Объединенный совет и ленинские декреты. 1917-1922

Провозглашенная и гарантированная Советской властью свобода совести включала и вопрос о защите интересов тех верующих граждан, для которых несение воинского долга противоречило исповедуемым ими религиозным убеждениям. Этот вопрос стал предметом внимания Советской власти уже в первые месяцы ее существования. Уже в начале февраля 1918 г. началась выработка декрета об отделении церкви от государства. Параграф 6 гласил: "Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей". Однако В. И. Ленин не согласился и предложил дополнить пункт: "Изъятия из этого положения [либо замена] под условием замены одной гражданской обязанности другою в каждом отдельном случае допускаются по решению народного суда".

Весной 1918 г. в Москву и Петроград начали съезжаться ссыльные, приговоренные царскими судами к различным срокам наказания за отказ от службы в армии. Это были убежденные антимилитаристы, не отказавшиеся от своих принципов не только перед лицом карательного законодательства царизма, но и перед пытками в "дисциплинарных батальонах", в результате чего некоторые из них погибли.

Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич (1873-1955). советский государственный и партийный деятель, доктор исторических наук, в 1917-20 гг. - управделами СНК.

Теперь они добивались от Советской власти признания права на освобождение от воинской повинности по убеждениям. Их искренность не вызывала сомнений, как и не могла не вызывать сочувствия и уважения их судьба. "Группа каторжан-сектантов, -- пишет Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич, -- приговоренных царским правительством к расстрелу и "пожалованных" вечными каторжными работами за отказ их от исполнения воинских обязанностей на фронте... обратилась к Владимиру Ильичу с просьбой издать такой закон, чтобы те, кто не берет ружья в руки по своим убеждениям и не возьмет его ни при каких обстоятельствах, что, например, они доказали своей жизнью, были бы освобождаемы от воинской повинности или совершенно, или с заменой какими-либо тяжелыми работами..."

Но и независимо от ходатайств представителей антимилитаристских групп, начавшееся формирование Красной Армии сопровождалось на местах фактами отказа верующих от исполнения воинской повинности. Большевикам было необходимо выработать и формулировать принципиальную линию отношения к случаям отказа от службы в Красной Армии по убеждениям. Проповедь верующими антимилитаризма противоречила интересам Советской власти, но ее насильственное пресечение явилось бы нарушением свободы совести. Большевикам в вопросе об освобождении от призыва нужно было выработать принципы, обеспечивающие как интересы строительства вооруженных сил, так и свободу совести.

В течение первых 10 месяцев 1918 г. существовала практика освобождения от военной службы, безо всякой замены другими обязанностями, тех лиц, искренность отказа которых по религиозным убеждениям была письменно засвидетельствована В. Г. Чертковым. Имя друга Льва Толстого звучало в те месяцы столь магически, что ни красные, ни белые "власти" не принуждали служить в армии владельцев таких удостоверений. В 1918 г. от военной службы по справкам Черткова было освобождено примерно 300-400 человек.

География отказов была широкой, но во многих случаях отказывавшиеся не знали о существовавшей практике. Среди отказывавшихся некоторые отвергали сам принцип удостоверения наличия или отсутствия у них определенных убеждений. Они усматривали в этом посягательство на свободу совести. Все это приводило на местах к всевозможным осложнениям, например, отнесению отказывавшихся по религиозным мотивам служить в Красной Армии в разряд дезертиров.

Первым опытом общего урегулирования этого вопроса явился приказ Реввоенсовета Республики No 130, подписанный Л. Д. Троцким 22 октября 1918 г. Этот приказ исходил из смысла вышеприведенной ленинской поправки к декрету об отделении церкви от государства, составившей в нем специальный пункт. Освобождение от несения воинского долга по религиозным мотивам, согласно приказу, предусматривало: 1) доказательство искренности убеждений отказывавшегося перед судебными органами и 2) замену непосредственного участия в военных действиях несением санитарной службы. В приказе говорилось: "...на военнообязанном, заявляющем о невозможности для него, по его религиозным убеждениям, исполнить воинский долг, лежит обязанность доказать перед соответствующим учреждением судебно-следственного характера, что эти религиозные убеждения не являются простым прикрытием его трусости или недобросовестности.

В том случае, если это будет установлено, военнообязанный может быть освобожден от непосредственных боевых обязанностей с тем, однако, что он зачисляется в санитарную команду...".

Для многих отказников этот порядок был вполне приемлемым. Но крайними сторонниками "христианского анархизма" приказ Реввоенсовета был встречен как посягательство на их совесть. Один из фактов отказа участвовать в несении санитарной службы стал предметом письменного обращения к В. Г. Черткову московского окружного военного комиссара Е. М. Ярославского: "Мы считаем необходимым не за страх, а за совесть выполнить приказ No 130 РВС Республики от 22 октября 1918 г., по которому лица, отказывающиеся служить в строю по религиозным убеждениям, зачисляются в санитарную команду. Мы считаем, что обязанности санитара, помощь больным, раненым, увечным, уход за страждущими людьми ни в коем случае не может противоречить религиозным убеждениям христианина или члена какой-либо другой религиозной общины. Если гражданин Павел Федорович Попов желает, чтобы его "освободили от участия во всех насилиях", как он сам пишет, то мы и не намерены привлекать его к участию в насилиях.

Согласитесь, товарищ Чертков, что надо совершить чудовищную подтасовку, чтобы службу санитара считать одним из видов участия в насилии. Мне кажется, что Ваша прямая обязанность объяснить этим людям, называющим себя последователями Льва Николаевича Толстого, что помощь больным, раненым, увечным, истекающим кровью -- не есть участие в насилии, не есть насилие".

Ответом на поставленный вопрос можно считать написанное Чертковым в августе 1920 г. вступление к книге "Противники войны": "Находящиеся в военных госпиталях и в лазаретах раненые и больные излечиваются с целью наискорейшего возвращения в строй и предназначаются для дальнейшего убийства..." Поэтому: "При отсутствии так называемой "медицинской" помощи, т. е. без поддержки военно-санитарного дела, дикость и ужас войны стали бы для людей еще более очевидными, вследствие чего народы были бы менее склонны в ней участвовать".

Слева: председатель ОСРОГ Владимир Григорьевич Чертков (1954-1936). Справа: его заместитель Константин Семенович Шохор-Троцкий (1892-1937).

В декабре 1918 г. Ярославский в письме в Совет Народных Комиссаров предлагал "создать особую коллегию из коммунистов -- с участием представителей религиозных общин... Эта коллегия должна расследовать и решать вопросы во всех случаях, где люди отказываются от несения военной службы по религиозным мотивам... Такое решение создаст еще более прочную уверенность, что РСФСР обеспечивает всем гражданам полную свободу совести. Практически же эта мера вряд ли серьезно отразится на успехе формирования армии, так как за все время по удостоверениям Черткова освобождено несколько сот человек, что составляет менее половины процента общего числа призванных". К своему письму Ярославский прилагал заявление образованного в октябре 1918 г. Объединенного совета религиозных общин и групп (ОСРОГ).

Видимо именно заявление Объединенного совета от 18 ноября 1918 г. побудило Ярославского немедленно выступить со своим предложением. В этом заявлении, поданном в Совет Народных Комиссаров, содержалась критика приказа Реввоенсовета No 130, исходившая из презумпции, что дела, предметом которых являются совесть и убеждения человека, вообще не могут быть объектом судебного рассмотрения. Далее в заявлении назывались категории верующих, для которых являлась неприемлемой любая замена военной службы, было ли это зачислением в санитарные команды или привлечением к другим видам обязательного труда. В заключение Объединенный совет предлагал, чтобы все дела об отказах от военной службы как несовместимой с совестью и убеждениями подлежали исключительно его компетенции, поскольку он имеет "все необходимые данные для установления факта, что в каждом отдельном случае не имеет места недобросовестная, обманная ссылка на религиозные якобы убеждения". Он выражал готовность "принять участие в организациях подобных советов в некоторых провинциальных центрах..." с тем, чтобы осуществлять функции по освобождению от воинской повинности на местах. По существу это было предложение передать все дела по отказу от военной службы по убеждениями, на усмотрение самих религиозных организаций через их представителей в Объединенном совете.

Заключения и предложения, подготовленные внутренней комиссией Наркомюста, были переданы в созданную Совнаркомом в конце ноября 1918 г. специальную комиссию, которая должна была окончательно выработать текст декрета. В комиссию вошли: нарком юстиции Д. И. Курский, член коллегии НКЮ П. А. Красиков, управляющий делами СНК В. Д. Бонч-Бруевич и председатель ОСРОГ В. Г. Чертков.

В фонде Бонч-Бруевича хранится его рукопись, озаглавленная "О том, как создавался декрет об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям": "В первом заседании В. Г. Чертков подробно изложил все типичные случаи отказов от воинской повинности, перечислив названия сект, совершенно отрицающих воинскую повинность и где бывают отдельные случаи, и остановив особое внимание комиссии на отказывающихся по религиозным убеждениям одиночек, не принадлежащих ни к каким организованным сектам, религиозным общинам или группам, а живущих "сами по себе"...". Деятельность Черткова в комиссии была, таким образом, направлена на максимальное расширение сферы применения декрета и на предоставление каждому права решать, подлежит ли он призыву на военную службу.

3 января 1919 г. проект декрета об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям был утвержден на заседании Малого Совнаркома и уже на следующий день после поправок и дополнений принят на заседании Совета Народных Комиссаров.

В Совнаркоме этот декрет был изложен лично Лениным. В выступлении он подробно разъяснил "принципиальное значение этого декрета, в котором подчеркивается уважение Советской властью к выстраданным всей жизнью убеждениям, хотя и в принципе несогласным с убеждениями коммунистов". Он обратил внимание на малочисленность таких отказов, которые, как он считал, лучше принять, чем засорять ими дисциплинированные ряды Красной Армии, где они явились бы совершенно чуждым и явно мешающим элементом. Ленин считал, что этот декрет недолговечен, поскольку отказы от службы в армии -- это реакция на насильственную и принудительную солдатчину самодержавия. Отсутствие насилия и принуждений со стороны Красной Армии снимет эту проблему. Пропаганда же защиты социалистического отечества от интервентов и белогвардейцев сделает службу в армии самым популярным делом. Принципы непротивления начнут тускнеть, и носителей их будет все меньше и меньше. Декрет, с его точки зрения, принимался, чтобы успокоить и удовлетворить тех, кто натерпелся преследований от царского правительства.

Написанное Лениным и принятое Советом Народных Комиссаров дополнение, составившее третий пункт декрета СНК от 4 января 1919 г. "Об освобождении от воинской повинности и по религиозным убеждениям" выглядело следующим образом: "В виде изъятия, [по отношению к отдельным лицам]... Объед[иненный] Совет по единогласному своему решению вправе приносить особые ходатайства перед [Верх(овн)ым] Рев. Трибун[алом] или же перед ЦИК о полном освобождении от воинской службы, без всякой замены ее другой работой, если может быть специально доказана недопустимость даже и такой замены с точки зрения не только религиозных убеждений вообще, но и сектантской литературы, а равно личной жизни соответственного лица".

Текст декрета был передан по радио за границу. "Когда этот декрет был распубликован, -- пишет Бонч-Бруевич, -- он произвел большое впечатление. Заграничная пресса его с изумлением перепечатала. Всюду писали о величайшей гуманности Советской власти, проявившейся в этом декрете". Можно сделать вывод, что большевики оценивали принятие данного декрета скорее как декларацию своего "передового" отношения к вопросам свободы совести, рассчитывая, что количество отказчиков будет минимальным. Практика показала, что они серьезно ошибались в оценке ситуации. Становление Красной Армии проходило трудно, достаточно быстро пришлось перейти от добровольчества к принудительному призыву. В массе своей молодежь вовсе не хотела сражаться: в первый же год Гражданской войны из Красной армии бежало 917 250 человек. С февраля 1919 года по июль 1920 через трибунал прошло еще три миллиона дезертиров. Советская власть отвечала репрессиями: уже в декабре 1919 за отказ от военной службы были расстреляны восемь молодых толстовцев. Год спустя была арестована, подвергнута истязаниям и осуждена на заключение в концлагере другая группа толстовцев. Всего за отказ от военной службы было расстреляно свыше ста человек.

Одним из первых мероприятий Объединенного совета было массовое размножение текста декрета 4 января 1919 г. Он печатался в виде листовок и пачками рассылался по религиозным общинам, а оттуда широко распространялся среди населения. Со стороны Объединенного совета были приняты и другие меры, направленные к максимальному просвещению верующих относительно их прав. В ряде городов, по типу Объединенного совета, начали создаваться местные советы религиозных общин и групп. Чтобы шире развернуть дело экспертизы, а одновременно и популяризовать отказы от несения воинской повинности как среди верующих, был создан институт уполномоченных на местах. На заседании совета 9 сентября 1919 г. было назначено 18 уполномоченных. В целях ускорения процедуры прохождения по инстанциям дел об отказах и стандартизации их оформления была разработана и размножена в виде печатного бланка анкета "Опросный лист отказывающегося от военной службы по религиозным убеждениям (для представления в Объединенный совет религиозных общин и групп)".

В письме от 19 ноября 1919 г. из Моршанска в Москву в Объединенный совет от местного уполномоченного А. Степанова сообщается: "Скажу только о процедуре судов. Местные (городские) судьи действуют так: принимая заявления от отказывающихся, они туг же назначают время разбора дела, а отказывающегося направляют ко мне. Я знакомлюсь с отказывающимся, а на суде даю письменное показание такого рода: "Настоящим устанавливаю, что такой-то по своим таким-то религ[иозным] убеждениям не может нести воинской повинности. Отказывающийся действует искренно. Уполномоч[енный] ОСРО и гр. такой-то". На основании одного этого моего заключения суд делает определенное постановление (освобождает от военщины)".

Отношение со стороны религиозных организаций к декрету показал Всероссийский съезд внецерковных религиозных течений, проходивший в Москве с 6 по 10 июня 1920 г. На съезде были представлены руководители ряда религиозных групп. Вопрос, поглотивший фактически всю программу съезда, назывался: "Отношение внецерковных религиозных течений к военной службе и к другим видам государственной повинности". Сохранился протокол съезда:

Чертков: "Массовые отказы не должны нас пугать, как пугают курицу выведенные ею уплывшие утята".

Булыгин: "Можно ли успокаиваться, что мы еще не столкнулись с переворотом во всем народе, бегущем от военной службы. Надо сейчас наметить позицию, которую приходится занять". "Прежде отказывались от войны жившие христианской жизнью, сейчас же появилась возможность отказа всему русскому народу".

Митрофан: "Надо давать удостоверения всем отказывающимся... Почему нельзя считать религиозными всех людей?"

Слева направо, стоят: С. М. Попов, С. М. Булыгин, В. Ф. Булгаков, сидят: М. В. Булыгин и
А. К. Черткова.

Высказывалось мнение, что ОСРОГ вообще должен отказаться от права экспертизы, полученного по декрету от 4 января 1919 г., так как следует призвать народ к всеобщему отказу от несения воинской повинности, а необходимость экспертизы вносит в это ограничения, и, следовательно, в данном случае Объединенный совет выступает в качестве инструмента государственной политики.

Участник съезда Троицкий заявил: "Мы переживаем время переоценки власти вообще, и дни всякой власти сочтены: власть этого не сознает, но чувствует. Декрет 4 января -- побуждение к самосохранению. Пало самодержавие -- это приписывают себе революционеры, а может быть, тут сыграли некоторую роль религиозники, ведь о каждом отказывающемся говорили целые роты. Теперешняя власть обезопасила себя от таких людей: мы берем бумажку и за то живем спокойно и молчим. Наша же попутная цель не поддерживать власть, а, принимая декрет, мы ее поддерживаем". Это выступление явилось лейтмотивом съезда. На основании выступлений можно восстановить и какова была на местах практика использования религиозными группами декрета от 4 января 1919 г.

Шилов: "Народные суды у нас относятся легко к освобожденным, если есть удостоверения от Объединенного совета. Ко мне обращаются баптисты и евангельские христиане разных общин".

Шишкин: "Отказалось баптистов в нашей организации (Астраханской, Саратовской, Самарской и Уфимской губерний) до 5 тыс. человек, но многие не прошли через народные суды. Одни воспользовались удостоверениями местной общины, другие совсем не пользовались никакими удостоверениями, говоря, что "это дело -- мое и Бога"".

Тимошенко (видный баптистский деятель): "...баптисты в России массами отказываются".

Мороков: "В Саратове до 2 тыс. дел таковых...".

На съезде возникла дискуссия о том, как воспринимать массовые отказы от службы в армии:

Павлов: "Христос сказал: "Будете ненавидимы за имя мое". Кто выходит на свет, у того болят глаза. Если мы проводники света, то тем, что жмурятся люди, мы не должны смущаться, мы не должны идти за массой".

Левинданто держался иной точки зрения: "Деятельность Объединенного совета и декрет пробудили некоторое движение, но мы видим, что отказывающиеся по своей последующей жизни мало чем отличаются от других. Отказы носят массовый характер, но это не утвержденные люди, стадно отказывающиеся, подтолкнутые декретом. Они искусственно подтолкнуты и из 100% отказывающихся 50% несознательны..." И дальше: "Мы играем в прятки, сектанты уверены, что все, принадлежащие к секте, могут освобождаться. Надо отчетливо сказать, что мы стоим на другой точке зрения. Декрет может распространяться лишь на ограниченный круг людей, а теперь отказываются все -- вот у нас создалось неловкое положение, недоверие по отношению к нам власти и населения".

Чертков возражал: "Я считаю, что приходится нам не считаться с недоброжелательством, так как, если мы сможем освободить хотя малую часть, мы должны это сделать, а если появляется зависть, то в этом виновато правительство, которое не освобождает остальных".

Съезд обсуждал позицию по отношению к трудовой повинности вместо военной службы. Показательно выступление Лушникова: "С введением осадного положения в Саратове начали посылать на рытье окопов. Мы отказались. Потом на выгрузку дров, потом на снежные работы... Баптисты и адвентисты отказались... так как распоряжалось военное ведомство этой работой. Смотрели на трудовую повинность как на воинскую повинность".

Коваль сообщил, что в Новоузенском уезде (Саратовская губерния) "методисты отказались от трудовой повинности, и их присудили к шести месяцам тюремного заключения".

Булыгин призвал к отказу от трудовой повинности и неповиновению власти: "С введением трудовой повинности" явится такая тяжелая форма рабства, которая послужит падению власти. Если ко мне придет комиссар, то я откажусь. Обязанность каждого христианина поступать таким же образом. Какое бы сопротивление нам власть ни оказала".

Разумеется, такие действия не могли положительно оцениваться Советской властью. Вместо небольшого количества отказов от военной службы разворачивалось массовое движение. В этом движении очень важную роль играл ОСРОГ. Он взял на себя не просто функцию экспертной организации, но и пропаганду отказа от военной службы и защиты прав таких отказчиков. Отдел Наркомюста по практическому осуществлению декрета об отделении церкви от государства уже в 1919 г. докладывал, что Объединенный совет злоупотребляет своими функциями и ставил вопрос о лишении его прав юридического лица.

10 ноября 1921 г. Чертков как председатель Объединенного совета обратился к Ленину с жалобой на нарушение декрета советскими органами. Была создана комиссия для рассмотрения заявления. В течение двух заседаний комиссия изучала вопрос. Она решила, что жалоба необоснованна, и есть факты злоупотребления со стороны Объединенного совета.

14 декабря 1920 г. было принято постановление Совета Народных Комиссаров об изменениях и дополнениях декрета от 4 января 1919 г. Наиболее существенные изменения имели целью ужесточить процесс получения доказательств того, что отказывающийся от военной службы поступает так по своим идейным убеждениям, а именно: 1) исповедуемое им религиозное убеждение исключает несение воинских обязанностей и 2) отказывающийся на деле образом своей жизни показал преданность своему учению. То и другое должно было быть подтверждено на суде свидетельскими показаниями и другими данными, убеждающими в искренности отказывающегося, а также приглашаемой судебным органом экспертизой в составе авторитетных и заслуживающих доверия представителей соответствующих религиозных течений. Предусматривалось привлечение в качестве экспертов и лиц, не связанных с какими-либо религиозными течениями, но обладающих необходимыми знаниями и опытом. Сохранялся и пункт декрета от 4 января 1919 г. об освобождении от воинской повинности в особых случаях и безо всякой замены. ОСРОГ, в отличие от текста декрета от 4 января 1919 г., ни в каком качестве в постановлении Совнаркома не упоминался. Это говорило об ужесточении политики по отношению к отказу от военной службы и конкретно к Объединенному совету.

В таких условиях деятельность Объединенного совета по пропаганде отказа от воинской и трудовой повинностей, их оформлению и продвижению в судебных органах пошла на спад. Тем не менее, только через эту организацию прошло до 40 тыс. отказов от военной службы по религиозным мотивам.

Пропаганда отказа от военной службы проникла и в армию. Военные встречались не только с отказом верующих от призыва, но и с различными формами распространения ими антивоенных настроений в рядах красноармейцев. В архиве Черткова имеется письмо группы толстовцев в котором сообщается, что они, а также несколько баптистов и молокан по распоряжению особого отдела 4-й армии были заключены 18 февраля 1920 г. в Новоузенскую тюрьму. Причина следующая: "...в нашем селе стоял полк солдат... солдаты охотно посещали сектантские собрания, и некоторые открыто заявили об отказе от военной службы по религиозным убеждениям,... которых мы удостоверяли в искренности убеждений, и сейчас они с нами находятся в тюрьме. И ввиду этого власти, боясь разложения войск и заражения их религиозным духом правды, и начали это гонение..." Судя по выступлению Лушникова на съезде "внецерковных религиозных течений" в июне 1920 г., масштаб событий был более широким: "Был случай в с. Питерки массового отказа 105 человек, но когда на них насел комиссар, они отказались от отказа... стали появляться карательные отряды, которые, обвиняя баптистов в сманивании солдат, запечатали молельню и сделали из нее клуб, а часть баптистов арестовали".

В газете "Красный боец" был опубликован приказ командующего Запасной армией республики и окружного военного комиссара Приволжского военного округа от 16 сентября 1920 г., изданный в связи с агитацией отказа от военной службы. В приказе сказано: "Наши враги посылают в красноармейскую массу, под личиной евангелистов, тайных врагов рабочих и крестьян, пытающихся усыпить их отрицанием войны и убеждением сложить оружие. Случаи подобной пропаганды были уже и в войсках, вверенных мне армии и округа.

Командиры и комиссары, коммунисты и все честные рабочие и крестьяне, составляющие части Запасной армии и Приволжского округа! Будьте бдительны! Не дайте усыпить или затемнить свое светлое сознание и твердую волю, ведущие вас к победе".

Однако позиция отказа от военной службы не была следствием намерения выступить вместе с одной из сторон Гражданской войны, как это пытались представить пропагандисты большевиков. Во имя тех же самых религиозных верований пацифисты отказывались служить и у белогвардейцев, отказывались упорно и массами. Объединенный совет не вел организованной пропаганды отказа от военной службы по ту сторону фронта, где действовали белогвардейцы и интервенты. Там массовые отказы от военной службы по религиозным мотивам были делом самих рядовых верующих и некоторых руководителей общин. Это была в том числе и своеобразная попытка найти "третий путь" выхода из ситуации массового братоубийственного конфликта.

Лидер духоборов Петр Васильевич Веригин (1858-1924) в последние годы жизни.

В 1921 г. общество духоборов в Канаде обратилось к правительству РСФСР: "Мы, духоборцы, живущие в Канаде, оставили Россию -- нашу Родину, чтобы избавиться от насилия самодержавного царского правительства, вынуждавшего нас отречься от наших принципов: равенства, братства и свободы. Мы верим, что Россия встала на путь освобождения угнетенного народа, и мы желаем присоединиться к нему и помочь..." На этом обращении В. И. Ленин написал следующую резолюцию: "Спешно... Я вполне за. Мой взгляд: тотчас разрешить и ответить архилюбезно".

Лидер духоборов Петр Васильевич Веригин (1858-1924) в последние годы жизни.

Представитель Официального агентства РСФСР в Канаде Д. Павлов провел исследование и пришел к выводу, что средний духобор-крестьянин в Канаде, при коллективном труде и применении сельхозтехники работает в 10-12 раз производительнее, чем средний крестьянин в России. Наемный труд у духоборов отсутствует. В начале октября 1921 г. при Главколхозе Народного комиссариата земледелия был создан Оргкомсект -- "Комиссия по заселению совхозов, свободных земель и бывших имений сектантами и старообрядцами". Как объяснял Ленин, сектанты и старообрядцы имеют общины, которые давно и хорошо занимаются земледелием на коллективных началах и могут оказать существенную помощь, заселяя пустующие национализированные имения и свободные земли, как это стремятся сделать теперь духоборцы, молокане и новоизраильтяне, а также совхозы, которые у нас не идут или разваливаются. При этом, естественно, им гарантировалась свобода совести, включая и право на отказ от военной службы.

5 октября 1921 г. уже было отпечатано в количестве 50 000 экземпляров и распространено обращение "К сектантам и старообрядцам, живущим в России и за границей". Этому заявлению поверили. Возвращались тысячами, трудились, не покладая рук, подчас на бросовых, неудобных землях, превращая их в процветающие хозяйства. Десятки производственных кооперативов и коммун были образованы молоканами, баптистами, евангелистами, меннонитами и адвентистами. Больше всего общин к исходу 20-х годов было сосредоточено на Северном Кавказе в Сальском округе. 10 000 молокан образовали 50 коммун, построили в короткие сроки 22 завода, производящих десятки тысяч пудов масла и русско-швейцарского сыра, развели стада породистого и продуктивного скота, обиходили пастбища. Все эти образцовые хозяйства вскоре были разрушены во время принудительной коллективизации.