2018-03-09
88
Без малейших трудностей вспоминаю я события, о которых должен здесь поведать, ибо сами по себе они были столь поразительны и примечательны своим завершением, что произведут впечатление на любого. Однако есть у меня дополнительные причины оставить о них память, ибо случилось так, что в то время я искал хороший сюжет, который можно было бы переделать в пьесу или (кто знает?) даже в художественное произведение. В начале апреля, сразу откроюсь вам, сложились весьма особые обстоятельства.
Известный актер, у которого я управляю театром, мистер Генри Ирвинг, только что вернулся из успешного турне по Соединенным Штатам. Завоевав Америку, он теперь готовился вновь сорвать лавры в Лондоне, в великом храме искусства — театре «Лицеум». Мистер Ирвинг и я решили на открытие летнего сезона поставить «Фауста», самый впечатляющий спектакль, неувядающий фаворит лондонских зрителей. Постановка, однако, не была премьерой, как и пьесы, которые мы наметили на более позднее время в сезоне. Мистер Ирвинг сам это хорошо знал и в разговоре со мной сознался, что сожалеет об этом. Прошло много вечеров, и много вечеров еще предстояло, когда мы встречались за бифштексом и бокалом портера для обсуждения новых ролей, которые мог бы сыграть мистер Ирвинг. В эти апрельские вечера мы, впрочем, не смогли найти ничего подходящего. Наконец я предложил, что сам напишу новую пьесу. К сожалению, мистер Ирвинг лишь посмеялся над этим предложением и назвал его «ужасным», но не разохотил меня. Наоборот, с этого времени я начал носиться в поисках возможной темы. Для этого я стал фиксировать в своих записках разные необычные события и идеи, пришедшие мне на ум.
Должен сознаться, однако, что несколько недель я занимался этим без особого вдохновения. Моя дорогая женушка приболела, добавьте к этому домашнему кризису нагрузки на любого управляющего театром перед открытием сезона, и, думаю, провал моих литературных потуг можно извинить. Сезон у нас должен был открыться 14-го, и по мере приближения этого дня часы мои все меньше и меньше мне принадлежали. Наконец, наступило 14-е число, и, как часто бывает в эпицентре бури, я с удивлением почувствовал вокруг себя внезапную тишь. Я сидел у себя в кабинете, зная, что сделал все что мог, и в то же время задаваясь вопросом, хватит ли этого. Но я мог только ждать и надеяться на лучшее. Тогда-то и передали мне визитную карточку некоего доктора Элиота.
Я взглянул на визитку. Имя на ней мне ничего не говорило. Но я пребывал в таком расположении духа, что приветствовал любой предлог отвлечься, и потому попросил пропустить доктора Элиота. Он, видимо, ждал за дверью, ибо сразу вошел, словно по срочному делу. В облике его проступала решимость и в то же время спокойствие. Воистину, он казался абсолютно непроницаемым, что весьма примечательно в столь молодом человеке, поскольку ему было не больше тридцати, и все же я мог представить себе, какую власть он имеет над своими пациентами.
Он присел к моему столу и взглянул мне прямо в лицо, будто стараясь проникнуть вглубь моих мыслей.
— У вас тут есть такая актриса… мисс Люси Рутвен, — резко сказал он.
Я признал этот факт:
— Она должна играть в постановке «Фауста» сегодня вечером.
— Крупную роль?
— Нет, но и не малую. Она очень молода, доктор Элиот. И очень хорошо играет, так что заслужила эту роль.
Он лукаво прищурился:
— Так вы восхищены ее талантом?
— О, да! — согласился я. — Замечательная актриса!
Я запнулся и вдруг покраснел, подумав, что мой энтузиазм можно истолковать превратно, но доктор Элиот не заметил моего смущения.
— Мне надо с ней поговорить, — сообщил он. — Сейчас ее в театре, видимо, нет?
— Нет, — ответил я. — До четырех она не появится. Впрочем, если хотите оставить ей записку, я проведу вас к ней в гримерную.
Элиот склонил голову:
— Было бы весьма любезно с вашей стороны
Он поднялся и последовал за мной по лестницам и узким коридорам театра.
— Пришлось потрудиться, чтобы найти мисс Рутвен, — заметил он. — Мне сообщили, что юридически она подопечная сэра Джорджа Моуберли. Однако выяснилось, что она у него вроде как не проживает.
— Не проживает, — согласился я. — Но поймите, она стала подопечной сэра Джорджа после печальной кончины ее брата. Вы, может быть, слышали об убийстве этого бедного джентльмена?
— Да-да! — торопливо закивал Элиот, словно не желая обсуждать эту тему. — Но разве не странно, что мисс Рутвен сейчас не живет у сэра Джорджа? Сколько ей лет?
— Полагаю, всего восемнадцать.
— Тогда вы правы, действительно молоденькая… Я навестил семью Моуберли вчера вечером. И мне показалось, что при упоминании о мисс Рутвен леди Моуберли как-то похолодела… Боюсь, между ними возникла какая-то неприязнь.
Это было сказано с вопрошающей интонацией в голосе, и я кивнул в ответ:
— Думаю, вы правы… Вероятно, леди Моуберли не одобряет намерения мисс Рутвен выступать на сцене.
— Признаюсь, я и сам был слегка удивлен. Видите ли, я хорошо знал ее брата. Они из очень хорошей семьи.
— Да, — нахмурился я, — и поэтому она играет здесь, в «Лицеуме», где мистер Ирвинг столько сделал для поднятия престижа актерской профессии.
— Прошу вас, — торопливо заговорил он, — не сочтите за оскорбление, но признайте, мистер Стокер, редко у девушек ее происхождения возникает желание играть на сцене.
— Не уверен, доктор Элиот. Хотят многие. Немногие отваживаются осуществить такое желание.
Он поразмыслил над сказанным.
— Да, — промолвил он наконец. — Возможно, вы правы.
— Доктор Элиот, мисс Рутвен — девушка с крепким характером и большой целеустремленностью. У нее, если можно так выразиться, мужской ум, но сердце и природная чистота женщины. Она украшает сцену, как украсит имя своего рода. Не бойтесь за нее, доктор Элиот. Она — личность замечательная во всех отношениях.
Элиот медленно покивал головой. Я вновь покраснел, поперхнулся и заторопился дальше по коридору. Элиот молча шел за мной до самых гримерных.
— Вот мы и пришли, — заключил я, доставая из кармана ключи. И тут заметил, что дверь в комнату мисс Рутвен слегка приоткрыта.
— Вам повезло, — повернулся я к Элиоту. — Она уже пришла.
— Странно, — удивился он, — что она сидит в темноте.
И он оказался совершенно прав — в комнате действительно было темно. Почему-то мы оба несколько замешкались у двери. Меня охватило какое-то странное предчувствие, чего — не могу сказать… Не страх, а какая-то, вроде, неуверенность, и, переговорив позднее со своим спутником, я узнал, что и он испытал нечто подобное. Я заметил, что его впалые щеки слегка вспыхнули. Он взглянул на меня и слегка нажал на дверь.
— Люси! — позвал он, тихо стучась. — Люси!
Медленно он распахнул дверь, и я вслед за ним вошел в гримерную.
Элиот потянулся к лампе, чиркнула спичка, и комната озарилась мягким оранжевым светом. Высоко подняв лампу, Элиот всмотрелся во что-то позади меня. Лицо его потемнело. Я обернулся и отшатнулся, ибо там, в кресле, возлежал какой-то мужчина.
Это был молодой человек очень привлекательной наружности с тонкими чертами лица и курчавыми черными волосами. Глаза его были закрыты, и сидел он столь неподвижно, щеки его были столь бледны, что я счел бы его трупом, если бы не легкое трепетание ноздрей, словно он принюхивался к какому-то изысканному аромату. Молодой человек медленно открыл глаза, и они засверкали. Меня загипнотизировал его взгляд, он напомнил мне чем-то взгляд Генри Ирвинга, но был холоднее и какой-то нерешительный, как будто выражал великое отчаяние и гордость, которые не смог бы сыграть актер. Молодой человек заметил мое смущение, ибо по полным красным губам его пробежала легкая улыбка, и он тяжело поднялся на ноги. Он был в дорогой, отличного покроя, одежде под длинным плащом.
— Боюсь, я удивил вас, — сказал он. — Разрешите извиниться.
Голос у него был очень музыкальный и такой же гипнотический, как взгляд.
— Приехал навестить кузину, двоюродную сестру, — продолжал он, протягивая руку. — Меня зовут Рутвен, лорд Рутвен.
Я пожал ему руку. Она была холодна, как лед.
— Очень приятно, — поклонился Элиот, в свою очередь пожимая руку лорда Рутвена. — Я был другом Артура, вашего старшего двоюродного брата.
По лицу лорда Рутвена пробежала тень.
— Я его никогда не знал, — проговорил он. — Он ведь умер, не так ли?
— При весьма прискорбных обстоятельствах, — ответил Элиот.
— Да, я слышал об этом, — признался лорд Рутвен. Глаза его сузились и слегка моргнули. — Я всю жизнь прожил за границей и лишь недавно вернулся в Англию. В число привилегий настоящего путешественника входит то, что родственники мало значат для него. Но иногда… даже родственники могут удивить. Например, — он взял конверт со столика, — оказалось, что у нас в семье появилась актриса. Это более чем удивительно. Это романтично!
Он вскрыл конверт и вынул театральную программу с гербом театра «Лицеум». Лорд Рутвен передал мне программу, и я увидел, что фамилия мисс Рутвен в ней подчеркнута красным.
— Мне ее прислали сегодня.
Элиот оторвал взгляд от листка, который изучал из-за моего плеча.
— Ах, вот как, — нахмурился он. — А кто?
— Подписи не было.
— А конверт? На нем было что-нибудь написано?
Лорд Рутвен поднял брови:
— Нет… Его оставили для меня в клу6е. — Он слегка улыбнулся. — А почему вас это интересует, сэр?
Элиот пожал плечами:
— Просто интересно было бы знать, кто послал его, вот и все.
— О, тут, должно быть, нет никакой тайны. Несомненно, послала письмо сама милейшая мисс Рутвен… Вот почему я жду тут. Я решил придти на представление сегодня вечером, и мне нужна отдельная ложа. Раз уж моя кузина до сих пор не объявилась, может быть, вы мне поможете?
— Боюсь, милорд, ваша просьба невыполнима, — признался я. — Помилуйте, открытие сезона, свободных лож просто нет.
— Разве? — произнес он спокойным тоном, в голосе его не было никакой угрозы, но, несмотря на это, не знаю почему, меня вдруг охватил страх.
Человек я крупный, сильный и не трус, однако я вдруг почувствовал, что дрожу как лист. Красота лорда Рутвена казалась ослепительной и в то же время отталкивающей. Красота змеи, смертельной и жестокой. Он высасывал из меня всю силу — я отер выступивший на лбу пот.
— Однако, — тихо пробормотал я, — какие-то места наверняка найдутся.
— Отлично, — приятным голосом промолвил лорд Рутвен, встал, и мое чувство ужаса куда-то улетучилось. Он подошел к двери. — Где вы оставите для меня билет?
— На служебном входе, милорд. — Я оглянулся на Элиота, который сидел за столом и что-то писал. — Вы можете попросить мисс Рутвен оставить для вас записку там же, доктор Элиот.
— Доктор Элиот? — На бледном лице лорда Рутвена промелькнула искра интереса.
— Вас так зовут?
— Да, — наморщил лоб Элиот. — А что, мое имя вам что-то говорит?
Лорд Рутвен не ответил. Он улыбнулся и, пожав плечами, отвернулся. А поворачиваясь, задел один из костюмов мисс Рутвен. К моему удивлению, лицо его вдруг ожило — на щеках заиграл румянец, глаза вспыхнули огнем, а ноздри вновь начали раздуваться, словно он вдохнул какое-то благовоние, но, когда он вышел, я поднес костюм к носу, нюхнул и ничего не почувствовал.
— Сумасшедший какой-то! — заметил я, обращаясь к Элиоту.
Элиот ничего не сказал, уставившись на дверной проем, за которым только что исчез лорд Рутвен. Затем он обвел взглядом гримерную мисс Рутвен, нахмурился и вернулся к своим записям, а я не хотел ему мешать, ибо мне надо было спешить обратно, в свой кабинет. Элиот недолго писал записку. Закончив, он поднял ее и подержал перед светом, словно изучая, после чего оставил ее прислоненной к настольной лампе. Мы вернулись в коридор и в полном молчании пошли обратно через театр. Я показал Элиоту, где служебный вход, и расстался с ним.
Вскоре я совсем забыл о нем, ибо не успели мы расстаться, как начал подниматься прилив того, что называется открытием сезона, и вскоре волны его унесли меня. У меня не было времени размышлять о странных сегодняшних событиях. Проходя мимо мисс Рутвен, я задумался, к какому соглашению она пришла с Элиотом, но спросить не остановился. Одно мне стало известно — Элиота на спектакле не будет. Когда я его спросил об этом, он сказал, что он не большой любитель театра и вообще всего выдуманного.
Но то, как давали «Фауста» в вечер открытия сезона, захватило бы даже Элиота. Это был ошеломляющий триумф, и главные аплодисменты достались, как всегда, мистеру Генри Ирвингу и мисс Эллен Терри. Впрочем, те, что снискала мисс Люси Рутвен, отстали ненамного. Она стала открытием, если не для меня, то для публики, и после спектакля все говорили только о ней. У служебного входа я увидел лорда Рутвена и поинтересовался, что он думает об игре своей кузины. Он беседовал с Оскаром Уайльдом, но прервал разговор, когда я к ним подошел, и слегка улыбнулся.
— Брэм! — позвал Уайльд, тоже заметив меня. — Брэм, дорогой! Ваша юная актриса мисс Рутвен… слышал, это ее первая ведущая роль? Отказываюсь поверить! Только годы репетиций и старания режиссера могли научить ее выглядеть столь триумфально неиспорченной!
Я склонил голову:
— А вы, лорд Рутвен? Вам понравилась игра вашей двоюродной сестры?
— О, необычайно! — Глаза его заблестели. — Она была очаровательна! Однако я совершенно не согласен с вами, мистер Уайльд. У нее тот редкий тип свежести, который не назовешь позой. Она, конечно, увянет, ибо девушка такой красоты и явной смышлености быстро поймет, что стиль превыше истины, но пока, — глаза его вновь блеснули, — это было восхитительное зрелище…
Он прервался и посмотрел мне за плечо.
— Кстати о Люси, — пробормотал он, — вон идет еще один поклонник.
Я обернулся и обнаружил, что по лестнице поднимается Элиот.
— Поклонник? — переспросил я.
— Я так понял, — улыбнулся лорд Рутвен. — Иначе зачем еще мужчины навещают актрис?
Я нахмурился, еще раз оглянувшись на Элиота. Он уже поднялся и задержался явно в нерешительности, не зная, в какую дверь войти. Я извинился перед лордом Рутвеном и Уайльдом и протолкался сквозь толпу к Элиоту. Увидев меня, он направился мне навстречу.
— Мистер Стокер, — спросил он, — как бы мне пройти?..
— В гримерную мисс Рутвен? — уточнил я. — Сюда. Через сцену.
— Мне не нужны сопровождающие. Я помню дорогу.
— Нет-нет, — промолвил я, — меня нисколько не затруднит пройти с вами.
— Что ж, весьма признателен.
Я провел его к сцене.
— Вы пропустили замечательный спектакль! — заметил я, думая о том, как сказать то, что я собирался сказать.
— Да, говорят, — ответил он. — Вроде у мисс Рутвен большой триумф?
— Да, — коротко отрубил я.
Элиот улыбнулся:
— Вроде она стала любимицей?
— Да, — повторил я еще более отрывисто, резко остановился и повернулся к нему. — Доктор Элиот…
— Да?
— Я должен вам сказать…
— Что именно?
— Должен вам сказать… э-э… мисс Рутвен… ее сердце… буду откровенен… уже принадлежит другому.
Он уставился на меня, и постепенно хмурое выражение его лица сменилось удивленной улыбкой:
— Дорогой мой, — заговорил он, расхаживая по сцене, — вы заблуждаетесь относительно сути моего интереса к мисс Рутвен.
— Разве?
— Да, уверяю вас, — подавил он смешок — Мозг мой открыт лишь для размышлений и подсчетов Его никогда не занимал слабый пол. По сути дела, это машина. Будьте уверены, мистер Стокер, я никому не соперник.
В глазах его все еще вспыхивали искорки, словно он увидел нечто забавное.
— Но скажите, кто этот счастливец?
— Какое у вас дело к мисс Рутвен? — в ответ спросил я. — Вы хотите помочь ей?
— Если смогу. А почему вы решили, что ей требуется моя помощь?
— Потому что, — со вздохом произнес я, — последнее время ее что-то гнетет, доктор Элиот. Она боится.
— И сейчас? — На щеках его появился румянец интереса — Думаете, это связано с ее любовными делами?
— Я бы не сказал.
— Не сказали, но подумали… Что ж, если это имеет отношение к делу, мисс Рутвен, вне сомнений, сама мне обо всем расскажет. А мое дело — узнать.
К этому времени мы подошли к гримерной мисс Рутвен. Дверь была распахнута настежь. Элиот постучал и вошел.
— Люси? — позвал он. — Надеюсь, не помешал?
Она подняла голову. Сидела она у зеркала, почти скрытая большими букетами цветов, и поправляла шляпку на собранных в косу золотых кудрях. В лице девушки было еще столько детского, что ее голубые глаза вначале показались нервными, как у фавна, но когда она признала нас, ее свеженькое личико просияло от счастья.
— Джек Элиот… — прошептала она. — Это вы, Джек?
Она протянула руки вперед.
Доктор Элиот поцеловал кончики ее пальцев, затянутых в белые перчатки.
— Замечательно, что мы опять встретились, — засмеялась она, — после… ух… стольких лет! — Она отступила и присела в элегантном книксене. — Ну как, я выросла, милый Джек?
— Да уж, вымахала, — согласился доктор Элиот. — Ты теперь настоящая дама!
Мисс Рутвен рассмеялась и повернулась ко мне:
— Видите ли, мистер Стокер, он и глаз на меня не поднимал с тех пор, как я заплетала косички, играла в куклы и маялась скверными зубами.
Элиот покачал головой.
— Ну же, Люси, не самоуничижайтесь! Она и ребенком была столь же прекрасна, сколь мила сейчас.
— Ах, вы, оказывается, льстец, Джек Элиот! Но я все помню! Он всегда был холодный, как рыба, мистер Стокер. Женщин он считал слишком ветреными.
Элиот слегка улыбнулся:
— Я вам это говорил?
— Да, и весьма торжественно, а мне было тогда всего двенадцать. Вы знаете, что Артур… — Улыбка слетела с ее губ, — Артур, мой брат, мистер Стокер… — Она собралась с духом, и легкий румянец вновь прилил к ее щекам. — Артур называл Джека счетами.
— Очень лестно! — поклонился Элиот.
— И вы все еще сохранили ваши способности к подсчетам, а, Джек?
Элиот пристально взглянул на нее. Голос ее вдруг прозвучал отдаленно и странно. Она мягко дотронулась до ожерелья на шее. С него свешивалась подвеска, и, поглаживая ее, словно амулет, она смотрела не мигая на Элиота. Глаза ее были глубокие и большие.
— Джек, — прошептала она, — Джек… Надеюсь, ваша сила осталась при вас. Потому что она нужна нам. Боюсь, происходит нечто ужасное.
Лицо Элиота оставалось бесстрастным, а затем он медленно приподнял бровь.
— Нам? — уточнил он.
— Да, нам, — прошептала мисс Рутвен и протянула руку. — Нэд! — позвала она, и из-за двери, из-за стены цветов, вышел молодой человек — очень молодой, такого же возраста, как мисс Рутвен, и столь же привлекательный, как она, с тонкими чертами лица и вьющимися черными волосами.
— Джек, мистер Стокер… — Мисс Рутвен улыбнулась, и взяла молодого человека под руку. — Позвольте мне представить Эдварда Весткота, самого милого юношу на свете. Должна вам сказать — в этом уже нет секрета. Мы поженились, дорогие друзья! И живем вместе как муж и жена.
Признаюсь, я был ошеломлен и на мгновение даже растерялся, не зная, что сказать. Элиот же, похоже, не был удивлен и выглядел так, словно он ожидал услышать нечто подобное.
— Мои поздравления, госпожа Весткот, — произнес он.
Он поцеловал (я теперь не могу называть ее мисс Рутвен, пусть дальше она будет просто Люси), поцеловал Люси в обе щеки и пожал руку Весткоту.
— Поздравляю! — эхом отозвался я.
— Мистер Стокер, — окликнула Люси, — надеюсь, вы не сердитесь?
— Ну что вы, — сказал я. — Крайне рад за вас. Просто… удивляюсь, что вы скрыли это от меня.
— Но, дорогой мистер Стокер, никто же не знал.
— Почему бы и нет? Я был бы не против.
Легкая тень пробежала по лицу Весткота.
— Вы — да, — согласился он, пожимая руку жене, — но были и другие, мистер Стокер.
— Ах так? — удивился Элиот. Он не мигая посмотрел на Весткота, затем на Люси. — Не могу поверить, что Артур стал бы возражать.
— Он и не возражал, — ответила Люси.
— Тогда почему такая секретность?
— Помните, мистер Стокер, некоторое время тому назад несколько месяцев я сильно болела.
— Да. Вы как раз у нас начинали. Жаль, что это отсрочило вашу карьеру.
— И все же я пробыла тут достаточно долго, чтобы познакомиться с Нэдом. — Она очаровательно покраснела. — Когда я заболела, он стал моей сиделкой. Мое решение выйти за него замуж выковалось в эти долгие месяцы уединения. Мой брат… Вы совершенно правы, Джек, Артур не возражал.
— Тогда отказываюсь понимать, в чем проблема.
— Артура убили, Джек. Его убили еще до объявления о нашей помолвке.
— Сожалею, Люси… Очень сожалею…
— Знаю, Джек. — Вновь она погладила подвеску, свисающую с ее ожерелья, другой рукой крепче обнимая мужа. — После его смерти, как вы знаете, моим опекуном стал Джордж Моуберли.
— Но все же… я не понимаю. Джордж всегда терпимо относился к мужчинам и обожал вас. Он бы тоже не возражал.
— Нет… Но леди Моуберли возражала бы…
— А, — кивнул Элиот. — Я мог бы догадаться… Но почему?
— Почему она ненавидит меня? — с неожиданной страстностью прервала его Люси. — Не знаю, Джек, но это так. Вначале она была очень добра, она относится с добротой почти ко всем окружающим, но потом, когда я заболела, она даже не навестила меня — ни разу за все время, что я была больна. А когда я поправилась и она узнала о Нэде, Розамунда сильно охладела ко мне, даже рассердилась на меня. Она отказалась принимать его у себя в доме.
— Что у нее было против вас? — спросил Элиот у Весткота.
— Не знаю, — ответил тот. — Я никогда ее даже не видел.
— Она враждебно относилась не к Нэду, а ко мне, — покачала головой Люси.
— Очень странно, — задумчиво пробормотал Элиот. — Леди Моуберли произвела на меня впечатление очаровательной женщины.
— Такое впечатление она производит на всех.
Элиот нахмурился еще больше, смотря на юную пару, пожимающую друг другу руки.
— Что ж, ее отпор расстроил вас обоих. Но имело ли это значение? Ведь опекуном был Джордж…
— А богатой — леди Моуберли. И у нее в руках тесемки от кошелька. Джек, Джордж всегда был по уши в долгах, — легко улыбнулась Люси. — Он не стал бы рисковать всем и идти наперекор жене.
— Что ж, — задумался Элиот. — Звучит разумно.
— Угу, звучит, — согласилась Люси. — Как видите, выбора у нас не было. Нам надо было втайне пожениться. Мы ждали почти два года. И так любили друг друга, что не могли ждать больше ни дня.
— Ну, конечно же! — Элиот взглянул на Весткота. — А как насчет вас, сэр? Вашим родителям известно?
— Мой отец в Индии, — сказал Весткот, помедлив. — Пока не было возможности известить его. Но придет время, и я его извещу.
Элиот склонил голову набок и стал похож на коршуна, наблюдающего за полевой мышью.
— А ваша мать? — медленно поинтересовался он.
Весткот поперхнулся.
— Мать моя… — начал он, но голос его сорвался, и он прокашлялся. — Мать моя, к сожалению, умерла.
Люси придвинулась к нему и сжала его руку. Весткот уставился прямо перед собой.
— Она исчезла примерно два года тому назад. Их в Гималаях похитили туземные племена. Тело моей сестры так и не нашли, а мать бросили непогребенной на горной дороге. Она была совершенно обескровлена, и горло ее было перерезано. Ужасно, доктор Элиот. Ужасно!
— Сожалею, — проговорил Элиот. — Простите меня за расспросы. Мне не следовало лезть не в свое дело.
— Вы не могли этого знать.
— Да, — сказал Элиот. — Не мог.
— Вообще, — продолжал Весткот, глядя в глаза жены, — именно боль моей потери сблизила меня с Люси. Вы, кажется, старый друг ей, доктор Элиот, и знаете, конечно, что она сирота и отец ее тоже исчез, был убит. Прости меня, дражайшая Люси, что я затрагиваю такую тему, но ведь из-за этого мы здесь.
Люси встретила его пылкий взгляд, но не ответила.
— Люси! — У Весткота был почти отчаявшийся вид. — Ты ведь скажешь мне, не так ли?.. — Он повернулся к нам. — Ей угрожает какая-то опасность. Ее отца убили, выкачали из него всю кровь, как из моей дорогой матушки. Брат ее в прошлом году разделил ту же судьбу. Этого достаточно… Достаточно, чтобы говорить о проклятии — проклятии над семейством Рутвенов… А теперь у Люси какие-то тайные страхи, но она не говорит о них со мной, хоть я ее муж и готов погибнуть за нее!
Люси продолжала пристально смотреть ему в глаза.
— Дорогой мой, — прошептала она, — я ошибалась, что скрывала это от тебя.
Она погладила его по кудрявым волосам, нежно поцеловала и повернулась к нам.
— Нэд совершенно прав, — проговорила она. — Я видела нечто ужасное. — Она показала на Элиота. — Он знает что именно.
Лицо Элиота оставалось бесстрастным, но я заметил, что глаза его настороженно засверкали.
— Вы рассудили верно, Джек. Это я написала леди Моуберли, что Джорджа, возможно, убили.
Элиот пожал плечами.
— Это было просто! — Он взял письмо с туалетного столика Люси, и я узнал то письмо, что он писал сегодня утром. Элиот перевернул листок бумаги. — Видите, Люси, пудра! На вашем письме леди Моуберли были точно такие же следы.
Весткот в изумлении уставился на Люси.
— Ты писала ей, этой… — От возмущения он не мог подобрать нужного слова. — Но, Люси, зачем?
Люси оглядела комнату и, оправив юбку, села. Я приготовился уйти, чувствуя, что она готова сделать какое-то заявление для узкого круга, но она подняла руку и попросила меня остаться.
— Хочу, чтобы вы поняли, почему недавно я была столь расстроена, мистер Стокер. И особенно последние несколько дней. Знаю, со мной было нелегко. Но я боюсь не за себя, дорогой мои! — обратилась она к мужу. — Ты действительно думаешь, что я скрыла бы такое от тебя? Нет, Нэд, никогда. Но я боюсь, ужасно боюсь за Джорджа Моуберли.
Элиот распрямил свои длинные пальцы.
— Ах, да, Джордж… — Он снова сжал пальцы и опустил на них подбородок. — Так, значит, его убийство… Расскажите, что вы видели.
— Убийство?! — вскричал я.
Элиот медленно кивнул.
— Если я правильно понял, Люси, вы стали свидетелем убийства?
— Думаю, да! — проговорила Люси, поглаживая подвеску-амулет.
— Только думаете? — нахмурился Элиот.
— Я не видела трупа, Джек.
Он приподнял бровь:
— Интригующе… Так что именно вы видели?
— Он стоял у окна.
— Где?
— Оно выходит на Бонд-стрит. Я проходила там пару дней тому назад. Накануне мне приснился сон… о смерти моего брата и о том, что Джорджу угрожает та же ужасная участь. Я знаю, это звучит глупо, Джек, но на меня сильно повлиял этот кошмар, он был очень похож на правду. Я даже послала Джорджу письмо, где описала свой сон, но потом решила — к сожалению, очень поздно, — что письма недостаточно. Мне надо было с ним повидаться.
— Отлично, но почему на Бонд-стрит?
— Там есть ювелирная лавка. Ее содержит старый слуга Джорджа. Когда мои отношения с леди Моуберли ухудшались, я часто встречалась там с Джорджем.
— Какой дом?
— Девяносто шесть.
Элиот записал и жестом велел Люси продолжать рассказ. Она все еще поглаживала подвеску, но голос ее уже не колебался и звучал отчетливо:
— Было довольно поздно. Мы усердно репетировали. Когда я подъехала к «Хэдли», так называется ювелирная лавка, то увидела, что она закрыта. Я отступила от двери, оглядывая верхний этаж дома, — там находились комнаты мистера Хэдли с женой, и я хотела посмотреть, не пробивается ли оттуда свет. Но окна были темны, и я уж было повернулась, пошла назад по улице, как вдруг заметила движение этажом ниже. Я увидела силуэт человека за оконным стеклом. Он заметил меня, шатаясь подошел и прижался лицом к стеклу. Он был смертельно бледен, и глаза его смотрели ужасным взглядом, но это был Джордж! Никакого сомнения, это был он. Он, очевидно, звал меня, но чьи-то руки оттащили его от окна, и кто-то попытался заткнуть ему рот тряпкой. Джордж высвободился, и я увидела, что подбородок. у него весь в крови, но затем ему ко рту снова прижали тряпку, и он рухнул. Огни погасли, и больше ничего не было видно. Я все стучала и стучала в дверь, что вела к этажам над лавкой, но никто не отзывался. Тогда я позвала полисмена.
— Минутку, прошу вас, — поднял руку Элиот. — Вы все время стояли у дверей?
— Да, — ответила Люси.
— Никто не мог выйти незамеченным?
— Нет.
— И другого выхода в доме нет?
— Нет.
Элиот кивнул:
— Отлично. Это очень важное обстоятельство… Так, говорите, вы позвали полицейского?
— Да, — промолвила Люси, и глаза ее засверкали. — Я рассказала ему, что видела. Он довольно вежливо выслушал меня, но подумал, видимо, что я истеричка, ибо в действиях его не было никакой спешки. И, когда он. допрашивал меня, я почувствовала сомнение в его голосе. Мы, однако, подошли к лавке «Хэдли», и, пользуясь куском проволоки, он открыл дверь. Оттолкнув его, я бросилась вверх по лестнице, ко второй двери, подергала за ручку, но дверь была заперта. Я крикнула, чтобы полисмен пошевеливался, однако тут заскрежетал засов, и дверь отворилась. Слуга, — я говорю «слуга», но голос его, когда он заговорил, показался мне голосом джентльмена, — спросил, чем он может мне помочь. На мгновение я окаменела — глаза слуги были непередаваемо жестоки, как у гремучей змеи, изо рта у него дурно пахло, так отвратительно, словно он напился химикалиев. Он вновь спросил, что мне угодно, но к этому времени я опомнилась и проскочила мимо него в надежде застать убийцу врасплох. Впрочем, комната, куда я ворвалась, была пуста, — никаких следов насилия или кровопролития, воплощение безмятежной роскоши. Только фрак, небрежно брошенный на высокую спинку кресла, казался здесь лишним. Никаких признаков зверского убийства. Мне стало стыдно за свое глупое поведение.
Полисмен, который подошел к нам, придерживался того же мнения. Он рассказал слуге о том, что я видела, но даже не пытался придать моей истории правдоподобие. Широкая улыбка расползлась по лицу слуги.
«Боюсь, что хозяина нет, но хозяйка здесь, — произнес он низким и каким-то шипящим голосом. — Если хотите, я могу спросить у нее, не совершала ли она недавно убийство!»
Он гадостно захихикал, и все его тело затряслось, заизвивалось в восторге. Он повернулся и, поманив полисмена, провел его через дверь. Я осталась в передней одна.
Несколько минут спустя дверь отворилась, и вошла женщина. Как я могу описать ее? Она была в прекрасном платье из красного бархата с большим декольте. Черные волосы длинными прядями спадали на плечи. Лицо ее было так прекрасно, что больно было на него смотреть. Я почувствовала к ней какое-то странное притяжение. В ней было нечто… какая-то сила… ошеломляющая привлекательность.
Люси закрыла глаза и некоторое время ничего не говорила.
— Но она, она наполнила меня ужасом, — прошептала наконец Люси. Голос ее ослаб. — К тому времени, — продолжила она несколько отстраненно, — я начала сомневаться, видела ли я вообще что-нибудь. Но, Джек, когда вошла эта женщина, я поняла: то были не галлюцинации. Я на самом деле узрела нечто ужасное. И потом, когда я получила письмо леди Моуберли, — голос ее прервался, она нахмурилась и покачала головой, — я осознала… осознала…
— Осознала что? — нетерпеливо спросил Элиот.
— Женщина, с которой я встретилась, была той самой, которая преследовала леди Моуберли. — Люси посмотрела на Весткота и на меня. — Леди Моуберли видела ее… она вломилась к ней в дом.
— Но почему вы так уверены, что это та самая женщина?
— Письмо… ее описание… Помните, леди Моуберли не смогла толком описать взломщицу? По ее словам, это было самое необычное лицо, которое она когда-либо видела… Так вот, я ощутила то же смятение. Как я уже сказала, Джек, лицо ее было прекрасно… О, как прекрасно! Но в глазах читались опасность, колдовство, зло, величие… Как описать все это? Не могу. Просто не могу…
Она сжала руку в кулак и поднесла к губам, терзаясь тем, что не может определить, что именно она увидела.
— Я чувствовала, как она… совращает, меня, — тихо прошептала Люси. — Да, совращает… В конце концов, с большим усилием мне удалось оторвать от нее взгляд…
В комнате воцарилось долгое молчание. Элиот скрестил руки на груди и прислонился к стене.
— В Лондоне много поразительных женщин, — заявил он.
— Нет, Джек, я вам еще не все рассказала. — Люси разжала пальцы и повернулась к нам. — Леди Моуберли видела второго человека — джентльмена-иностранца, смуглого, из Индии или Аравии.
— Ага, — сразу оживился Элиот. — Вы тоже видели похожего человека?
— Да. Полисмен вернулся в холл и сообщил, что обыскал всю квартиру, но не нашел никаких следов борьбы, не говоря уже о трупе. Он извинился перед хозяйкой дома и предложил, чтобы мы с ним ушли. И тут на лестнице послышались шаги. Кто-то поднимался по лестнице…
— Поднимался? — прервал ее Элиот.
— Да, — кивнула Люси.
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Простите, — пробормотал Элиот, — продолжайте, пожалуйста!
— Через парадную дверь вошел джентльмен. Он был в вечерней одежде, хотя без фрака, но я так поняла, что это его фрак брошен на высокую спинку кресла. Он выслушал рассказ полисмена об увиденном мною и очень удивился, а потом мы ушли. У меня не было никаких причин подозревать его в чем-то. И лишь когда я получила письмо леди Моуберли, мои страхи подтвердились. Джек! Я видела Джорджа там, наверху! Я видела, как его убили!
Элиот слушал все это, полузакрыв глаза.
— Согласен, — пробормотал он, — тут много пищи для размышлений… Но скажите, как этот иностранный джентльмен отреагировал на ваше присутствие в комнате — обеспокоило это его как-нибудь?
— Никоим образом. Он был исключительно спокоен. Словно поддразнивал меня. Его самообладание было каким-то величественным… И это поразило меня.
— А он говорил с вами?
— Так, простые любезности.
— Ага. — Лицо Элиота потемнело, а глаза открылись шире. — Тогда это весьма загадочный случай… Как я понимаю, дорогая Люси, вы хотите, чтобы я расследовал это дело как можно доскональнее?
— Ну конечно, Джек! Артур уже умер — и при таких странных обстоятельствах, о которых я лишь недавно узнала. Мысль о том, что и Джорджа постигла столь же ужасная судьба…
— Что ж, — Элиот взглянул на часы, — если вам больше нечего сказать, тогда разрешите откланяться…
— Есть, Джек, есть!
— Что же? — удивленно поинтересовался Элиот.
— Сегодня вечером… я видела их опять… сегодня вечером они были здесь.
— В театре? — воскликнул я. — Эта леди и иностранец?
— Я уверена, это были они. Они сидели в отдельной ложе справа, ближе всего к сцене, вот почему я заметила их. На втором акте женщины не было, но джентльмен просмотрел весь спектакль. Он ушел лишь в самом конце, когда мистер Ирвинг выступал с благодарственной речью…
Элиот повернулся ко мне:
— Вы записываете тех, кто заказывает у вас ложи?
— Естественно, — ответил я. — Подробности у меня в конторе.
— Тогда пойдемте туда! — Элиот повернулся к Люси. — Не бойтесь! — взял он ее за руку. — Я сделаю все что смогу, чтобы расследовать это дело!
Он поцеловал ее и вышел из комнаты, а я — за ним. Мы двинулись по коридору к моему кабинету, но позади вдруг-раздались шаги. Мы обернулись — нас догонял Весткот.
— Доктор Элиот! — окликнул он. — Я должен знать… Люси в большой опасности, как вы думаете?
— Слишком рано утверждать что-либо, — пожал плечами Элиот.
— Если я чем-нибудь могу помочь, какое-нибудь опасное дело…
— Оставайтесь с женой, — посоветовал Элиот. — Не отходите от нее ни на шаг… И будьте готовы ко всему.
Весткот в неуверенности уставился на него:
— Так я лучше всего смогу помочь ей?
— Вот именно. — Элиот улыбнулся и похлопал Весткота по плечу. — Удачи. Будьте достойны женщины, на которой женились.
Мы продолжили путь, а Весткот направился обратно к жене.
— Вы и вправду думаете, что мисс Рутвен грозит опасность? — спросил я, как только мы зашли ко мне в кабинет.
— Вы имеете в виду миссис Весткот?
— Конечно, — поправился я, — миссис Весткот.
Элиот взял конторскую книгу, которую я ему вручил, и покачал головой:
— Думаю, нет… Но дело все же не столь простое, как я ранее предполагал.
Он нахмурился и посмотрел на страницу, которую я открыл.
— Вот, — показал я. — Вот эта ложа. Боже мой. Доктор Элиот! Ради Бога, что с вами?
Ибо Элиот вдруг смертельно побледнел. Глаза его уставились на запись в регистрационной книге, а рот раскрылся от изумления.
— И все же, — пробормотал он, вставая, — это просто совпадение…
Его глаза подернулись поволокой, и он погрузился в какие-то глубоко личные размышления. Я взглянул в книгу, чтобы узнать, что повергло его в такое изумление. Ложа была заказана на имя раджи Каликшутры.
— Раджа! — вскричал я. — Так мисс Рутвен была права. Это был индус.
— Да, — ответил Элиот. — По крайней мере, похоже на то.
— Эта Каликшутра вам о чем-нибудь говорит?
— Немного.
Он вновь вгляделся в запись в книге. Лицо его стало бесстрастным, как и раньше. Он пожал плечами и захлопнул книгу.
— Уже поздно, — заявил он. — Завтра будет долгий день. Мне пора идти, мистер Стокер, и благодарю вас за уделенное мне время.
— Я пойду с вами, — сказал я, запер кабинет и проводил Элиота на улицу.
Мы пошли по Друри-лейн в поисках извозчика, но было несколько позже, чем я думал, и даже у Ковент Гардена улицы были почти пусты. Мы вышли на флорал-стрит, и тут я заметил, что за нами едет экипаж — черный, с розовым гербом на дверце. Колеса его громыхали по булыжной мостовой. Когда лошади поравнялся с нами, кто-то постучал тростью в окошко, и экипаж остановился. Окошко отворилось, и чья-то бледная рука поманила нас. Элиот не обратил на это внимания, продолжая шагать по улице.
Из экипажа высунулся лорд Рутвен. Он улыбался.
— Доктор Джон Элиот! — позвал он. — Как я понимаю, вашей хирургической клинике ужасно не хватает средств?
Элиот повернулся, с удивлением взглянув на него:
— Если даже и так, то вам какое до этого дело?
Лорд Рутвен выхватил какой-то конверт и бросил его на мостовую.
— Прочтите! — крикнул он. — Это может вам пригодиться.
Он стукнул тростью по крыше, возница натянул поводья, и экипаж стал быстро удаляться.
Элиот провожал его взглядом, пока лошади не скрылись за ближайшим углом, потом нагнулся и поднял конверт Вскрыв его и прочтя записку внутри, он передал все мне. По адресу, вытисненному в верхней половине листа, я понял, что улица находится в Мэйфейр.
«Навестите меня, — писал лорд Рутвен, — нам надо многое обсудить».
— Вы поедете? — взглянул я на Элиота.
Он вначале ничего не ответил. Ему стало зябко, и он поплотнев закутался в пальто.
— Свалились тут всякие тайны на мою голову, — наконец буркнул он, взял письмо, из моих рук и зашагал дальше по улице.
— Если могу помочь вам… — окликнул я его.
Он не обернулся.
— Знайте, — вновь крикнул я, — я сделаю все, чтобы отвратить опасность от мисс Рутвен.
— На Бонд-стрит, завтра, — проговорил он не оборачиваясь, — в девять…
— Непременно буду, — пообещал я.
— Доброй ночи, мистер Стокер!
Он продолжал шагать и быстро исчез в темноте. На следующее утро на Бонд-стрит я ожидал увидеть его у лавки ювелира, но он стоял у двери справа от «Хэдли», где, как я понял, находился вход на верхние этажи. Увидев меня, Элиот улыбнулся и подошел пожать мне руку.
— Стокер, — жизнерадостно сказал он, вцепляясь в мою руку железной хваткой и притягивая меня, чтобы я не шел дальше.
— Не показывайтесь перед дверью ювелирной лавки, — произнес он по-прежнему жизнерадостным голосом, будто предлагая вместе позавтракать.
И действительно, со стороны могло показаться, что один из друзей приглашает другого в гости. Он открыл дверь, впустил меня, вошел следом и запер дверь.
— Где вы достали ключ? — с удивлением спросил я.
— Лахор, — ответил он.
От его радушной улыбки не осталось и следа. Он взглянул на лестницу, и лицо его стадо совершенно непроницаемым.
— Заметили что-нибудь интересное? — поинтересовался он.
Я осмотрелся вокруг.
— Нет.
— А ковер?
Я взглянул вниз и внимательно рассмотрел ковер.
— Вроде бы ничего необычного! — наконец промолвил я.
— Я не сказал «необычное», я сказал «интересное», — поправил Элиот. — Что ж, подождем с этим.
Он повернулся и стал подниматься по лестнице.
Я последовал за ним.
— Что мы будем делать дальше? — спросил я.
Элиот остановился у двери на площадке второго этажа. Ключ все еще был у него в руках. Он вставил его в замок и лишь тогда обернулся ко мне.
— Не беспокойтесь, — успокоил он. — Я всю ночь наблюдал за этой квартирой. Тут никого нет.
— Но, силы небесные, — торопливо зашептал я, — это же взлом! Элиот, одумайтесь, что вы творите!
— Одумался, — ответил он, поворачивая ключ. — По-другому не получится.
Он открыл дверь и быстро впустил меня внутрь. Заперев дверь, он взглянул мне прямо в глаза.
— Вы верите, что Люси говорила правду? — спросил он.
— Конечно.
— Это и есть оправдание тому, что мы делаем, Стокер, ибо боюсь, тут замешано великое зло. Мы с вами оказались в глубоких водах. Поверьте, у нас нет иного выбора, кроме как вломиться сюда.
Мы осмотрелись по сторонам. Комната была точно такой же, как нам ее описали. Обстановка — богатая, отделка — утонченная и с большим вкусом, но все же было в комнате что-то чрезмерно пышное, дочти, я бы сказал, упадочное, так что красота казалась перезрелой, словно у орхидеи, уставшей цвести. Я почувствовал какую-то странную нервозность, да и Элиот, оглядываясь по сторонам, вроде как-то дернулся. Я проследил за его взглядом. Он указал на стену, в которой были два эркера с видом на улицу.
— Вот здесь стоял Джордж, когда Люси увидела его, — пробормотал Элиот.
Вынув из кармана небольшую лупу, он подошел к стене и опустился на колени. Внимательно изучив ковер, он нахмурился и покачал головой, после чего направился ко второму эркеру, где вновь наклонился и тщательно осмотрел пол. Я присоединился к нему. Ковер на полу был толстый, яркой окраски, и сразу было видно, что пятен на нем нет. Но вдруг послышался тихий вскрик Элиота.
— Вот! — прошептал он, показывая половицу у самого окна. — Стокер! Что это, по-вашему?
Я пригляделся. Пятнышко, столь крохотное, что невооруженным глазом и не разглядишь, а над ним — еще пара пятнышек.
Элиот поскреб одно из них ногтем и поднес палец к свету. Кончик ногтя окрасился в ржаво-бурый цвет. Он нахмурился и коснулся ногтя кончиком языка.
— Ну? — спросил я нетерпеливо.
— Да, — ответил Элиот, — это, несомненно, кровь.
Я побледнел.
— Так Люси была права, — пробормотал я, — беднягу все-таки убили!
Элиот покачал головой:
— Она видела, что лицо его было вымазано кровью.
— Да, — тихо сказал я. — И к какому выводу вы пришли?
— Чья бы кровь это ни была, она не могла течь из серьезной раны. — Он снова указал на половицу. — Это всего-навсего крохотные пятнышки, такая струйка крови даже кусок ткани не намочит. Тот факт, что пятнышки все еще здесь, говорит о том, что серьезной раны не было вовсе.
— Почему же?
— А потому, что пятнышки не стерли, — проговорил Элиот. — Их просто не заметили… Не Люси, а те, кто живет в этой квартире. Взгляните на ковер. — Люси была совершенно права. На нем нет пятен крови, по меньшей мере пятен различимых. Нет, — он поднялся, — эти следы крови лишь еще больше запутывают дело. С одной стороны, они подтверждают, что Джордж вряд ли мог истечь кровью до смерти. С другой стороны, говорят о том, что Люси ничего не выдумывала, утверждая, что видела, как ему затыкают рот тряпкой, смоченной кровью. Это все крайне озадачивает.
Он направился к двери в дальнем конце комнаты, открыл ее, и я последовал за ним та? какому-то коридору. Как и холл, коридор был богато обставлен, а комнаты, в которые он вел, были столь же роскошны, как и все остальное. Бросалось в глаза отсутствие спальни, и я указал на эту странность Элиоту.
— Эту квартиру используют не для жилья, — объяснил он.
— Но для чего тогда?
— Может, это место отдыха, этакий приют странников в центре столицы. А где главное гнездо, мы пока не можем сказать с уверенностью.
— Ну, там уж, наверное, все исключительно утонченно…
— Да? — Элиот резко взглянул на меня. — Почему вы так думаете?
— Да потому, что они вложили кучу денег в квартиру, в которой даже не живут!
— Верно, — согласился он, — и огромную кучу, ошеломляющую. Именно это вызывает у меня сомнение, что наши подозреваемые в открытую снимают какую-нибудь квартиру.
— Я вас не понимаю.
Элиот сделал нетерпеливый жест:
— Да, Стокер, вы правы, здесь щедро швыряются деньгами. Но почему здесь, в какой-то квартирке над лавкой, пусть даже на Бонд-стрит? Ясно, что хозяева могут позволить себе жилье получше… Все это крайне трудно объяснить. Если только… — Он прервался и уставился перед собой, а потом его лицо просветлело, озаренное надеждой. — Что ж, все ясно, здесь мы не найдем никакого трупа. Может быть, в другом направлении наши поиски закончатся большим успехом. — Он тронул меня за руку. — Идемте, Стокер. Мне нужна ваша помощь в одном эксперименте.
Мы вернулись к входной двери, и Элиот открыл ее.
— Вы заметили, — сказал он, указывая вниз, — какой толстый ковер на лестнице? Я сразу заметил и пытался еще внизу привлечь к этому ваше внимание.
— Извините, — понурился я, — но я до сих пор не понимаю, в чем примечательность сего факта.
— Право, Стокер… — удивился Элиот. — Толстый ковер заглушает звук шагов! — воскликнул он и взглянул в сторону верхнего этажа. — А теперь будьте любезны взойти вон туда и спуститься, мимо этой двери, к следующему лестничному пролету, но — тихо! Как можно тише!
— Тихо? — изумился я. — Боюсь, у меня походка не из легких.
— Вот именно! — подтвердил Элиот, захлопывая дверь прямо перед моим носом и оставляя меня в полном одиночестве.
Поняв, наконец, что он хочет (боюсь, вы подумаете, что до меня все долго доходит), я в точности исполнил его просьбу. Спустившись, я подождал у парадной двери и, когда Элиот так и не появился, взобрался обратно по лестнице. Теперь я шел нормальной походкой, и сразу дверь квартиры распахнулась.
— Отлично! — вскричал Элиот, выходя мне навстречу. — Сейчас, когда вы снова топаете как слон, я вас отлично слышу, но, когда вы спускались, не раздалось ни малейшего скрипа! Думаю, вы согласитесь, что это наводит на кое-какие мысли.
Он запер дверь в квартиру и поднялся по лестнице на третий этаж.
— Вы думаете, что убийца — этот индус? — полюбопытствовал я, следуя за ним.
— Мы просто изучаем возможности. И мы разрушили алиби нашего раджи. Да, было слышно, как он восходит по лестнице, но это не доказывает, что он пришел с улицы. Он мог спрятаться, пока Люси бегала за полицией, а потом как можно тише отступить к парадной двери.
— Но куда он дел труп?
— В этом-то и заключается тайна. — Элиот снова вынул из кармана лупу и склонился над ковром, тщательно изучая ею, но через несколько мгновений мотнул головой и встал. — Больше следов крови нет. Конечно, их могли смыть, но при этом остались бы отметины. Нет… и это сужает возможности.
— Так у вас есть какая-нибудь теория?
— Мы явно приближаемся к разрешению загадки, вот только…
Он прервался, и ноздри его расширились, словно он взял след. Глаза его блеснули, как стальной клинок.
— Пошли, Стокер, — велел он, направляясь к лестнице. — Навестим-ка лавку ювелира!
Что мы и сделали. Как только мой спутник открыл дверь, к нему подошел небольшой седовласый человек.
— Чем могу помочь, сэр? — спросил он, потирая руки, словно намыливая их.
Элиот несколько свысока обозрел владельца лавки и прошелся взглядом по полкам и шкафам. Минуло несколько секунд.
— Полагаю, — наконец произнес Элиот, растягивая слова, — вы мистер Хэдли, ювелир леди Моуберли?
— Да, — несколько неуверенно ответил человек. — Имею честь!
— Отлично. — Элиот отвел от него взгляд. — Heкоторое время тому назад я обедал у нее и сэра Джорджа. На ее дне рождения. На леди Моуберли были поразительные драгоценности, купленные, полагаю, именно в вашей лавке. Ей они достались в подарок от сэра Джорджа.
Мистер Хэдли насупился и почесал голову:
— Обождите, сэр, я проверю по книгам.
Он просеменил было к прилавку, но Элиот помотал головой.
— Да нет, — нетерпеливо окликнул он. — Не надо смотреть. Уверен, вы и так вспомните эти драгоценности. Они отличаются от других — серьги и ожерелье из района в Индии под названием Каликшутра…
Последнее слово Элиот выделил специально, и, когда он заговорил вновь, в голосе его зазвучала некоторая напряженность:
— Вы же помните их, уверен, что помните.
Владелец лавки с беспокойством покосился на нас.
— Они никогда мне не принадлежали, — наконец выдавил он.
— Но они красовались у вас в витрине, не так ли? — нахмурился Элиот. — Да, припоминаю, леди Моуберли упоминала об этом. Она увидела их в вашей витрине, гуляя с сэром Джорджем, а он потом зашел к вам и купил их. В вашей лавке. — Глаза Элиота сузились. — И ни в какой другой. Ведь вы были слугой у сэра Джорджа, если я не ошибаюсь?
Старик в явном волнении вновь начал потирать руки.
— Оно, конечно, так, — нетвердо пробормотал он. — Сэр Джордж и леди Моуберли действительно увидели эти драгоценности у меня в витрине. Но повторяю, сэр, они были не мои, и я не мог их продать. К тому времени как сэр Джордж вернулся, я их уже вернул.
— Вернули? — фыркнул Элиот. — Я вас не понимаю.
— Мне их дали взаймы.
— Кто?
Ювелир поперхнулся:
— Человек, который хотел вести со мной дело.
— Так это ему принадлежали драгоценности из Каликшугры?
— Да, но если вас интересует, у меня имеются драгоценности из других районов Индии, да и вообще со всего мира.
— Нет-нет, — прервал его Элиот, — меня интересует Каликшутра. Если у вас нет этих драгоценностей, придется обратиться к тому, у кого они есть. Как я могу с ним связаться?
— А кто вы такой? — с внезапной подозрительностью поинтересовался мистер Хэдли.
— Меня зовут доктор Джон Элиот.
— Вы, значит, друг леди Моуберли?
— А что я не могу быть ее другом? — поднял брови Элиот.
В его глазах вспыхнула вдруг настороженность, и я почувствовал, что последнее замечание очень заинтересовало его. Но он не стал развивать свою мысль, а облокотился о прилавок и заговорил весьма дружелюбным тоном:
— Мы с мистером Стокером заядлые коллекционеры всяких редкостей с Гималаев. Стокер, дайте, пожалуйста, вашу визитную карточку мистеру Хэдли.
Элиот подождал, пока старик ознакомится с моим адресом, а затем, не говоря ни слова, сунул через прилавок гинею.
— Так вот, — продолжил Элиот, когда ювелир взял монету, — мы хотим отыскать вашего коллегу. Может быть, вы расскажете, какие у вас с ним взаимоотношения, чтобы мы знали, как лучше подойти к делу.
Старик наморщил лоб:
— Он пришел ко мне… э-э… месяцев шесть или семь тому назад… вроде как.
— Отлично, — кивнул Элиот. — И что предложил?
Старик нахмурился, словно не уверенный в том, зачем мы к нему пожаловали.
— Прошу вас, мистер Хэдли, — взмолился Элиот. — Что же он предложил?
— Предложил, — повторил старик, — предложил… сделку.
— Естественно, — холодно хмыкнул Элиот. — Вряд ли он предложил вам выйти за него замуж. Послушайте, мистер Хэдли, что-то вы темните!
— Всему свое время, — вызывающе пробормотал ювелир. — Он сказал, этот мой коллега… сказал, что у него есть первосортные драгоценности. Я ему сначала не поверил — по моей части в торговле много всякой дряни, уверен, вы понимаете… Но, как оказалось… Что ж, сэр, вы и сами видели кое-что на шее у леди Моуберли, прекрасные, просто прекрасные вещицы. Он заявил, что у него лавчонка где-то в доках.
— Где именно? — спросил Элиот.
— В Ротерхите, сэр.
— У вас есть адрес?
Мистер Хэдли кивнул, наклонился и открыл ящик конторки.
— Вот, сэр, — подал он Элиоту карточку.
— Джон Полидори, — прочел Элиот, — Ротерхит, Колдлэйр-лейн 3. — Он что, итальянец, этот мистер Полидори?
— Если и итальянец, то говорит по-английски лучше любого иностранца, с которым мне довелось встречаться.
— У лорда Байрона какое-то время был личный врач Джон Полидори, — вспомнил я. — Он написал повесть, которую мы как-то переделали для постановки в «Лицеуме».
— Не хотите ли вы сказать, что это тот же человек? — удивился Элиот. — Сколько же ему сейчас лет?
— О нет, — покачал головой я, — Полидори, врач лорда Байрона, покончил жизнь самоубийством, насколько я помню. Простите, Элиот, я вспомнил об этом чисто случайно.
— Понятно. Вы восхитительны, Стокер, с вашими театральными воспоминаниями! — Элиот повернулся к старику. — Но мы отвлеклись. На чем мы остановились? Да, этот мистер Полидори пришел к вам… С драгоценностями. И что он хотел от вас?
— У него была проблема, — улыбнулся мистер Хэдли. — Товар-то у него имелся, но больше ничего. Я хочу сказать, кто же поедет в Ротерхит? Никак не знатные люди, не джентльмены с деньгами. Если уж открывать лавку, сэр, то только на Бонд-стрит.
— Вот тут-то вы ему и подвернулись?
— Ну да, сэр. Он поставлял мне товар, а я помещал его в свою витрину.
— А драгоценности из Каликшутры… почему он не оставил вам эти изделия, чтобы вы сами продали их?
— Как я уже сказал, сэр, у него своя лавка. Вот адрес, у вас на карточке.
— Отлично. — Глаза Элиота вновь заблестели. — Ну а что еще?
— Иногда он хотел, чтобы определенные покупатели приходили к нему.
— Почему?
— Покупатели, которыми, как он считал, двигает особый интерес к драгоценностям. Коллекционеры, если хотите. С ними он предпочитал вести дело напрямую.
— Так вы сводили их с ним?
— Если так вам будет угодно, сэр. Дело было выгодное, он всегда платил мне приличные комиссионные.
— А сэр Джордж? Он тоже был одним из тех, кого вы направили в Ротерхит?
— Да, сэр. И мистер Полидори особо настоял на этом. «Достаньте мне сэра Джорджа, — умолял он. — Чего бы он ни попросил, когда придет, говорите, что у вас этого нет. И пришлите его ко мне».
— Вам это не показалось удивительным?
— Нет, сэр. А почему мне должно было так показаться?
— Потому что, насколько я знаю, сэр Джордж никогда в жизни не коллекционировал драгоценностей. С чего же ваш коллега заинтересовался им?
Под усами мистера Хэдли мелькнула легкая улыбка.
— Для себя он, может, и не коллекционирует. Но есть… люди, для которых он собирает драгоценности. — Он подмигнул. — Вы понимаете меня, сэр?
— Понимаю, — отрубил Элиот, не отвечая улыбкой на улыбку. — Думаю, что понимаю.
Старик вдруг забеспокоился.
— Только не поймите меня превратно, сэр, — запинаясь проговорил он.
— Превратно?
— Ну, — поперхнулся ювелир, — я осознаю, сэр, что леди Моуберли, должно быть, беспокоится, да и я, честно говоря, тоже переживаю…
— Вот как, Хэдли? Почему?
Старик помрачнел, и взгляд его вдруг опять стал враждебным.
— Если, сэр, — заговорил он размеренным и холодным голосом, — вам приходится задавать такие вопросы…
— То что? — нетерпеливо нажал Элиот..
— То я не имею права на них отвечать. — Мистер Хэдли смотрел не мигая, с окаменевшим липом. — Раз вы ничего не знаете, сэр, то не мне раскрывать вам чужие тайны. Простите, — помялся он и выговорил последнее слово с почти оскорбительным равнодушием, — сэр!
Элиот полез в карман.
— Оставьте при себе ваши подачки, — поморщился старик. — Больше вы меня на этом не проведете.
Элиот опустил руку.
— Ну и ладно, — фыркнул он. Я с удивлением отметил, что лицо его вдруг просветлело. — Тогда скажите мне хотя бы вот что…
Ювелир упорно молчал.
— Вы давно видели сэра Джорджа? Последние пару недель он тут не появлялся?
Старик не промолвил ни слова.
— Должен быть честным с вами, — уступил Элиот. — Я действительно работаю на леди Моуберли. Сожалею, что счел необходимым ввести вас в заблуждение. Но она всего лишь хочет знать, жив ли еще сэр Джордж. Она его жена, мистер Хэдли… Я знаю, вы сами женаты. Так что прошу вас, — заглянул он в глаза старика, — призываю… Видели ли вы сэра Джорджа за последние две недели? умоляю… Леди Моуберли очень беспокоится.
Ювелир отвернулся, взглянул на улицу и повернулся обратно к Элиоту.
— Где? — рявкнул Элиот.
Мистер Хэдли и глазом не моргнул.
— На улице? Вы видели его там?
Старик пожал плечами.
— Ну, хорошо… Когда?
— Два дня назад, — со вздохом выдавил ювелир.
— Спасибо, мистер Хэдли, — улыбнулся Элиот. — Вы, должно быть, очень любите сэра Джорджа?
— Я всегда его любил, — проворчал старик. — С пеленок.
— Да, приятно засвидетельствовать это.
— Приятно, сэр?
— Да, мистер Хэдли, приятно. — Элиот обернулся ко мне. — Пошли, Стокер. Наше дело здесь завершено.
Он взглянул на карточку, которую все еще держал в руке.
— В свое время я навещу мистера Полидори. — Элиот приподнял шляпу. — Доброго вам утра, мистер Хэдли. Вы нам очень помогли. Благодарю вас за то, что уделили нам время.
И с этими словами он вышел из лавки. Я последовал за ним на улицу.
— Ну, Элиот, — спросил я в нетерпении, — как он вам показался?
— Честным и преданным.
— Да, преданным сэру Джорджу. А вы ожидали обратного?
— Я не был уверен.
— Почему? Что вы подозревали?
Элиот указал на дом, из которого мы только что вышли.
— Семья Хэдли занимает не только лавку, но и живет на третьем этаже. Все необычное, что происходит в этом доме, должно со временем обратить на себя их внимание. Это было ясно даже из рассказа Люси… А теперь предположим, на Хэдли нажали. Предположим, Хэдли втянули в заговор против сэра Джорджа. Насколько осложнится тогда наше дело. Что бы Люси ни видела в этой квартире, это не было какой-то внезапной катастрофой, но скорее эпизодом в цепи событий, длящихся, вероятно, уже несколько месяцев. Сам Хэдли, вероятно, подозревал, что что-то происходит. Вряд ли он ничего не знал.
— Почему же тогда он молчит?
— Как мы выявили, он считает, что тем самым проявляет верность сэру Джорджу. Это в свою очередь предполагает, что, по его мнению, опасность сэру Джорджу сейчас не угрожает.
— Да, конечно, — вспомнил я то, на что намекал старик. — Он вроде подразумевал, что у сэра Джорджа имеется любовная связь.
— Не могу сказать, что меня это удивило. Когда леди Моуберли впервые пришла ко мне, у меня сразу же возникло такое подозрение. У Джорджа всегда была слабость к прекрасному полу. Естественно, я не поделился этой теорией с леди Моуберли.
— Так вы говорите, Элиот, это возможно?
— О, более чем возможно. Я почти с уверенностью могу утверждать, что у него был какой-то роман.
— Почему же тогда его убили?
— Ас чего вы взяли, что его убили?
— Но… — пришел я в крайнее изумление. — Люси говорила… она видела, как его…
— Нет-нет! — замотал головой Элиот, прерывая меня. — Это совершенно невозможно. Вы сами осмотрели ковры. Там, в комнате, не происходило никакого кровопролития, и никому не перерезали глотку. И все же перед нами тайна. Люси видела Джорджа с улицы, но, когда она вошла в комнату, он исчез. Куда? Что с ним случилось?
— Признаюсь, я совершенно растерян.
— Конечно. Так вам не под силу догадаться?
Я задумался.
— Знаю! — внезапно вскричал я. — Сэра Джорджа задушили, а его труп спрятали в квартире Хэдли!
— Интересная теория. — На губах Элиота заиграла легкая улыбка. — Но маловероятная. Мы же согласились, что Хэдли предан своему прежнему хозяину. Осмелюсь предположить, что он не возрадовался бы возможности приютить убийцу с трупом сэра Джорджа на плечах.
— Вы, конечно, правы, — проговорил я, покачивая головой.
— Ну же, Стокер, думайте! Два решения напрашиваются сами собой.
— Правда?
— Да, это очевидно. — Элиот глянул на меня заблестевшими глазами специалиста, перед которым предстала задача на испытание его таланта. — Первое, к сожалению, самое маловероятное из двух, но возможно, что раджа это и есть сам сэр Джордж! Эта идея поразила меня во время рассказа Люси. Да-да, — торопливо сказал он, увидев, что я раскрываю рот, чтобы возразить ему, — Я уже согласен с тем, что это маловероятно. Люси видела раджу и говорила с ним. Она крайне наблюдательна и хорошо знает сэра Джорджа, к тому же она не из тех, кого легко провести. Кроме того, остается без объяснений то, что она видела в окне квартиры. Однако мы вывели, что у сэра Джорджа была любовная интрижка. Если мы правы, тогда у него были причины изменить свою внешность. Наша теория также может объяснить присутствие раджи в театре вчера вечером — он пришел посмотреть первое выступление Люси.
Так что мне не хотелось бы списывать со счетов эту идею. Я предпочел бы вначале сам понаблюдать за раджой.
— Вы не убедили меня, Элиот, — не согласился я. — Путанность этой теории перевешивает ее преимущества.
— Да, — ответил он. — Но надо подождать. Кто знает, что время и внимательное наблюдение откроют нам?
— Вы упомянули о второй теории… В чем она заключается?
— А вот здесь, — тощее лицо Элиота внезапно потемнело, — мы вступаем в более темные края…
— Можете мне рассказать? — спросил я, отметив сдержанность его голоса.
— Не в подробностях, — ответил он, — ибо здесь замешаны большие государственные дела, и если они связаны с исчезновением сэра Джорджа, а я боюсь, что это так, то тогда мы столкнулись с опасным и ужасным заговором. Вот почему я все же надеюсь, что таинственный раджа окажется сэром Джорджем. Вариант, что раджа Каликшутры действительно тот, за кого себя выдает, слишком мрачен, чтобы его предусматривать.
— Но почему? — ужаснулся я, одновременно преисполняясь любопытством. — В чем суть подозреваемого вами заговора?
— Вы помните, что мой интерес к этому делу вызвала не Люси, а леди Моуберли. Она высказала глубоко удручившее меня предположение, что исчезновение сэра Джорджа связано со смертью Артура Рутвена.
— Бог ты мой! — вскричал я. — Связано, Элиот? Но как?
— Одним своеобразным обстоятельством. Обоих оскорбили анонимными посланиями. Первое было почти смешно. Артуру, у которого, как я полагаю, имеется больше редких монет, чем у кого-либо в Лондоне, написали, что его коллекцию обошли и она потеряла ценность. Второе послание, пришедшее через некоторое время вслед за первым, было более оскорбительно. Леди Моуберли, любившей мужа с юных лет, сообщили, что сэр Джордж ей изменяет.
— Ну, это, честно говоря, так и было.
— Истинность оскорбления не имеет значения. Имеет значение цель обоих посланий.
— Но они такие разные, на мой взгляд.
— Напротив, — возразил Элиот, — они весьма схожи. Не видите, Стокер? Они оба пытались заставить адресата оправдываться.
— Что вы имеете в виду?
— С делом Артура Рутвена все ясно, как я понимаю? Хорошо. Теперь возьмем Джорджа… Стокер, вы женатый человек. Представьте следующий сценарий: вашей жене говорят, что вы ей неверны. Что бы вы сделали?
— Постарался бы убедить ее, что я все же верен ей.
— Ну конечно же… Вы бы попытались оправдаться. Но идем дальше. Через несколько дней у вашей жены день рождения. Что бы вы еще сделали?
— Купил бы ей что-нибудь, какой-нибудь чудесный подарок.
— Замечательный ответ! Именно так!
— Драгоценности! Разумеется? Он купил ей драгоценности!
— Как докупает их все
