Мужчины, женщины и руководящий пост

Воспитательные меры и санкции

В распоряжении начальства был следующий набор мер в отно­шении провинившихся крестьян: побои, штрафы, арест, конфис­кация скота или другого имущества, экспроприация и, наконец, исключение из колхоза. В случаях коллективного неподчинения руководители могли ликвидировать целый колхоз, что означало коллективную экспроприацию, порой сопровождавшуюся насиль­ственным включением бывшего колхоза в совхоз и мгновенным превращением колхозников в безземельных сельскохозяйственных

рабочих. Большинство этих методов были с точки зрения закона весьма сомнительны, а то и откровенно противозаконны²⁴.

Аресты и штрафы повсеместно практиковались в чрезвычай­ных масштабах; отсюда постоянный поток инструкций из Мос­квы, вновь и вновь повторяющих, что право производить арест принадлежит только органам милиции и НКВД (хотя в действи­тельности все руководители пользовались этой мерой против крес­тьян), запрещение «налагать произвольные и незаконные штра­фы» и отмена в 1935 г. многих приговоров, вынесенных колхоз­никам в начале 30-х гг., так же как это было сделано в отношении сельских должностных лиц²⁵. Сталин и Молотов указывали в сек­ретной инструкции в мае 1933 г.:

«Имеются сведения, из которых видно, что массовые беспоря­дочные аресты в деревне все еще продолжают существовать в практике наших работников. Арестовывают председатели колхо­зов и члены правлений колхозов. Арестовывают председатели сельсоветов и секретари ячеек. Арестовывают районные и краевые уполномоченные. Арестовывают все, кому не лень и кто, собствен­но говоря, не имеет никакого права арестовывать...»²⁶

Москва также постоянно предостерегала против увлечения ис­ключением из колхоза (поскольку в результате коллективизиро­ванные крестьяне снова превращались в единоличников), а еще хуже относилась к ликвидации колхозов или насильственному включению их в совхозы. Тем не менее, местное руководство, по всей видимости, нередко пользовалось в качестве дисциплинарной меры угрозой ликвидировать провинившийся колхоз²?.

Сельские руководители на уровне районных и сельских сове­тов были, как правило, мужского пола, крестьянского происхож­дения и малограмотны. Они часто приходили на административ­ную работу после службы в Красной Армии (по крайней мере от­служив обязательные два года). Руководители районного уровня обычно состояли в партии, в сельсоветах дело обстояло наоборот. Так или иначе, в их биографиях, как правило, имелись темные пятна. Члены партии получали партийные взыскания, временно исключались и даже приговаривались к лишению свободы по раз­личным обвинениям, от «саботажа государственных заготовок» до растраты казенных средств, беспартийные еще чаще в прошлом отбывали срок в тюрьме, нередко раньше состояли в партии, но были исключены.

Возьмем, к примеру, группу руководителей из Красногорского района Западной области в 1937 г., состоявшую из секретаря рай­кома, председателя райисполкома, трех заведующих отделами

райисполкома и одного председателя сельсовета. Все они, кроме одного, родились между 1899 и 1901 гг., в деревнях, находивших­ся либо в Западной области, либо вблизи от ее границ, по нацио­нальности были русскими. Происходили из довольно зажиточных семей (заведующий райзо, например, был сыном бывшего «твер-дозаданца») и окончили три-четыре класса сельской школы. Председатель сельсовета за предыдущее десятилетие три раза был под судом за должностные преступления и хулиганство и дважды отбывал короткие сроки заключения. Один из районных руково­дителей тоже чуть не попал в тюрьму за невыполнение плана хле­бозаготовок. Исключением в этой группе являлся самый старший по должности, секретарь райкома, еврей из одного из городов об­ласти. Он окончил высшую партийную школу (т.е. имел нечто вроде среднего образования), был, по-видимому, мобилизован в деревню в начале 30-х гг., да так там и остался²⁸.

В том, что женщины в сельской администрации любого уровня были представлены слабо, не было вины центральной власти, не­уклонно и решительно поддерживавшей выдвижение женщин на руководящие должности в деревне. Сталин расточал крестьянским женщинам множество авансов, начав со сделанного в 1933 г. заяв­ления, что женщины в колхозе «большая сила» и нужно поощ­рять занятие ими ответственных постов, а затем вмешавшись в об­суждение вопроса об отпусках по беременности и родам для кол­хозниц на Втором съезде колхозников-ударников в 1935 г. (где почти треть делегатов составляли женщины, что, безусловно, от­ражало политическую тенденцию, а не реальное положение вещей). Сталин также снова и снова подчеркивал важность осво­бождения крестьянской женщины от гнета патриархальной семьи и много раз показывался на публике в обществе стахановок, таких как ударница-свекловод Мария Демченко и трактористка Паша Ангелина²⁹. Председатель ВЦИК М.И.Калинин, наиболее тесно связанный с крестьянскими проблемами член партийного руковод­ства, неустанно выступал за выдвижение женщинЗО.

Можно даже сказать, что советская власть в 30-е гг., если речь заходила о деревне, питала предубеждение против мужчин в пользу женщин, поскольку отрицательные образы, например ку­лака, всегда были мужскими, а положительные, например крес­тьянина-стахановца, — как правило, женскими. Это понятно, если рассмотреть центр тяжести власти в деревне: мужчины обла­дали властью, следовательно, от них исходила большая угроза; женщины были бесправны, следовательно, не представляли угро­зы и их даже можно было привлечь к сотрудничеству как эксплу­атируемую группу. Существовали и практические соображения. В резолюции ЦК 1935 г. указывалось, что, поскольку женщины со­ставляют большинство в колхозах значительной части Нечерно­земной полосы, необходимо проводить в этом регионе активную политику выдвижения женщин на руководящие постыЗ!.

Все же, как известно, женщине трудно было занять на селе руководящую должность. Главная причина состояла в том, что крестьяне, как мужчины, так и женщины, относились к этому не­одобрительно, а местные власти, как правило, разделяли их мне­ние. Стоило женщине стать председателем колхоза или сельсове­та, как тут же появлялись злобные сплетни и слухи по поводу ее личной жизни и покровительства, якобы оказываемого ею родст­венникам мужского пола³². Более того, представительство жен­щин на оплачиваемых сельских административных должностях в течение десятилетия не увеличивалось, как следовало бы ожидать, принимая во внимание высокую степень заинтересованности в этом правительства, а, напротив, уменьшалось — еще один при­знак ослабления влияния центральной власти в деревне. Мария Шабурова, деятельница всесоюзного масштаба, занимавшаяся женским вопросом и ставшая впоследствии наркомом социального обеспечения, выражала в 1934 г. досаду и разочарование по пово­ду проявляющейся на селе тенденции к отказу от выдвижения женщин. Многие женщины были назначены на руководящие посты в начале 30-х гг., говорила она, однако теперь все эти до­стижения перечеркнуты. В Западной области, к примеру, число женщин — председателей сельсоветов упало с 206 до 58. В Гру­зии и Армении в 1931 г. эту должность занимали 50 женщин, те­перь же осталось только четыре. В 1936 г. лишь 7% председателей сельсоветов и менее 3% председателей колхозов были женщина­ми³³.

О том же писала в 1937 г. группа женщин из Островского райо­на Псковской области, жаловавшаяся в местную газету, что в райо­не нет ни одной женщины — председателя сельсовета и только две женщины являются председателями колхозов. Правда, в райиспол­коме было несколько женщин, но они играли там чисто декоратив­ную роль, им не давали никакого реального дела и «для приличия» приглашали «лишь на пленумы райисполкома». Авторы письма об­виняли бывших районных руководителей (жертв Большого Терро­ра, над которыми только что был проведен показательный процесс) в том, что они «всеми способами старались оттереть женщин от ру­ководящей работы, держать их под спудом», требовали отныне более энергично вьщвигать на ответственные должности женщин и даже называли некоторые кандидатуры³⁴.

Многие женщины, занимавшие руководящие посты в начале 30-х гг., были бедными вдовами, часто батрачившими некогда в 20-е гг. на кулаков. Например, Агриппина Городничева жила в деревне в Московской области, пока ее муж не умер в начале 20-х гг. Не в силах справиться с хозяйством одна, она уехала в Москву и 7 лет работала домработницей. Когда ей было уже под пятьдесят, началась коллективизация; она вернулась в деревню и стала ак­тивной сторонницей колхоза. В 1933 г. она была председателем ревизионной комиссии колхоза и заместителем председателя сель-

совета. «Тетка Варя», главная героиня рассказа советского журна­листа о коллективизации в Спасе-на-Песках, маленькой деревуш­ке в Нечерноземье, осталась вдовой в Первую мировую войну, была активисткой комитета бедноты в гражданскую и стала пер­вым председателем колхоза в начале 30-х гг. Однако в середине десятилетия руководство в колхозе захватили мужчины, и тетка Варя была отстранена35.