V. Оправдание верований

Проблема выяснения достоверности верований жизненно важна для человека, который может быть даже и не знаком с наукой или с использованием научного метода, но который совершенствует свой критический ум. Его естественным образом постоянно волнуют вопросы: во что я должен верить и почему? что есть истина? в чем смысл жизни? на что я могу надеяться? что я должен ценить?

Полагаясь на обычай

В древние времена человек рождался в жестко регламентированном обществе. Его верования регулировались социальными институтами, такими как племя, семья, религия или полис. Дети с самого рождения находились под воздействием родителей, учителей, политических деятелей, жрецов, ровесников. Им внушали господствующие в обществе ценности и идеи без

94

достаточного разъяснения их истинности и достоверности. Между теми, кто принимал систему верований («добродетелей»), распределялось вознаграждение; в отношении тех, кто ей не подчинялся (предавался «пороку» и «греху»), применялись наказания. Роль методологии выполнял обычай. Что-то считалось истинным просто потому, что в это верили господствующие слои общества.

В ответ на вопрос Сократа в «Государстве» «Что такое справедливость?», Кефал, известный афинский оратор, просто перечислил традиционные добродетели: говорить правду, выполнять долг, участвовать в религиозных жертвоприношениях. Хотя соблюдение обычая может обеспечить спокойствие и безопасность, само по себе оно не удовлетворяет требованиям критического разума. Так, можно быть методистом, католиком, индуистом, иудеем или мусульманином только потому, что ими были родители или родители родителей, но не на основе разумного выбора. Ссылки на то, что какие-то верования истинны потому, что таковы нравы и традиции общества: бабушкин куриный суп вылечивает грипп; Христос был распят и воскрес через три дня; какая-то раса или нация выше, чем другие, — вряд ли могут считаться достаточными для обоснования этих верований. Они могут рассматриваться как простое признание в невозможности самому решить для себя каждый вопрос или перечеркнуть все свои верования. Известен подход, согласно которому мы должны основывать свои верования на мнениях других и прислушиваться к тому, что одобряется обществом. Однако очевидно, что он не может служить адекватным методом обоснования истинности верований. Нельзя считать что-то истинным просто потому, что наши предки или соотечественники в это верят. Конечно, многие обычные верования содержат в себе истину, но только потому, что они могут быть проверены и продемонстрированы в ходе независимой проверки. Дело в том, что не обычай делает их истинными. Он может стать лишь их дополнительной опорой после того, как они были подтверждены на практике. Это важное различие.

Если мы извне принимаем какой-то обычай, то сталкиваемся с проблемой культурной относительности, поскольку системы верований, принятые в различных группах, отличаются друг

95

от друга. Например, христиане признают моногамию, а мусульмане — полигамию; в одних культурах считают, что женщины ниже мужчин, в других — что они равны; у одних народов принято приносить кровавые жертвы, у других — нет. Поистине, нет такого странного обычая, который бы не был принят какой-нибудь группой людей где-нибудь и когда-нибудь. Вопрос не в том, во что обычно верят и/или что ценят, а в разумности этого обычая и/или его открытости для критики и пересмотра. Соответствует ли он фактам? Согласуется ли он с другими принятыми верованиями? Каковы его последствия? Для оценки истинности верования важны основания и метод, с помощью которого мы его принимаем, а не факт, что оно признается истинным в какой-то культуре.

В наше время проблема верования чрезвычайно сложна. Во многих современных обществах человек вырван из привычных рамок. Его донимают соперничающие верования и сосуществующие альтернативные системы ценностей. Со всех сторон его призывают принять истинность того или иного учения. В североамериканском обществе, например, человек сталкивается с широким разнообразием религиозных, политических, моральных, научных или философских учений. Различные миссионерские культы, такие как свидетели Иеговы, адвентисты седьмого дня, Харе Кришна и теософы, умоляют делать пожертвования или примкнуть к ним. Нас упрашивают поверить в их учения или посвятить служению им свою жизнь, гарантируют за это здоровье, счастье, процветание и вечное блаженство. Краткий взгляд на широкую область психотерапевтических школ, изобилующих в наше время, иллюстрирует проблему, с которой сталкивается человек. Почему и что ему выбрать (и нужно ли выбирать вообще): психоанализ, когнитивную терапию или холистскую психологию?

Редко кто может сам решить для себя все вопросы. У многих людей нет времени, способности или склонности разрешать каждый возникающий вопрос. В большинстве случаев нам приходится полагаться на мнение другого. Многие из встающих перед нами вопросов, тем не менее, очень важны. Нужно ли становиться социалистом, либералом, демократом, республиканцем, монархистом, либертарианцем, консерватором или реак-

96

ционером? Нужно ли допускать свободную любовь или следовать строгому кодексу сексуальной морали? Нужно ли быть вегетарианцем, питаться орехами или есть мясо? Существует склонность просто следовать примеру друзей, родственников, единоверцев или этноса. Нужно помнить, что хотя традиционные рамки могут вмещать, по крайней мере отчасти, рафинированную мудрость человечества, в то же время она может быть искажена привычкой и должна быть пополнена новыми открытиями. Нужно критически относится к нравам, основанным на обычае, и реформировать или изменять их в свете познания.

То, что верования основываются на обычае, есть первая причина их принятия, предшествующая их обоснованию, но она никогда не является достаточной для следования им. Нельзя жить без соглашений: они управляют не только нашими верованиями, но также языком, которым мы пользуемся, нашими манерами и модой, нормами и ценностями, которых мы придерживаемся. Должны быть установлены определенные правила поведения. Хотя они в некоторой степени произвольны, являются результатом случая и истории, они часто необходимы. Невозможно и непрактично отвергать все общественные установления, как на этом настаивают радикальные реформаторы, и начинать все заново. Все же это утверждение не совсем верно, поскольку мы можем переехать в новую страну с иной культурой, усвоить новый язык, принять другой образ жизни, верования и ценности, как это делали советские диссиденты или вьетнамские беженцы, уезжавшие в Соединенные Штаты или во Францию. Но в этом случае происходит только переход из одной культуры в другую. Нельзя обходиться без социальных норм, регулирующих поведение. Те же, кто пытается нарушать или избегать их соблюдения, считаются ненормальными, чудаками, безумцами. Каждая социальная система нуждается в структуре верований и норм поведения, благодаря которой мы можем жить и работать в согласии. Глубокие исторические корни разрастаются, упорядочивая наши жизни. Мы привыкаем вести себя, даже думать, определенным образом. На нас налагаются моральные требования, от нас ожидают следования принятым правилам. Не приспособившиеся к ним не могут нормально жить в данной социальной системе.

97

Обычай выполняет фундаментальную прагматическую роль. Без него нельзя обходиться, поскольку он обеспечивает определенную стабильность и поддерживает сотрудничество. Однако это только необходимая веха на пути. Поскольку никакой обычай сам по себе не может быть истинным, со временем он может потерять свою действенность.

Наши системы верований часто стремятся сохранить и донести «вечные» истины (в частности, религиозные верования). Они служат для передачи идей, позволяющих нам справиться с экзистенциальными проблемами, такими как рождение, смерть, болезнь и трагедия. Они стремятся дать нам утешение, поддержку, надежду и обещание.

Вера в потустороннее — в Бога и бессмертие — глубоко коренится в обычае и традиции. Религиозные институты оказывают сильнейшую поддержку родовым предрассудкам. Они отмечают обрядами важнейшие вехи человеческого пути: крещение младенцев, миропомазание подростков, венчание и отпевание. Люди склонны принимать религиозные мифы скорее на основании своей родственной и этнической принадлежности, а не потому что они доказали свою истинность.

Глубоко верующие являются преданными и стойкими сторонниками религиозных верований и ценностей, защищая их от критиков и противников. Они бывают двух типов: (1) те, кому родители и наставники настолько прочно привили и внушили веру, что они считают любое сомнение в ней ересью, и (2) те, кто перешел в новую веру или догму, новообращенные. Верующие обоего типа могут быть непримиримыми и непреклонными. Сейчас я хотел бы рассмотреть верующих первого типа. Религиозная вера связана для них с глубокими обязательствами, берущими свой исток в их прошлом, детских и юношеских годах. Каждый взращен в своем сообществе. Трудно разорвать его рамки, поскольку это грозит распадом этнической и национальной общности. Это особенно заметно в плюралистическом обществе, где она помогает человеку определять себя и отличаться от других.

Для каждого человека сказать, что он польский или ирландский католик, баптист или православный, буддист или мусульманин, означает сообщить не только о своей вере, но также о

 

98

своих корнях и основных убеждениях, предпочтениях, семье и друзьях. Усомниться в системе верований человека значит бросить вызов самому его существу. Обычай укоренен двояким образом: (1) в этнической идентичности человека, основанной на кровном родстве и генетической связи и (2) в социальных условиях и культуре, формирующих его личность и взгляды. Одни люди в современном обществе способны вырваться из уз своих корней. Их религиозные обязательства могут быть номинальными, или они могут порвать со своей верой, или приобщиться к взглядам людей из другого этноса. Они способны отступать от своих прежних верований. Однако другие — особенно в закрытых семьях и сообществах — могут сохранять преданность своей вере, настаивая, что их истины «вечны» или «священны» и не могут быть подвергнуты никакому сомнению. Здесь обычай становится синонимом предрассудка. Жаль, что последнее столь широко распространено в человеческой культуре.

Обращение к эмоциям

Верование включает в себя внутреннее чувство приверженности. Верование — это не просто когнитивное или интеллектуальное состояние сознания. Оно является также психологическим состоянием и предрасположенностью, в которую мы эмоционально вовлечены и на основе которой мы готовы действовать. Когда мы говорим, что верим во что-то, мы выражаем нашу установку. Верование является одновременно когнитивным и аффективным. В любом случае оно сопровождается высокой мотивацией. Эмотивисты думают, что интересы и установки приложимы только к нашим этическим убеждениям. Но мы можем видеть, что они играют роль во всех наших верованиях — хотя, конечно, в различной степени. Эмоциональные компоненты в них весьма устойчивы, особенно когда речь идет о наших самых прочных верованиях и интересах. Часто трудно отделить чувства от мыслей или от ощущений, поскольку они тесно переплетаются в нашем сознании. Скажем, ученый, как и любой человек, является многомерной личностью, и его эмоции и установки неминуемо перемешаны с его научными взглядами; нелегко провести разделительные линии меж-

99

ду ними в его исследованиях. Однако его чувства не могут служить надлежащим обоснованием его научных описаний, они безотносительны к их истинности. Они преимущественно относятся к области его нормативных верований, имеют отношение к его личностным предпочтениям и выбору.

Мы должны различать два тина верований. Эмоции могут присутствовать в обоих из них, но более присущи второму: (1) мы можем верить, что нечто имеет место, или (2) мы можем верить во что-то как таковое.

Как пример первого, я могу считать, что (1) Даллас один из быстрорастущих городов в Соединенных Штатах; (2) Меркурий наименьшая планета Солнечной системы; или (3) курение приводит к раку. Я утверждаю, что эти суждения истинны. Мои личностное отношение к Далласу, Меркурию или сигаретам безотносительны к истинности или ложности этих суждений. Состояние веры не эквивалентно суждению о факте, который может быть абстрагирован от контекста использования и проверен аналитически и эмпирически. Верования — это не нейтральные суждения о факте. Они являются психобилоги-ческими составляющими поведения. Если верование жизненно важно и значимо для меня, я готов руководствоваться им в своих действиях и защищать его от критиков. Если, например, я живу в Далласе, я могу испытывать особое чувство к его росту и процветанию, если я бросил курить, я могу горячо оправдывать свой отказ от прежнего удовольствия.

Вера в трансцендентное, в то, что находится за пределами эмпирического наблюдения или подтверждения, еще больше отягощена эмоциями. Такие верования не беспристрастные утверждения о реальности. Они являются выражениями глубоких чувств и эмоций. Известное высказывание Паскаля: «У сердца есть свои причины, о которых разум ничего не знает», — ясно указывает нам на это.

Верования второго типа более ясно демонстрируют аффек-тивно-установочно-мотивационный аспект наших убеждений. Верить во что-то как таковое значит стремиться сохранить или защитить его, или, если это вера уже не воспринимается окружающими, попытаться усовершенствовать ее. Если я верю в необходимость мирового правительства, второго пришествия,

100

социализма, вегетарианства или всеобщего мира, я тем самым признаюсь, что желаю осуществления этого. И я со всем присущим мне красноречием попытаюсь убедить вас разделить мои взгляды и помочь мне претворить их в жизнь.

Очевидно, что обращения к эмоциям не могут подтвердить истинность суждений первого тина. Хотя они играют важную роль в верованиях второго тина, они никогда не достаточны сами по себе, но должны быть подкреплены объективными данными и критическим суждением. Если мы хотим что-то исполнить, нам важно знать чувства и взгляды людей, их симпатии и антипатии, что они любят и ненавидят. При создании новой системы ценностных суждений должны приниматься во внимание знания предшествующих ценностей, но они вряд ли будут подтверждать ее. Тот факт, что один человек или группа людей одобряют или не одобряют ваши верования, не делает их истинными или ложными, хотя мы и не можем пренебрегать им.

В этой ситуации важно понять, что наши эмоциональные состояния не могут и не подтверждают наши утверждения. Ученый не может позволить себе руководствоваться своими пристрастиями и с предубеждениями относиться к показаниям измерительных приборов или выводам, вытекающим из его экспериментов. Ему могут не нравиться результаты его опытов, но это не имеет отношения к их истинности или ложности. Конечно, его эмоциональные личностные восприятия могут помогать интуитивно порождать предположения или создавать гипотезы, которые могут оказаться истинными. Однако их истинности подтверждаются на независимых от его пристрастий основаниях. Это крайне важный момент.

Обращение к эксперту

Основной проблемой эмоций является их субъективность, которую мы рассмотрим позже. Этого упоминания пока достаточно, чтобы указать на то, что личные пути к пониманию истины одними людьми приходят в столкновение с ее поиском другими и что мы должны учиться находить общий язык при наличии различных взглядов и убеждений. Если мы хотим жить и работать сообща, то нам необходимо заключать между собой социальные соглашения. Очевидно, что мы не можем удо-

••

101

стоверяться во всем самостоятельно. Следовательно, мы постоянно вынуждены полагаться на других. Если мы не можем руководствоваться обычаем и основывать наши верования на привычных способах поведения, то, очевидно, мы можем и обращаемся за помощью к другому источнику. Этот источник берет свое начало в существующем разделении труда в обществе, где важную роль играют специалисты и эксперты. Ни один человек не способен охватить и быть осведомленным в достижениях всех областей знания — будь это математика, физика, микробиология, археология, ботаника, зоология или эпистемология, — но мы по крайней мере знаем, что в них компетентны другие. Углубление разделения труда во много раз увеличило конкретное теоретическое и прикладное знание. Благодаря узкой специализации исследователи в различных областях способны углубить свое знание и повысить его продуктивность. Мы признаем это и, соответственно, многие или большинство наших верований основываем на мнении специалистов. Если я испытываю недомогание, я советуюсь с врачом, который, если он не знает, как меня лечить, может отправить меня к другому специалисту. Я буду внимательно, особенно если я серьезно болен, прислушиваться к его диагнозу и следовать его рекомендациям.

Мы можем спросить: насколько оправданно следование советам специалиста? Есть ли в каждой области свои авторитеты, даже, например, в таких как хиромантия, психическая хирургия, астрология? Те, кто веря в хиромантию и тому подобные «знания», утверждают, что имеются соответствующие обладающие талантами и проницательностью специалисты. Одним из способов оценки экспертов в какой-либо области является сравнение их между собой. Мы должны знать: признаны ли они другими специалистами в своей области? насколько хорошо они обучены? есть ли у них научные степени? пользуются ли они доверием? признаются ли их умения и компетентность теми, кто хорошо сведущ в этой области? Мы должны задать эти вопросы научному специалисту. Однако не в каждой области имеются эксперты того же типа, что и в науке. Один астролог утверждает, что составленные им гороскопы предсказывают судьбу. Однако другие астрологи не могут оценить его суждения тем же способом, каким одни астрономы

102

проверяют гипотезы других астрономов. Астрологи, хироманты, медиумы, черные маги, библейские мессии или мусульманские аятоллы могут пройти обучение в соответствующих заведениях и быть признаны в своих профессиональных сообществах. Они могут обладать необходимыми навыками и знаниями в своей области. Однако не каждая специализированная область деятельности связана со сферой технического прикладного знания и логически и экспериментально проверяемых суждений, и не в каждой из них обращение к так называемым специалистам может помочь нам решить наши вопросы.

Например, что мы скажем о моулесофии (moleosophy), так называемой науке о «родинках»? Согласно ее приверженцам, родинки позволяют определить характер человека и предсказывать его будущее. Предсказания основываются на расположении родинки, ее форме и цвета. Утверждается, что «круглые родинки указывают на положительные черты человека; продолговатые — на состояние здоровья; угловатые — как на положительные, так и на отрицательные качества... Светлые родинки считаются судьбоносными». Родинки на лодыжке у мужчины указывают на его «ужасный характер», у женщины — на «чувство юмора, смелость, готовность разделить любовь и земные блага». Родинка на левой подмышке означает, что «ранние годы пройдут в борьбе с трудностями, но обильное вознаграждение, даже богатство сделает поздние годы очень счастливыми». Родинка на животе показывает «склонность к самоснисхождению», а на ягодице — что человек «не очень честолюбив»¹.

Как мы можем оценить истинность противоречащих друг другу утверждений, с которыми каждодневно сталкиваемся в жизни? Существует два возможных способа решения этого трудного вопроса. В разработанных областях знания мы можем полагаться на специалистов. Мы обращаемся к ним только потому, что у нас нет надлежащего опыта или времени самим улаживать каждый вопрос, и полагаем, что квалификация специалистов достаточно высока для их решения. Мы принимаем их рекомендации, если верим, что они основаны на независимых объективных критериях — эмпирическом наблюдении, ло-

¹ Walter В. Gibson and Litzka R. Gibson, Jhe Complete Illustrated Book of the Psychic Sciences (New York: Pocket Books, 1966), pp. 275-76.

«

103

гическом выводе, предварительных экспериментальных заключениях, — и что они хотя бы отчасти прошли проверку, что специалисты проявили свою компетентность. Я полагаюсь на специалистов только потому, что я верю, что основания, на которых они приняли свои решения, могут быть проверены другими (если не мной самим) и что их результаты могут быть тщательно исследованы.

Не все области удовлетворяют этим строгим стандартам познания, и пока они остаются такими, к ним нужно относиться с сомнением. Это верно по отношению к паранормальным и оккультным наукам. В них нет авторитетов, которым мы могли бы довериться. В тех случаях, когда у нас нет достаточной информации, не все доказано, или когда признанные почтенные эксперты расходятся во мнении, самым благоразумным будет отложить решение вопроса и признать, что мы не знаем, как нам поступить или не знаем никого, кто бы это знал. Разумным вариантом выбора является скептический агностицизм. Хотя обращение к специалистам и использование их рекомендаций может быть верным и необходимым решением, нужно помнить, что пе утверждения специалистов об истинности их суждений делают их истинными. Обращение к специалистам само по себе никогда не является достаточным для установления истины. Важно учитывать, на каких основаниях специалист делает свои выводы и их подтверждаемость. Можно полагаться на специалиста, если он сведущ в правилах и традициях, понятиях и принципах своего мастерства, и если он может применять объективные стандарты к проверкам гипотез и добиваться нужных результатов. Таким образом, ошибочно считать, что обращение к специалисту само по себе достаточно для обоснования верования. Мы можем воспользоваться мнением специалистов только в том случае, если уверены, что они не просто сами устанавливают или творят свои истины или провозглашают их свыше. Это одна из причин, почему мы с особым сомнением должны относиться к так называемым религиозным авторитетам, чей специфический путь к истине не может быть подтвержден другим, нерелигиозным, способом.

Разные тины специалистов выполняют разные функции. Есть научные специалисты в таких областях, как, например, хи-

104

мия, физиология, антропология и других. Они занимаются исследованием фундаментальных законов природы. Есть специалисты в прикладных и технических науках: инженеры, компьютерщики, хирурги, летчики, механики. Они применяют знание в конкретных ситуациях, для разрешения конкретных проблем, используют специальную технику для достижения желаемых результатов. Есть знатоки и критики — люди с высокой культурой вкуса, помогающие нам отличать низкое от высокого и обучающие нас способности ценить и понимать. Есть также искусные мастера, показывающие и, возможно, даже обучающие нас своему искусству: артисты, писатели, танцоры, оперные певцы, музыканты. Есть еще люди, наделенные рассудительностью и здравым смыслом, демонстрирующие практическую мудрость или политическую проницательность. Они дают мудрые советы и рекомендации, помогающие разобраться и разрешить моральные дилеммы или политические конфликты.

Существует область знания, касающегося нашей конкретной жизни. Здесь мы требуем, чтобы специалист был объективен при формулировании и проверке своих гипотез. По этой причине я не признаю религиозных и паранаучных «авторитетов». Хотя они могут быть сведущи в своей области, их суждения лишены эмпирического основания, могут быть внутренне противоречивыми или непредсказуемыми.

Я должен признаться, что, в конечном счете, с сомнением отношусь ко всяким авторитетам. Я наблюдал, как группа ученых, доказывавшая подлинность Туринской Плащаницы, пришла к выводу, что на ней иод воздействием сверхъестественного света запечатлелся образ Иисуса Христа. Однако другая группа скептически настроенных к этому ученых, не получившая широкого общественного признания, оспорила, что Плащаница принадлежала Иисусу, и заключила, что она является подделкой. Я также видел, как группа ученых, стремящихся быть беспристрастными и непредвзятыми, заявила, что работа Мишеля Гакильема но астробиологии подкреплена доказательствами. Однако имелись утверждения ученых, отрицавших это. Я был обвинен в предубежденности, после того как, изучая работу Гакильема на протяжении многих лет, усомнился в ее достоверности и особенно в воспроизводимости ее результатов. Я могу заблуждаться, впро-

105

чем как и сторонники Гакильема. Надеюсь, что время и будущие исследования позволят разрешить этот спор.

Один из наиболее известных случаев слепой веры в господствующие представления, часто цитируемый параучеными, относится к 1772 году, когда комиссия выдающихся французских ученых из Академии наук отказалась признать реальность каменных дождей. В нее входил Аптуан Лавуазье, отец современной химии. Комиссия сочла рассказы о таких «грозовых камнях» сомнительными. Ее решение было ошибочным, поскольку метеориты на самом деле падают на землю. Долгое время научное сообщество не признавало гипотезу сдвигов материков и акушерские методы Земмелвейса.

В некоторых науках, например, в астрофизике или медицине, специалисты настолько убедительны и производят такое сильное впечатление, что мы склонны доверять всем их суждениям. Но даже здесь мы должны быть все же осмотрительны. В некоторых группах специалистов может господствовать своего рода культ устоявшегося признанного знания. В наше время это верно по отношению к ядерной физике. Поэтому нужно крайне скептически относится к увлечениям разными идеями, преобладающим среди специалистов. Сами специалисты могут неохотно признавать новые идеи, если они не согласуются с господствующими парадигмами. Или, напротив, некоторые из них с готовностью соглашаются с мнениями коллег, имеющих высокую репутацию и положение. Это только доказывает, что в конечном счете истинность определяется объективными доказательствами, а не мнениями специалистов. Я даже допускаю, что их значение часто умаляется их относительностью: то, что является вполне очевидным и доказательным для одного поколения, может полностью оказаться неубедительным для другого. Из этого следует, что мы должны с предосторожностью относиться ко всем специалистам, признавая, тем не менее, что нам нужно учитывать их решения и рекомендации. Этот, возможно, двойственный, взгляд основывается на рациональном скептицизме. Он предполагает скептицизм не только но отношению к экспертам, но и но отношению к нам самим.