Святая ночь

Магнификат

Лекция 2

Badinerie

Сюита № 2 для оркестра

(0.57)

Как помним, эпоха Барокко своё название получила по одноимённому стилю (барокко), который господствовал в европейском искусстве с середины XVI до середины XVIII века. Завершая рассмотрение стиля барокко, обратимся к таким его свойствам, как контрастность, фантазия и барочный темперамент.

Что касается характерной для барокко резко выраженной контрастности, то как раз о контрастах, доводимых до уровня антитез, и шла речь до сих пор, и уже говорилось, что именно в этом состоит ключ к пониманию эпохи Барокко.

Очень широко использовался принцип контраста в музыке. Не случайно тогда впервые в практику вошёл приём динамического сопоставления piano – forte (тихо – громко). Его специфическим вариантом стало «эхо» – излюбленный звуковой эффект того времени: краткая фраза, прозвучавшая forte, тут же повторяется на глубоком piano.

Общее тяготение искусства Барокко к рассматриваемому качеству было настолько велико, что композиторы стремились подчас к совмещению контрастов не только по горизонтали (перемежающие друг друга эпизоды), но и по вертикали, то есть в одноврменности. Оригинальную разработку такой идеи, технически трудно осуществимой в музыке, находим в I части Магнфиката итальянского композитора Клудио Монтев рди ([Монтэвэрди] 1567–1643, первый классик оперы). Магнификат (от первого слова латинского текста Magnificat anima mea Dominum – Величит душа моя Господа) – произведение на евангельский сюжет о Благовещении, по форме и масштабу близкое кантате или даже оратории.

Клаудио Монтеверди

(2.06)

Здесь с совершенно осязаемой отчётливостью противопоставляются два звуковых пласта. Нижний, изложенный в протяжённых длительностях – тягуче-сумрачный, гнетущий по своему характеру. Верхний, поданный в оживлённом движении, совсем иной по складу – высветленный, прихотливо-игровой (данная, основная линия, в свою очередь, построена на непрерывном обыгрывании эффекта «эхо»). Этот смелый и яркий драматургический монтаж по смыслу прочитывается как характерный для барочного мироощущения антагонизм двух начал – монашески-аскетичного, «могильного» и жизнелюбивого, юного.

В живописи принцип контраста с особой последовательностью заявлял о себе в таком чрезвычайно устойчивом приёме, как подчёркнуто резкое сопоставление света и тени. В этом, как и во многих других отношениях, одним из самых ранних прорывов в стилистику барокко нужно считать картину «Святая ночь» (около 1530) итальянского художника Антонио Корр джо ([Коррэджо] около 1489–1534).

Антонио Корреджо

В центре полотна – Мария с только что родившимся Христом. Колорит ночного освещения приобретает здесь совершенно определённую образно-смысловую направленность: сияние, исходящее от Младенца, сообщает событию характер чуда. В сплошном световом потоке – лицо Мадонны, склонённое над новорождённым, оно полно радости, нежности и любви. Всё остальное предстаёт в отблесках этого сияния. Это всё остальное наполнено характерным для искусства Барокко повышенным динамизмом, что находит себя в энергичных позах передних фигур и в сложном диагональном построении полотна. Примечателен и дополняющий контраст: с реальностью основных персонажей (включая Иосифа, который в темноте занят с мулом – штрих повседневности) сопоставлены парящие в облаке фигуры небожителей, освящающих происходящее на этом уголке земли (мистический акцент).

Сноп яркого света, пронзающий темноту, выхватывающий фигуру либо предмет из фона или окружения и высвечивающий их словно лучом прожектора – вот к какому эффекту часто стремились художники Барокко. Одним из первых к этому сильнодействующему средству стал постоянно прибегать Тициан. В его картине «Христос - Вседержитель» (1560-е годы) образ всевидящего и всезнающего Богочеловека выступает из мрака мира светочем мудрости и высшей духовности. Лицо светится из овала угольно-чёрных волос, окаймлённых острыми световыми пучками нимба. И ещё высвечены руки: одна в жесте крестного знмения, другая (как бы изнутри светящаяся) держит тёмный шар с редкими пятнами высветления. Символический смысл подобного колористического решения совершенно ясен: до чего мало света и блага на этой мрачной земле!

Тициан