Полемика "Трутня" и "Всякой всячины".
В 1769 г. в Петербурге составился бойкий и несогласный хор из нескольких журналов, в котором выделялись голоса новиковского «Трутня» и официозной «Всякой всячины», объявившей себя «бабушкой» этих изданий. Вторую столицу России – Москву – журнальное поветрие не затронуло. О чем же заговорили новые журналы, что составляло предмет их интересов, по каким вопросам проходили споры между ними и велась полемика? Речь пошла о том, что именно они могут высмеивать и чего касаться нельзя, что должно быть объектом журнальной сатиры и в каких размерах эта сатира вообще допустима в печатных изданиях.
Важно сказать о Новикове Николае Ивановиче [1744—1818] — книгоиздателе и публицисте XVIII века. Систематическая работа Новикова как литератора-профессионала началась с 1769 изданием сатирического журнала «Трутень» [1769—1770], за которым последовали сатирические же издания — «Пустомеля» [1770, вышло всего два номера], «Живописец» [1772—1773] и «Кошелек» [1774]. В своей издательской деятельности Новиков делал сознательную установку на «читателей из мещанства и купечества». Огромный успех своих сатирических журналов («Живописец» при жизни Новикова выдержал 5 изданий) сам он объяснял тем, что «у нас те только книги четвертым и пятым изданием печатаются», которые приходятся «во вкус мещан». Особенно ярко выраженной буржуазной идеологией проникнуты сатирические журналы Новикова (Новиков являлся не только издателем журналов, но в значительной степени их автором; однако установить точный объем его авторства не представляется возможным в виду анонимности всего помещавшегося материала). Главной мишенью сатиры в журналах Новикова служит высшее дворянское общество — «большие бояре», «придворная знать», «титлоносные», «случайные» люди. Сатирик беспощадно бичевал их пороки: чванство «пятисотлетней породы», лень, невежество, легкость нравов, модную поверхностную «французскую» образованность. С большим сочувствием относился он к «наукой подкрепленному» рядовому дворянству. Но идеалом Новикова оказался «мещанин» — «человек подлый, по наречию некоторых глупых дворян», на самом же деле «муж совершенный», носитель всех возможных добродетелей. Дворянским персонажам, наделяемым характерными именами — «Недоум», «Худосмысл», «Забыл-честь», — он противопоставлял «мещанина» «Чистосердова» и свое alter ego — выразителя всех основных мыслей издателя — некоего «Правдулюбова». Сатира Новикова до известной степени отвечала намерениям самой Екатерины, опасавшейся в первое десятилетие своего царствования дворянской оппозиции и стремившейся опереться против нее на «людей среднего рода», «создание» которых в России она считала своей прямой задачей. Сама она стояла во главе первого сатирического журнала «Всякая всячина» [1], вызвавшего к жизни все остальные, в том числе и сатирические издания Новикова. Но критикуя дворянство, орган екатерининского самодержавия, целиком державшегося на дворянских же крепостнических корнях, оставался на позициях внутриклассовой борьбы. Новиков в своей сатире сошел с этих позиций, атакуя дворянство с точки зрения другого класса — растущей буржуазии. Не ограничиваясь нападками на «порочных» людей, Новиков нападал на «порочность» социальных порядков — феодально-дворянских основ екатерининской России. Одной из центральных тем сатиры Новиков являлось резко отрицательное изображение «рабства» — крепостничества.». На страницах этого издания перед читателем во всем своем значении возникла крестьянская тема. Новиков открыто заявил, что он сочувствует крепостным, и осудил их бесчеловечных господ. Материалы «Трутня» с большой сатирической остротой показали, что вопрос о положении крестьянства в России имеет важнейшее государственное значение. Так, в таком объеме и с такой силой тема эта еще не ставилась в русской литературе.
По представлению «Всякой всячины» сатира должна быть лишена «меланхолии», т. е. мрачного изображения действительности, должна вестись в «улыбательном тоне», памятуя, что ее задача — «увеселять знатных людей». Сатира не должна затрагивать отдельных лиц и конкретных недостатков государственно-политического строя России, а должна выступать лишь против пороков, не целя ни в кого персонально. Императрица не хотела терпеть никакой критики. Все, что было ею заведено в стране, она считала замечательным, совершенным по мысли и по исполнению и не желала слушать советов. Если и были недостатки в управлении Россией, то все они относились за счет предыдущих царствований, а нынешнее, по мнению Екатерины, от этих недостатков стало свободным.
Резко оспаривая исходные позиции «Всякой всячины», называя проповедуемое ею «человеколюбие» «пороколюбием», «Трутень» Новикова устами Правдулюбова объявлял целью сатиры «исправление пороков», а не «потакание оным», требовал от сатирика конкретного адреса — «критики на лицо». Смелая социальная сатира «Трутня» вызывала сильное недовольство «Всякой всячины», не раз выступавшей с прямыми угрозами ему. Другие журналы также принимали участие в завязавшейся полемике, причем почти никто из них не поддерживал «бабушку» изданий 1769 г. Журналисты, несомненно, понимая, с кем они имеют дело, под маской анонимности изданий, заявляли, что «бабушка» выжила из ума, стала учиться «лягушечья языка», что она желает ко всем «причитаться в родню», о чем вовсе не просят, и т. д. Это обижало редакцию «Всякой всячины», пытавшуюся, и всегда неудачно, отвечать насмешникам и спорить с ними.
Полемика «Трутня» и «Всякой всячины», естественно, не могла оставаться только на литературной почве: орган Екатерины скоро заговорил на языке, «самовластью свойственном», грозя «уничтожить» своего противника. Новиков вынужден был пойти на уступки — ослабить остроту сатиры, торжественно изгнать с листов «Трутня» Правдулюбова за допущенные им «ругательства» против «Всякой всячины», а через некоторое время и вовсе «против желания» прекратить журнал. Приблизительно та же судьба постигла и все остальные сатирические журналы Новикова. От издания к изданию сатира их становилась все менее «когтистой», все более бедной социальным содержанием. Если в «Живописце», к сотрудничеству в котором удалось привлечь самое Екатерину, мы еще находим ряд смелых выпадов против крепостного права, хотя скоро и прекратившихся, то в последнем его сатирическом журнале «Кошелек» сатирическая тематика ограничивается исключительно нападками на французоманию и вообще пристрастие русского дворянства к иностранцам.
Для Новикова всё в конечном счёте закончилось арестом его 1792 и разгромом всех его предприятий (сожжение ряда изданий и т. п.). Сам Новиков был приговорен к «нещадной (т. е. смертной) казни», замененной ему 15 годами заключения в Шлиссельбургской крепости, где он оставался до конца царствования Екатерины. Литературно-общественная работа его была прервана навсегда.
Исторической задачей, выполненной Ломоносовым, явилось сближение книжной речи и просторечия в один цельный общедоступный язык. Все слова русского языка Ломоносов делит на три рода «речений»
1. слова из речи древних славян и ныне у россиян: Бог, слава, рука, ныне, почитаю и др.
2. церковнославянские, малоупотребительные: господень, взываю, отверзаю.
3. исконно русские: ручей, говорю, пока и др.
Особую группу составляют низкие слова, или простонародные. Слова заимствованные он исключает из рус.яза.
Соответственно этим трем речениям Ломоносов устанавливает три «штиля» (словарноречевых строя): низкий (русские и простонародные), средний (старославянские и русские), высокий (церковнославянские и старославянские).
Теория трех «штилей» положена в основу жанровой иерархии. Высоким стилем Л. Рекомендует писать героические поэмы, оды, прозаические речи о важных материях, средним стилем – театральные сочинения, однако в случаях, когда в пьесах потребно отразить геройство и высокие мысли, можно обратится к высокому стилю. Средним: сатиры, эклоги, элегии, стихотворные дружеские послания, ученые сочинения.
Низкий стиль – комедии, эпиграммы, песни,прозаические дружеские письма.
Теория трех «штилей» не была придумана Ломоносовым, о ней говорилось еще в античной поэтике и старых славянских риториках и поэтиках 17-18 в.в., и Л. воспользовался этой теорией. Огромное значение этой теории состоит в том, что она положила начало осознанию языка с точки зрения той эстетической роли, которую язык призван выполнять в произведениях искусства. Трактат Ломоносова имел большое значение в утверждении русского классицизма.