Знатные люди

В представлениях о советском крестьянине и его отношении к советской власти в 1935 г. произошел перелом. В первой половине 30-х гг. фигура колхозного активиста — находчивого, энергично-

го, несгибаемого, сознательно усвоившего советские ценности — предлагалась другим крестьянам в качестве образца для подража­ния. Были проведены и широко освещались два всесоюзных съез­да активистов, или «колхозников-ударников», а также множество областных съездов. Второй всесоюзный съезд прошел в марте 1935 г., и его задачей было обсудить проект нового Устава сель­скохозяйственной артели, подготовленный сельскохозяйственным отделом ЦК, и формально утвердить его от лица крестьянства. Но с принятой активистами на себя ролью представителей крестьян­ства возникли проблемы. Во-первых, многие из них были предсе­дателями колхозов и бригадирами, а не простыми колхозниками. Во-вторых, как показал Второй съезд, отношения активистов с пассивным (или враждебным) крестьянским большинством в период коллективизации оставили горькое наследие, в результате чего они не хотели и не могли представлять интересы большинства.

С появлением в 1935 г. стахановского движения образцовый тип колхозного активиста стал уступать место новым фигурам — «знатным людям» из крестьян. Активист жил в мире власти, ес­тественной средой обитания знатных людей стал рекламный по­темкинский мир. Типичные колхозные активисты принадлежали к мужскому полу и обычно были русскими, типичными знатными колхозниками стали женщины, часто представительницы какого-нибудь колоритного этнического меньшинства. Хотя, как правило, чтобы стать знатным, необходимы были производственные дости­жения, как только барьер был взят, основным занятием знатных людей (пока не прошла слава) становились присутствие на съез­дах и митингах, позирование перед фотографами и встречи с по­литическими руководителями. Одной из главных функций знат­ных людей всесоюзного уровня было давать Сталину возможность разыгрывать мудрого и заботливого вождя-отца со своими любя­щими дочерьми-крестьянками.

Хотя Второй съезд еще был достаточно самостоятельным со­бранием, с реальной повесткой дня, культ Сталина, в создании которого знатные люди из крестьян позднее сыграли существен­ную роль, уже был налицо. Сталин опоздал на полчаса на первое заседание редакционной комиссии, потому что фотографировался с делегатами. Как свидетельствуют многие рассказы, эти фото для делегатов имели огромное значение; те, кому удалось постоять рядом с ним или увидеть его вблизи, неизменно бывали глубоко взволнованыЗб. О том, как Сталин вошел и занял свое место в президиуме на третьем заседании, в стенографическом отчете го­ворится следующее:

«Его появление встречается бурными, долго не смолкающими аплодисментами. Раздается возглас одной из делегаток съезда: "Да здравствует наш вождь, великий учитель Сталин!"»37

Один из делегатов, отчитываясь перед своими односельчанами в Ленинградской области на чрезвычайно долгом, затянувшемся на 6 часов, вечере вопросов и ответов, подчеркивал символич-

ность того факта, что заседания съезда проходили в Кремле: «А разве это могло быть раньше? Разве нас бы пустили в этот дво­рец? Никогда!» Это, видимо, задело чувствительную струнку в душе его слушателей-крестьян, один из которых в истинно потем­кинском духе осведомился, знают ли об этом событии в капита­листических странах Запада: «А заграничные послы были на съезде?» — спросил он с надеждой³⁸.

Одна из первых и наиболее долговечных знатных колхозниц, Паша Ангелина, присутствовала на съезде в качестве делегата. Выступая разумно и по существу, она все же не преминула дать обещание вспахать на своем тракторе 1200 гектаров. Это, по-види­мому, явилось первым шагом на поле обращенных к Сталину тор­жественных клятв повысить производительность труда, которое позже превратилось в арену состязаний³⁹.

Когда стахановское движение в конце 1935 г. развернулось во всесоюзном масштабе, по-настоящему пышным цветом расцвели новые ритуалы с участием крестьян и руководителей. В промыш­ленности, где движение зародилось, термин «стахановец» означал рабочего, перевыполнявшего норму за счет рационализации тру­дового процесса. Однако в сельском хозяйстве о рационализации речь могла идти в гораздо меньшей степени, и там термин «стаха­новец» мало отличался от предыдущего — «ударник». И стаха­новцы, и ударники в сельском хозяйстве были крестьянами, кото­рых премировали за более высокую производительность и более упорный труд, чем у других. Им давали премии в виде швейных машинок и одежды, а кроме того, они получали в высшей степени вожделенную привилегию поехать на съезд стахановцев в район­ный или областной центр, а то и в Москву. В иерархии крестьян-стахановцев низы, совершавшие поездки и пользовавшиеся из­вестностью лишь местного значения, продолжали работать на полях и фермах, где часто сталкивались со злобой и враждебнос­тью со стороны остальных. Верхи же ездили на всесоюзные съез­ды стахановцев в Кремль⁴⁰, где немногие избранные, бывшие до­статочно привлекательными или остроумными, окутывались маги­ческой потемкинской дымкой, где они шутили со Сталиным и другими членами Политбюро, давали интервью журналистам и посылались в качестве знаменитостей в поездки по стране.

Конференции и съезды имели серьезное значение как часть со­ветской системы поощрений, а также как торжественные поста­новки, в которых Советское государство выводило на сцену самых достойных и ярких своих граждан. Поэтому неудивитель­но, что крайняя бестактность одного местного руководителя, орга­низовавшего «съезд лодырей», на который пригласили худших работников колхоза, заслужила резкий выговор ЦК партии⁴¹.

Ударники и стахановцы — вместе с разными другими «про­стыми людьми», которых прославляли в 30-е гг. средства массо­вой информации, такими как «матери-героини», — вошли в новую советскую категорию знатных людей. Две самые знамени-

тые крестьянки в этой категории — Паша Ангелина и Мария Демченко. Ангелина родилась в 1912 г. в бедной крестьянской семье греческого происхождения на Украине, вступила со своей семьей в колхоз в 1928 г., в следующем году стала трактористкой, а в 1933 г. организовала первую женскую тракторную бригаду в СССР. Демченко, того же года рождения, была комбайнером свекловодческого колхоза на Украине и начала движение «пяти-сотниц», торжественно заверив Сталина, что соберет не меньше 500 центнеров сахарной свеклы с гектара — почти в 4 раза боль­ше средней нормы⁴². Обе эти женщины, явно обладавшие редки­ми способностями и инициативностью, выбрали профессию меха­низатора, где преобладали мужчины. Но многие другие знатные колхозницы были простыми доярками или свинарками, объясняв­шими свои успехи нежной заботой о подопечных и любовью к Сталину.

Когда культ Сталина и съезды стахановцев были еще молоды, один советский журналист — явно завороженный новым ритуа­лом, но все же больше зритель, чем участник — написал по этому поводу почти антропологические наблюдения:

«То стихая, то нарастая, с новой силой вспыхивали аплоди­сменты в честь вождя народа товарища Сталина. Когда все еще стихало, из глубины зала кто-то вдруг крикнул взволнованным голосом по-казацки приветственный возглас в честь Сталина. Встали стахановцы, встал Сталин, вожди партии и правительства и долго, молча, горячо аплодировали друг другу...

Когда Серго Орджоникидзе закрыл вечернее заседание, тыся­чи людей поднялись, как один, и возгласы в честь Сталина, в честь нашей партии, огласили высокие своды зала. И так же, как и при утренней встрече, Сталин ответил стахановцам горячими аплодисментами, широким приветственным жестом простился с делегатами совещания...»⁴³

Риторика и иконография культа Сталина многим обязаны этим стахановским съездам 30-х гг. Именно на них фотографы запечат­лели новый имидж Сталина: добродушный, держащийся по-оте­чески, прямой без высокомерия и претензий, человечный вождь, легко смешивающийся со своим народом. В середине 30-х гг., до Большого Террора, Сталин в подобных случаях часто появлялся в компании других членов Политбюро, с которыми фотографиро­вался всего лишь как первый среди равных (выходцам с Кавказа, Орджоникидзе и Микояну, вместе с общительным Ворошиловым лучше всех удавалось создать эту атмосферу непринужденного то­варищества). Члены Политбюро слегка поддразнивали бойких де­вушек-стахановок и любезно ободряли робких. Отношения, про­никнутые доверием, теплотой, чувством юмора, показаны, на фоне красот природы, на одной из известнейших икон того перио­да — сделанной Б.Игнатовичем в 1936 г. фотографии Сталина и комбайнера-стахановки Марии Демченко, подписанной: «Расцвет Советской Украины».

Разговаривая с крестьянками-стахановками, члены Политбюро употребляли фамильярное обращение «ты». Это явно должно было вызывать чувство неформальности, интимности общения, хотя циники могли бы дать другие толкования. В следующем об­мене репликами между Сталиным и нервничающей девушкой-ком­байнером семейный характер взаимоотношений настойчиво реко­мендуется:

«ПЕТРОВА. Товарищи, я работаю на комбайне первый год. Скосила 544 гектара, получила 2250 рублей... Я волнуюсь, не могу говорить.

СТАЛИН. Говорите смелее, здесь все свои.

ПЕТРОВА. На будущий год я беру обязательство скосить 700 гектаров. Вызываю на социалистическое соревнование по Совет­скому Союзу всех девушек. (Аплодисменты.)

МОЛОТОВ. Хорошо выходит, говорите.

ПЕТРОВА. Я волнуюсь.

СТАЛИН. Ничего, ничего, хорошо выходит, посмелее... Здесь своя семья»⁴⁴.

Для знатной колхозницы первая встреча со Сталиным была моментом огромнейшего ритуального значения, о котором расска­зывали снова и снова, для некоторых — даже моментом самоосо­знания:

«И, когда товарищ Сталин говорил, что "только колхозная жизнь могла сделать труд делом почета, только она могла поро­дить настоящих героинь-женщин в деревне", — я чуть не заплака­ла, потому что эти слова были словами о моей жизни и о жизни миллионов таких же, как я, женщин.

Я слушала товарища Сталина, и передо мной прошла вся моя жизнь с детства и до самой встречи с товарищем Сталиным...»⁴⁵

Зачастую подобные повествования принимали сказочный ха­рактер; некоторые крестьянки-стахановки преуспели в этом на­правлении по крайней мере не меньше, чем псевдонародные ска­зители, публиковавшие эпические произведения во славу Стали­на. Возьмем, к примеру, рассказ Марии Демченко о ее первой встрече со Сталиным на последующем съезде стахановцев:

«Вот они вышли к нам — товарищи Сталин, Молотов, Кага­нович, Ворошилов, Калинин, Орджоникидзе, Микоян...

Товарищ Сталин стоял среди своих помощников веселый, махал нам рукой (вот так!) и внимательно, очень внимательно и как-то особенно приветно оглядывал колхозниц.

Когда аплодисменты утихли, он посмотрел на меня и прогово­рил:

— Ну что же, товарищ Демченко, рассказывай...

Все рассказала...

Я смотрю на товарища Сталина — как он слушает, и по лицу его вижу, что он не пропускает мимо ушей ни одного слова: то улыбнется, то задумается, то головой вот так: дескать, правильно!

После колхозниц стал говорить он сам.

Вся его речь, каждое его слово так мне легли в память, что не забыть мне никогда...

Под конец своей речи он посмотрел на своих соратников и проговорил:

— Ну, что же им?..
Немножко подумал, сказал:

— Надо им дать ордена...

Замерло сердце. "Неужели такое нам счастье, что не только мы видели товарища Сталина, не только разговаривали с ним, но и получаем от него награду, выше которой нет"...»

После того как медали были вручены и фотографии сделаны, Сталин подошел к Демченко и, как в русской сказке, предсказал ей будущее:

«Я говорю: "Товарищ Сталин, свое обязательство я выполни­ла. Хочу, чтобы вы мне дали какое-нибудь новое задание".

Он чуточку подумал, сказал:

— Учиться хочешь?

— Так хочу, что и рассказать не умею.

Он повернулся к своим соратникам, говорит:

— А знаете, товарищи, Демченко на учебу идет. Агрономом
будет.

Тут мы с ним попрощались»⁴⁶.

На съездах стахановцев обсуждение шло чисто риторическое, а не по существу, поэтому неудивительно, что именно там в пер­вую очередь рождались льстивые эпитеты для Сталина. Крестьян­ки-стахановки оказывались самыми изобретательными на этот счет, в особенности нерусские, и некоторые из них были настоя­щими специалистами по дирижированию овациями толпы.

«Спасибо товарищу Сталину, нашему вождю, нашему отцу, за счастливую, веселую колхозную жизнь!..

Он, великий Сталин, внимательно слушает всех нас на этом совещании, любит нас великой сталинской любовью (бурные ап­лодисменты), день и ночь думает о нашей зажиточности, о нашей культуре, о нашей работе...

Да здравствует наш друг, наш учитель, любимый вождь миро­вого пролетариата товарищ Сталин! (Бурные аплодисменты, пере­ходящие в овацию. Крики "ура".)»⁴⁷.

Главной представительской функцией всесоюзных съездов ста­хановцев было продемонстрировать зажиточное, демократическое Советское государство и счастливое крестьянство. Лейтмотивом их стал лозунг, взятый из речи Сталина на съезде ударников и ударниц комбайнеров 1 декабря 1935 г.: «Жить стало лучше, ве­селее»⁴8.

Счастье могло пониматься по-разному, в частности как избав­ление от прежней нищеты. Члены тракторной бригады Ангелиной (в 1935 г. все в возрасте около 20 — 30 лет) на вопрос одной газе­ты, что в том же возрасте делали их матери, с пафосом отвечали:

«Мать с 13 лет ходила внаймы. Потом вышла замуж. Была красива, а то разве батрачку кто-нибудь бы взял? Осталась негра­мотной.

Мать в мои годы (19 лет) работала по найму у помещика. От тяжкого труда у матери появились болезни: умерла она еще моло­дой, когда мне было только 6 лет»⁴9.

Рассказывая историю своей жизни на съездах стахановцев, крестьянские женщины обязательно подчеркивали контраст между прошлыми мытарствами и нынешним счастьем:

«Я была батрачкой, осталась от отца четырехлетней сиротой и все время жила у чужих, работала в нужде, и никогда в моей жизни раньше не было веселых дней. Теперь я колхозница-удар­ница и знатный человек в своем районе...

Много я трудилась и тогда, когда была батрачкой, но за этот труд никто меня не уважал: ни хозяин, ни соседи. Только в кол­хозе завоевала трудом уважение к себе и полное равноправие со всеми колхозниками...»50

Изложение автобиографии и рассказ о своих производствен­ных достижениях представляли собой два ключевых компонента стандартной речи на съезде стахановцев. Если выступали стаха­новки, особенно крестьянки, существовала еще одна важная де­таль: перечисление материальных поощрений. Женщины откро­венно гордились своими новыми вещами, что раньше вполне могло бы быть расценено как дух мелкобуржуазного стяжательст­ва, партийные вожди нередко подбадривали их шутливыми реп­ликами и вопросами.

«За ударную работу я получила в 1935 году от райкома пар­тии и райисполкома премию в 700 рублей. На эти деньги я при­обрела себе мебель. Кроме того, ко мне в квартиру провели теле­фон... От Народного комиссариата пищевой промышленности я получила 1000 рублей, а колхоз премировал меня домом и коро­вой...

Я сама за хорошую ударную работу три раза была премирова­на районными организациями, четыре раза — центральными орга­низациями. Получила в премию кровать, патефон и другие необ­ходимые культурные предметы. Я могу вам сообщить, что я те­перь не живу в старой глинобитной избе, а я получила в премию дом европейского типа. Я культурно живу...

Все, что на мне надето, я получила в премию за хорошую ра­боту в колхозе. Помимо платья и обуви я получила швейную ма­шину в Нальчике...

За уборочную я премирована шелковым платьем стоимостью в 250 рублей»51.

Четвертым моментом в речах крестьянок-стахановок обычно было утверждение, что колхоз освободил их от гнета патриар­хальной семьи, поскольку в колхозе они самостоятельно зараба­тывают трудодни. Эта тема получила свое канонические оформле­ние в замечаниях Сталина на встрече со стахановками свеклович-

ных полей в ноябре 1935 г.⁵². Один пассаж, несомненно давший основную идею фильму «Богатая невеста», представляет собой пересказ Сталиным слов одной делегатки Второго съезда колхоз­ников-ударников, с которой он разговаривал:

«Год тому назад никто ко мне на двор из женихов заглядывать не хотел. Бесприданница! Теперь у меня пятьсот трудодней. И что же? Отбою нет от женихов, хотят, говорят, жениться, а я еще посмотрю, сама выбирать буду женишков»⁵^.

Яковлев рассказывал о таком же разговоре с одной колхозни­цей:

«Я ее спрашивал между прочим, не вышла ли она замуж. Го­ворит — нет. Спрашиваю — почему? Говорит — "пары пока не находится, а торопиться мне некуда. Кабы было, как в 1929 году, за любого пошла бы с двумя детьми да со свекровью, а теперь — 600 трудодней!"»⁵⁴

Тема освобождения пользовалась особенной популярностью среди стахановок, принадлежавших к этническим меньшинствам. Следующие две цитаты взяты из выступлений Паши Ангелиной и бригадира из Армении З.С.Будягиной:

«Ведь наши девушки-гречанки раньше не только не знали трактора, они боялись даже выходить на улицу, открыть свое лицо, посмотреть на мужчину. Раньше было так, что если девуш­ка выйдет с открытым лицом на улицу и посмотрит на мужчину, то она уж не выйдет замуж, она — самая последняя девушка. А теперь благодаря нашему вождю и учителю товарищу Сталину де­вушки-гречанки добились такого положения, что мы сейчас идем впереди многих мужчин».

«Товарищ Сталин очень правильно говорил, что женщина раньше была угнетенной. В особенности это было видно в нашей армянской деревне, где женщина была настоящей рабыней. Сей­час наши колхозницы стали свободными, сейчас они иногда зара­батывают больше, чем мужья. А когда зарабатываешь больше, чем муж, как он сможет угнетать? Тогда у него язык становится короче» 55.

Многие стахановки говорили о конфликтах с мужьями, воз­никших в результате их освобождения в колхозе. Иногда отста­лый муж становился наконец на верный путь, как в следующем, звучащем несколько свысока, рассказе:

«Когда я вступила в колхоз в 1929 году, мне приходилось бо­роться не только с отсталыми колхозниками, но и со своим род­ным человеком — мужем. Но я поборола его. Мой муж теперь вступил в колхоз и уже работает неплохо. В 1935 году он стал ударником, несколько раз премировался, получал хорошие пре­мии»⁵⁶.

В других случаях, как, например, в описанном стахановкой из Башкирии, освобождение жены приводило к распаду брака:

«...Меня выдали замуж. Выдали по старому, тогда еще не от­жившему, обычаю, против моей воли.

Прожив с мужем полтора года, я разошлась с ним и стала самостоятельно работать в колхозе. Тут я получила возможность хорошо жить»⁵⁷.