double arrow

Вопросы к экзамену по Русской литературе. 7 страница

Главные пути и приемы лингвостилистического анализа текста
1) Сопоставление «словесной ткани» текста с общенародной речевой сокровищницей, с языком во всем объеме его строя и во всех разновидностях его употребления. (Путь внешнего анализа текста). Главный признак этого пути – сопоставление словесной ткани текста с языковыми явлениями, которые находятся вне этого текста. Одним из важных аспектов «внешнего анализа» является рассмотрение межтекстовых связей.
2) Путь анализа языковых средств как компонентов некоего смыслового и словесно-композиционного единства – текста. (Путь внутреннего анализа текста). Технически неизбежное расчленение нужно только для того, чтобы осмыслить эти составляющие в их соотношениях в контексте целого и представить как неразрывное единство. При этом объектом наблюдения выступают языковые явления, представленные в их взаимоотношениях внутри данного текста.
Внешний и внутренний пути не изолированы друг от друга, наоборот, в конкретном анализе они чаще всего присутствуют оба, хотя один из них обычно выдвигается на первый план.
Главные приемы стилистического анализа:
1) Семантико-стилистический анализ. Определение оттенков значений и стилистической окраски компонентов текста – необходимый этап анализа текста, без которого нельзя двигаться дальше. Щерба: Воспоминания Пушкина. Разыскание тончайших смысловых нюансов отдельных выразительных элементов русского языка.
2) Сопоставительно-стилистический анализ. Продвижение от семантико-стилистической характеристики языковых средств к изучению их организации в тексте. Пример – вторая лекция. Сопоставление может распространяться и на такие обобщающие категории, как композиция, образ автора и образ рассказчика в их словесном выражении.
Стихотворения русских поэтов с названиями Осень, Зима. Бунин: сравнивали рассказы.
3) Вероятностно-статистический анализ. Это анализ количественной стороны языковых явлений в тексте. Был популярен в 60 гг. 20 века в нашей стране. Исследование протяженности типов предложений, соотношения частей речи. Только обширные тексты, где искомых явлений тысячи.
4) Лингвостилистический эксперимент. Это основной, наиболее эффективный прием анализа текста. Искусственное придумывание стилистических вариантов к тексту. Теоретически важность этого приема обосновали Пешковский и Щерба. А Виноградов дал практические образцы (“Стиль «Пиковой дамы»”). При лингвостилистическом эксперименте анализируемый текст остается в неприкосновенности, а создается параллельный экспериментальный текст.
Приемы анализа не изолированы друг от друга, практически всегда используются разные приемы в различных сочетаниях. Ведущим выступает лингвостилистический эксперимент, он присутствует и при использовании других приемов. Мало проанализировать компоненты текста, важно проанализировать текст, как смысловое, композиционное словесное целое.

Билет 10
1.«Суворовские» оды и стихотворения Державина
Общие слова о творч-ве. Гавриил Романович Державин (1743 – 1816) – поэт-новатор, крупнейш. поэт 18 века, крупный госуд. деятель (рано осиротевш. сын бедного казанского дворянина, начинал рядовым, затем капралом Преобр. полка; впоследств. – губернатор в Петрозаводске, тамбове, сенатор, министр. юстиции). Его оды и лирич. стих-я тесно переплет-ся с его биографией.
1-я книга Д. «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае 1774 года» и журнальн. публикации не принесли известности.
«Екатерининские» оды. В 1783 г. княгиня Е. Дашкова показ. Ек. II оду Д. «Фелица», не парадно-придворную, а передающ. искреннее восхищ-е Д. императрицей – идеальн. правит-цей и благородн. женщиной. Д. использ. прием противопоставл-я: Фелица, в отлич. от окруж-я и державинского Мурзы, ведет самый простой образ жизни, не склоняется к таким порокам, как игра в карты, чревоугодие («И пища самая простая бывает за твоим столом»), занятия оккультизмом. Отлич. оду и замечат. словесная живопись (описание пира, где «славный окорок вестфальской» и «звенья рыбы астраханской» - просто раздолье, как на натюрмортах худ-ков фламандской школы). В дальнейшем Д. написал еще ряд од, которые мы относим к «екатерининским» одам – «На отсутствие Е.И.В. в Белоруссию», «Благодарность Фелице», «Видение Мурзы», «Изображение Фелицы». Последняя «ек.» ода – «Развалины» - создана после смерти императрицы и оплакив. ушедшую с ней в прошлое эпоху.
Философские оды. Лучшие из филос. од – «На смерть кн. Мещерского» (1779), «На счастие» (1789), «Водопад» (1791 – 1794).
Духовные оды. Составл. самый обширный цикл, из них больше всех известна ода «Бог» (1780 – 1784).
Принадлежат перу Д. многие прекрасные лирич. стих-я («Памятник», «Русские девушки», «Весна», «Лебедь») и песни. Полонез на его стихи «Гром победы раздавайся!» до 1831 г. был русским гимном (пока композ. Львов не написал на стихи Жуковского «Боже, царя храни!»). Многие из од и стих-й Д. целиком или частично предст. собой творч. подражания (вариации, стилиз. и пр., парафразисы, короче). Таковы «Властителям и судиям» (подраж. псалму), «Похвала сельск. жизни» (Гораций; «Памятник» тоже) и др. В поэтич. практике Д. выбор объекта парафразирования диктовался не формальн. соображ-ми, а характером идей в заинтересовавш. произведении (псалмы выбир. те, которые известны как «песни правды».
Теоретич. воззр-я Д. на лит-ру высказ. в его книге «Рассужд-я о лир. поэзии, или Об оде». Важнейш. условие для поэтич. творч-ва – вдохновение, для вдохнов. творч-ва естественна стихийность, нерассудочность решений, ощущение не логич., а некой тайной связи между компонентами произв-я. Следует стрем-ся к краткости слога. Поэзия есть еще и словесная живопись, и музыка в слове (просто Серебряный век!), поэтому спец. раздел книги посвящ. песне.
Мастером прозаич. слога Д. выступил и в своих автобиографич. «Записках».

«Суворовские» оды. Батальные оды Д. писал на протяж. всей жизни. Русско-турецк. войнам посвящ. «Осень во время осады Очакова» (1788), войне с Наполеоном – «На прогнание французов из Отечества», «Атаману и войску Донскому», «Персей и Андромеда» и др. Среди батальных од Д. «суворовские» оды составл. отдельный подраздел. Связ. с «суворовск.» циклом ода «На взятие Измаила» (1790), но особым образом. Имя Суворова не названо в ней ни разу (как и имя главнокомандующ. Потемкина), т.к. в 1-ю очередь это опис-е измаильск. штурма, а герои его – рус. воины. Впрочем, тому есть еще 1 объяснение: Д. еще не был лично знаком с Суворовым. Ода начин-ся описанием измаильск. штурма, в котором как бы портретируется одич. стиль Ломоносова. При помощи этого приема читатель вводится в атмосф. уже знакомых ему поэтич. батальн. полотен. Русск. войска, двинувш-ся в молчании на штурм Измаила, уподобл-ся сверхъестественным явл-ям – двинувшимся вперед горам. Своеобр. рефреном становится слово «идут». Этим приемом Д. достиг. впечатл-я неодолимой силы движущегося войска. Победа под Измаилом для Д. – не просто крупн. военн. удача. Это и победа во многовек. противостоянии христ-ва и ислама, символ возрожд. величия отеч-ва. Д. дает здаеь разверн. историч. отступление, вспоминая владыч-во ордынцев и смутное время. Победа под Измаилом в оде Д. – вершинное событие в деле возрожд-я рус. народа и гос-ва как носителей правосл. идеи, защитников православия в мире.
Позднее, когда Д. сблизился и подруж. с Суворовым, победы полководца стали темой произв-й «На взятие Праги», «На взятие Варшавы», «На победы в Италии», «На переход Альпийских гор». В этих патриот. гимнах созд. более эмоц., чем историч. образ события, автор идет от собств. реакции, видения, понимания; эмоц. впечатл-е делает больш. историю фактом повседн. жизни человека данной историч. эпохи. В батальн. лирике склад. два типа образов героев – поэтически обобщенный собират. образ Росса (сын отеч-ва, патриот, аллегория нац. идеи) и индивидуализир.-конкр., бытов. облик человека. Коллективн. и индивид. образы, Росс и Суворов, воплощ. такую эстетич. универсалию державинск. лирики, как острое нац. самосозн-ие. Бытовой облик Суворова также был как бы специально созд. для контрастного мышления Д. (Суворов, демонстративно спящий на охапке соломы в Таврич. дворце, и Суворов – облад. «львиного сердца»). В «Победах в Италии» Д. напрямую связ. успехи Суворова с историч. славой древних витязей (Рюрик торжествует в Валгалле звук своих побед); в торж. стихах Суворов предст. как «Меч Павлов, щит царей Европы, князь славы». В «Альп. горах» переход и битва изобр. в аллегор.-приподнятом духе, Суворов вновь стоит в ряду величайш. историч. личностей, явл-ся своеобр. мерой доблести: «Возьми кто летопись вселенной, геройские дела читай, ценя их истиной священной, с Суворовым соображай». Венчает цикл стих-е «Снегирь» (1800), написанное на смерть Суворова. Вернувшись с похорон, Д. услышал, как его ручной снегирь насвистыв. военную мелодию. Обращением к птице и начин-ся стих-е: «Что ты заводишь песню военну // Флейте подобно, милый Снегирь?» Особый нервный ритм стих-я с систематическими пропусками безуд. слогов (логаэд) целиком соответств. теме. Образ Суворова созд-ся буквально несколькими поэтич. штрихами: «Кто перед ратью будет, пылая, // Ездить на кляче, есть сухари; // В стуже и зное меч закаляя, // Спать на соломе, бдеть до зари». Д. поним., какая колосс. потеря постигла Россию: «Львиного сердца, крыльев орлиных // Нет уже с нами! – что воевать?» Особ. наглядно контрастен портрет Суворова в «Снигире» (на смерть Сув.): Кто перед ратью будет, пылая, Ездить на кляче, есть сухари; В стуже и зное меч закаляя, Спать на соломе, бдеть до зари; Тысячи воинств, стен и затворов С горстью россиян все побеждать?
Особенности поэтики Д.
1.Реалистич. тенденции. Персонажей антич. мифов (завсегдатаев одич. поэзии) Д. легко перемещ. в русскую действит-ть, делает их свидетелями российск. событий – рождения Александра I и др. Насыщение поэзт. произв. образами реальн. действит-ти, бытовыми подробн-ми.
2.Звукопись. Д. активно использ. звукопись в своих произв-ях («Согревать сатиры руки собирались» - холодно, р = дрожь;)
3.Рифма. Неоднократно встреч-ся ассонансы (вестфальской – астраханской), сдвиги словесного ударения в рифменной позиции (шумИт – дышИт).
4.Поразительна державинск. метафора: «Алмазна сыплется гора // С высот четыремя скалАми» («Водопад»).
5.Характерная для Д. «неровность языка» (Я. Грот) не явл-ся простым недосмотром автора, но должна пониматься нами как индивидуально-авторское волеизъявление. В частности, в его запутанном, сложном словорасположение, в обилии инверсий исслед-ли усматривают подчинение грамматич. отношений неким межсловесным отношениям иного типа, условно именующимся ассоциативными (примеры ассоциативного синтаксиса, способного «стягивать» обширные текстовые фрагменты, мы находим и у предшеств. Д. – Симеона Полоцкого, Антиоха Кантемира, В. Тредиаковского и др.). К случаям неровностей языка относ-ся беспредложие («Чем любовь твою заплатим»), подмены косвенных падежей (родит. на месте творит., дат., винит.: «Я алчу зреть красот твоих» - и наоборот). Эти особенности играют в поэзии Д. некую конкретн. худож-творч. роль, т.к. часто он заменяет правильный вар-т неправильным. Худож. ассоциации служит и эллипсис, распространенный у Д. Возможно это связ. с тем, что оды Д. были рассчит. не только на чтение, но и на слуховое восприятие, при котором ассоциативн. мышление работ. активно, а связи, на письме кажущиеся странными, на слух восприним-ся как должное (Д. чувствовал разницу между словом написанным и словом произносимым, несомненно).

Б. 10/2 Лит-ра рус. эмигр. 20-е–80-е.
Центры: Париж, Берлин (дешевая жизнь, здесь Горький делал журнал «Беседа» для СССР, но его запретили), Прага, София, Белград, Варшава, Харбин, Шанхай. Первая волна. Ежедневн. газеты: «Последн. новости»(1920–1940,Милюков), «Возрождение» (1920–1940, Струве), в США – «Нов. рус. слово» (с 1910). До 24г. нет раздел-я между сов. и рус. лит-рой. Журнал «Нов. рус. книга» (Берлин, 1921–23, Ященко) – аполитич. позиция. 1921г. – сбор-к «Смена вех» (Прага, 1921, Устрялов, Ключников), раскаявшиеся эмигранты, лозунг «В Каноссу!», примирение с сов. властью. Газ. «Накануне» (22-24 гг.), мост между Сов. Росс. и эмигр., сотрудничали с Ал. Толстым. Сбор-к «Исход к Востоку» (София, 21г., Вернадский, С.Булгаков, Флоренский), рев-ция – стихийная катастрофа, будущее – в церкви. Журн.«Совр. записки» (20-40гг., М. Вишняк). Журн.«Русс. мысль» (21-24гг, Струве). Левое крыло – «Воля России» (Прага, 22-32гг, М. Слоним), поддержка молодой лит-ры. К.20х-н.30х гг.– общ-во «Зеленая лампа» (Гиппиус, Мережковский). Журн. «Числа» (30-34 гг), опубл. «Роман с кокаином». 30-е гг.: 1) младороссы (коммунизм+роялизм); 2) Нацмальчики (националисты); 3) Пореволюционное течение (Бердяев, журн. «Утврждения», журн. «Путь»), симпатия фашизму; 4) журн. «Новый град» (31-39гг, Ф. Степун, Г. Федотов), христианский социализм. Предвоенное время: «оборонцы» (защита России, несмотр на конфликт с большевиками) и «пораженцы». Вторая волна. Эмигр. во время войны или после. Глеб Глинка, Иван Елагин, Владимир Марков.
Старшее поколение. Иван Бунин. Иван Шмелев (1873-1950) – «Неупиваемая чаша» (1919, о крепостном художнике, полюбившем госпожу, от его иконы исходит чудодейств. сила), «Солнце мертвых» (1923, о жестокости большевиков в Крыму), «Лето Господне» (1933, от имени мальчика из московской старообрядческой семьи), «Богомолье» (1935). Борис Зайцев (1881-1972) – «Алексей Божий человек» (1925, 2 книги о паломничестве к святым местам), «Золотой узор» (23-25гг, роман по мотивам Марии Магдалины, эмигрантка оказывается в Италии, где все ей напоминает о России), «Дом в Пасси» (35г., импрессионист. роман, нет ни рассказчика, ни гл. героя, показана жизнь эмигрантов), «Путешествие Глеба» (37-53гг, тетралогия («Заря», «Тишина», «Юность», Древо жизни»), описыв. юность героя до революции и жизнь в изгнании). Тэффи – сборн. «Все о любви» (46г., жизнь чудаков-эмигрантов, которым не везет в любви). Аркадий Аверченко – «Дюжина ножей в спину революции» (1921, сборник). Марк Алданов – историософские произв-я: «Святая Елена, маленький остров» (21г, повесть), «Девятое термидора» (23г., роман), «Десятая симфония» (31г., философ. сказка), «Ключ» (28-29 гг.) и «Бегство» (30-31) – о рус. революции. Михаил Осоргин – «Сивцев Вражек» (о революции, 28г). Марина Цветаева – уезж. к Эфрону в 22 г. в Прагу, изд. сборн. «Ремесло» (23г., Берлин), «После России» (28г., Париж). Эмиграция настроена к ней враждебно из-за Эфрона и похвал Маяковского. «Стихи к сыну» - 32г. «Царь-девица» - 22г., «Лебединый стан» - опубл. в Мюнхене в 57г. Вл. Набоков – русские – «Машенька» (26г.), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (30г), «Соглядатай» (30г), «Подвиг» (32г), «Камера обскура» (32г), «Отчаяние»(36), «Приглашение на казнь» (38) «Дар» (37-38), «Другие берега» (51г). Англ. – «Лолита», «Пнин», «Подлинная жизнь Себастьяна Найта», «Ада», «Бледное пламя». Молодые прозаики. Нина Берберова – «Лакей и девка» (49г, новелла), «Аккомпаниаторша» (49). Роман Гуль – «Ледяной поход» (23г, о гражд. войне), «В рассеяньи сущие» (23г), «Я унес Россию. Апология эмиграции» (81-89, мемуары об эмиграции), мемуары «Курсив мой». Гайто Газданов – «Вечер у Клэр» (30г). ПОЭТЫ. Старые – Бальмонт, Гиппиус, Цветаева, Вяч. Иванов. Ходасевич – сбор-к «Европейская ночь» (27г), затем стал критиком. Георг. Адамович – «Единство» (сб-к, 1967 г). Георг. Иванов - "Горница" (1914), "Памятник славы" (1915), "Вереск" (1916), «Сады» (17г.), в 23 г. эмигр. в Берлин, затем во Францию. Роман "Третий Рим" (не окончен), мемуарная проза - "Китайские тени", "Петербургские зимы", поздняя лирика – «Распад атома" (1938), "Портрет без сходства" (1950), "Посмертный дневник" (1958). Николай Оцупа – «Дневник в стихах» (50 г), интерес к большим формам. Издавал «Числа». Владимир Познер – «Стихи на случай» (28г).
Направления поэзии: 1) «Перекресток», сторонники Ходасевича, строгая форма. 2) сторонники Адамовича, «простота и человечность». 3) «Формисты» (группа «Кочевье», во главе Марк Слоним), последователи Цветаевой и Пастернака, эксперименты с формой.
Борис Поплавский – сюрреалист, умер от передоза героина. Юрий Терапиано – «Стихи о границе». Ирина Одоевцева – мемуары «На берегах Сены», «На берегах Невы».
Третья волна. Имена.
Третья волна эмиграции существенно отличалась от первых двух тем, что ее представители родились уже в годы советской власти. В основном в годы «оттепели» начали писать те, кто составил костяк третьей волны эмиграции. К сер. 60-х гг. стало очевидно, что никаких коренных изменений в политике и жизни народа не будет. Встреча Хрущева с писателями и деятелями искусства в 1963 году положила начало свертыванию свободы в стране, в том числе той относительной свободы творчества, которая во время оттепели. Следующие 20 лет тяжелы. Кому-то удавалось пробиться через цензуру, но для большинства художников, желающих свободного творчества, это было невозможно. Тем не менее, некоторые писатели могли передавать свои произведения за границу, где они издавались разными журналами или даже отдельными книгами и возвращались в СССР (тамиздат, Ardis). Издательство «Ардис». Пропферы в Мичигане в этом издательстве публиковали Набокова. Это издательство третьей волны эмиграции. (С. Соколов. Школа для дураков. Палисандрия). В «Новом журнале» были опубликованы стихи Пастернака, главы его романа, там печатались «Колымские рассказы» Шаламова, рассказы Солженицына, стихи Ахмадулиной, Бродского. Начались гонения на Солженицына (после 1966 года и до 80 гг. в СССР он не издавался) и В. Некрасова. Был арестован и сослан на принудительные работы И. Бродский. Результат – вынужденная эмиграция многих наиболее гонимых писателей. Одной из форм такой эмиграции стало лишение гражданства писателей, выехавших за пределы страны, например, для чтения лекций. За границей оказались И. Бродский, Г. Владимов, В. Войнович, А. Галич, С. Довлатов, Ю. Кублановский, С. Соколов, А. Солженицын и мн. др. С эмигрантами первых волн их сближало полное неприятие советской власти. История из учебника Агеносова; «Синявские предложили эмигрантам первой волны послушать Высоцкого. Пленку вежливо прослушали и сказали, что Шаляпин пел лучше, т.к. не хрипел и не кричал, да и язык в песне какой-то корявый, безграмотный». «На разных языках» - выступление на женевском симпозиуме «Одна или две русских литературы?» издатель Синявского. Старая русская эмиграция сохранила «заповедник русского языка», чудную русскую речь (Б. Зайцев и Ю. Казаков). Но в метрополии за это время произошли сильные языковые изменения. Сила и слабость писателей 3 волны в том, что они привезли в эмиграцию язык советского общества. Внимание к авангарду и поставангарду составляло особенность третьей волны эмиграции. «Грани» предоставляет свои страницы экспериментаторам: Г. Айги, А. Вознесенскому, Ю. Домбровскому. Из опубликованных в 60-70 гг. авторов только Солженицын и Тендряков относятся к реалистическому направлению. «Воздушные пути» (Нью-Йорк): Поэма без героя Ахматовой, Мандельштам, Бабель, Цветаева. Полностью постмодернистский журнал «Эхо» (Париж): С. Довлатов, Э. Лимонов, Ю. Мамлеев. Легче установить связь писателей третьей волны с советскими или зарубежными авторами, чем с художниками русского зарубежья.
С. Довлатов. (1941-1990). Уехал в эмиграцию в США в 1978 г. Творчество – на грани реалистической и авангардистской прозы. «Чемодан». Саша Соколов (р. 1942). В 1965 году стал членом общества молодых поэтов СМОГ (Смелость. Мысль. Образ. Глубина./ Самое молодое общество гениев). После разгона общества жил на Волге, сотрудничал в «Литературной России» (1969-1972), служил егерем в Тверской области. Когда понял, что его произведения невозможно напечатать, он эмигрировал в Вену, женившись на австрийской девушке, там ее бросил. С 1976 года он живет в США и Канаде. «Школа для дураков». Роман написан еще в Москве и опубликован в 1976 году. Набоков одобрил, а также Бродский и Берберова. Разрушены границы между нормальным и ненормальным мирами. Герой романа нормальный мальчик в ненормальном мире бежит из реальности в свой собственный созданный мир. Этот внутренний мир героя реальнее и ценнее подлинной действительности. Мир мстит незаурядной личности тем, что помещает ее в школу для умственно отсталых детей. Посвящено «слабоумному мальчику Вите Пляскину, моему приятелю и соседу». Другие его вещи: «Между собакой и волком».

10.3 10/3.Понятие «Стиль» в словесности. Языковые стили, стилевая норма. Вопрос о нормах языка художественной литературы
Стиль. Понятие стиля существ. не только в филологии, но и за ее пределами. Стиль = характерн. отличит. особенность той или иной деят-ти или ее результатов. Стиль присутств. во всех видах иск-ва: стиль работы, руков-ва, повед-я, жизни, одежды, плавания и бега на лыжах и т.д. Понятие «стиль» ограничено обл-ю деят-ти человека. Слово «стиль» связ. с письмом (от греч. – стиль, палочка для письма, заостр. с одной стороны и тупая с другой – чтобы стирать написанное). В России термин появ. в к.17-нач.18 в. 1) «Российск. стиль, или слог, есть порядочное выр-е как своих, так и чужих мыслей на российск. яз.» (В.С. Подшивалов, 1796); 2) «Слог есть известный образ выр-я мыслей или чувствований посредством слов» (А..С. Никольский, 1807). В дальнейшем сохранилось понимание стиля как способа, манеры употребл-я яз. Г.О. Винокур: при употребл. языка «из наличного запаса ср-в языка произв-ся известный отбор, не одинаковый для разных усл-й языков. общения» => стили - разные манеры пользоваться языком. Виноградов предлож. различать стили языка и стили речи. Горшков считает, что стиль может быть только в речи. Б.В. Горнунг: «...мы связываем явл-е стиля только со вторым планом – текстом. Система же языка как видов. понятие, подводимое под род «структура», никакого стиля (под этот род не подводимого) иметь не может». Разные манеры польз-ся языком, разные способы, разные традиции употребл-я языка могут проявл-ся в разн. областях языкового употребл-я и иметь разнообр. реализации => можно говорить о торж., деловом, поэтич., обиходном, функциональном и индивидуальном, реалистич., романтич и др. стилях. Стиль – разнов-ть употр-я языка. Каждая такая разнов-ть склад-ся исторически, отлич-ся от других подобн. разнов-тей составом и организ-ей яз. ед-ц, и эти яз. ед-цы организуются в одно целое не в абстрактн. простр-ве, а в тексте. =>
Стиль – это (1) исторически сложившаяся (2) разновидность употребления языка, (3) отличающаяся от других подобных разновидностей (4) особенностями состава языковых единиц и (5) особенностями их организации (6) в единое смысловое и композиционное целое (текст).
Стилевая норма. СН относ-ся к языковым нормам. Яз. нормы – правила употребл-я языка, «которые узаконены лит-рой, предпочтены и признаны общ-вом в кач-ве обязательных и потому поддержив-ся и охраняются и лит-рой, и общ-вом. и гос-вом» (Головин Б.Н.). Проблема яз. нормы – центр. проблема культуры речи. Для стилистики существенны лишь некот. аспекты этой проблемы. Важно: 1) под яз. нормой подразумев-ся обычно т.наз. общелитерат. (принятая для всех стилей лит. языка) норма; 2) нормы, как правило, рассматр-ся на уровне яз. ед-ц. Кодификация норм на уровне текста и языка как сист. разнов-тей была намеч. еще Ломоносовым (учение о 3 стилях рус. лит. языка), но в дальнейш. кодификац. стилев. норм заметно отстала от кодификац. норм на уровне яз. ед-ц.
Стилевая норма – это норма выбора и организации яз. ед-ц в тексте определ. стиля и норма выбора стиля, соответствующего условиям яз. общения.
Стилист. ошибкой можно считать только наруш-е стилев. норм, а не любое отступл-е от норм на уровне яз. ед-ц и не всякое наруш-е качеств хорошей речи (бедность словаря и фразеологии, речев. штампы, слова-паразиты, однообразие типов предлож-й и т.д.)
В точном смысле стилистич. ошибка может быть только 2х видов: 1) нарушение норм постр-я текста данного типа; 2) наруш-е норм выбора типа текста. Четкой границы между этими видами наруш-я стилевых норм нет.
В наши дни стилевая система отлич-ся от стилев. системы времен Ломоносова и Шишкова, когда 3 стиля были раздел. как на лексич., фразеологич., синтаксич. уровнях, так и на уровне жанров. Сейчас отнош-я между разнов-тями употребл-я лит. и разговорн. языка явл-ся многосторонними, нормы построения текста стали более сложными, а их наруш-я не всегда заметными для авторов и для редакторов. В том числе и смешение стилей, которое явл-ся наиб. распространенной стилист. ошибкой.
К смешению стилей близко примык. несоответствие стилист. окраски словесного материала предмету сообщ-я. Распростран. болезнь наших дней – стремл-е авторов во всех жанрах писать непременно «художественно», «красиво». В случаях несоответствия стилист. окраски словесн. материала теме сообщ-я вопросы нормы построения текста определ. типа сближ-ся с вопросами нормы выбора той или иной разнов-ти употребл-я языка в соответствии с ситуацией общения. Эта норма, определяемая традицией довольно четко осознается носителями языка и наруш-ся гораздо реже, чем норма построения текста определ. типа (в заявл. на имя ректора не напишешь: «Чувак! Ну зуб даю, больше не буду опаздывать!»)
Перенесение какой-либо разнов-ти употребл-я языка в несвойств. ей ситуацию и сферу общ-я часто использ-ся как лит. прием, особенно в фельетонах.
В разных стилях стилевая норма (здесь – норма построения текста данного типа) имеет свои особ-ти. Наиболее жесткой она явл-ся в офиц.-деловом стиле. Здесь не только много устоявш-ся формул, но и существует довольно жесткая регламентация построения, композиции каждого вида делов. текста, включая располож-е адреса, назв-я документа, его номера, даты на листе бумаги. Наиболее свободны и своеобразны нормы, свойств. организации худож. текстов.


Билет 11
1.Лирика Пушкина

Основной круг мотивов лирики П. в первые лицейские годы (1813—1815) замкнут рамками так называемой «легкой поэзии», «анакреонтики», признанным мастером которой считался Батюшков. Молодой поэт рисует себя в образе мудреца-эпикурейца, беспечно наслаждающегося легкими радостями бытия. Начиная с 1816 г. преоблад. в лицейской поэзии П. становятся элегич. мотивы в духе Жуковского. Поэт пишет о муках неразделенной любви, о преждевременно увядшей душе, горюет об угасшей молодости. В этих ранних стих-ях П. еще много лит. условности, поэтических штампов. Но сквозь подражательное, литературно-условное уже и теперь пробивается самостоятельное. «Бреду своим путем», – заявляет он в ответ на советы и наставления Батюшкова.
Уже в это время еще совсем юный П. стремится выйти из сферы узко личной, камерной лирики и обращается к темам обществ., всенар. знач-я. Таковы его подсказанные войной 1812 г. и проникнутые высоким патриотич. пафосом «Воспомин-я в Царском Селе» (1814), восторженно принятые не только друзьями-лицеистами, но даже Державиным. Еще большее значение имеет вскоре же написанное поэтом яркое гражд. стих-е –послание «Лицинию» (1815), в традиц. образах древнеримской ант-ти –сатирич. картина рус. общественно-полит. действит-ти.
Уже в эту пору П. проявляет интерес к творч-ву писателей-сатириков XVIII в. Под непоср. воздействием Фонвизина им написано стих-е «Тень Фонвизина» (1815); с поэмой Радищева «Бова» прямо связан замысел одноим. сказочной поэмы П. (1814); высоко ценил поэт и сатир. творч-во Крылова.
С самого начала образов-я дружеского лит. кружка «Арзамас», объединившего сторонников «нового слога» Карамзина и приверженцев Жуковского и Батюшкова, П. своими посланиями, эпиграммами принимает активное участие в оживленной борьбе «арзамасцев» с лит. обществом «Беседа любителей русского слова».
Наиболее чуткие соврем-ки начинают ощущать громадную мощь созревающего пушкинского дарования. Державин провозглаш. его своим преемником – «вторым Державиным»; Жуковский назыв. «гигантом, который всех нас перерастет». «О, как стал писать этот злодей», – восклицает Батюшков, прочтя одно из стих-й П., написанных им вскоре после окончания лицея.

Выход в середине 1817 г. из лицейских стен в большую жизнь был выходом и в большую обществ. тематику. П. начинает создавать стих-я, отвечающие мыслям и чувствам наиболее передовых людей рус. общ-ва (т. наз. гражд. лирика или вольнолюбивая «Вольность», «Чаадаеву», «Деревня»). В своих стихах этой поры П., подобно многим декабристам, возлагал надежды на просвещ. монарха.
В послелицейской лирике П. петербургского периода (1817 – первая половина 1820 г.) продолжают бытовать многие темы, мотивы, жанровые формы, характ. для лицейских лет творч-ва поэта; но они получают новое развитие. Так, в посланиях Пушкина к своим друзьям по друж.о лит. общ-ву «Зеленая лампа» (оно являлось вместо с тем негласным филиалом ранней декабристской организ. «Союз благоденствия») – традиц. анакреонтич. мотивы окрашиваются в политич. тона. В одном ряду с Вакхом и Кипридой поэт воспевает «свободу». Это слово все чаще приобретает в его стихах несомненное политическое звучание. Вместе с тем в некоторых его стихах «анакреонтика» углубл-ся до подлинного проникнов-я в дух антич-ти («Торжество Вакха» (1818).
Период южной ссылки (май 1820 — июль 1824 гг.) составляет новый, романтич. по преимущ-ву, этап пути П.-поэта. В эти годы в соотв. с 1 из основных требований романтизма все нарастает стремление П. к «народности» – нац. самобытности творч-ва, что явилось существенной предпосылкой последующей пушкинской «поэзии действительности» – пушкинского реализма.
Поэт открывает все более широкий доступ в поэзию нац. народной языковой стихии – «просторечью» («Телега жизни», 1823). Подобно многим своим соврем-кам, П. в 1820 – 1823 гг. увлекается творч-вом Байрона. 1-е же значительное стих-е, напис. в ссылке, элегию «Погасло дневное светило» (1820), поэт называет в подзаголовке «Подражанием Байрону». Это стих-е – 1 из самых проникнов. образцов пушк. романтич. лирики: переклик-ся с некоторыми мотивами прощальной песни байроновского Чайльд-Гарольда, но и реминисц. из рус. нар. песни («На море синее вечерний пал туман» — ср.: «Уж как пал туман на сине море»).
В революционно романтич. тона окрашивается южная политич. лирика П. В своих кишиневских стихах он славит «воинов свободы»: вождя сербского национально-освободительного движения Георгия Черного («Дочери Кара-Георгия», 1820), греч. повстанцев («Гречанка верная не плачь, — он пал героем...», 1821); воспевает освободительную войну («Война», 1821) и «тайного стража свободы» – кинжал («Кинжал», 1821).
П. не ограничивает себя рамками политич. лирики. Мотивами лирики этих лет являются мотивы изгнанничества и жажды свободы: новое послание к Чаадаеву (1821), «К Овидию» (1821), «Узник» (1822), «Птичка» (1823).
Большое знач-е для выработки совершеной худ. формы имело для П. обращение к древнегреч. поэзии. В годы юж. ссылки он пишет «Подражания древним» и другие стих-я в антологич. роде («Нереида», «Редеет облаков летучая гряда», 1820, «Муза», «Дева», «Дионея», 1821, «Ночь», 1823, и многие другие).
На почве ром-ма начал складыв-ся и пушк. историзм – стремление познать и отразить нар. жизнь в ее движении, дать конкретное худож. изображ-е данной историч. эпохи. Это также явилось существенной предпосылкой последующего пушк. реализма. Но и в романтический период пушкинского творчества это уже приносило замечательные плоды. Так, в противоположность «Думам» Рылеева, написанным на темы русской истории, их схематизму и отвлеченной дидактике, П. пишет свою «Песнь о вещем Олеге» (1822), в которой замечательно передает дух летописн. рассказа, его «трогательное простодушие» и поэтическую «простоту». Эти черты получат полноц. худож. воплощение 3 года спустя в образе летописца Пимена.
Еще более ярким образцом пушк. историзма явл-ся в своем роде этапное стих-е «Наполеон» (1821, связ. со смертью Наполеона). Поэт осмысл. истор. деят-ть Наполеона во всех ее противоречиях, в ее сильных и слабых сторонах.
Острый кризис романтич. мировосприятия вызывает в П. потребность более трезвым, «прозаическим» глазом взглянуть на действит-ть, увидеть ее такой, какая она есть. И проявл-ся это именно в пересмотре поэтом восторженной романтич. оценки «героев».
Кризис пушк. ром-ма ярко проявляется в 2 больших стих-ях этой поры: «К морю», начатом им в самом конце южной ссылки и законченном уже в Михайловском (июль – октябрь 1824 г.) и в «Разговоре книгопродавца с поэтом», написанном вскоре по приезде в Михайловское (сентябрь 1824 г.).
«К морю» – 1 из ярч. проявлений пушк. ром-ма поэта. Еще в патетических тонах говорит здесь П. о Наполеоне и Байроне. Однако поэт не только воспевает, но одновременно как бы «отпевает» этих двух недавних «властителей дум». Образ Наполеона в дальнейшем почти вовсе уходит из творч-ва П., а намечавшееся уже и прежде расхождение поэта с Байроном в годы михайловской ссылки превращается в прямую полемику с байроновским восприятием действительности. Прощаясь с «свободной» и «могучей» морской стихией, поэт как бы прощается с романтич. периодом своего творч-ва.
Мотив прощания с романтич. мировоспр-ем отчетливо звучит и в стих. «Разговор книгопродавца с поэтом». Оно написано на весьма актуальную для того времени тему профессионализации лит. труда. Для П. тема эта была актуальной. Однако значение стихотворение, которое поэт недаром напечатал вместе с 1-й главой «Евгения Онегина» – в качестве своеобр. введения в свой роман, – далеко выходит за пределы этой темы.
В диалоге поэта-романтика с наиболее характерным представителем «века торгаша», дано резкое противопоставл-е «поэзии» и «прозы» в широком значении этих слов: «возвышенных», романтич. представлений о действит-ти – «пира воображенья», «чудных грез», «пламенных восторгов» – и трезвого, сугубо «прозаич.» восприятия жизни. Диалог «поэта» и «прозаика» заканчивается полной победой последнего, что ярко подчеркнуто и небывало смелым стилистическим приемом. Убежденный железной логикой Книгопродавца, Поэт от восторж. речей и пламенных излияний переходит на сухой язык деловой коммерч. сделки, и вот поэзия теперь уже в узком смысле слова: стихотворная речь – сменяется речью прозаической: «Вы совершенно правы. Вот вам моя рукопись. Условимся».
Но пафос стихотворения – не в капитуляции перед объективной «прозаической» действит-тью, а в стремл. освободиться от беспочвенных и бесплодных мечтаний, вместе с тем сохранив в неприкосновенности свою внутр. свободу, неподкупную совесть художника: «Не продается вдохновенье, // Но можно рукопись продать».
Сев. ссылка в Михайловском (1924 - 1826). Творч-во П. в Михайловском – 1 из самых значит. этапов лит. биографии П. Меньше чем за полтора года поэтом было написано около ста стихотворений и стихотворных набросков, то есть почти вдвое больше, чем за предшествующие два с половиной года, и немногим меньше, чем за все время ссылки на юге. Еще важнее исключительное многообразие и худож. полноценность пушк. лирики этого периода.
По-прежнему широко развернуты в ней мотивы дружбы, любви (третье послание Чаадаеву: «К чему холодные сомненья..», «Ненастный день потух..», «П. А. Осиповой», «19 октября», «Сожженное письмо», «Храни меня, мой талисман..», «Я помню чудное мгновенье...» и т. п.). Звучит в стихах этих лет и тема гонения («К Языкову», «19 октября»).
Вольнолюбием пронизан ряд других стих-й П. этой поры: таково, например, уже упоминавшееся послание к Языкову («Издревле сладостный союз...») и в особенности обобщающая и подымающая на новую ступень анакреонтику послелицейских лет мажорно-оптимистическая «Вакхическая песня» с ее знаменитой призывной концовкой: «Да здравствует солнце, да скроется тьма». По-видимому, в конце 1824 г. набрасывает Пушкин остро-иронические стихи о Екатерине II «Мне жаль великия жены», острую «вольная» шутку «Брови царь нахмуря...». Тогда же написан и целый фейерверк пушкинских эпиграмм; зтот боевой жанр был весьма популярен в поэзии того времени, издавна культивировался Пушкиным и доведен им до небывалой меткости и силы. Таковы, например, эпиграмма на Каченовского «Охотник до журнальной драки...»; знаменитый ответ своим литературным противникам «Ex ungue leonem» и др.
В стихах П. периода ссылки в Михайловском временами дает себя знать и прежнее романтич. мировосп-е поэта («Буря», 1825 г.). Но в целом пушк. творч-во этого периода, в том числе и лирика, становится все более и более реалистич.
Именно к этому времени относятся и усиленные раздумья П. на тему о нац. самобытности, нац. «духе», его размышления о понятии «народности» лит-ры («О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова» и черновой набросок «О народности в литературе»). По П., народность заключается не во внешних признаках: выразить в своем творч-ве нац. «образ мыслей и чувствований», «особенную физиономию» своего народа – это и значит быть народным. В Михайловском П. создает здесь замечательный цикл «Подражания Корану» (1824), пишет стихотворения на темы библейской «Песни песней» («В крови горит огонь желанья...», «Вертоград моей сестры», 1825), делает набросок большого стихотворения или небольшой поэмы «Клеопатра». В этих произв-ях П. подымается до глубокого проникнов-я в нац. сущность далеких культур и народов, и при этом он остается глубоко нац., рус. поэтом.
Поэт глубоко проникает в рус. нар. жизнь и рус. нар. творч-во. Он создает в 1825 г. такие произведения, как пролог к «Руслану и Людмиле» («У лукоморья дуб зеленый..»), баллада-сказка «Жених», стихотворение «Зимний вечер».
Стихи П. по богатству своего индивидуального жизненного выражения явно выходят за условно-лит. рамки традиционных стихотворных видов. Характерно, что в первом издании стих-й П. (вышло в свет в конце 1825 г., на титуле – 1826), где стих-я еще традиционно разбиты по жанр. рубрикам, самым обширным является раздел, лишенный определенной жанровой характеристики – «Разные стихотворения». В последующих изданиях П. вовсе отказывается от жанрового распределения стих-й и печатает их в хронолог. порядке.
За восемь месяцев 1826 г. П. написано всего 7 стихотворений, причем на содержании большинства из них прямо или косвенно отразились мысли и переживания поэта, связанные с трагич. исходом восстания декабристов («Под небом голубым страны своей родной...», стихотв. послание к П. А. Вяземскому «Так море, древний душегубец...»).
Видимо, в конце июля – августе 1826 г. Пушкиным написаны 3 «Песни о Стеньке Разине», личностью которого поэт интересовался еще в период южной ссылки. Наконец, поэтом создается в эту пору один из велич. образцов его лирики, стих-е «Пророк», в котором с исключительной силой выражена мысль о назначении поэта-пророка, призванного «глаголом жечь сердца людей».
Новый период (1826 – 1830). За всю 2-ю половину 20-х гг., до знаменитой болдинской осени 1830 г., П. создает всего одно крупное законч. произведение – поэму «Полтава». Зато продолж-ся разв-е пушк. лирики. В поэзии Пушкина начинают занимать все большее место стихотворения общефилософского характера – раздумья о человеческом существовании, его смысле и цели («Три ключа», «Воспоминание», «Дар напрасный, дар случайный..» и др.), мысли о смерти («Дорожные жалобы», «Брожу ли я вдоль улиц шумных...» и др.).
Гражд. лирика 2-й полов. 20-х гг – послание «И. И. Пущину» («Мой первый друг, мой друг бесценный», 1826), «19 октября 1827», и др. Примык. к ним «Арион» (1827), иносказательно изображающий гибель декабристов. Один из самых замечат. образцов пушкинской гражд. поэзии — стих-е «Анчар» (1828). В то же время П. пишет «Стансы» (1826), обращ. к Николаю I: «В надежде славы и добра // Гляжу вперед я без боязни: // Начало славных дел Петра // Мрачили мятежи и казни». И это, в общем-то, тоже гражд. лирика. Хотя друзья не слишком одобрили сие стих-е.
В этот период П. пишет ряд произв-й о поэте и его назначении, об отношении между поэтом и обществом («Поэт» - «Пока не требует поэта к высокой жертве Аполлон», 1827, «Поэт и толпа» - диалог поэта и черни, 1828, «Поэту» - «Поэт, не дорожи любовию народной», 1830, и др.). В них выраж-ся неизменная точка зрения П. на поэзию. Поэт предстает в образе «служителя муз», «жреца Аполлона», который должен идти «дорогою свободной» «туда, куда влечет свободный ум».
В 1828 г. – «Полтава». В 1829 – поездка П. в Закавказье, к месту военных действий (без разреш-я властей). П. пишет стихи, посвящ. Кавказу: «Кавказ», «Монастырь на Казбеке», «Обвал» (все -1829) и др., стих-е «Зимнее утро» (1829). Филос. лирика – стих-е П. «Цветок» (1828), и исполненные нежности и светлой печали любовные стихи Пушкина 1829 г.: «Па холмах Грузии лежит ночная мгла...», «Я вас любил..».
Болдинская осень (1830 г., это 1-я б.о.). В творч-ве П. произошел коренной перелом 1 – переход от «шалуньи-рифмы» к «суровой прозе».
Приехав ненадолго для устройства имущественных дел в связи с предстоящей женитьбой в родовую нижегородскую вотчину, село Болдино, П. неожиданно, из-за вспыхнувшей холерной эпидемии, вынужден был пробыть здесь около 3 месяцев.
Из лирических произведений болдинской осенью 1830 г. было написано около тридцати стихотворений, среди которых такие величайшие создания, как «Элегия» («Безумных лет угасшее веселье...»), любовные стихотворения — «Прощание», «Заклинание», «Для берегов отчизны дальной...», такие стих-я, как «Герой», «Бесы», «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы». Поражает широчайший тематический диапазон лирики болдинского периода: от проникновенного любовного стихотворения («Для берегов отчизны дальной...») до памфлета («Моя родословная»), от философского диалога на большую этическую тему («Герой») до антологической миниатюры («Царскосельская статуя»). Этому соответствует и исключительное разнообразие жанров и стихотворных форм: элегия, романс, песня, сатирический фельетон, монолог, диалог, отрывок в терцинах, ряд стихотворений, написанных гекзаметром, и т. д.
1830 – 1835. Из всего созданного П. болдинской осенью 1830 г., наиболее значит. с точки зрения дальнейшего разв-я его творч-ва является цикл «Повестей Белкина». Начиная с этого времени, в течение всего последнего шестилетия своей жизни, П. пишет преимущ. в прозе. Число созданных им в эти годы стихов резко уменьшается. Так, в 1831 г. написано всего пять завершенных стихотворений – «Перед гробницею святой», «Клеветникам России», «Бородинская годовщина», «Эхо», «Чем чаще празднует лицей...».
Среди произведений последующих годов мы встречаем такие замечательнейшие образцы пушкинской лирики, как большое стихотворение «Осень» (1833), дающее не только ярко живописную и вместе с тем проникновенно лирическую картину осенней природы, но и ярко рисующее одну из вдохновенных минут могучего прилива творческой энергии, подобной той, которая проявилась болдинской осенью 1830 г. В этом же году написано отличающееся подлинно трагическим колоритом «Не дай мне бог сойти с ума...». Замечательны такие стихотворения, как «Пора, мои друг, пора!» (1834), «Полководец» (1835), «Вновь я посетил» (1835) и др. Усиливается эпич. повествоват. начало в лирике. Таковы баллада «Гусар» (1833), переводы двух баллад Мицкевича «Воевода» и «Будрыс и его сыновья» (1833). В 1834 г. появился долгое время не оцененный по достоинству критикой цикл «Песен западных славян» («Видение короля», «Федор и Елена, «Соловей», «Песня о Георгии Черном», «Вурдалак», «Конь» и др. – 16 песен), в большинстве своем построенный на имитациях Мериме, которым П., со свойственным ему умением проникать в нац. дух других народов, сумел придать действительно славянский характер.
1836 г. в лирике – особенный год. В этот год созд-ся «Памятник», гражд. стих-я «Мирская власть» и «Из Пиндемонти» и ряд стих-й, которые можно отнести к религ.-филос. лирике: «Подражание италианскому», «Напрасно я бегу к сионским высотам», «Отцы пустынники и жены непорочны». Такое впечатл-е, что этот год был началом некоего нового периода, но – увы. В 1836 г. П. пишет также стих-е «Альфонс садится на коня» (реминисц. на книгу Яна Потоцкого «Рукопись, найденная в Сарагосе»), последнее «лицейское» стих-е (неоконч.) «Была пора: наш праздник молодой // Сиял, шумел и розами венчался».
Можно еще сказать о том, что делим стих-я по темам: гражданская лирика, дружеская и любовная лирика (интимная), философская лирика, лирика о поэте и поэзии. Впрочем, эта классификация, как любая, неполноценна, не отражает всего величи и т.д. и т.п.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: