2018-02-14
168
До тех пор, пока сохраняется и превалирует жизнь, которая недостаточно дифференцирована от группы, нет места интроспекции и индивидуальности, поскольку все соответствует и сливается с «очевидным», с тем, что не требует доказательств в культуре группы.
Освобождение от группового мышления происходит, в той или иной степени, в различные исторические периоды и в разных культурах, хотя в некоторых из них подобная эмансипация может почти полностью отсутствовать.
Российский историк Арон Яковлевич Гуревич (1924-2006) в своей книге «Рождение индивида в средневековой Европе» анализирует европейскую литературу с 10 по 14 века и говорит о том, что в начале средних веков почти не было места индивидуальности. Авторы описывали отнюдь не себя самих или других людей, не личные чувства и мысли, но только факты, роли, то, как отражали образ Бога в себе и т.д. Как и другие историки, он полагает, что только с приходом Гуманизма началось формирование индивида и медленное, невероятно трудное перемещение барицентра культуры от коллективной психологии к индивидуму.
В своем замечательном эссе «Варвары» (2006) Алессандро Барикко напоминает о том, каким образом индивидуальность развивалась дальше, после французской революции, в период романтизма, хотя это и происходило в основном в буржуазной среде.
Пока мы включены в группу, мы не различаем большую часть наших мыслей, чувств и агирований от групповых. Когда штормы истории ослабляют наши связи с группой и разрушают групповые институции мы сразу чувствуем себя слабыми и беспомощными перед тяготами жизни.
Вновь процитирую Л. Толтого:
“…до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю-администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.”
Все это создало условия для появления инструмента, который мог бы служить аспектам индивидуальности, все более освобожденным от диктата группового психизма. И Фрейд придумал психоанализ. Он был порождением своей эпохи, которая двигалась в сторону индивидуализации. Фрейд, как любой гениальный ум, добился успеха просто потому, что его интуитивные находки оказались востребованными групповой культурой того времени, нуждавшейся в средстве для решения нарастающих проблем.
Относительно мирная революция, произошедшая в Западной Европе в 1968 году, серьезно ослабила позиции социальных институтов, власти, а также еще больше расширила границы индивидуального пространства и свобод для остальной части населения.
Приведу наглядный пример. В таком маленьком и спокойном городке, как Триест, в 1968 году не было ни одного психотерапевта или психолога. Даже нейропсихиатры в основном были представлены неврологами, и казалось, что городу вообще не нужны все эти «пси»-специалисты. 45 лет спустя в этом городе более 100 психотерапевтов, и у всех есть работа, способная их прокормить, и уже несколько тысяч человек прошли психотерапию, несмотря на постоянное сильное сопротивление любой форме психотерапии со стороны местных учреждений, таких как психиатрическая служба и университет.
В 1990 году, спустя 50 лет промывки мозгов, в процессе которой внушалось, что психоанализ – это буржуазное уродство, мы думали, что в Восточной Европе сложно будет найти тех, кому психоанализ будет интересен. На самом деле мы выяснили, что в каждом восточноевропейском городе незамедлительно появились группы специалистов, интересующихся психоанализом, и люди хотели получить их помощь. Позже сюрприз преподнес Китай, а теперь также Иран и исламский мир.
Столь активного проникновения свободы выбора в жизнь такого количества индивидов, как мы видим сегодня, не было еще никогда в истории человечества! И эта тенденция быстро распространяется.
Пространство для индивидуальности расширяется в масштабах всего мира, и параллельно с этим неизбежно растет потребность в психотерапии.
Сегодня мы живем в мире надвигающихся быстрыми темпами инноваций и креативности, а условия жизни непрерывно и стремительно изменяются. Каждое изобретение и культурное достижение меняет внешний мир, а также и то, каким образом индивиды воспринимают себя в нем и отношения в своем внутреннем мире. Происходит постоянное подталкивание к переменам на уровне индивидов, семей и социальных структур, что иногда приводит даже к кровавым революциям.
Как в младенце «оптимальные фрустрации» создают потенциальное ментальное пространство, так и социальные фрустрации, связанные с переменами, предположительно могут иметь аналогичное воздействие. Членам группы необходимо придумывать и находить множество индивидуальных решений новых жизненно важных проблем. Расширение ментального пространства, в котором индивиды способны лучше репрезентировать и тщательно прорабатывать свое ментальное содержание (а также содержание других), способствует развитию индивидуальности.
Нарастание тревог, а также их осмысление и репрезентация стимулируют потребность во все более совершенных способах обслуживания таких функций. Поэтому мы видим, как в истории человечества, параллельно с культурой и индивидуальностью, происходит развитие магии, религии, философии, психологии, психиатрии, психоанализа, психотерапии.
Конечно, каждый из этих инструментов мог использоваться в противоположных целях – для подавления развития индивидуальности. Но это уже совсем другая история.
В настоящее время возрастает всеобщая потребность в ментализации. Ментальное содержание требует того, чтобы быть репрезентированным – осмысленным – проработанным. Следовательно, можно наблюдать глобальную, повсеместную потребность в психологической помощи.
В отличие от этого, в психиатрии все еще присутствует обширное расщепление и отрицание психической жизни, с магической верой во всемогущество психофармакологию. Однако потребность в ментальной проработке больше нельзя отрицать, игнорировать или замещать лишь более конкретными инструментами, поскольку репрезентация – осмысление – проработка сейчас необходимы для выживания как никогда раньше.
Необходимо постоянное реструктурирование и адаптация своего Я: “твердые”, неосмысленные элементы должны трансформироваться в гибкую, пластичную, «жидкую» форму.
Необходимо дискриминировать, символизировать, «альфабетизировать», «разжижать» то, что было «твердым», конкретным и неактивным в рамках «неосмысливаемого очевидного».
На социальном уровне дискриминация и символизация происходит в основном путем культурной переработки: через науку и искусства. Психоанализ как наука вносит свой вклад в такую общую область культурного развития, как познание человеческой души.
Хотя с клинической позиции он помогает тем индивидам, которые «спотыкаются» в нынешней гонке и не могут адаптироваться к давлению, которое налагает всеобщее развитие, все же, психоанализ, оказывая воздействие на большое количество индивидов, помогает расширить пространство для репрезентации и мышления группы.
В 19 веке индивидуальность увеличила свое пространство главным образом в высших классах общества, тогда как позднее, особенно после 1968 года, этот процесс также охватил и немалую долю низших классов.
Параллельно с этим и психоанализ сначала был принят высшими классами общества, а спустя всего полвека начал распространяться и в низших.
В последние десятилетия психоанализ начал свое распространение по всему миру, в том числе в самых разных культурах, и это, похоже, связано с общей тенденцией к глобальной эмансипации индивидов.
Произошедшее в последнее время быстрое нарастание потребности в психотерапии среди относительно больших масс населения, не имеющих глубоких культурных корней, может объяснить нынешний успех многих сомнительных с научной точки зрения откровенно магических либо манипулятивных подходов и техник.
Мы работаем в условиях сосуществования огромного множества разных видов психотерапии и психологических видов вмешательства, где утонченный и научно обоснованный психоанализ рискует потеряться или раствориться – не как золото, на смену которому придет бронза, но подобно дорогому вину, которое растворяется в быстро прибывающей воде.
