричал, оказывается Роза написала на него. Сказался ослабленный организм ведь в то время мы питались почти одной зеленью. Ели крапиву, лебеду и ещё бывало у кого ни будь мама просила свекольной ботвы а свекольная ботва, мочегонная, вот из – за этого с Розой произошёл этот конфуз. На утро народ стал покидать эту ночлежку, выбрались из неё и мы. На возвышенности стояли два дома.Мы поселились в одном из домов. Помню как мы с ребятишками, этого дома, уселись в кружок и стали играть в ножечки, вдруг над нами с визгом пролетел снаряд, взорвался за сараем и к нам в наш круг упал горячий осколок мы на него плевали и он шипел. Потом поняли что арт обстрел будет продолжаться и мы побежали прятаться. В другом доме жила девочка, я не помню как её звали, у неё были красивые рыжие косы, она познакомилась со мной и пригласила меня к себе домой. Нам хотелось кушать, а у них на полу лежала жёлтая, наверно, коровья шкура, девочка растопила печь и сказала мне-Сейчас мы поедим!- Она отрезала кусок шкуры, положила его на кочергу и держала кочергу со шкурой над огнем, когда шкура опалилась она соскребла с неё горелую шерсть, отрезала кусок и дала мне. Шкура была очень крепкая, но мы грызли с трудом и почти не разжёвывая глотали, есть хотелось, но грызть долго мы не могли. За домом немцы для себя посадили картофель, а сами они жили в землянках в лесу площадь занятая под картофель была большая, её ни кто не охранял и мы ходили воровать. Картофель был ещё совсем мелкий но несмотря на это мы понемногу приносили домой потому что очень хотелось есть. Однажды утром мама позвала меня сходить за Лочу, в кустарник, она думала что может в кустарнике появились грибы ведь так много прошло дождей. Было раннее утро и мы с мамой пробирались тихо между кустами, я почему то боялась, ведь за кустарником начинался лес, а в лесу окопались немцы, мы разговаривали шёпотом я боялась отстать от мамы ведь кричать как обычно кричат в лесу, нельзя. И вдруг-О Боже!- Пред нами на небольшой лужайке лежал труп. Мама сказала мне что это наверно военно-пленный потому что на нём была одета военная шинель короткая, галифе и ботинки левой рукой он держал ведёрко из консервной банки, а внутри банки было какое-то месиво из травы и там кишели черви. Голова военного была без волос и в глазницах тоже были черви. Мы постояли поплакали и вернулись назад. Мама сообщила мужчинам которые были на Лоче и они похоронили его, а я всю свою жизнь вспоминаю этого военного хотя и не знаю как его зовут и в каком месте его похоронили. Мужчины хоронили так что бы не видели немцы, а немцев в лесу было много они жили в блиндажах. На опушки леса было их кладбище, стояло много берёзовых крестов и мимо этого кладбища было жутко проходить. Время шло приближались холода и все люди стали уходить в деревню Пашино за людьми пошли и мы. В один дом поселились две семьи, люди были хорошие и у них было двое детей. И у них и у нас есть было нечего, а около одного дома стояла немецкая полевая кухня,в обеденное время около этой полевой кухне собиралось много деревенских детей, мы сначала баялись туда подходить, но голод победил страх и мы взяли один котелок на двоих и отправились туда. Немцы получили свои пайки и ушли к своим дальнобойным пушкам, а дети стали подставлять свои котелки и немец половником стал понемногу наливать им супу. Нам не досталось и мы не с чем пришли к своей мамочке, она лежала и с глаз её скатывались на подушку слёзы, мама заболела сыпным тифом и две соседки-пожилая женщина и её дочь лежали тоже с высокой температурой. Соседский дедушка откуда то привёл лошадь запряженную в телегу, уложил своих женщин и нашу маму на телегу и увёз их в деревню Абрамково там сохранилось два или три дома в которые свозили тифозников. Остались мы одни, продолжали ходить к полевой кухне бывало немного доставалось и нам супчику. Когда мы находились на хуторе Лоча то там через железную дорогу было поле и на этом поле в конце лета росла спелая рожь, я и Роза ходили на это поле и срезали колоски к тому времени когда мы стали уходить деревню Пашино у нас накопилось пол мешка колосков но нам нужно было набрать полный мешок и мы через лес и поле бегали к тому полю что бы как можно больше набрать колосков. Мамы с нами не было, мы были сами себе хозяевами и делали что хотели бегали куда нам нужно было. Вскоре немцы нас выгнали из домов Роза взяла чемодан а я схватила за узел мешок и поволокла его за собой. Роза стала кричать на меня что бы я бросила эти колоски, а мне было жалко их оставить и я продолжала волочить их за собой. Ведь они достались нам с большим трудом, однажды на поле когда мы бежали за колосками начался арт обстрел и мы ложились в только что образовавшие от взрывов снарядов воронки, плакали и вспоминали нашу маму. Роза наверно тоже поняла что оставлять колоски не гоже и хотя ей было не под силу она взяла мешок с другой стороны за угол и тащила вместе со мной, мы как два муравья тащили свою добычу и бросать ни хотели. Нам было тяжело и мы не знали куда нас гонят хорошо что нас пригнали в д. Толстиково, загнали всех в один дом, а сами ушли. Пока нас немцы гнали нам с Розой было жарко, а в избе стало холодно мы сели на лавочке около печки прижались друг к другу, обнялись и уснули. Утром проснулись от сильного голода а кушать как всегда было нечего Роза предложила пройти по деревне и попросить у жителей что не будь покушать у хозяйке мы просить не стали по её лицу мы определили что она злая. Я пошла искать туалет и не нашла зашла за дом и там я увидела на грядках стоят кочерыжки, я вытащила с корнем две кочерыжки и вернулась в дом дала одну кочерыжку Розе и мы с ней стали выгрызать съедобное место, ножа у нас не было и очистить не чем было. Вещи мы оставили в этом доме а сами ушли, Роза показала мне в какие дома я должна была идти и просить милостыню, а сама пошла в другие дома. Я когда заходила в дом крестилась и просила: «Дайте пожалуйста мне покушать!» И ни кто мне ни чего не давали, а говорили- «Бог подаст! И я уходила не с чем. Розе подавали кто варёный картофель кто лепёшечку, а некоторые говорили так же как и мне. Больше Роза не стала брать с собой. В Толстикове было очень много землянок в которых жили немцы и на их территории были расположены гурты с картофелем Роза разведала, взяла у хозяйке ведро и отправилась как то вечером к гуртам, она нашла гурт где уже брали картофель, набрала ведро картофеля и принесла домой, утром сварила когда хозяйка топила печь, почистила картофель, разложила на протвени и задвинула в горячую печь туда где шкворчели шкварки их семьи. Семья их состояла из трёх человек: Сама хозяйка которую мы не знали как зовут, а жители деревни звали её Бомкой, сын её Васька который не известно по какой причине не воевал как все, а работал на бойне у немцев и мародёрничал на полях сражения он снимал и с немцев и с наших военных всё:- и часы, и полушубки, и валенки. Гнобили везде в своём доме: Много часов лежало между рамами на подоконнике, валенки и полушубки складывались на чердаке и Васька и его жена Верка приносили сало с бойни и жили припеваючи. Бывало нажарят картошку с салом,Верка лежит на кровати около кровати ставили табурет, садились сами и Бомка и Васька вокруг табурета, а на табурет ставили, кипящую в сале картошку и ели до сыта потом вставали румянные разгорячённые довольные и ни кто из них не обращал внимания на ребёнка который сидел около печки смотрел на них голодными глазами и ждала, хоть бы ложечку дали картошки. Розы моей не было со мной она уходила из дома в поисках еды в это утро она взяла у хозяйке ведро и пошла к гурту набрать картошки нагнулась и стала торопливо набирать картошку не заметила как подошёл немец отобрал у неё ведро и ударил по спине прикладом она убежала от него, я спросила Розу больно ли ей было и она стала успокаивать меня, говорила, что приклад пришёлся ей вскользь, вот только она боялась хозяйку из-за ведра которое отнял немец. Время шло, а мамы с нами всё не было и Роза предложила мне опять походить по домам и попросить милостину мы пошли и как тогда она показала в какие дома я должна была идти мне как и тогда ни кто ни чего не подавал, а когда на краю деревни мы встретились, Роза с дасадой сказала мне –ну рыжая опять ты не сумела попросить и показала, в её торбочке лежали две варёные картошки две лепёшки и три пирога я с удивлением смотрела на Розу и думала как это ей подают и почему не подают мне? Когда мы шли домой она мне рассказала что эти три пирога она взяла в одном из домов в каридори около лесенки где она проходила пироги лежали на протьвене накрытые полотенцем. Она зашла в дом, за столом сидели две женщины, а на столе лежали горкой пироги, Роза попросила хоть что нибудь покушать и услышала слова – Бог пошлёт!- И засмеялись, вот она и решила украсть, ведь нам нужно было идти за мамой. Накануне нам сказал старик что он пойдёт в Абрамково за своими и что бы мы шли с ним, всё что было в торбочке у Розы мы решили отнести маме, а сами решили покушать картошку которая стояла в печи, пришли мы домой, хозяйка со снохой пилили дрова, я как всегда села около печки, а Роза пошла доставать свою картошку из печки она открыла заслонку и увидела как кипят шкварки на сковороде и побросала немного горячих шкварок в свою картошку. Бомка с Веркой подсмотрели через окно, вбежали в дом и стали бить её. А сестрёнка моя дорогая Роза кричала им «Я это сделала для Тамары, посмотрите на её спину, у неё спина вся синяя она скоро умрёт!» Она кричала и громко плакала, а я сидела у печки и тоже плакала, мне было жалко Розу. Когда они отстали сестрёнка сквозь слёзы стала успокаивать меня потом принесла протьвень с картошкой и мы поели. После обеда когда хозяев не было дома Роза полезла за книгой которая лежала между рамами, она приподняла книгу и вместе с книгой приподнялась газета которой были накрыты слой разложенных на подоконнике часов, она достала двое часов, накрыла газету как и было и также положила на место книгу. Было бы не заметно если бы мы сами себя не выдали. Мы носили шаровары которые нам сшила наша мама внутри этих шаровар были пришиты карманы вот в эти карманы мы и положили часики, они лежали не заведённые, да мы и не представляли как это делается, ведь у нас ни когда не было таких вещей. Утром мы пошли забирать свою мамочку после болезни, вышли мы из дома на улице было холодно, солнце находилось высоко и совсем не грело лужицы были подёрнуты тонким льдом, а мы были легко одеты, на ногах у нас были обуты бурки которые были нам малы, они были осоюжены кожей и от того что их приходилось часто сушить они ещё и ссохлись. Мы бежали за стариком, он шёл очень быстро, а мы за ним не успевали потому что болели пятки. Кое –как мы дошли до Пашино и стали заходить в дома просили что не будь для мамы покушать мы говорили что идем за мамой забирать её после тифа, подавали редко ведь после нас сюда поселялись люди бежавшие из города как и мы некоторые старые жители остались в своих домах вот они та нас и выдали Ваське. Ну об этом расскажу позже. Нам нужно было торопиться к маме и мы со своими торбочками в которых лежало то что нам подали добрые люди спешили покормить её. Старик тот ушёл и мы остались одни, я испугалась что мы не найдём дорогу к маме и опять останемся одни, но Роза-сестрёнка моя была старше меня и она вывела меня на опушку леса и мы шли мимо немецкого кладбища, торопились, стёрли свои пятки до крови и нам пришлось снять бурки и бежать по холодной земле босиком. Когда мы прибежали в Абрамково и мама увидела наши красные босые ноги от холода, очень расстроилась. Мы сидели на крыльце и мама нам, своими слабыми руками, растирала наши ноги и как могла согревала нас. Потом она оторвала от своей рубашки ткань, перевязала нам наши окровавленные пятки и заставила нас опять обуть бурки. Мы с трудом обулись и пустились с мамой в обра
2013-12-31
681
